Смутное время

Тронный зал королевского дворца ошеломлял и подавлял своими размерами. На церемонию отречения, которой должен был завершиться скорый суд над предателем и мятежником Терасом Рессевеном, собрались представители от каждого благородного семейства Дромунд-Кааса – несколько сотен человек, не считая охраны, слуг и гвардейцев, – но толпа эта терялась в грандиозном помещении, казалась в разы менее многочисленной, чем была на самом деле. Стоя по правую руку от восседавшего на троне Табита Рессевена, Адан с ледяным равнодушием взирал на придворных, выстроившихся вдоль стен в две ровные шеренги. Он чувствовал на себе их взгляды – пытливые и неверящие, ошеломленные и настороженные. Кожей ощущал их навязчивое внимание, в котором накрепко переплелись эмоции самого широчайшего спектра – от сдержанного любопытства до благоговения и ненависти. Адану не было дела до них. Ему доводилось стоять перед людьми, видевшими в нем лидера и вождя, едва ли не мессию. Как и перед теми, кто презирал его, втайне, а то и в открытую – лишь на основании возраста и боевого опыта, в наличии которого ветераны подполья наотрез отказывали молодому принцу. Кучке аристократов не под силу вывести из равновесия человека, сумевшего заставить вилять хвостом и есть с руки самых отпетых отморозков Рутана и близлежащих планет. И уж тем более – того, кто чувствовал однажды, как корежит и раздирает взрывом стены корабля, и кабину пилота заполняет нестерпимый жар, от которого кожа лопается волдырями и кровь вскипает в жилах. Эти люди искали на его лице следы страха, волнения, неуверенности? Что ж, удачи им в этом. Его взгляд скользнул по королевским гвардейцам, изваяниями застывшим у трона, перед рядами дворян и у огромных, в три человеческих роста, дверей зала. Все как один – высокие, широкоплечие мужчины, незначительные различия в сложении которых полностью скрадывали длинные алые одеяния, а лица надежно скрывали глухие шлемы. Сходство с Алой гвардией Палпатина было слишком явным, чтобы списать его на простое совпадение. Похоже, повелитель Галактической Империи обладал специфическим чувством юмора, оценить которое мог только человек, хорошо знакомый с историей и культурой древних ситхов. Странное увлечение для набуанского аристократа и бывшего сенатора, если подумать – но у Адана не было времени размышлять над столь отвлеченными, не касающимися его вопросами. – Терас Рессевен, сын Эртана Рессевена и Лианесс Рохэ'тена-Рессевен, лорд земель Саринта и Ста островов Юга, – разнесся под высокими сводами зычный голос герольда – или, как его называли здесь, "гласа" (по традиции, об истинных корнях которой даже историки могли лишь догадываться – что уж говорить об Адане). – Прибыл ответить на обвинения в государственной измене, мятеже и призывам к оному, покушению на убийство правящего короля и попытке нарушить порядок престолонаследия. Адан с трудом сдержал кривую усмешку. Церемониал... оказывается, он уже порядком отвык от него. В его прежней жизни все было просто: предатель без лишних слов получал выстрел в лоб или лезвие ножа в глотку, вот и все правосудие. Никакой пустой траты времени. Створки дверей с грохотом разъехались в стороны, и в зал ступил высокий человек в темных одеждах – практически в точности повторяющих те, что носил Табит, но шитых изумрудной, а не золотой нитью, – и плаще, переброшенном через одно плечо. В безмолвии он прошествовал через ряды придворных, и Адан расслышал тихий ропот, пронесшийся по ним. Видел, как напряглось лицо командора Велхаара и сощурились его глаза. Так не на побежденного врага смотрят – на реальную угрозу. Лорда Тераса все еще боялись здесь. И – что омерзительно – уважали, несмотря на его поражение. Он шел сквозь живой коридор, образованный аристократами и