***
– Рейчел, милая, перестань сюда ходить, – у Курта огромный стол и кожаное офисное кресло, которое неприятно поскрипывает от малейших движений. – Посмотри на свои крылышки. Они обугливаются. Зачем тебе это, малышка? – Курт, когда ты стал таким... – Каким, Рейчел? – Таким холодным. Это все чертов, ауч, – он получает какой-то внутренний удар и видит металлический блеск в глазах Курта. – Это все Блейн, он превратил тебя в ЭТО, - она расстроенно разводит руки, как бы от безысходности, складывая свои обугленные крылышки. – Не говори н-и-ч-е-г-о про Блейна, – Курт немного напрягается в плечах и шее, а его руки упираются в стол из вишневого дерева. - Не трогай его. Рейчел нашла слабое место. – Что вы тогда сделали, когда ушли с зимнего бала? – Что? – Ну же, скажи! – Мы занимались любовью, Рейчел, – девушке кажется, будто его глаза блестят в этом полумраке Ада. Она задела за самое дорогое. Она пустила свои ангельские стрелы в его черствую дыру, которая когда-то была сердцем. – Уходи, прошу. И не появляйся больше, тебе же хуже, меня все равно не изменишь, а вам с Финном еще целую вечность вместе проводить. Не играй с судьбой, иначе окажемся в одной упряжке. Уходи! – Курт, я люблю тебя, – она пускает слезу и трясет крыльями. – Уйди, пожалуйста, Рейч, – он отворачивается и сжимает ткань своего пиджака в руках. Девушка еще какое-то время топчется на месте, а потом исчезает с характерным огненным залпом. Одинокое перышко падает, медленно догорая, превращаясь в пепел, горячий и слегка влажный. В комнате пахнет гарью, хотя Курт уже привык, от него самого пахнет пеплом и огнем, и немного серой, что не очень-то ему нравится. Каждый день через него проходят сотни новичков, напуганных и лишенных всякого рассудка. Ему приходится отправлять кого-то в тело черной кошки, кого-то оставить здесь, в Аду. Тут все время жарко и бледная кожа юноши все время краснеет. Но это ничего. Все здесь ничего, все можно пережить, а чтобы не краснела кожа, можно поставить кондиционер, правда кашель иногда пробивает. Но это ничего, когда у тебя вся бесконечность впереди. Когда есть "друзья" и Себастиан. Нет, нет, они не вместе, просто потому, что внутри Курт ненавидит его. Но общаться здесь особо не с кем, все слишком причудливые. Ему, как Верховному, разрешается бывать на поверхности, но там все слишком живо для его мертвой души, но кофе в Старбакс слишком вкусен, чтобы устоять перед ним. А еще там вкусное печенье, которое он ест почти каждый день, единственный, кажется, плюс его положения - он не толстеет, остается в той форме, в которой превратился в Демона. Он рад, что будучи семнадцатилетним парнем следил за своими телом. Курт бы сказал, что хочет заново влюбится, но в голове лишь Блейн, его глаза цвета коньяка и мягкие губы, а еще он помнит его черные дула, и понимает, что его передергивает.***
– Я люблю его... – Опять, – тихо вздыхает Себастиан, кладя руку на плечо друга. – До сих пор, – произносит Курт, наблюдая за постаревшим на десяток с лишним лет Блейном. Он окреп, лучики-морщинки на глазах, кажется, стали отчетливее. Волосы игривой копной вьются на его голове, заставляя их обладателя то и дело поправлять причёску. Блейн одет в узкие тёмные джинсы, серую футболку, испачканную масляной краской и старые Конверсы. Он увлечённо спорит со старушкой, продающей холсты на весенней ярмарке, вероятно, договариваясь о цене. Себастиан делает недовольный вздох и исчезает, оставляя после себя черную дымку, которая медленно кружит рядом с Куртом. Курт с секунду смотрит на неё, а когда переводит взгляд обратно на Блейна, оказывается, что того уже и след простыл."I want you/ Я хочу тебя, Yeah I want you/ Да, я хочу тебя, And nothing comes close/ Ничто и близко не сравнится To the way that I need you/ С тем, как я в тебе нуждаюсь."
