Заместитель

8 августа Где-то к восьми мне наконец удалось собраться с духом — я заставил себя вылезти из постели, принять душ, одеться и выйти к Конраду. Я совершенно запутался. Он всё еще хочет, чтобы у нас всё было, как раньше? Я тоже этого хочу? Хочу-то я хочу, но вопрос в том, смогу ли я жить по-старому, не чувствуя при этом вины — в те моменты, когда его не будет рядом, чтобы отгонять призраков из прошлого. Он сидел в гостиной, что-то читал на своем ноутбуке. Я заметил, что он не заказал завтрак и не вызвал дворецкого. — Хочешь позавтракать с детьми? — спросил я, все еще подавленный тем, что между нами произошло. — Я не голоден. Ешь с ними, если хочешь, — сухо ответил Конрад, не поднимая глаз от того, что он там читал. Я пересек комнату, опустился на колени и взял Конрада за руку, вернее, вцепился в нее, не позволяя ему отстраниться. — Конрад, не думай, я не играю с тобой. Но то, что случилось с нами за эти годы, слишком серьезно. Боюсь, у меня не получится всё забыть, — мягко сказал я. — Я и не прошу забывать. Это невозможно. Но тебе пора начать жить для себя, а не для других — не для меня, даже не для детей. Что ты станешь отныне делать, решать только тебе, — сказал Конрад. Было заметно, что он все еще сердится на меня. — Я не хотел обидеть тебя, Конрад, что бы ты там ни думал. Но ты просишь у меня слишком многого. — Я всего лишь прошу тебя быть моим спутником жизни. Мне не нужна шлюха в постели — как ты предложил этим утром. Я хочу, чтобы ты был рядом и в горе и в радости. Ты достаточно взрослый, чтобы понять, что стоит за этими словами. — Не слишком ли много великодушия ты от меня ждешь? Ты просишь простить четыре года лжи плюс еще те два, когда ты превратил мою жизнь в ад, — разозлился я. — Ты тоже был далеко не ангелом и не проявил ко мне ни малейшего снисхождения. Этим утром ты дал мне надежду, что все можно поправить, но не прошло и десяти минут, как ты всё уничтожил одной фразой. — Не моя вина, Конрад, что у тебя эмоциональное развитие, как у семилетнего ребенка. Я был такой же, но своим предательством ты вынудил меня повзрослеть. Перед тобой уже не тот мальчик, которого ты подобрал на Венецианской площади, — живущий ради тебя и целующий землю, по которой ты ходил. Я стал старше, циничнее и понял, куда попал и кто меня окружает. Ты сказал однажды, что юность легче прощает. Моя юность закончилась в апреле 2006 года. Ты говоришь, что хочешь что-то вроде брака со мной, но я не уверен, что ты понимаешь, что такое брак. Брак — это двое людей. Двое! Они принимают решения вместе. В браке нет такого, что один партнер командует другим и устанавливает ему правила и условия. Я так больше не хочу. Я устал от этого. А сейчас подумай, Конрад, действительно ли ты готов к браку на моих условиях, — закончил я и поднялся с колен, на самом деле не ожидая, что он ответит. — Да. — Что? — Да, я готов. Ты и я, на равных. — Посмотрим. Пойду, проверю детей, — ответил я, направляясь к двери. Он ничего не сказал и вернулся к работе. После непродолжительной борьбы нам в итоге удалось посадить детей в машину вместе с няней, и я поехал с ними на железнодорожный вокзал. Конрад собирался присоединиться к нам позже, ему пришлось задержаться по работе. Запихнуть детей в поезд было довольно трудно, они сначала захотели посмотреть шкафчики в камере хранения, затем кассы, потом поезда, платформы, станционные часы и так далее, и так далее. Я и понятия не имел, что на вокзале так много интересного. Двое телохранителей были на грани нервного срыва, когда наконец посадили их в купе первого класса с мисс Майерс. Они практически набросились на кондуктора, чтобы рассмотреть все, что у него было с собой. К этому времени я совершенно выбился из сил и решил, что мне нужно передохнуть. Выйдя из купе и закрыв за собой дверь, я столкнулся в коридоре с Алексеем. — Что ты здесь делаешь? — спросил я, не сильно удивившись. Похоже, что «семейные каникулы» превращаются в деловую встречу. — Прячусь от важного