"18"
17 января 2016 г. в 13:55
Дневник Фердинанда фон Кляйста
17 июня 2008 года
Этим утром мы с Конрадом и его детьми приехали в замок. Я был нужен ему, как буфер между ним и его женой, когда он будет говорить с ней о разводе. Он сослался на то, что у меня есть опыт в улаживании подобных дел.
— Как называлась юридическая фирма, которая занималась твоим разводом? Они добились для тебя хороших условий.
— В данном случае ничего не выйдет, потому что у вас заключен брачный договор. Тебе придется заплатить ей минимум пять миллионов за год брака и предоставить три недвижимости на выбор, за исключением фамильной резиденции и дома в Лондоне.
Я объяснял ему это несколько раз, но он не хочет отдавать ей так много.
Мы приехали в замок и обнаружили, что:
1. Гунтрам де Лиль был уволен и покинул дом шестнадцатого числа в шесть вечера, хотя доктор ясно сказал, что ему необходим месяц постельного режима. Я разозлился: мальчик должен лежать, а не бегать Бог знает где. Выкинуть его из дома в таком состоянии — практически убийство.
2. Гунтрам не оставил адреса. Его мобильный либо отключен, либо разрядился.
3. Фридрих был отправлен на пенсию в Зальцбург. К счастью, он оказался умнее, и просто переехал в номер в «Эдеме» в ожидании дальнейших распоряжений Конрада.
4. Большинство картин Гунтрама было уничтожено по приказу этой женщины. Избежал огня только портрет детей и Конрада. Одна из горничных спрятала его, потому что не смогла его уничтожить. Это чудесная вещь. Я не разбираюсь в искусстве, но портрет прекрасен. Конрад был восхищен, когда увидел его.
5. Дети Линторффа способны орать так же громко, как их отец.
Стефания ждала Конрада, и они начали яростно спорить, когда он, еще не зная об увольнении Гунтрама, сообщил ей, что хочет развестись и готов удовлетворить ее материальные требования в обмен на отказ от титула. Она взбесилась и отказалась разводиться по взаимному согласию.
В разгар их дискуссии в библиотеку ворвались дети, за ними бежала их няня. Мартина, если я правильно помню. Оба рыдали, повторяя, что Гунтрама нигде нет. Они производили много шума, особенно Клаус Мария, который довольно точно охарактеризовал Стефанию, назвав ее «ведьмой».
— Кто вам дал разрешение входить в мою комнату? — рявкнул Конрад, и дети притихли. — Ваш воспитатель, должно быть, сейчас в Цюрихе и скоро вернется. Выйдите отсюда. Здесь разговаривают взрослые. Я побеседую с мистером де Лилем о ваших манерах.
— Я уволила этого никчемного человека. Он бесполезен, у него нет соответствующей квалификации, и он совершенно не умеет себя вести. Нет причин держать его здесь и дальше, даже если ты и дал обещание его отцу. Ему двадцать пять лет, и он вполне может содержать себя сам, — сообщила нам Стефания.
Я онемел. Дети снова начали плакать, и няня увела их.
— Кто тебя уполномочил? — спросил ее Конрад, пока еще сохраняя спокойствие.
— Я сделала это, как главный управляющий в этом доме. Ты сам признал, что он вел себя со мной неуважительно. Так что он уволен. Я заплатила ему компенсацию за шесть месяцев. Он подписал соглашение о конфиденциальности и отказ от любых исков против нас.
— Вон. Сейчас же! — прорычал он, уставившись на нее. Я вскочил, готовясь вмешаться, если он набросится на нее. Например, начнет душить. Я хорошо знаю этот его взгляд.
— Я никуда не уйду. Я — твоя жена, а ты встаешь на сторону прислуги.
— Он для меня важнее, чем ты. Ты всего лишь хорошо оплачиваемая…
— Конрад! Не обязательно быть вульгарным! — предупредил я его.
Молчи или ты очень скоро предстанешь перед судьей, и это будет стоить тебе сто миллионов.
— Да он пустое место! Даже художник он никакой! Весь вонючий мусор, который он после себя оставил, пришлось сжечь.
— Что ты наделала, тупая корова?! — воскликнул я.
Тянет на «устное оскорбление». Еще плюс два или три миллиона.
