Заместитель

17 июня В назначенный срок дети не вернулись, зато мне позвонил Альберт фон Линторфф. Услышать его голос, весело приветствующий меня, было большой неожиданностью. — Мы с женой подумали, почему бы тебе не приехать к нам в Турин на недельку или две и заняться нашим великим плутом. Армину нужно, чтобы кто-нибудь поставил его на место, — усмехнулся Альберт. — Доктор Делер справится c этим гораздо лучше меня, мистер Линторфф, — полусерьезно ответил я. — Ох ты ж! «Мистер Линторфф». Ты заставляешь меня чувствовать себя дряхлым старикашкой. Для тебя я — Альберт! У Strolch, то есть у Армина проблемы с дипломной работой. Он никак не заставит себя взяться за нее, и возможно, ты сумеешь убедить его начать работать. Он ужасный лентяй и отговаривается каникулами. — Клаус Мария и Карл Мария скоро вернутся с Зюльта, и им нужен кто-нибудь, кто за ними присмотрит, Альберт, — сказал я в свое оправдание. — Кузен решил поехать в Лондон, дать тебе больше времени отдохнуть. Cердечный приступ — это не шутка. Он поговорил с врачом и теперь опасается, что дети могут стать для тебя источником стресса. Приезжай в Турин и спокойно отдохни у нас. Я могу отправить Армина обратно в Цюрих, если он не будет тебя слушаться. Делер его мигом построит. Линторффы не любят выносить сор из избы. Все остается в семье. — Боюсь, что не могу принять ваше предложение. Мне надо доделать несколько рисунков для детской книги, последний срок — конец июня. Мастер Остерманн убьет меня, если я не закончу, — придумал я новое оправдание для отказа. Да, у меня есть сроки, но большинство иллюстраций уже готово. Двадцать из требуемых десяти. Пусть выберут, какие лучше. — Ясно. То есть ты никак не можешь приехать к нам? Каролина жаждет с тобой повидаться. — Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания. Я навещу вас, как только смогу, Альберт. — Отлично. Выздоравливай поскорее, Гунтрам, — сказал он поспешно и повесил трубку, не дожидаясь моего ответа. Я снова вернулся к прерванному занятию — акварели с птицами для сказки. И только погрузился в работу, как снова зазвонил мобильник. — Привет, Алексей, — я обрадовался его звонку. — Жан-Жак хорошо себя ведет? — Привет, малòй. С него лучше не спускать глаз, — засмеялся он. — Но я не поэтому звоню. Как ты там? — Гораздо лучше, спасибо. «Малòй» — это не слишком по-американски для тебя? — Холодная война закончилась восемнадцать лет назад. Короче, хотел спросить, можно тебя повидать сегодня? Я забираю Бабу Ягу из аэропорта и везу в замок. Можно было бы послать за ней кого-нибудь другого, особенно после всего, что она тут нам всем устроила, но я хочу на тебя посмотреть и проверить, все ли свои лекарства ты принимаешь, — хихикнул он. — Баба Яга возвращается? Эх, надо было принять приглашение Альберта фон Линторффа. — Ага. Вот такое дерьмо. Я чуть не согнулся пополам от смеха, услышав, как он изображает американское произношение. — Можешь предоставить мне политическое убежище? Обещаю убираться и готовить, — полушутя сказал я. Ни за что не останусь с ней в одном доме. Я мог бы снять номер в отеле, но тогда Милан будет орать на меня из-за нарушения правил безопасности, не говоря уж о Фридрихе, который за ухо притащит меня обратно домой. Он очень консервативен. — Без проблем, но ни шага на кухню. Это территория Жан-Жака. Собери вещи, и вечером уедешь со мной. — Огромное спасибо. Ты мой спаситель. — Как всегда. Я уведомлю герцога о твоем местонахождении. Прежде чем я успел попросить его не делать этого, он отключился. Дерьмо! Почему они все до сих пор обращаются со мной, словно я проклятый Консорт? Все закончилось в 2006 году, а сейчас у нас 2008! Почему они в своем дурацком Ордене никак не могут это запомнить? И Линторфф до сих пор говорит «наши дети». Лицемер! Надеюсь, он исполнит свое обещание и переведет полномочия ведьме. Я больше не могу выносить эту ситуацию и не знаю, как отреагирую, когда увижу его. Рано или поздно он вернется домой. Позже, около четырех, две больших Ауди припарковались на эспланаде у новой части замка. Ну и ну, Алексей распорядился использовать для стоянки место, отведенное для прислуги! Как там было написано на двери у старого герцога в Гюстрове? "Lieferanten und Briefadel zur Hintertür"? («Поставщики и жалованные дворяне* — с черного хода».) Алексей быстро учится у своего босса. Я подошел ко входу и обнаружил, что Фридрих не стал выстраивать персонал в шеренгу, как он всегда делает, когда герцог возвращается из поездки. Я вздохнул, но ничего не сказал. Он достаточно опытен, чтобы понимать, что делает. Надеюсь, герцог не будет на него орать из-за этого. Я встал рядом. — Гунтрам, тебе не обязательно её встречать. Надо же, просто «её». Не «Её Светлость» или «герцогиню». Должно быть, она его действительно достала. — Она все еще герцогиня, — ровно сказал я. — Да, всё ещё, — ответил он, стиснув зубы. — Его Светлость пока не принял решение. Она вошла в фойе, как настоящая королева, — этого у ведьмы не отнять. Она всегда выглядит царственно. Настоящая львица. — Добрый день, мадам, — вежливо поприветствовал ее Фридрих. Я церемонно поклонился. — Де Лиль, пойдемте со мной в библиотеку, — надменно