Заместитель

Третье июля Последние дни я ничем особо не занимался, все больше спал. Русский врач, который приходил вечером двадцать девятого, обозвал меня безответственным глупым мальчишкой за то, что я так долго не пил лекарства. — У вас стабильная стенокардия, и недавно был приступ, и вы бегаете по Парижу, не приняв таблеток? Строгий постельный режим в течение трех дней. Или вы хотите, чтобы все стало еще хуже? Мы должны контролировать вашу аритмию. Я проводил время в библиотеке или у себя в комнате. Мальченко — приятный и интересный человек, но ему приходится большую часть времени работать. Я хотел бы выйти из дома, но боюсь кого-нибудь встретить. Завтра приедет Константин, и мы решим, что дальше делать. Четвертое июля Не знаю, что делать. Я опять в растерянности. Константин не хочет мне помогать, и это после того, как из-за него я попал в неприятности. Он приехал к ужину, и я удивился его торжественности. Стол к нашему приходу уже накрыли, шампанское охлаждалось в серебряном ведерке со льдом. Слуг не было видно. Комната тонула в полумраке, большие окна были открыты, впуская легкий ветерок с Вандомской площади. Романтическая обстановка? Ты сдался много лет назад. Я знаю твою жену и написал портрет твоей дочери! — Здравствуй, Гунтрам. Я рад, что ты смог ко мне присоединиться сегодня вечером, и прошу прощения, что не сразу приехал. — Здравствуй, Константин. Я очень благодарен тебе за гостеприимство. — Садись, дорогой. — Он налил бокал шампанского и поставил передо мной. — Люди Линторффа повсюду тебя ищут. Сейчас тебе надо принять решение. Что ты хочешь делать дальше? — Я не могу к нему вернуться. Не могу больше с ним жить. Мне нужно уйти. Много лет назад ты предложил мне помощь, и я хотел бы воспользоваться предложением, если оно еще действительно. — Я ожидал этого, но обстоятельства изменились. Сейчас я — часть Ордена. Номер пять в иерархии. Если я помогу Консорту уйти от Грифона, это будет считаться изменой, и между нами снова начнется война. — Ясно. — Если бы в итоге ты остался со мной, это бы тоже вызвало осложнения между мной и Орденом, но дело хотя бы того стоило, мой ангел. Но ты меня не любишь и не чувствуешь влечения ко мне. Возможно, ты сумеешь изобразить воодушевление в постели, но это не то, что нам обоим нужно. Я все еще люблю тебя и желаю тебе добра, но цена для моей организации слишком высока. — Понимаю. Ты и так долго рисковал собой, предлагая свое плечо. Не мог бы ты свести меня с кем-нибудь, кто поможет с документами? — Конечно, мог бы, но я не вижу, как это решит проблему. Допустим, ты получишь документы на другое имя и на некоторое время оторвешься от них, но, в конце концов, или они тебя найдут, или ты умрешь от нервного срыва. Врач высказался вполне определенно — тебе нужно побольше отдыхать, а придется постоянно переезжать с места на место. Ты не сможешь найти друзей или завести постоянные отношения и будешь скучать по детям. У тебя никогда не будет нормальной жизни, и ты не сможешь забыть старую. — Ясно. Но я должен попробовать. Линторфф убил всю мою семью и моего отца. — Это так, но ты стал залогом, предложенным твоим отцом за сохранность твоей жизни и семьи твоего дяди. В соответствии с законами Ордена, ты принадлежишь Конраду, и он обязан уважать и заботиться о тебе. — То, что мы делали, называется инцест, Константин. Это отвратительно. — Смотря что вкладывать в это понятие… Вы двое — не кровные родственники, следовательно, это не инцест в библейском смысле.* Вы считались бы свойственниками, если бы союз Конрада с твоим дядей был одобрен, но этого не случилось, так что между вами нет никакой связи. Церкви для заключения брака требуется минимум шестая степень родства, но это в данном случае неприменимо. Я вспоминаю историю Филиппа IV Испанского. Он заключил брак со своей племянницей, дочерью собственного брата, потому что его сын, который собирался на ней жениться, умер. Старый король занял место сына, чтобы сохранить свой род, поскольку у него осталась только дочь. Они даже получили благословение Папы Римского «во избежание будущих конфликтов между династиями» — это примерно то же самое, что пытался сделать твой отец, предлагая тебя Линторффу. — Я — свободный человек. Браки по договоренности уже много лет как не заключают. Что, если бы Конрад мне не понравился? Он имел бы