— Он бросил свою мазню здесь, и я распорядилась убраться в его комнате, чтобы туда можно было поселить следующую няню, которая приедет через два дня. Она бегло владеет английским, французским и немецким и имеет степень по детской психологии. Он даже имел наглость оставить записку твоему личному секретарю о передаче детям какой-то лачуги в Аргентине.
— Эта «лачуга» стоит около двух миллионов долларов, — холодно сказал он.
Конрад, идиот, не надо ее наводить на мысль об истинном характере ваших отношений с Гунтрамом. Глупая корова настолько жаждала твоих денег, что купилась на историю о бедном сироте, опекаемом тобою.
— Зачем он это сделал? — удивилась она.
— Потому что он достойный и порядочный человек, но тебе трудно это понять. Я подарил ему этот дом на Рождество в 2002 году.
Конрад, не могу поверить. Она сдерет с тебя три шкуры в суде. Ты только что признался, что у тебя с ним были отношения! Хотя все в Цюрихе и так знают, что Гунтрам был Консортом, так что нет большого смысла отрицать или скрывать это.
— Ты подарил ему дом за два миллиона долларов? Этому ничтожеству? Зачем?! — завопила она так, что у меня заложило уши. Эти итальянки хороши для постели, но на мой вкус слишком шумные. Я предпочитаю молчаливых и улыбчивых, как моя Сесилия.
— Он для меня особенный человек. Он был моим любовником пять чудесных лет, пока не решил прекратить наши отношения. Я заставил его остаться здесь ради детей и чтобы защитить от всего, что может с ним случиться вдали от меня. На тебе я женился, чтобы заставить его ревновать, но это не сработало. Так что теперь ты мне бесполезна. Назови свою цену за развод.
— Теперь понятно, почему ты так плох в постели. Педик. Ты трахаешься так, словно вспоминаешь порядок действий, прописанный в руководстве для католиков, — выплюнула она.
Конрад бесстрастно смотрел на нее.
Почему женщины так тошнотворно графичны, когда дело касается сексуального поведения их мужчин? Да, мы обсуждаем анатомию наших партнерш, но детали оставляем при себе.
— Хорошо, я заплачу тебе то, что в брачном договоре. Пять миллионов за год брака и три объекта недвижимости. Ты можешь оставить себе квартиру в Париже на авеню Монтень, одну в Риме и маленькую на Манхэттене. Вся остальная недвижимость принадлежит моим компаниям. Это хорошие условия, соглашайся.
— Нет уж! У тебя миллиарды, а ты хочешь отделаться пятью вшивыми миллионами?! Я хочу дом на Мэдисон авеню.
В прошлом году этот дом оценивался более чем в шестьдесят миллионов долларов, не считая предметов искусства внутри! Там находится большая часть его собрания современного искусства.
— Я буду выплачивать тебе пособие пятьсот тысяч евро в год до конца жизни. Если ты снова выйдешь замуж, выплаты прекратятся.
Конрад, ты только что пообещал ей сорок тысяч евро в месяц?! Ты ненормальный. Я даю Гертруде всего десять тысяч, и то только потому, что ты настоял. Я долго терпел эту суку — целых двадцать пять лет. Я сам должен был просить компенсацию.
— Я не согласна. Ты был мне неверен! Мои юристы уничтожат тебя.
— Как бы я хотел, чтобы это было правдой, но увы. Гунтрам на дух меня не переносит, — сухо ответил он. — Я поднимаю пособие до пятидесяти тысяч в месяц, но ты должна подписать соглашение о конфиденциальности.
— Не подпишу. Пусть все узнают о тебе!
— Стефания, у тебя тоже есть прошлое. Улица Кондотти давно осталась позади, не имеет смысла вспоминать о ней. Но если ты хочешь… Вспомни, как мы познакомились. Пресса обожает такие истории. Лучше воспользуйся моим предложением, выбери обеспеченное будущее, отдохни от вечной борьбы. Возраст очень немилосерден к женщине с твоими талантами. Я признателен тебе и с удовольствием материально поддержу. Мы можем все уладить с наименьшими потерями. Тихо разведемся и выпустим совместный пресс-релиз. Ты заскучаешь, если останешься здесь заботиться о детях до конца своей жизни. Ты — не материнский тип женщины. Но если хочешь поиграть в герцогиню, будь уверена, я очень подробно объясню тебе твои обязанности. Ты слишком долго вела себя, как тебе вздумается.