гвардейцами, с гордо поднятой головой, ступая уверенно и твердо – не как пленник, но полноправный хозяин. Приблизившись к трону, с достоинством кивнул – но не опустился на колени, как того требовал обычай. – Здравствуй, брат. Два короля – нынешний и несостоявшийся – смотрели друг другу в глаза, с одинаковой, словно отраженной в зеркале холодной яростью. Адана неприятно поразило их сходство: хотя Терас приходился Табиту троюродным братом, внешне они казались едва ли не близнецами – но если повелителя Дромунд-Кааса годы не пощадили, иссушив тело и выбелив голову сединой, то лорд Саринта казался копией его самого пару десятков лет назад. Все еще полный сил, способный долго еще держать мир в кулаке... в то время как Табит стоял на пороге смерти. И сейчас, на фоне более молодого родственника, это было особенно очевидно. "Пусть тебя не обманывает сравнительно легкая победа над войсками Тераса, – наставлял Адана король незадолго до церемонии. – Несмотря ни на что, он по-прежнему имеет весомый авторитет среди знати... в отличие от тебя". – Ты не брат мне, изменник, – нечто странное и жуткое мелькнуло в глазах старика в тот момент – словно пламя разгоралось под вулканическим стеклом. Адан не видел – чувствовал, как откликается на его злость пронизывающая зал энергия и стягивается к худым пальцам тугими нитями. – Обратив оружие против меня, ты лишил себя права называться так. Как и стоять в моем присутствии. Резкое движение руки – наотмашь, словно пощечина, – и незримая сила ударила по ногам предателя, вынуждая того рухнуть на колени. Второй удар "хлыста" пришелся по животу, вышибая воздух из его легких и срывая болезненный хрип с губ. – Тебя привели сюда на суд, – голос Табита гремел закаленной сталью, и ни разу фальшивая нотка старческой хрипотцы не закралась в него. – Но для измены не существует оправданий и смягчающих обстоятельств. Бунтовщик не вправе рассчитывать на милость и снисхождение, и приговор ему может быть лишь один. Смерть. Зал погрузился в звенящую тишину. Казалось, каждый из присутствующих боялся даже вздохнуть лишний раз, чувствуя удушающий захват петли на собственной шее... и не без оснований. Не один благородный дом втайне оказывал поддержку Терасу, надеясь на милость нового короля – и многие теперь рисковали попасть под иссохшую, но все еще тяжелую руку старого. – Памятуя о нашем родстве, я даю тебе шанс принять свою участь с достоинством. Преклони колени предо мной, как перед своим повелителем, и моим сыном – как единственным наследником престола. Отрекись от притязаний на трон – лично и как глава рода. Лишь тогда ты будешь казнен как подобает лорду твоего происхождения, а твоей семье позволят удалиться в изгнание, сохранив титул и часть земель. Откажешься – и будешь повешен, как последний раб... но не раньше, чем твою супругу, детей и внуков вздернут у тебя на глазах. Ни один мускул не дрогнул на лице Табита, когда он перечислял кары, ожидавшие мятежного лорда и его семью, и не было никаких сомнений: если Терас заартачится, приговор приведут в исполнение без промедлений и колебаний. Адан же изо всех сил старался не думать, что старшему из внуков Тераса едва исполнилось десять, а дочери – шестнадцать. Будет через две недели, как его любезно просветили. "Ты должен знать, на что идешь, распоряжаясь судьбами людей. Хочешь править – сумей посмотреть в глаза ребенку, которого лишаешь жизни за грехи родителей". Об этом ему говорил еще Альберт Вельн – человек, которого Адан все никак не отвыкнет мысленно называть отцом. А вчера повторил – почти теми же словами – тот, кого он должен так называть отныне и впредь. Терас стоял на коленях, не поднимая головы, – но напоминал скорее хищника, приготовившегося к прыжку, нежели сломленного пленника. Судя по тому, как