право брать меня силой, пока я не прогнулся бы под него? — Я не знаю. Но не думаю, что он бы так далеко зашел. На мою беду, вы случайно встретились, и он решил забрать старый долг. До этого он о тебе даже и не вспоминал. Ты спокойно жил сам по себе в Буэнос-Айресе, разве нет? — Теперь ты его адвокат? — раздраженно проворчал я. — Нет. Честно говоря, я хотел бы, чтобы ты остался со мной, но осознаю, чем это закончится. Лучше возвращайся к нему и проживи свою жизнь счастливо, насколько возможно. Подумай о своих малышах. Ты нужен им, а они нужны тебе. Линторфф поступил очень умно, когда завел с тобой детей. Ты привязан к ним неразрывными цепями. Когда они родились, я понял, что ты ко мне никогда не придешь… Я могу дать тебе две или три недели и задержать Линторффа на это время, но мне придется сообщить ему, где ты находишься. — Пожалуйста, не говори ему. Скажи Алексею или Павичевичу. Они придумают, что делать. — Хорошо, я поговорю с Алёшей. Надеюсь, он не бросит трубку, как это делал в последнее время... Ты уже был в Лувре? — Ещё нет. Я был не в том настроении, — сказал я почти неслышно, чувствуя тошноту оттого, что у меня не осталось выбора и придется возвращаться к этому чудовищу. — Стоит сходить. Завтра один из моих людей составит тебе компанию. Я бы хотел посмотреть на твои последние работы. Тот портрет герцогини невероятный. Очень… забавный. У тебя острый язык, в данном случае, кисть. — Его выставили на продажу по ошибке. Герцогиня из-за него меня ненавидит. Его отправили на аукцион Остерманн и Элизабетта фон Линторфф. — Ошибка стоимостью 99 000 франков. Я бы купил его, но жене он не очень понравился. Почему этого не сделал Линторфф? Это был бы фантастический фамильный портрет, — усмехнулся Константин. — С чего тебе пришло в голову его написать? Мою дочь ты нарисовал очень деликатно и жизнерадостно, а этот агрессивен в своей красоте. Дешевая, агрессивная, снобистская красота. — Остерманн назвал его «Портрет неизвестной дамы». — Да, назвать его «Дама с помойной кошкой и бриллиантами» было бы чересчур! — он засмеялся. — На заказанном портрете герцогиня в вечернем платье с бриллиантовой тиарой и букетом цветов. Лилии и розы в окружении зеленых листьев. Нечто живое и энергичное, как она сама. Не знаю, почему я нарисовал еще один. Он был готов за три дня, и я оставил его сохнуть. Я даже не ждал, когда затвердеют слои. Остерманн взял его без моего ведома. А где сейчас тот, правильный, не знаю. Герцог забрал его. — Скорее всего, сжег. Я бы сделал то же самое, чтобы избавить мир от боли. — Не так уж он был и плох. Просто безжизненный, как всякий дешевый портрет — ничего общего с портретом Софьи. Мне не нравилось его писать, и это видно. Это ее дурацкая идея, не моя. — Ты, как Сарджент — рисуешь души людей. Портрет герцогини, как она сама: дешевые цвета, помойная кошка вместо горностая и драгоценности из «Титаника». Думаю, она хотела унизить тебя, а вместо этого сама заработала насмешки. — А я заработал скандал от Линторффа, — буркнул я. Он рассмеялся. — Должно быть, ему пришлось несладко. Его жену выставили дешевой шлюхой в глазах высшего общества Цюриха. Нет… Хуже. Указали на ее снобизм, и неважно, что она из Барберини, хотя по этому поводу у меня большие сомнения. Дешевая версия Карлы Бруни… Я позвоню Алеше через неделю. Тебе требуется время, чтобы подумать, дорогой. — Я думаю, что нам нужно пойти спать. Вместе. Он уронил вилку на тарелку и уставился на меня, как идиот. — Этим ты не заставишь меня изменить решение, Гунтрам. Это не твои методы. — У нас осталось много вопросов, отложенных с 2001 года. У меня сейчас никого нет, а ты, похоже, все испытываешь романтический интерес ко мне. Я привык думать, что дружба между нами тебе не на пользу, но, возможно, одна ночь вместе поможет нам жить дальше. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. — Ты не любишь меня, а всего лишь испытываешь благодарность, — с досадой сказал Константин. — Ты тоже меня не любишь. Я для тебя — просто навязчивая идея. Возможно, если ты получишь желаемое, для нас обоих все станет проще. Не отрицаю, ты очень привлекательный мужчина. Кто знает, может мне следовало влюбиться в тебя много лет назад. — Меньше всего я ожидал услышать такое предложение от тебя, Гунтрам. — У тебя устаревшее впечатление. Я давно уже не тот двадцатилетний мальчик, что с благоговением взирал на окружающий мир и верил в людскую доброту. Мне пришлось делать то, что слишком рано в моем возрасте, и я пропустил много того, что обычно происходит с моими сверстниками. Ради человека со сложным характером я заставил себя повзрослеть. Сейчас я стал старше и знаю, чего хочу. — Это очень неожиданно. Я удивлен. — Давай сделаем это, и никаких сожалений следующим утром. Нам нужно закрыть эту страницу нашей жизни. — Ты-то, может, и закроешь. А я открою новую. Ты никогда не был для меня проходным любовником, — сказал он очень мягко. Я взял его руку и поцеловал пальцы. — Я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, но зато ты, возможно, сможешь изменить свою и найти новую любовь. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы лишить себя такой возможности, — очень медленно проговорил Константин. Он потянулся над столом и поцеловал меня в губы. Я жадно ответил на этот почти невинный поцелуй. Жаль, что он не знает, что я никогда не смогу изменить свою жизнь или полюбить другого человека. Задохнувшись, мы оторвались друг от друга. Его темные глаза горели желанием. Я улыбнулся, не чувствуя опасений или смущения, как с Линторффом. С ним я всегда испытывал скованность и боялся испортить момент, ляпнув что-нибудь идиотское, или повести себя, как ребенок. Да, я любил его так сильно, что его малейший жест мог ранить меня или отправить в рай. Он был так важен для меня, что я жил ради его улыбок и поцелуев. Даже узнав, какое он чудовище, я все еще жаждал его прикосновений. Я взял Константина за руку и игриво потянул к себе: — Может, нам пойти в спальню? Я не настолько раскован, чтобы заниматься этим на столе. — Ты не знаешь, что теряешь. Может, потом, — парировал он, заставив меня рассмеяться. Мы пошли ко мне в спальню, в основном потому, что я там чувствовал себя уверенней. Идти к нему — это как-то слишком на мой вкус. Считайте меня глупым, но мне тогда так казалось. Остановившись у кровати, мы начали жадно целоваться. Его язык требовательно стремился попасть в мой рот, и я пустил его. Константин крепче обнял меня за талию и прижал к себе. Я, как мог, расслабился, закрыл глаза, пытаясь забыть обо всем и просто наслаждаться тем, что он делает. Все же это был мой первый гейский опыт. Нет, я не сумасшедший. С Конрадом все было абсолютно естественно с самого начала, даже принудительный первый поцелуй, но сейчас я не мог вести себя, как с Конрадом, плыть по течению, отдав всё в руки Константину. Сейчас я должен был проявить инициативу и посмотреть, понравится ли мне это само по себе. Я разорвал поцелуй и, не отрывая взгляда от Константина, начал развязывать свой галстук. Его глаза немедленно прикипели к моим рукам, отслеживая каждое движение пальцев. Я отбросил галстук в сторону. — Твои руки. Они так красивы, — пробормотал он, его глаза неотрывно смотрели, как я расстегиваю рубашку. Я улыбнулся ему, но он не заметил, полностью захваченный моими движениями. Потом не выдержал, взял мои руки в свои и начал целовать пальцы. — Они создали так много прекрасных вещей, — прошептал он и принялся облизывать пальцы один за другим. Я снова поцеловал его, развеяв угрожающие поглотить меня чары. Потом снял рубашку. Константин тоже принялся раздеваться. Когда я дошел до ремня и брюк, то слегка засомневался. Он мягко усмехнулся. — Гунтрам, ты так же невинен, как много лет назад. Ты покраснел. Позволь мне, моя любовь, — улыбнулся он, помогая избавиться от одежды. Мы упали на постель, и он снова стал меня целовать. Чувствовалось, что он, как и я, волнуется. Оставив в покое мой рот, он покрывал поцелуями шею и грудь, постепенно спускаясь всё ниже и ниже, заставив меня стонать и выгибаться навстречу его губам всякий раз, когда он отрывался от меня. Я понял, что он собирается перейти к оральным ласкам, и сказал: — Нет, давай по-настоящему. Кажется, Константин был слегка недоволен, но он приподнялся, встал на колени у меня между ногами, и притянул меня к себе так, что мои ноги обнимали его бедра. Я почувствовал в себе его палец, он начал медленно меня растягивать. Два года воздержания практически превратили меня в девственника. Рвано дыша, он пробормотал: — Ты такой тесный... Константин действовал очень бережно, стараясь причинять мне как можно меньше боли. Когда он осторожно добавил второй