— Вы оба узнаете, что такое ад на земле, когда пресса услышит про вас! «Банкир трахает няня». Над тобой будет смеяться все общество.
— Не трогай Гунтрама, шлюха! — рявкнул он, готовый наброситься на нее.
— Конрад, оставь это юристам, — вмешался я. — Если Стефания хочет обвинить тебя в неверности, ты можешь поведать суду о том, как много денег она давала тому человеку… Как же его имя?
— Делла Роза?
— Нет. Темный. Погоди-ка… Франческо Россини!
— Да, помню. Тот, что на фотографиях.
— Он самый. Судья будет шокирован. И, возможно, аннулирует ваш брачный договор. Разве там нет положений о неверности? Жаль, мы не можем передать фотографии прессе. Даже «Sunday Mirror» не опубликует их! Не знаешь, в журнале «Хастлер» есть страницы, посвященные светскому обществу? — хихикнул я.
Разъяренная, Стефания выскочила из библиотеки. Совершенно не умеет проигрывать.
— Скажи Фридриху, пусть найдет ей хороший отель на ночь. За вещами она может прислать завтра.
— Да, я попрошу Милана позаботиться об этом. Скатертью дорожка! Я до сих пор не понимаю, почему ты не женился на той симпатичной шведке.
— Она слишком порядочная, от нее было бы сложно избавиться. Скажи юристам подготовить необходимые документы, и пусть все ее кредитные карточки аннулируют. Я хочу, чтобы ее счета в моих банках опустели. Нужно, чтобы у нее появился стимул всё подписать.
— Разумеется.
— Позвони Горану, он должен выяснить, куда подался этот глупый мальчишка. Странно, что он не побежал к тебе, как в прошлый раз, или к Алексею.
— Конрад, я вернул его домой через четыре дня. Естественно, он мне больше не доверяет.
— В таком состоянии ему не следует болтаться Бог знает где. Скажи Горану, пусть найдет его и приведет домой. Только поаккуратнее, он только что после стенокардического приступа.
— Конрад, скажи мне, ты все еще его любишь?
— Конечно. Почему, ты думаешь, я так долго выжидал и женился на этой женщине?
— Он винит тебя в смерти своего отца. На этот раз он тебя не простит. Господь знает, что я люблю его, как сына, но лучше бы тебе его отпустить. Ему всего двадцать пять, и он еще может начать все заново. Это самое порядочное, что можно сделать в данной ситуации.
— Гунтрам просто запутался, вот и всё. Эта женщина заставила его поверить, что я отказался от него. Даже если он никогда больше не захочет близости, у него все еще остались обязательства перед детьми. Они не должны страдать из-за наших трений. Гунтрам их официальный наставник, я всего лишь отозвал у него полномочия управлять их состояниями. Ему, с его больным сердцем, это будет затруднительно.
— Да, но мне все еще не нравится, что ты перевел семьсот миллионов своих денег на один из его счетов. Это чересчур много.
— Если ему придется в будущем содержать детей, надо обеспечить его наличными в необходимом объеме. Он взял что-нибудь с собой? Вели Горану проверить все его кредитные карточки и движения по счетам с апреля 2006 года, включая те, о которых, как Гунтрам считает, я не знаю.
— Возможно, сейчас-то мы и обнаружим, что он взял больше, чем ты думаешь. Такая огромная сумма даже святого заставила бы сомневаться.
— Только не моего Гунтрама. Он не восприимчив к таким соблазнам.
Пришлось оставшееся время инструктировать Горана, который ужасно расстроился, что его «братик» снова учудил глупость. Да, Гунтрам — настоящий идиот, если поверил словам Стефании, даже не попытавшись сначала всё проверить. Но я в это не верю. Почему он не попросил о помощи Горана или Алексея, как раньше? Алексей приглашал его погостить несколько дней, но вместо этого Гунтрам сел на автобус.