***
Блейн больше не любил, точнее у него были мужчины, но то ли они не те, то ли он другой. По крайней мере, он не одинок. Куинн – соседка, что живет в 6B, у нее платиновый цвет волос и каре, она носит несочетаемые вещи, например, струящееся платье до середины колена и тяжелые ботильоны на толстом каблуке. – Время экспериментов, – восклицает она и предлагает Блейну сигарету. Блейн отказывается, у него астма, а одна затяжка убьет его, ну, он так думает. – Как ты меня нашла? – однажды спрашивает Блейн, перебирая ее мягкие волосы. – Ну, тебя, кажется, сбила машина, - она смотрит на реакцию друга и продолжает разговор. – Ты лежал там, на дороге, без сознания, когда я проезжала на своем Мини Купере. Какой-то подонок оставил тебя умирать там одного, – "подонок" естественно – Курт. – Ну, а дальше больница... – Я не помню больницу. Помню, как открыл глаза и увидел твою причудливую яркую люстру. И знаешь, она мне понравилась, – смех Куинн мягкий и звонкий, и хриплые покашливания Блейна сливаются с ее хохотом. – Я рада, что тебе понравилось, - она утыкается в его испачканную футболку, от которой пахнет растворителем и краской. – Знаешь, я хочу есть, а сегодня готовить твоя очередь. Блейн нехотя убирает голову подруги и плетется на кухню. Его кулинарные способности заканчиваются на макаронах с сыром, и то те иногда бывают недоваренными, а сыра слишком мало. Он готовит яичницу с помидорами и сыром, а еще добавляет зелени сверху. И не важно,что сейчас около восьми часов вечера. Кто вообще придумал разграничивать еду по времени? Если Блейн в час ночи хочет картошку фри, его ничто не остановит. Он накрывает на стол: две тарелки и два стакана, в которые наливает апельсиновый сок; Андерсон до сих пор путает с какой стороны нужно класть вилку, поэтому Фабрей с саркастичным смешком кладет вилку там, где надо. Они прекрасные друзья, а Куинн иногда "подрабатывает" натурщицей для его картин и оберегает от этих злосчастных Демонов. Квартира Блейна больше похожа на студию или мастерскую, потому что где не встань будут картины и брошенный тюбик краски или скетчбук. В его волосах зачастую можно найти нитки от тряпок или разноцветные брызги. Это выглядит очень мило, когда Куинн с растворителем вымывает краску и вытаскивает нитки. Он словно маленький мальчик. А Куинн добрая старшая сестра. В его спальне стоит двуспальная кровать и одна подушка на ней. Блейн не любит разноцветное белье, потому что оно почему-то давит на него и вызывает какие-то неприятные сны с парнем, чье лицо стерто словно ластиком. Поэтому черный шелк украшает его подушку и одеяло, и мягкий ортопедический матрас. Блейн любит по утрам свежую выпечку, поэтому Куинн приходит с первыми лучами солнца, оставляя на обеденном столе круассаны с шоколадом и апельсином. Блейн просыпается от одного запаха этой прелестной еды. За пятнадцать лет она узнала его, как никто другой, он, скорее всего, тоже, но он мужчина и все эти тонкости просто ускользают из его памяти. Со временем эти сны с парнем, которого Блейн никогда не встречал, начинают сниться снова, теперь не зависят от белья или же его орнамента. Они как вспышки, резко появляются и так же резко исчезают. Они цветные и динамичные, такие, словно Блейн вовсе не во сне. Он впервые видит лицо юноши, такое красивое и сказочное, что просыпается посреди ночи, начиная грунтовать холст. Он не делает эскиз