приказала она. — Как пожелаете, мадам. В комнате она села за стол Линторффа. Отважная женщина: это его место, а он никогда не уступает свою территорию. Она не предложила мне сесть, так что я остался стоять перед ней, а она в это время искала какие-то документы в своей папке. — Мой муж решил принять ваше увольнение начиная с завтрашнего дня. Вы получите свое жалование до конца месяца плюс еще за шесть месяцев — в качестве выходного пособия. Вы с вашим состоянием здоровья — обуза, и бесполезны для нас. Он также подписал документы о переводе обязанностей Попечителя собственности на Фердинанда фон Кляйста. Вы больше не являетесь официальным воспитателем детей. Я была бы благодарна, если бы вы покинули дом до завтрашнего утра. Я не хочу, чтобы зрелище вашего ухода причинило детям боль. Я не мог поверить своим ушам. Что, так легко? Свободен?! Мне все равно, если какой-нибудь ревностный член Ордена пустит мне завтра пулю в голову. Я могу уйти отсюда! — Герцог в самом деле подписал документы? — Невозможная наглость! Вы не получите от нас рекомендательного письма! Разумеется, мой муж подписал бумаги! А теперь уходите. — Благодарю вас, мадам. Я вам очень признателен. Желаю вам, как новому Консорту, успехов на этом поприще. — Я не консорт! Я его жена и герцогиня! Наглый сопляк! — закричала она в ответ. Бесценное зрелище. Ей надо бы поучиться у Элизабетты, как устраивать разносы слугам и не выглядеть при этом, словно базарная торговка. Почитать словарь тоже не помешает. Но это больше не моя проблема. Я подписал документы, которые она мне дала, даже не взглянув на них. — До свидания, мадам. Она не ответила, и я ушел. Я почувствовал себя пьяным от счастья. Да, я буду сильно скучать по детям. Знаю, что не случится ни одного дня, когда я не буду думать о них, но так дальше продолжаться не может. Я больше не выдержу. Он убивает меня. Я тоже имею право устроить свою жизнь, как считаю нужным. Ненависть между нами в конце концов отразится на детях. Они этого не заслуживают. Я вернулся в спальню и стал складывать вещи. Мне не хотелось брать много одежды. Большая ее часть осталась с тех времен, когда я был «постельной грелкой» Линторффа, и, честно говоря, мне она не понадобится. Я взял только то, что приобрел за последние два года на деньги, вырученные от продажи картин. У меня должно быть около 89 000 франков, этого достаточно, чтобы продержаться, пока я не найду новую работу где-нибудь за пределами Швейцарии. Счет, куда ежемесячно перечислялась моя зарплата, оставался нетронутым. Там сейчас где-то около 130 000 франков. Я никогда не взял бы деньги за воспитание Карла и Клауса. Линторфф может удержать их, как часть оплаты за мое обучение в университете. Сев за стол, я написал короткую записку Монике с просьбой передать дом в Аргентине в собственность Карла и Клауса. Оглядевшись, я понял, что свои картины я не смогу забрать — будет слишком тяжело их нести. Я пошел в мастерскую, где обычно рисовал, чтобы попрощаться с ними. Там находилось около десятка работ. Я остановился у законченного портрета детей и Конрада. Он был начат в конце 2007 года — когда им еще не исполнилось четырех лет. Я нарисовал их играющими на ковре, с любимыми игрушками. Клауса с его медвежонком, а Карла — с муравьедом. Линторфф тоже сидел на ковре, неформально одетый, каким я запомнил его во время наших каникул на Зюльте, задолго до того, как нас уничтожила буря. Тогда он еще был Конрадом, а не Линторффом. Психоаналитик-фрейдист, а лучше последователь Юнга с удовольствием бы объяснил, почему я изобразил его сидящим спиной ко мне и с лицом (или маской хорошего человека, с которым я встретился в Венеции), отражающимся в зеркале, висящем на дальней стене. Наверное, получилось слишком мрачно — во всей картине свет только над детьми и в зеркале, отражающем умирающий закат позднего вечера. Я действительно влюбился в него в Венеции и любил его даже в самые тяжелые моменты нашей жизни — до того, как его мать расправилась с нами. Получилось хорошо. Мрачно, но хорошо. Сбалансировано. Этот портрет заслуживает того, чтобы повесить его на стену. Я вздохнул. Это Линторфф будет решать, что с ним делать. Портрет уже давно не мой. Он существует независимо от меня. Остальное можно смело выкинуть на помойку. Я написал прощальную записку Фридриху, он сейчас разговаривал с ведьмой в библиотеке. Меня вдруг одолели сомнения. Она не понимает, что стоит за понятием «Консорт», и права на управление состоянием детей в случае смерти Линторффа переведены на Фердинанда. Может ли быть такое, что Линторфф согласился только на мое увольнение, но не хочет меня выгонять? Нет, это невозможно. Она действовала от его имени. Она не осмелилась бы так демонстративно поступать ему наперекор. Ну не настолько ж она ненормальная. Я вызвал такси, но вместо того, чтобы поехать к Алексею, отправился на автобусную станцию. Лучше перестраховаться, вдруг Линторфф передумает. Я тоже имею право начать всё заново. ---------------- Примечание переводчика *Briefadel (нем.) = жалованные дворяне = те, которые получили дворянство в период с XV века до падения Германской и Авcтрийской империй в 1918 году.