НЕТ. Наш Гунтрам не такой дурак. Он ей не поверил, но использовал ситуацию, чтобы сбежать. Не могу его винить, я бы сделал так же. Конрад довел его до предела. Мальчику пришлось жить у него, видеть его почти каждый день, заниматься с его детьми, терпеть его дурной характер и обвинения, а потом еще смотреть, как он трахает свою суку прямо у него под носом? Удивительно, как он не застрелил Конрада после этого — тот вполне заслужил.
Это правда, что Конрад не виноват в смерти отца Гунтрама. Не совсем виноват. Тот был очень болен и предложил свою жизнь, как залог, чтобы его малыша не тронули. Я глубоко уважаю Жерома де Лиля, как юриста и как стратега. Он всегда знал слабые места Конрада и обманул его, заставив поверить в то, что он выиграл. Жером продал нам по фантастической цене то, что уже было бесполезно, и строил планы отмщения. Я уверен, что это именно он навел нас на след предателей. Жером участвовал в махинациях своих родственников, поэтому позже это дало ему возможность натравить Конрада на ассоциатов и тем самым спровоцировать кровавую бойню внутри Ордена. Однако он не ожидал, что его отец окажется настолько ненормальным и попытается убить Конрада в прямом столкновении. Я согласен с тем, как Лёвенштайн решил этот вопрос. Это был единственный просчет Жерома де Лиля. У него не осталось иного выхода, кроме как предложить Гунтрама Грифону, чтобы защитить сына от «старой гвардии» Ордена.
Нам следует изменить наши правила о заложниках. Они совершенно устарели. В наше время существует множество вещей, которые мы можем использовать, как залог при переговорах.
Конрад верит, что Гунтрама ему даровал Бог, потому что первый раз увидел его в Нотр-Дам, да еще и в канун Рождества. Может быть. Эту встречу никто из них не планировал. И мы не могли выяснить, кто он, еще два или три дня — до Дома Инвалидов. Большая удача или божественное вмешательство, что в музее в это время был Тибоде, и он притворился простым клерком, чтобы узнать имя мальчика.
Как мог Жером предвидеть, что Конрад, как полный идиот, влюбится в мальчика? Если на это и делалась ставка, я преклоняюсь перед ним. Откуда у него взялась безумная идея отдать своего семилетнего ребенка бывшему любовнику своего брата? Конрад чуть не убил его в ту ночь, когда Жером явился к нам. Мы оба хотели сразу сдать его в руки Лёвенштайна, но Жером де Лиль сказал:
— Мой герцог, вам прекрасно известно, что вы больше не найдете никого, похожего на моего брата. Ваша душа уничтожена, и вы никогда не вернете былого. Я могу дать вам то, чего вы хотите больше всего на свете, в обмен на жизнь моего сына, жизнь моего брата и мою смерть.
Признаю, нужно было иметь огромную смелость, чтобы прийти к нам, особенно после покушения на Конрада, в котором он едва не был убит.
— У тебя ничего не осталось. Убирайся, де Лиль. Твой род пресечен. Так решил Совет.
— Вы до сих пор любите Роже, но он презирает вас. Что если я дам вам шанс найти кого-то, похожего на него, но с мягким и добрым характером? С лицом моего брата, но без его недостатков.
— Кого? — спросил Конрад до того, как я успел выставить де Лиля прочь. Я никогда так не сердился на Конрада, как в тот момент. В тебя стреляли, тебя предали, и кто знает что еще, и ты до сих пор думаешь о Роже? Боже, мой друг — абсолютный идиот!
— Моего собственного сына. Гунтрама. Внешне он — копия моего брата. Судите сами, мой герцог, — сказал Жером, протягивая Конраду две фотографии. Он изучал их, как изучают лошадь при покупке.
— Сходство значительное, де Лиль, но почему ты думаешь, что мальчик примет меня? Или ты в обмен на свою жизнь предлагаешь своего собственного сына, чтобы я мог насиловать его? Есть пределы цинизма у вашей семейки?
— Вы никогда этого не сделали бы. Вы — благородный человек, хоть и Грифон. Я не могу вам гарантировать симпатию Гунтрама. Этот риск вы возьмете на себя.
— Убирайся. Мне все равно, как тебя будут убивать. Надеюсь, они найдут для тебя время.