палец, я застонал, как самая настоящая шлюха. Он спросил, уверен ли я в том, что мы собираемся сделать. У меня стояло, какие еще доказательства ему нужны? Придвинулся к нему еще ближе, я практически очутился у него на коленях, мои ноги обхватывали его бедра. Я с жадностью припал к его губам, и он, схватив меня, приподнял и стремительно опустил на свой член. Я едва не закричал от смешанного с болью удовольствия. Обняв его за шею, я начал очень медленно двигаться на нем; мои губы скользили по его шее, язык слизывал соль с его вспотевшей кожи. Я тонул в его невероятных глазах, абсолютно черных и полных желания. Он стал вбиваться в меня сильнее, чем я делал это сам, зафиксировав меня, чтобы глубже доставать и лучше контролировать мое тело. Я укусил его в плечо, чтобы не закричать, но он не обратил на это внимания, полностью захваченный нашей скачкой. — Ангел, позволишь кончить в тебя? — Делай, что хочешь, — я чувствовал, что тоже вот-вот достигну пика. Он быстро ссадил меня с колен и перевернул. — Так намного лучше. Я смогу достать дальше, а тебе будет не больно. Он заставил меня встать на четвереньки и снова вогнал в меня член, задев то самое особое место, от прикосновения к которому сходишь с ума. Его толчки стали плавными, он несколько раз поменял угол, доставляя мне невероятное удовольствие. Мои бедра стали вторить его движениям, и я почувствовал, что он сжимает мой член, играя с головкой. Он зарычал мне в ухо, отчего я потерял последний контроль, и мы кончили. Константин обнял меня, прижал к груди и поцеловал в лоб. — Это было невероятно, ангел. Лучший секс за многие годы, — восхищенно прошептал он. — Мы еще можем это повторить, — засмеялся я, радуясь, что ему понравилось — я почувствовал, что он не лжет. — Снова? Я думал, тебе приходится осторожничать, — ответил он, позабавленный тем, что я хочу еще. Попробовал бы ты два года обходиться без секса! — Мы должны тщательней изучить твою технику. Алексей говорил мне, что в постели ты — нечто. — Алеша, может, и выглядит, как ангелочек, но у него такой опыт, что его трудно забыть. Этому повару чертовски повезло. — Ты и сам неплох. Я действительно хотел бы повторить потом, — сказал я, улыбаясь ему. Странно, но я не чувствовал никакого смущения. Но не было и такой сильной потребности обниматься, как после секса с Конрадом — мне всегда хотелось вжаться лицом в его широкую грудь и почувствовать на себе его ласковые руки или слушать, как он нежно шепчет мне на ухо, что любит. Тем не менее, мы еще дважды сделали это в разных позициях. Один раз стоя у камина, а другой — в ванной, мне пришлось крепко держаться за раковину. Не могу пожаловаться. Это был хороший секс. Очень хороший. У Константина отличная техника, насколько я мог судить, у него было много связей, включая Алексея, который тоже не новичок в таких вещах. Но мне чего-то не хватало. В физическом плане Константин — всё, чего только можно желать от любовника: великолепное тело, хорошо оснащенное, чуткие руки и изобретательность в постели. Линторфф ему уступает — он единственный, с кем я могу сравнивать. Я отлично провел время, но это был всего лишь секс. Просто секс. Не было ни нервного трепетания в области живота, ни скачущего все быстрей и быстрей сердца, ни предвкушения-жажды-ожидания следующего прикосновения. Это как заниматься сексом со своим лучшим другом. Хорошо, но я не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. К счастью, Константин выглядел вполне удовлетворенным. Мы оба утолили свою жажду. Мы провели в постели еще два дня. Я до сих пор удивляюсь тому, что Константин дважды позволил мне попробовать себя в активной роли. Это оказалось приятно, но не настолько, чтобы повторять. Возможно, я гораздо меньше «по девочкам», чем всегда представлял. Я задумался, почему Линторфф никогда не позволял мне такого. Однако это не значит, что я собираюсь просить его об этом или делать это с ним. 13 июля Сегодня Константин позвонит Алексею и поговорит с ним. Он уехал в Лондон, чтобы быть отсюда подальше, когда разразится буря. Ну и хорошо. Алексей ненавидит его, и когда он узнает, что я был у Репина, он примчится сюда, чтобы выпустить пулю ему между глаз за то, что молчал… а герцог одобрит. Вчера вечером мы попрощались, зная, что никогда больше не встретимся при таких обстоятельствах. — Прошу, Гунтрам, пойми, почему