Смутное время

3 ДБЯ. Центр Империи. Дробный стук каблучков далеко разносился по пустынным коридорам пентхауса. Сейчас Исанн не было никакого дела до того, как она выглядит со стороны: лицо раскраснелось, прическа растрепалась от быстрого шага, горящие гневом глаза только что искры не мечут... днем, когда еще не отпущена по домам прислуга, девушка вряд ли позволила бы себе так явно демонстрировать бешенство. Однако часы почти пробили полночь, и не перед кем было изображать сдержанную и величественную леди. "Идиотка, - билась в голове самоуничижительная мысль, не давая ярости утихнуть. - Нет, какой же дурой надо быть, чтобы так открыться?!" Она сердито одернула мешающуюся под ногами юбку. Раздраженно отмахнулась от семенящего навстречу дроида, когда тот услужливо поинтересовался, не угодно ли чего госпоже. Чего ей стоило стерпеть нападки отца? Проигнорировать их с каменным лицом? Возможно, даже напоказ повиниться в своей глупости? Увлеклась, мол, больше не повторится, и далее в том же духе. Но нет же: в голове будто что-то перемкнуло, и самоконтроль полетел ко всем чертям под бешеным напором эмоций. В кои-то веки Исанн действительно говорила то, что думала, а не наоборот. Эта глупость наверняка еще не раз ей аукнется. Черт бы побрал отцовскую паранойю! Черт бы побрал ее расшатанные нервы! Захлопнулась за спиной дверь комнаты. Автоматически зажегся свет, выхватывая из темноты вычурную мебель и слегка размывая величественную панораму Корусканта, простирающуюся за огромным окном. Подол платья с тихим шорохом заскользил по длинному ворсу ковра. Сброшенные с ног туфли отлетели к массивной, чрезмерно широкой для одного человека кровати. Исанн опустилась на табурет перед трюмо. Резкими движениями, до боли дергая себя за пряди волос, принялась расплетать прическу. Шпильки, увенчанные мелкими жемчужинками, падали в шкатулку с негромким звоном. Злость понемногу унималась - все еще тлея, но уже не бушуя. На душе остался мерзкий осадок: и от разворошенных воспоминаний, и от досады на свою несдержанность... и от глупой, почти детской обиды. Глупой, но оттого не менее жгучей. Слова отца задели ее куда сильнее, чем она могла бы подумать. Собственность. Вот чем она для него является и чем всегда являлась. Породистая увешанная медалями собака, которую можно с гордостью показывать знакомым, похваляясь своими достижениями в дрессировке. А если любимица начнет скалить зубы или откажется выполнять команды, ее следует хорошенько огреть по хребту палкой - чтобы не забывала свое место. Исанн не сомневалась, что удар обязательно последует. Вопрос лишь в том, какого рода и насколько сильный. И она будет терпеть, что самое интересное. И вилять хвостом будет, и руку лизать. Не потому, что у нее нет выбора. Просто любая другая жизнь станет для нее сущим кошмаром. Кладбищем разбитых надежд и рухнувших амбиций. Скорее всего, даже счастье с Сельвином, сумей Исанн осуществить свой замысел, продлилось бы недолго, развалившись под напором сожалений и взаимных претензий. Не ожидал, что ты окажешься такой же неблагодарной тварью, как твоя мать. "Нет, отец. Я не такая. Я очень благодарная девочка, как выяснилось". Какое-то странное чувство зародилось у нее в этот момент. Смутное, полуоформленное... ледяной иглой кольнувшее в груди. Значит ли это, что однажды я также исчезну? Соберу вещи и не вернусь, и никто и никогда больше не услышит обо мне? Это ведь случается с неблагодарными тварями, папочка? Брошенное в запале обвинение. Удар, продиктованный лишь желанием причинить боль в ответ... направленный интуитивно и неожиданно попавший в цель. Немногие слова способны заставить директора Имперской разведки остолбенеть, не в силах произнести ни слова. Как минимум странная реакция на безосновательное обвинение. Исанн замерла, будто боясь спугнуть мысль. Охвативший ее азарт - профессиональный, сродни охотничьему - отодвинул на задний план все остальные переживания. Мать. Габриэлла Ориана-Айсард. Любящая, заботливая и ласковая... бросившая семью в один прекрасный день без видимых на то причин. "Так не бывает!" - вспомнился отчаянный, наивный возглас семилетней девчушки. Устами младенца... ведь так действительно не бывает. Девушка прикрыла глаза. Прижала пальцы ко лбу, будто это могло помочь ей вспомнить подробности событий, поросших двадцатилетней пылью... Голоса из комнаты родителей звучат все громче. Надрывные возгласы матери, короткие, похоже на рык ответы отца... что-то за стеной разбивается с оглушительным звоном, и маленькая девочка испуганно натягивает одеяло до макушки. Крепко зажмуривает глаза, закрывает руками уши. Не слушать. Не замечать. Не бояться. Утром все будет хорошо. К утру они помирятся. Так всегда бывает. Всегда. Но если не сегодня? - Ты чудовище, Арманд! Пронзительный женский визг заставляет ее вскочить с постели. С бешено колотящимся сердцем подбежать к двери, даже не задумываясь насчет возможного нагоняя... Крик переходит в частые всхлипывания. Мать теперь говорит негромко, с лихорадочной быстротой: - Ты даже не замечаешь, во что превращаешься. Как ты можешь одобрять подобное? Как ты можешь руководить такой... мерзостью? Исанн застывает у порога спальни. Напряженно прислушивается, одновременно пытаясь выровнять тяжелое дыхание. - Габи... успокойся, родная. Неужели ты веришь во все, что говорит эта твоя... подруга из комитета лоялистов, черт бы ее побрал? Наивная... глупенькая, - у девочки словно валится с плеч гора: голос отца звучит ровно, с необычной для него лаской. Как ей вообще могло прийти в голову, что он может причинить маме вред? Спокойно вздохнув, Исанн на цыпочках возвращается к себе. Все хорошо. Они всегда мирятся. Только чего-то ругаются слишком часто. Исанн помотала головой, гоня прочь удивительно яркое и четкое воспоминание. Да, ту ночь она запомнила очень хорошо. Как и то, что на следующий день мать уехала "в санаторий", из которого вернулась очень... спокойной. Пугающе равнодушной ко всему. Меньше чем через месяц она "собрала вещи и уехала", так и не став прежней. А отец будто разом постарел на полтора десятка лет... Девушка меланхолично положила в шкатулку последнюю шпильку. Напряженными пальцами захлопнула крышку. "Лоялисты". Ошибки быть не могло: слово, прозвучавшее в ту ночь, накрепко впечаталось в память. Тогда Исанн была слишком маленькой, чтобы вообще знать, кто это такие. А еще - слишком маленькой, чтобы понять, из каких таких "санаториев" люди возвращаются, потеряв волю к жизни. Но для взрослой женщины не составляло труда сложить между собой разрозненные кусочки мозаики. И пусть в ней отсутствовало множество элементов, контуры вырисовывавшейся картинки казались очень неприглядными. Как бы фигуральный "скелет из семейного шкафа" не оказался скелетом настоящим. Сердце забилось чаще. В глазах появился хищный блеск. "Ты так легко докопался до моих грязных тайн, папочка... но я тоже не люблю, когда от меня что-то скрывают. И рыться в чужих секретах умею неплохо. Спасибо, что научил".