собрания. Фердинанд, Михаэль, несколько заместителей и Горан тоже здесь, в двух следующих купе. Этот поезд теперь напоминает «Ледниковый экспресс»* в Давосе, — он громко рассмеялся, увидев мое обескураженное лицо. — Буду знать, — я улыбнулся. — А есть тут нейтральная территория? — Следующее купе слева от твоего. Оно тоже наше, но там никого нет, так как все набились в те два. В поезде безопаснее разговаривать, чем в номере отеля, — сказал он, открывая для меня дверь пустого купе. — Ты какой-то другой, не такой, как в Париже, — заметил Алексей, садясь напротив. — Горан сейчас вводит герцога в курс последних событий в России, — добавил он, внимательно изучая меня. — Я живу с Линторффом и детьми, — коротко ответил я, вдруг заинтересовавшись пейзажем за окном поезда. — Ты с ним спал! Вот в чем дело! — воскликнул он. — Говорят, конфиденциальность не такая уж плохая штука, Алексей, — проворчал я. — Говори тише! В соседнем купе дети с няней! — Эта женщина уже знает, что вы спите в одной постели не потому, что герцогу нечем заплатить за отдельные номера. Когда Жан-Жак сказал мне, я не мог поверить, — довольно улыбнулся он. — Очень рад, что вы наконец-то разобрались между собой. Я беспокоился за тебя. Было похоже, что ты упиваешься своей болью. — Не торопи события, ладно? Я еще не уверен. — Хорошо. Я молчу, но было бы замечательно, если бы вы с герцогом дали друг другу второй шанс, — вздохнул он. — Алексей, можно у тебя кое-что спросить? — Смотря что, Гунтрам, — мягко сказал он. — Я не знаю, что делать. Ты — единственный мой знакомый, у которого такие же отношения, как у меня. Я боюсь, что если мы с Конрадом начнем все с начала, он снова возьмется за свое, а меня это совершенно не устраивает, потому что он хочет, чтобы я многим пожертвовал. — Гунтрам, мы с Жан-Жаком долго строили свои отношения. С 1996 года. И мы до сих пор ругаемся, как в первый день. Это никогда не изменится. Чтобы быть вместе, нам обоим приходится чем-то поступаться. Я прикусываю язык каждый раз, когда он начинает командовать в моей кухне, а он вынужден помалкивать, когда я сбегаю, чтобы купить что-нибудь в Макдональдсе. Вам придется чем-то пожертвовать, чтобы добиться равновесия, и запомни — это будет всего лишь зыбкое равновесие, которое может нарушиться в любой момент. — Я не знаю, могу ли доверять ему. В ту самую минуту, когда он снова почувствует уверенность, он начнет вести себя, как раньше, и я не смогу больше контролировать ситуацию, — тихо проговорил я. — Гунтрам, за последние два года ты не раз ставил этого человека на место. Ты ужасен, когда твердо решил сделать чью-то жизнь кошмаром. Ты не дрогнул ни на секунду. Он почти лишился рассудка от твоего равнодушия. Посмотри, сколько глупостей он наделал: женился на той женщине, встречался с итальяшкой, его чуть не выперли с его должности за неуважение к своему Консорту, он уничтожил половину ассоциатов за то, что они встали на сторону Репина, ввязался в новую войну с ним. Я до сих пор не понимаю, как герцог за столь короткое время сумел все отыграть назад. Он восстановил свои позиции в ту минуту, как ты вернулся из Парижа. Что, черт возьми, случилось за эти две недели? — Он знает, что я жил с Репиным, Алексей. И знает, что ты тоже там был. — И он не убил тебя? — Нет. Репин никогда не был «серьезным соперником» для него. Фактически, Конрад использовал эту ситуацию, чтобы при содействии Обломова нанести решающий удар Константину. Он позволил мне быть с Константином, чтобы я его отвлек и осознал, что все еще люблю Конрада. Обломов сообщил ему, где я, еще до того, как Константин попросил Обломова связаться с вами. Предполагаю, что Конрад сыграл на том, что Обломов боялся вступать с ним в открытую конфронтацию, — расстроенно признался я. — Он еще лучше, как тактик, чем я думал, — восхищенно сказал Алексей. — Послушай, Гунтрам, в любви нет гарантий. Принц может превратиться в лягушку и наоборот. Что бы ни случилось в прошлом, забудь всё. Ты ничего не можешь изменить. Просто подумай, действительно