— Если вы не примете мое предложение, они убьют моего ребенка. Я смирился со своей участью, но Гунтрам не имеет к нашим делам никакого отношения. Он даже никогда не встречался ни с кем из моей семьи. В отличие от нас, он неиспорчен. Его мать была хорошей женщиной, наполовину немкой. Неужели вы хотите, чтобы на вашей совести была смерть еще одного ребенка?
— Тебе нужно было подумать об этом до того, как вы подняли мятеж против своего Грифона, — отвечал Конрад.
— Гунтрам очень славный мальчик. Он никогда не ссорится со своими друзьями и очень любит рисовать. Из него может выйти хороший художник. Он умен, чуток и легко привязывается к людям. Может быть, порой упрям, когда решит, что правильно, а что нет, но это было бы хорошо для вас, мой герцог. Вам нужен кто-то, кто будет мягко уравновешивать вашу доминантную натуру. Еще он очень застенчив.
Я понял, что Жером победил, когда Конрад не заткнул его после первого же предложения. Он слушал его очень внимательно. Дерьмо!
— Убирайся, де Лиль, или я выпущу одну пулю в твою голову, а другую — в голову твоего ублюдка! — заорал я.
— Тихо, Фердинанд! Расскажи мне побольше о своем мальчике, де Лиль.
— Он похож на свою мать. Она была очень милой, терпеливой и абсолютно бесхитростной. И мухи бы не обидела. Боюсь, что его мягкий характер причинит ему немало боли в будущем. Еще он напоминает мне моего кузена, Герхарда Гутенберга Заксена. Он часто проводил у нас в Пуатье каникулы.
Еще дерьмовей! Конраду очень нравился этот парень. Думаю, он увлекся им в клубе конного поло на Зюльте, когда мы были подростками, но Герхард никогда не обращал на него внимания, потому что был старше нас на несколько лет. Он послал семью, Орден и все остальное куда подальше и стал врачом, уехал работать в Африку или куда-то типа этого. Конрад всегда обожал его смелость и мягкую, доброжелательную натуру.
— Через десять лет вы можете получить то, что потеряли, но в этот раз без вмешательства моей семьи. Никто кроме нас не знает о ваших отношениях с Роже. Мой сын на двадцать пять лет моложе вас. Им будет легче управлять, чем моим братом.
— Перед тем, как принять решение, я должен посмотреть на мальчика.
— Нет. Я не скажу, где он, пока вы не поклянетесь, что не тронете ни один волос на его голове.
— Я могу очень быстро сам это узнать, де Лиль.
— Возможно, мой герцог. Дайте обещание, что вы станете защищать его и примете его решение, если он не захочет быть с вами. Его Светлость уже знает, чего стоят насильно навязанные отношения, и предпочтет, чтобы Гунтрам полюбил его по собственной воле. Вы также поклянетесь, что не тронете его до восемнадцати лет.
— Я не буду его обеспечивать.
— Вам и не нужно. Я уже позаботился об этом. Итак, мой сын за жизнь моего брата.
— А что насчет твоей жизни?
— Вы можете забрать ее, как доказательство моей доброй воли.
— Жизнь простого юриста ничего не стоит, даже потраченного времени. Твой брат — ассоциат. Мы должны показать наглядный пример, — сказал я, но Конрад перебил меня.
— Я принимаю условия. Мальчик за жизнь Роже. Я даю слово перед лицом Господа, что стану защищать его, и если через десять лет он сделается моим любовником, я буду уважать его, — сказал Конрад.
Я вскипел. Он так ничему и не научился!
— Я слышал ваше обещание, мой герцог. Пусть Господь даст вам силу и ясность ума сдержать его.
— Где мальчик живет?
— На нейтральной территории. В Аргентине. У меня есть для Гунтрама письмо. Отдайте ему его, только если он узнает о вас с Роже. Я хотел бы облегчить его боль, насколько могу.
— Хорошо. У тебя есть месяц, чтобы исполнить свою часть сделки. Если нет, я отдам Роже моим людям. Они очень сердиты из-за наших потерь.
— До встречи, мой герцог. Увидимся в аду.
Я был ужасно зол на Конрада, когда Жером ушел.
— Надеюсь, ты сделал это только для того, чтобы узнать, где находится мелкий паршивец, чтобы им занялся Младик.