командор Велхаар перехватил силовую пику – для атаки, а не спокойного ожидания, – не только Адану пришло на ум такое сравнение. – Я был верен присяге почти сорок лет, – голос мятежника прозвучал хрипло и глухо. Выдавив эти слова, он закашлялся и невольно схватился за грудь, но тут же вскинул голову – и с вызовом глянул брату в глаза. – Можешь клеймить меня изменником и предателем крови, но не смей отрицать, что не одно десятилетие я служил тебе верой и правдой. С великой радостью служил бы и дальше... человеку, которым ты был когда-то. Но не живому трупу, которым ты стал! Резким движением он поднялся на ноги и гордо расправил плечи. Велхаар тут же шагнул вперед, намереваясь то ли защитить короля, то ли вновь поставить изменника на колени силой... и словно остолбенел, наткнувшись на его взгляд. Пика застыла в напряженных руках на полувыпаде. – Не забывайся, пес, – прошипел Терас гвардейцу в лицо. Тот стиснул зубы и сжал губы добела, но все же отступил назад, сознавая свое бессилие. Вплоть до оглашения окончательного приговора Терас был неприкосновенен. Он – член королевской династии, и покуситься на его жизнь без приказа правящего монарха – все равно что бросить вызов самому Табиту. До вторжения Империи подобные традиции бытовали и на Рутане. Впервые Адану в голову закралась крамольная мысль, что без некоторых обычаев жизнь стала бы куда проще. – Некогда ты был мудрым и сильным правителем, Табит, но твое время ушло. Ты стар. Возраст и болезнь медленно сжигают тебя изнутри, и все мы здесь знаем, что жить тебе осталось недолго. Но ты не желаешь отступаться от власти – пусть даже для блага всего Дромунд-Кааса! Его голос громом разнесся по погруженному в тишину тронному залу – и встретил отклик в виде беспокойного, волной прокатившегося по рядам аристократов движения и осторожных шепотков. – Даже на пороге смерти ты цепляешься за трон, который не в силах удержать. Что же до твоего чудом спасшегося наследника... – Терас скривил губы в желчной усмешке, – ...в какой горячке ты додумался до этой авантюры, брат? Последнему болвану ясно, что твой мальчишка сгинул в космосе десять лет назад! Неужели такова твоя воля – оставить наш мир в руках самозванца?! Чужака, в чьих жилах не течет и капли древней крови?! Ропот усилился, и одобрение слышалось в нем куда явственнее прежнего. Темная энергия вновь заклубилась вокруг Табита, готовясь обрушиться на наглеца; алые отблески в черных глазах старика уже невозможно было списать на игру света. Тонкие губы приоткрылись и беззвучно шевельнулись... но Адан не собирался ждать, пока отец ответит на вызов, брошенный его сыну. – Для меня никогда не было секретом ваше отношение ко мне, дядя, – сказал он с легкой улыбкой, делая шаг вперед. – Ни в ту пору, когда вы учили меня верховой езде и искренне радовались каждому моему падению, надеясь, что я в конце концов сломаю шею, – еще шаг ближе, улыбка становится теплее и шире. – Ни позже, когда вы обучали меня фехтованию и не раз ломали мне пальцы во время спаррингов – благодаря чему я выучился владеть левой рукой даже лучше, чем правой... ни даже в годы, когда вы дразнили мое буйное юношеское воображение мечтами о реколонизации системы Дромунд. Я всегда знал, что вы ненавидите меня – но был достаточно глуп, чтобы верить: узы крови и долга для вас важнее амбиций. Вы доказали мне, что это не так. И за этот урок я благодарен вам больше, чем за все предыдущие. С нескрываемым удовольствием Адан наблюдал, как каждое его слово оставляет трещину на надменной, самоуверенной маске его "родственника". О да, Табит хорошо готовил его к этой встрече – а уж хода более предсказуемого, чем объявить принца самозванцем, сложно было придумать. – Вы можете желать мне смерти. Можете презирать. Этого я вам запретить