Ревность

Солнце беспощадно слепит даже сквозь зашторенное окно. Я с недовольством открываю глаза и медленно перевожу взгляд на время. Всего лишь девять часов утра. В мой выходной проснуться в такое время — слишком рано. Обнимаю Мисаки и утыкаюсь в его рыжую макушку. Спину все так же щиплет, но уже намного меньше. В моем сознании плывут моменты вчерашнего вечера. Ята недовольно заерзал и повернулся ко мне лицом. «С добрым утром», — тихо прошептал я, и он тепло улыбнулся. Я обнял Мисаки крепче, прижимая к себе всем телом. Так не хотелось отпускать его. Я бы мог вечно сжимать в объятьях это маленькое чудо, но через десять минут мой любимый поднялся. Я даже не успел глаза прикрыть на секунду, как он собрался и ушел в ванную. Мне же подниматься было жутко лень. Я еще долго валялся, раздумывая о том, правильно ли поступил вчера. Через пятнадцать минут я все-таки решил встать. — Ми-са-ки, — я крепко обнимаю его снова, когда тот появляется в дверном проеме. — М? — он сонно потирает глаза. Я замираю. Он такой милый, когда сонный. Его выражение лица, его глаза. Так и хочется расцеловать всего. Мысли вообще ушли не в ту сторону, но я быстро вспоминаю, что собирался спросить. — Что ты скажешь Акияме? — я отстраняюсь и нежно провожу кончиками пальцев по оставшимся со вчера красным пятнам на шее и плечах. — Сару… Это тебе мне нужно сказать кое-что. — Весь во внимании, — немного отстраняюсь и смотрю ему в глаза. Я не проявляю никакого страха, но в голове уж крутится сотня и одна мысль того, что он может мне сейчас сказать. И в каждом из этих многочисленных вариантов итог один: мне придется забыть о том, что произошло вечером. — У нас не было, нет и не будет никаких отношений с Акиямой. До меня не сразу доходит суть этих слов. Я еще около минуты в глубокой задумчивости смотрю на его отведенный в сторону взгляд и не понимаю. После он продолжает: — Мы встретились с ним около месяца назад, потому что его послали к нам в Хомру, а для того, чтобы узнать всю нужную информацию, он выбрал именно меня, и мне пришлось в каком-то смысле "поладить" с ним. Но на этом наше общение не закончилось. Через несколько дней он не только не потерял связь со мной, но и все-таки выудил из меня пару слов о тебе, — Мисаки отводит взгляд куда-то в пол. — Да, я и сам не знаю, как так произошло, но со временем я стал ему рассказывать о том, как мне не хватает тебя, как хорошо мы общались еще в подростковом возрасте, и о многом подобном. В тот момент мы общались уже далеко не как участники разных кланов или враги. Наоборот, мы стали хорошими знакомыми, и тогда он мне предложил эту идею. Попробовать заставить тебя… — Ревновать? — я не позволяю запнуться ему на полуслове, желаю выслушать все до конца. — Именно. Он был уверен в том, что это сработает и заставит тебя снова обратить внимание на меня. И… это сработало, — Ята утыкается носом в мою шею, и я аккуратно, будто боясь лишний раз сделать что-то не так, глажу его по голове. — Неужели ты согласился на такое? — мне действительно не верилось в это. Казалось, что Мисаки никогда не согласился бы на такое, тем более, что вероятность успеха была крайне низкой. — Мне было нечего терять, да и к тому же… Сару, я бы сделал все, чтобы вернуть тебя, — он цепляется пальцами за мою одежду, — все это время мне так тебя не хватало. Я молча продолжаю гладить его. Он дрожит, но не плачет. И именно в этот момент я чувствую, что больше не смогу оставить его одного. Сколько бы времени не прошло, какие бы ссоры мы не переживали, мы все равно не можем существовать друг без друга и найдем любые способы, чтобы пересечься. Видимо, ни измены, ни предательства все-таки не смогут заставить нас разойтись…

***

— Закрой глаза и протяни мне руки, — я ядовито улыбаюсь и иду чуть впереди Химори, повернувшись к нему лицом. — Зачем? — он с настороженностью хмурится. — Милый, ты свел меня с Мисаки, я не могу тебя не отблагодарить, — я делаю более доброжелательный вид, и он, улыбнувшись, покорно слушается меня и протягивает руки вперед, плотно закрыв глаза. На дворе все еще зима. Наверное, этот февраль выдался самым холодным из всех. Луна хорошо освещает дорогу, и я, крепко взяв Акияму за руки, веду его вперед. Людей нет. Я знал, что их не будет в такое время суток. Иногда оглядываюсь и, когда подвожу Акияму к фонарному столбу, останавливаюсь. Даже проверяю расстояние в миллиметрах между ним и железным столбом. — А теперь, — говорю как можно тише, — высуни язык. — Что?! — Да говорю, язык высунь, блин. Не спорь со старшим по званию, — строго произношу я. — Ну… хорошо, — он все-таки слушается, и когда понимает, что его язык крепко прилип к железу, распахивает глаза. Тем временем у меня начинается истерика. Я не могу не смеяться, видя его выражение лица, меняющегося с удивления на злость. — Сару-фемпай, это немного не чефно. Я закрываю ладонью рот, чтобы через силу прекратить смеяться. — Акияма, ты прекрасен, — уже серьёзно произношу я. — Ладно. Думаю, тебе здесь и без меня хорошо. С ним-то, — я киваю на фонарный столб. — Повеселитесь тут, ну, а я пойду. Машу ему рукой и разворачиваюсь спиной. Даже не успеваю сделать шаг, как уже слышу его громкие возмущения. Но меня это не останавливает. Ибо нечего распускать язык.