— Нет. Я сделал это, чтобы защитить мальчика. Убийство семилетнего ребенка не решит наших проблем. Старая гвардия слишком привержена древним традициям и напрасно тратит ресурсы. Никто не тронет мальчика. Что касается Роже, Младик может продолжать свое дело, когда найдет его. Я посмотрю, выполнит ли этот де Лиль свое обещание. Если выполнит, то, возможно, мальчик подойдет мне в будущем.
— Ты ненормальный, — воскликнул я.
— Почему? Если он внешне похож на дядю, но у него нет его пороков, он может стать мне хорошим компаньоном. Ты сам мне много раз говорил, что Жером не такой, как его брат. Никто, кроме тебя, Фридриха и Лёвенштайна не знает про нас с Роже.
— И?!
— Если он мне понравится, я возьму его себе. Вы все будете молчать.
— Конрад, тебе надо серьезно подумать о том, чтобы обратиться за медицинской помощью.
— Фердинанд, ты так серьезен, что с тобой даже невозможно пошутить! — засмеялся он. — Дружище, неужели ты правда подумал, что я буду десять лет сидеть и ждать, чтобы завести нового любовника, который похож на ту змею, которую мне хочется убить? Я учусь на своих ошибках. Никто больше не встанет между мной и моим долгом Грифона.
— На минуту я подумал, что ты все это серьезно.
— Мне дела нет до этого мальчишки. С меня довольно де Лилей. Роже был великолепен в постели, и я любил его, но всё закончилось. Мне сейчас надо позаботиться об Ордене. Любовь приносит только хаос и боль.
Однако у судьбы было иное мнение. В ту минуту, когда Конрад увидел мальчика в Нотр-Дам, он снова потерял голову. «Возьми на себя встречу», — сказал мне этот засранец и ушел, не дожидаясь конца службы.
Мне не понравилось его появление в нашей жизни, но Конрад прямо-таки помешался на нем, повторяя, что он выглядит, как Роже де Лиль. Конраду нужны очки. Гунтрам ниже, со светло-русыми волосами, у него, в отличие от Роже, правильные черты лица, и когда я увидел его, я сразу же понял, что он — скромный человек. Фридрих был прав. Мальчик не имел ничего общего со своим дядей. В этом отношении он скорее походил на своего отца, только у того темные волосы и зеленые глаза. Русые волосы и голубые глаза, скорее всего, достались Гунтраму от его матери или от Гуттенбергов, но не от де Лилей. Когда Роже де Лиль появлялся на публике, он всегда становился центром внимания. Он обладал магнетической привлекательностью. Гунтрам же всегда старался держаться как можно незаметнее. Уверен, что он ненавидит, когда на него смотрят, и лучше себя чувствует дома или в музее.
Я вздохнул с облегчением, когда Гунтрам порвал с Конрадом в Буэнос-Айресе, но не тут-то было. Конрад не смирился с этим. Он любил мальчика так, как никогда не любил его дрянного дядю. Отношения между Роже и Конрадом были неустойчивыми, основывающимися в основном на сексуальном притяжении. Они могли поругаться только для того, чтобы потом страстно помириться в постели. «Секс, приправленный злостью, лучше всего», — сказал мне однажды Конрад. Ну не знаю. Я предпочитаю помягче. Любил ли он вообще Роже? Конрад считал, что да, и из-за этого испортил себе жизнь на следующие двадцать лет. Он упрям, как осел. Я думаю, то была не любовь, а всего лишь похоть. Однако Конрад скорее отрежет себе мужское хозяйство, чем признает, что он, как и все мы, иногда позволяет своему члену управлять своими действиями. Лицемер!
Конраду тоже нравится изображать из себя жертву.
Почему он сохранил письмо Жерома, если мальчик его не интересовал, как он утверждал? Конрад лгал мне! На самом деле он подумывал о том, чтобы заняться им!
Гунтрама он полюбил по-настоящему. Конрад забыл о своем эгоизме, чтобы сделать мальчика счастливым, и стал вести себя с оглядкой на то, чтобы не обидеть его и не создать о себе плохое впечатление. До этого он заботился лишь о себе и об Ордене.