не в силах. Но не вам, мятежнику и убийце, бросаться обвинениями во лжи. – Не тебе давать мне указания, щенок! – презрительно выплюнул Терас. – Если ты и впрямь тот, за кого себя выдаешь, то Дромунд-Каас постигла еще большая беда, чем я думал. Принц Адан! Думаешь, все уже успели забыть, что ты собой представляешь? Никчемный мальчишка, у которого молоко на губах не обсохнет даже к старости. Вечно с головой в розовых мечтаниях, вечно прячущийся за отцовской спиной. После его смерти ты и года не продержишься на троне. Ты не знаешь, что такое власть, и знать не желаешь. Ты – ничтожество, позор нашего рода... ни один лорд не встанет на колени перед тобой. И уж точно не встану я. Адан обвел взглядом притихший зал. Знать хранила напряженное молчание и наблюдала за происходящим алчными глазами голодных волков – готовых вонзить зубы хоть в Тераса, хоть в него... хоть в самого Табита, если тот замешкается с ответным ударом. Он почувствовал себя странно в этот миг. Волна ярости захлестнула его с головой – но тут же схлынула, сконцентрировавшись пульсирующим сгустком пламени где-то в груди. Разум оставался ясен и до пугающего холоден. Бесстрастно, словно со стороны Адан смотрел на своих будущих подданных и понимал: ему никогда не править этими людьми, если он не загонит эти оскорбления Терасу в глотку. Сам. И прямо сейчас. Адан не знал что происходит с ним – чувствовал лишь, как его переполняет сила. Неестественная, разрушительная, требующая немедленного выхода. Видел глаза Тераса, в которых насмешку и пренебрежение сменило сперва удивление, а потом – страх... но не видел своих собственных, из темно-карих превратившихся в янтарные. – Значит, быть посему, – прошептал он неуловимо изменившимся голосом. – Жаль ваших детей. Он лгал. В тот момент ему не было жаль ни красавицу-дочь Тераса, которой никогда не исполнится шестнадцать, ни его малолетних внуков. Осталось лишь наслаждение бессильной яростью мятежника и его затаенным, но таким сладким ужасом. Он не замечал ничего вокруг. Не видел больше направленных на него взглядов. Не сознавал, как пристально, с жадным интересом смотрит на него Табит, растянув губы в предвкушающей улыбке. Весь мир исчез, остались лишь Адан, его противник и Сила – переполняющая тело и беснующаяся вокруг них подобно урагану. Все мысли и чувства Адана вмиг оказались подчинены одной цели – уничтожить человека, посмевшего оспорить его право на новую жизнь. Сломать, раздавить, стереть в порошок... отобрать его собственную. Медленно. Чтобы он успел осознать... Адан не знал, что за наитие заставило его выбросить вперед руку и позволить Силе сорваться с пальцев – не рассеянным потоком энергии, но оружием, послушным малейшему движению кисти. Что заставило сжать пальцы – и вместе с ними сомкнуть на шее Тераса невидимые тиски. Он не понимал, что происходит с ним, да и дела до этого ему не было. Все, что имело значение сейчас - видеть, как лорд задыхается, царапая горло, не в силах даже захрипеть от боли. Слышать, как отчетливым с хрустом ломаются кости гортани, не выдержав чудовищного давления. Но нездоровый, схожий с наркотическим экстаз продлился недолго. С грохотом упало на пол мертвое тело – и в тот же миг кровавая пелена слетела с глаз. Реальный мир обрушился на Адана гулкой тишиной, чувством опустошенности и невыносимой усталости. – Кто, – хрипло выдохнул он, обводя придворных тяжелым взглядом, – еще желает оспорить мои права на трон? Ответом ему был шорох пышных одежд, когда представители высшей аристократии Дромунд-Кааса один за другим преклонили колени. На Дромунд-Каасе испокон веков превыше всего ценили силу и чистоту крови. Видимо, Адан продемонстрировал первое достаточно убедительно, чтобы больше ни у кого не возникло и мысли сомневаться во втором.