или набросок, просто берет краски и накладывает слой за слоем, но образ начинает улетучиваться, словно он какая-то пыль, а каждая секунда - дуновение ветра. К утру Блейн не заканчивает и обессиленно выдыхает, роняя палитру на пол. Он не закончил, он слишком расстроен, поэтому сон снова накрывает его с головой. Приходится творить в промежутках между сном, когда внешность парня становится четкой и естественной, когда его пшеничные волосы развеваются на ветру, а щеки покрыты свежим румянцем. Когда его уши кажутся острыми и вытянутыми, как у эльфа. Блейн не представлял, что может выдумать кого-то столь идеального и красивого. А эта улыбка, что сияет на его полотнах, слишком волшебная и добрая. Таких людей не существует. Теперь не существует.***
Весь день Андерсона не покидает тревога. Ему кажется, что за ним следят с крыш, из-под тротуаров, он даже подозрительно косится на бездомную собаку, которая мирно сопит перед подъездом его дома. На улице душно, даже легкий вечерний ветерок не может побороть солнце, начинающее скрываться за горизонтом, превращая небо в оранжево-красный холст. Блейн поднимает глаза в небо и улыбается, вспоминая, что точно такой же стоит у него дома, незаконченный, ждущий своего часа. Воодушевлённый, Блейн распахивает дверь подъезда и влетает внутрь, сердце бешено стучит и тревога, которая весь день сопровождала его, тут же испаряется. Он заходит в квартиру. Куинн еще нет, поэтому в помещении очень тихо. Блейн разувается и проходит в комнату, где обычно рисует. Он включает музыку на старом магнитофоне и оглядывается, делая глубокий вдох: последние солнечные лучики пронизывают комнату вдоль и поперёк, такие чистые и свежие, что Блейн видит пылинки медленно плавающие по ним. Он берёт в руки кисть, разводит краски и начинает наносить мазки на холст. Аккуратно, лелея каждую детальку уже до боли родного, но одновременно незнакомого лица. Курт всё это время тихонько наблюдает за Блейном. Он пробрался в квартиру через окно и покорно выжидал за занавесками прихода Андерсона. Как только мужчина зашёл в комнату и включил музыку, поток воспоминаний нахлынул на Курта. Ресницы Блейна такие пушистые, что кажется, будто солнечный свет запутывается в них, когда тот моргает. Курт приоткрывает рот, пытаясь сдержать слова, которые так и норовят вырваться из его рта и делает шаг назад, всё глубже в угол, где Блейн точно будет не в состоянии заметить его. Андерсон начинает петь, а Курта словно разрывает миллиардами гранат изнутри, в голове вспышками мелькают воспоминания. Поцелуи, тепло кожи, первое касание пальцев, звёзды, дыхание Блейна напротив его уха, губы Блейна на его фарфоровой коже, руки Блейна на трепещущей грудной клетке, медленно скользящие вниз. Хаммел шумно сглатывает, поднося ладонь к месту, где раньше бы его сердце билось, как сердечко крохотной колибри, от нахлынувших воспоминаний. Курт не чувствует практически ничего, лишь тупую боль по всему телу и покалывание в кончиках пальцев. В ушах звенит, а когда он приходит в себя, песня в магнитофоне Блейна уже давно сменилась на очередную медленную песню, а её слова так чётко и пронзительно напевает Андерсон."But I know what you deserve/ Но я знаю, чего заслуживаешь ты, You know I'd rather drown/ Пойми, я лучше утону, Than to go on without you/ Чем поплыву без тебя, But you're pulling me down/ Но ты затягиваешь меня..."