Гунтрам никогда не доставлял нам никаких хлопот и не искал выгоды из отношений с Конрадом, хотя мог бы иметь большие деньги. Сперва я подумал, что его недовольство тем, что Конрад тратит на него слишком много денег и платит за университет, было наигранным. Однако Гунтрам не потратил на себя ни одного лишнего франка и не продал дом в Аргентине, чтобы иметь свободные деньги. Он никогда ничего не просил у Конрада. Он расходовал деньги только на рисовальные принадлежности, и большая часть того, что он заработал с апреля 2006 года, была отдана Конраду «чтобы заплатить юристу», «на школьные расходы», «на оплату врача» или потрачена на детей. Он не взял ни монеты из своей зарплаты в 4000 франков. Только открыл отдельный счет в испанском коммерческом банке, куда переводил выручку от проданных картин или вознаграждение за иллюстрирование книг. Все его расходы покрывались оттуда. Фридрих говорил мне, что Гунтрам отказался брать что-нибудь у герцога и жил, как другие слуги. Бедному старику пришлось нелегко, когда он пытался отделить Гунтрама от остального персонала.
Этот парень — лучшее, что могло когда-либо случиться со всеми нами. Он дал Конраду эмоциональную стабильность, и Конрад наконец смог завести потомство и продолжить свой род. Жаль, что эти отношения были отравлены с самого начала. Мне следовало бы сразу прекратить их. Я должен был отдать мальчика албанцам, когда Конрад уехал из Венеции, но Михаэль приказал Горану охранять его. Дерьмо! Уверен, Михаэль разгадал мой план в тот момент, когда я буквально силой заставил Конрада вернуться в Цюрих, чтобы разобраться с глупой ошибкой, допущенной моими людьми.
Гунтрам был слишком хорош, чтобы поверить в его искренность.
К несчастью, Конрад жить без него не может. Его не волнует, хочет этого сам Гунтрам или нет. Конраду надо, чтобы мальчик спал в его постели (или в своей рядом с детской) каждую ночь, изолированный от всего остального мира. Он надеется, что в один прекрасный день тот сломается под гнетом одиночества. Я предложил разрешить Гунтраму жить в небольшой квартире в Цюрихе и приезжать в замок на работу, так Конрад чуть не убил меня. НЕТ, он хочет контролировать его жизнь целиком и полностью. Гунтрам должен сидеть дома, играть с детьми или рисовать. Мне иногда кажется, что Конрад готов отобрать у Гунтрама ботинки, чтобы тот не смог сбежать.
Уверен, Конрад был не до конца откровенен со мной, когда сказал о недавнем рецидиве у Гунтрама. Он сделал что-то такое, чего стыдится, и потому забрал детей, чтобы скрыть это. Я ни на секунду не поверю, что он уехал, «чтобы дать Гунтраму отдохнуть и поправиться». Наорать на него из-за того, что Стефания обвинила мальчика в неуважении, этого мало, чтобы спровоцировать у мальчика сердечный приступ.
Возможно, Гунтрам хотел уйти от него совсем, и у них произошла серьезная ссора. Конрад никогда бы не причинил ему вреда намеренно, но у мальчика такое хрупкое здоровье, малейшая неосторожность может стать плачевной для него. Конрад, должно быть, совершенно вышел из себя, если поднял на него руку. Только угроза ухода могла заставить его потерять голову. Конрад всегда рассчитывает свои действия. Его знаменитые вспышки гнева — это лицедейство, нужное для достижения целей. Уверен, он делает это, чтобы скрыть свою холодность. Он никогда не теряет самообладания, только с Гунтрамом его выдержка дает сбои. Мы не в силах всегда оставаться рассудительными, когда дело касается тех, кого мы любим. Любовь выбивает у нас почву из под ног, иначе это не любовь.
Да, вполне вероятно. Конрад никогда бы не отпустил мальчика. Он запаниковал, когда Гунтрам решил уйти. Если так, то у Гунтрама на этот раз должен быть какой-то козырь в рукаве — потому что он уже однажды пытался сбежать, но безуспешно.
Пора проверить, что узнал Горан.
19 июня
О Гунтраме до сих пор нет вестей. Как может человек, восстанавливающийся после сердечного приступа, исчезнуть совершенно бесследно? Это вне моего разумения. Ладно бы у него было распространенное имя. Если бы его звали Джон Смит, Хуан Перес или Ханс Майер, тогда было бы трудно отследить его.