я возвращаю тебя Линторффу. Ничего я так на свете не хотел бы, как провести с тобой остаток жизни, но ты рано или поздно возненавидел бы меня. Чтобы защитить тебя от гнева Линторффа, я могу предложить тебе только новую золотую клетку, но без твоих детей. Тебе понравилось со мной, но ты не любишь меня, я это вижу. — Я не люблю Линторффа, — возразил я. — Пусть отвалит, — прозвучало не так решительно, как мне хотелось. — Я в этом не уверен. Ты всё время сравнивал меня с ним. У меня отвисла челюсть. Как он это понял?! Я старался себя ничем не выдать. Он фыркнул: — Это то, что я люблю в тебе. У тебя все видно по лицу. Ты не притворяешься, как другие. — Да потому, что мне больше не с кем сравнивать. Возвращайся через пять лет, и мы посмотрим, — проворчал я, умирая от стыда. — Ты? Прыгать из постели в постель? Никогда! Ты просто не способен на это. Ты — однолюб и уже нашел своего единственного и, возможно, однажды простишь ему ложь. В какой-то степени я его понимаю. Я бы тоже сделал все что угодно, лишь бы удержать тебя, мой ангел, — сказал он и в последний раз поцеловал. Я лучше пойду, погуляю. Мне нужно на свежий воздух. Сибирский громила, которого мне выделили для «защиты» — хороший спокойный парень. Возможно, посещение музея Орсе пойдет мне на пользу. Я устал от Лувра. Это ужасно, когда каждые две секунды кто-нибудь заглядывает тебе через плечо и высказывает свое мнение. Знаю, они из добрых побуждений, но я рисую не ради их одобрения. * * * Вечер До сих пор не могу в это поверить. Я так и не добрался до набережной Орсе. Немного не дойдя до моста через Сену, я остановился у киоска, чтобы посмотреть газеты, поскольку уже давно не читал ни одной. Месяц. На первой странице «Пари Матч», как змея в траве, притаилась маленькая фотография Стефании фон Линторфф. Под ней заголовок: “Mort tragique d'une celébrité”. Я купил журнал и сел в ближайшем кафе, чтобы прочесть его. Моя русская тень устроилась рядом, со скукой глядя, как я переворачиваю страницы в поисках статьи. Трагическая смерть знаменитости Стефания Барберини ди Санта Кроче, 37 лет, бывшая ведущая программы на Итальянском телевидении, хорошо известная топ-модель и третья дочь итальянского промышленника Марко Барберини ушла из жизни 10 июля в результате трагической автокатастрофы в Швейцарии. Ее управляющий, Пьеро делла Роза, находился за рулем транспортного средства, в котором они оба погибли. По данным местной полиции, машина въехала в Готардский тоннель,** превысив разрешенную скорость, и врезалась в ряд трейлеров, стоявших в дорожной пробке. Очень ранний час, пять утра — они возвращались с благотворительного мероприятия — в сочетании с плохими погодными условиями не позволил водителю вовремя сбросить скорость, что привело к лобовому столкновению. Других жертв нет. В марте этого года Стефания Барберини вышла замуж за Конрада фон Линторффа, пятидесяти лет, немецкого аристократа, владельца нескольких банков и компаний. Следующей зимой супруги ожидали ребенка. Поминальная служба состоится в Риме. Мне пришлось перечитать материал несколько раз, чтобы понять его. Она была беременна. Несчастная женщина. Такая молодая и так нелепо умерла. Один пьяный водитель, не заметивший грузовик. Мне стало жалко ее, пусть она никогда не любила меня, и я отвечал ей тем же. Бедный Конрад. Он опять потерял ребенка. В прошлый раз он очень расстроился, когда узнал, что только двое из трех малышей выжили в процессе, и сейчас он снова потерял третьего ребенка. И жену. Что бы он там ни говорил о том, что женился на ней якобы для того, чтобы заставить меня ревновать и что он до сих пор меня любит, Стефания ему нравилась. До свадьбы он приходил к ней на ночь несколько раз в неделю. Я иногда сталкивался с ним на лестнице, и это были ужасные для меня моменты. Мне становилось очень больно, но я ни разу не доставил ему удовольствия увидеть, как я рыдаю, словно ребенок, оттого, как просто он нашел мне замену. Мне стало за него неспокойно. Это, должно быть, тяжелый удар для него. ------ * В оригинале Репин ссылается на Книгу Левита (Ветхий Завет), в главе 18 которой перечисляются запретные кровосмесительные связи. ** Сен-Готардский автомобильный тоннель — тоннель в швейцарских Альпах; длина — около 16,9 километра. Является третьим автомобильным тоннелем в мире по протяжённости.