Блейн хмурится и подносит лицо к холсту так близко, что ещё чуть-чуть, и он коснётся нежно-розовых губ, которых сам же и нарисовал. Рука с кистью замирает у недорисованного глаза, а затем брюнет делает шумный выдох, опуская руку и потирая другой глаза. – Я упускаю что-то... Каждый раз я что-то упускаю, – говорит Блейн, швыряя кисть в банку с водой. Он медленно обводит комнату взглядом, цепляясь за серые глаза-небеса, которые развешаны по всей стене рядом с готовыми портретами. Блейн делает еще один глубокий вдох, вытирая руки о футболку, а затем поворачивается к дверному проёму, чертыхаясь. Андерсон покидает помещение, чтобы заварить себе чашку дешевого кофе и вновь вернуться к работе. Курт в углу комнаты, наблюдающий за этим, плавно проводит бледно-серой рукой по шторам и выходит, чтобы посмотреть, что же могло вывести его любимого Соловья. Он пересекает комнату, грациозно ступая по скрипучим половицам и оказывается лицом к лицу с холстом. Губы Хаммела кривятся в полуулыбке, которая упорно хочет сползти с его лица, заставив хозяина рассыпаться на кусочки посреди комнаты. Курт проводит ладонью по зелёной траве. На улице прекрасная погода и практически все обитатели Далтона отдыхают на территории академии, валяясь на траве, играя в бадминтон, весело смеясь. Напротив него в позе лотоса сидит Блейн, его кудри загелены, лишь самые упорные завитки пробиваются на встречу солнцу. В руках Андерсона небольшой холст и он, конечно же, старается запечатлеть Курта в этот прекрасный день. Блейн хмурится и его руки начинают трястись – Демон чувствует раздраженность солдата, пытается найти брешь в его броне, чтобы вновь вырваться наружу. – Я не... не понимаю... Я что-то всегда упускаю, – сдавленно говорит Блейн, вцепившись пальцами в тонкую ткань холста. Демон становится сильнее и вот-вот затмит человечность Андерсона. Курт вскакивает с места и бросается к Блейну, нежно проводя ладонями по его щекам, целуя их. – Тише, тише... – шепчет он, выцеловывая каждый дюйм любимого лица. Он кидает взгляд на холст и видит, что картина уже написана, но единственное, что не удаётся – глаза. Они получаются бледно-серого цвета, безжизненные и одинокие, вместо светящихся небесных. Курт грустно улыбается, а затем поворачивается обратно к уже успокоившемуся Блейну. – Эй, посмотри на меня. Всё же поправимо, ты... – Нет, Курт! Ничего не поправимо. Я не могу нарисовать их уже две недели. У каждой картины цвет глаз точно такой же. Смотри! – Он подносит холст к лицу Хаммела. – Это не твои глаза, не те, в которые я смотрю каждый день. Они чужие и это пугает меня. Что если я теряю рассудок? Что если... – Успокойся, мы это исправим, Блейн. – Курт нежно улыбается, когда его губы соприкасаются с губами Андерсона. Он долго и жадно целует его, и оторвавшись шепчет: – Я люблю тебя... Слёзы ровными дорожками катятся по щекам Хаммела. Курту страшно, ведь он осознает, что Блейн тогда чувствовал что-то. Он чувствовал, что что-то плохое случится с ними. Курт протягивает правую руку к холсту, а левой непроизвольно дотрагивается до своей щеки. Он понимает, что сейчас смотрит точно такими же бледно-серыми глазами в безжизненные очи напротив. Курт поворачивает свое заплаканное лицо, когда слышит звук разбивающейся кружки. Он несколько секунд стоит, обдумывая историю, которую может выдать за правду. Но глаза, которые он теперь видит в живую, они испуганы. Он боится. Андерсон отходит на шаг назад, еще один, он упирается в дверной косяк, хватаясь за него, будто вот-вот упадет. – Ты... – он поднимает руку, указывая пальцем на юношу семнадцати лет. Его лицо точь в точь как на полотнах, и глаза, они серые. Не такие, как в его воображении. Синий океан. Чистый лед. Они серые, как пасмурное