Он взял с собой только имеющуюся наличность плюс шестьсот франков, которые снял в банкомате на автобусной станции. Одежду, купленную «на его собственные деньги», альбом для эскизов, ноутбук — бедняга верит, что мы больше не можем читать его файлы; кто-нибудь должен рассказать ему про интернет и хакеров, — и деревянную коробку с карандашами. Конрад сказал мне, что подарил ему эту коробку в Венеции, в 2002 году, и что прочел все, что парень написал у себя в дневнике вплоть до 16 июня.
— Я, кажется, нашел ключ, как вернуть его назад, Фердинанд. Мне надо было прочесть его записи еще много месяцев назад. Даже его гнев на меня — это притворство. Он совершенно растерян и ищет способ выкарабкаться из того запутанного положения, в которое сам себя поставил. «Человек, в которого он влюбился в Венеции», вот как он написал, Фердинанд. Он уже признал, что ему нужно, чтобы я снова направлял его жизнь. Он знает, что загнан в угол, но он все еще слишком упрям, чтобы это признать. Он на грани срыва. Как только я поймаю его, я получу его обратно. Теперь я знаю, как правильно разыграть карту.
Прекрасная теория. Жаль только, что мальчик-то ушел. Конрад будет биться головой об стену непреклонности Гунтрама. Это проигранная битва.
Еще он взял с собой фотографии детей, но оставил снимки своей семьи. Могу его понять. Я бы давно их сжег. Они, будучи на том свете, ухитрились испортить ему жизнь на этом.
Только один хороший момент. Горничная, Надин, та, которая сберегла портрет, вспомнила, что Гунтрам говорил ей о желании побывать в Пуатье, чтобы увидеть, откуда родом его семья. Она француженка, знает эти края, и рассказала ему, как туда добраться. Горану надо попытать удачи там.
Конрад сходит с ума от беспокойства. Гунтрам не взял с собой лекарства. Но почему? Не знаю. Надеюсь, мальчик не натворит чего-нибудь глупого.
23 июня
Когда я поймаю Гунтрама, клянусь, я надеру ему задницу, как неразумному ребенку!
Пуатье оказался фальшивым следом. Люди Горана искали как следует. Никто с его приметами не жил в отелях или хостелах, не арендовал квартиру или кемпинг. У него нет живых родственников, и он не знает никого, имеющего отношение к его семье. Никто не покупал за один раз набор его лекарств.
Что меня действительно беспокоит, так это то, что он сбежал, практически не взяв лекарств. Почему? Я надеюсь, что он не вынашивает ту же безумную идею, как когда-то его отец.
Михаэль посоветовал Горану больше не искать Гунтрама под его именем. Он, скорее всего, использует вымышленное. Он не снимал денег со своих счетов, не пользовался кредитными картами. Не связывался ни с кем из университета или арт-студии. Мы даже проверили его связи в Аргентине, но это ничего не дало.
По словам Михаэля, лучшее, что мы можем сделать — это получить доступ к базам данным европейских больниц и искать пациентов подходящего возраста со схожими симптомами. Если у нас будет такой список, мы можем сравнить его со списком пассажиров с автобусной станции. У него должны были закончиться лекарства, потому что он взял с собой только недельную порцию. Ему придется идти к врачу, и если только у него нет с собой припрятанных денег, то он не сможет позволить себе частного врача. Жаль, что не все пассажиры на автобусной станции регистрируются. Только те, которые платят кредитной карточкой, так что, боюсь, нам придется проверить всех, кто не купил билет в течение последних тридцати дней. К счастью, больницы в своих отчетах отмечают расовую принадлежность пациента.
28 июня
Михаэль не такой идиот, как я думал. Он получил список из большинства стран и исключил тех, кто не обращался за вторым паспортом или потерял его за последние пять лет… что сократило список с 3589 до 28 человек. Теперь Горану есть, с чем работать. Михаэль считает, что страны, где говорят по-немецки, можно не принимать в расчет, потому что Гунтраму мы и так надоели. Нужно искать во Франции, Италии, Голландии, Испании, Португалии и т.д. В результате в списке осталось 16 человек.