небо над Сиэтлом. Как бетонные небоскребы. В них, кажется, больше нет жизни. Кожу Блейна покрывают тысячи мурашек, мужчина обхватывает себя руками и испуганными глазами продолжает смотреть на незнакомца. Курт опускает голову, пытаясь не броситься в сторону Андерсона, пытаясь преодолеть борьбу внутри себя. Блейн больше не знает его, не любит, не хочет, навряд ли ждёт или ищет, список слишком велик, чтобы тешить себя глупыми надеждами. Хаммел разворачивается всем телом к Блейну и слегка приподнимает голову, глядя на того исподлобья, закусив губу."I want you/ Я хочу тебя... And always will/ И так будет всегда... "
– Кто ты? – спрашивает Блейн и опускается на корточки, начиная собирать крупные осколки с пола. Курт же проходит в помещение, откуда вышел Блейн, и берет тряпку, что лежит рядом с раковиной. Он присаживается на колени рядом с Блейном, вытирая жижу, смутно напоминающую кофе. Несколько мелких осколков впиваются в нежную бесчувственную кожу Верховного. - Как ты? Кто ты? Ты... Курт не поднимает своих глаз, потому что они полны слез и боли. Потому что Себастин был прав, он не вспомнит его. У него своя жизнь, а Курт больше никто. Курт тот, кто пожертвовал собой ради Блейна."Я не стану жить ради тебя, но я умру за тебя"
И Курт совершенно запутан, потому что он, вроде, не живет, но и не умер, а мысли о Блейне постоянны. Но ему вовсе плевать, потому что вот он, перед ним, нужно просто протянуть руку дотронуться до его мозолистой и немного грубой. Они одновременно поднимаются, держа в своих руках осколки этой дешевой кружки, словно она - метафора их любви. Разбитой и потерянной где-то в дебрях их подсознания. Глаза Блейна будто стеклянные, он немного наклоняет голову, вглядываясь в глаза напротив, а потом делает несколько резких вдохов, облизывая обветренные губы. – Ты друг Куинн? Как ты зашёл сюда, она дала тебе ключи? – Блейн хмурится, всматриваясь в черты лица напротив. – Я никто. – Произносит Курт одними губами. Хаммелу хотелось бы почувствовать, как его сердце пропускает удар, сопровождающийся уколом боли, но, кажется, что ещё чуть-чуть и он умрёт, опять, снова. Только на этот раз ему не хочется, чтобы его спасали, чтобы его душу и сердце забирали тёмные твари. Он хочет убежать от безысходности, в которой они находятся, упасть на старый паркет и рассыпаться на миллиарды песчинок – лишь бы вернуть всё на свои места, лишь бы почувствовать в полной мере всё, что притупленно ощущает сейчас. Блейн делает неуверенный шаг вперёд, ближе к незнакомцу. Он на секунду задерживает взгляд на полотнах, развешанных по всей комнате, а затем широко распахивает глаза. Курт изумленно смотрит на лицо мужчины, а затем, проклиная себя, разворачивается и быстрым шагом направляется к окну. Кажется, за ним тянется бордовая дорожка из крови, поскольку осколки чашки со всей силой сжаты в кулак. Курту всё равно. Он слышит скрип половиц за собой, а затем прикосновение тёплой ладони к запястью. Она мягкая и слегка влажная, Блейн за его спиной шумно выдыхает. Он понимает, что вот он, юноша из его снов, юноша, который уже пятнадцать лет не сходит с его картин. И то спокойствие, что чувствует Андерсон рядом с ним неспроста. Ладони, должно быть, помнят невесомые прикосновения, помнят, насколько сочетаются цвета первого снега и карамельного кофе. Сердце Курта в груди Блейна бешено стучит, норовя возвратиться к хозяину, больно ударяя Блейна. Курт поворачивается и встречается с испуганными глазами Андерсона. Блейн делает маленький шажок, а затем неуверенно говорит до сих пор не понимая, должно ли следующее стать вопросом или же утверждением. – Я искал тебя целую вечность... Осколки вновь соприкасаются с деревянным полом. Точно так же разбивается подобие души Курта.