ли ты его любишь. Если да, дай ему в глаз, спусти пар и продолжай любить. Если нет, уходи. Сейчас самое время. — Спасибо, Алексей, ты хороший друг. — Ты тоже. Не говори ему про «дай в глаз», ладно? Он может понять это буквально, ты же знаешь этих немцев. Ну ладно, мне пора возвращаться на собрание. В Ордене неспокойно, многие, словно маленькие утята, бегут к герцогу за помощью и прощением. — Похоже, он снова вернул себе власть. — О да… Многим пришлось заплатить за свою ошибку. Герцог вычистил Орден, сделав его меньше, но эффективней. Думаю, он в итоге понял, что этот мамонт, на котором мы ехали, слишком большой и неповоротливый — очень похоже на Советский Союз. — Ты знаешь, что теперь происходит в России? — Обломов столкнулся с серьезной конкуренцией. Потребуется несколько лет, чтобы всё стабилизировалось. Герцог ясно сказал, что мы туда не пойдем. Нам нужно сосредоточиться на Европе и Латинской Америке. Он не поддастся искушению расширить территорию. — Не очень верится в это. — Это его игра, Гунтрам. Пусть играет, потому что он владеет ситуацией лучше, чем любой из нас. Я до сих пор пытаюсь осознать то, что случилось за последний год. Михаэль очень впечатлен и немного злится, что он не был полностью посвящен в планы герцога. Раздался стук в дверь. Пришел Хайндрик. — Гунтрам, герцог хочет видеть тебя. Прямо сейчас, — сказал он и исчез. — Ну вот — голос его хозяина**, — усмехнулся я. — Не разозли его, Dachs, — улыбнулся в ответ Алексей. — Уже успел утром, — пожал я плечами. Хайндрик и Ларсен «стояли на посту» у дверей купе, где расположились Михаэль с Фердинадом и Конрад, все трое с ноутбуками. Я удивился, как он ухитряется превратить небольшое пространство вроде купе в офис, и откуда здесь взялись эти двое? Ларсен открыл мне дверь, и я вошел. — А, Гунтрам... Тут у нас кое-что назрело этим утром, и я сегодня не смогу составить компанию тебе и мальчикам. У меня будет встреча в Зальцбурге, ты должен меня извинить. Моника прислала программу развлечений для детей и билеты на представление с марионетками. — Они тут чудесные! — не задумываясь, сказал Михаэль. — То есть, я их видел много лет назад, но не думаю, что они с тех пор стали хуже, — поправился он, заметив, что Конрад с Фердинандом неодобрительно на него смотрят. — Как я сказал, мы останемся на ночь, а завтра вернемся в Вену. — Хорошо. Я все улажу с мисс Майерс… Конрад. — Я заметил, что Михаэль и Фердинанд делают вид, что заняты своими ноутбуками, а сами очень внимательно прислушиваются к каждому нашему слову. Оба испустили коллективный вздох облегчения, когда услышали, что я назвал Конрада по имени. — Где мы остановимся? — В Зальцбургском «Захер Отеле», — ответил он с каменным лицом. — При таком срочном заказе больше ничего подходящего не нашлось. — Это приемлемо? — спросил я, глядя в папку. — Больше ничего не было, я же сказал. — Вести детей на «Волшебную флейту». Все же это масонская вещь. Фридрих оторвет мне голову, когда мы вернемся, — сладко сказал я. — В этом мире нельзя иметь всё сразу. Не говори им о символизме оперы, и все будет хорошо. Или ты хочешь сходить на «Звуки музыки»? — Non.*** Хорошо, Конрад. Я присмотрю за ними. — Увидимся вечером, Гунтрам. Не давай им запрыгивать на торты****, — сказал он, возвращаясь к своему занятию. Я улыбнулся пристально изучавшему меня Фердинанду и вышел из купе. В поезде имелся бар, но он был переполнен людьми из Ордена. Взять кофе оказалось нелегкой задачей. Я добыл капучино, чтобы отнести Каролине. Бедная женщина уже два часа сидит в купе с мальчишками. — Привет, Гунтрам, — смущенно сказал Фердинанд, поймав меня на выходе из ресторана. — Это ты ему сказал! — Я ничего никому не говорил. Только то, что ты сам сообщил мне — что ты в Европе и отослал детям книгу, — стал оправдываться он, и я рассмеялся. — Кто бы мог подумать, что я способен заставить тебя нервничать? Извини, Фердинанд, это была неудачная шутка. Ты сказал ему про самолет. — Гунтрам, там был настоящий свинарник. Даже на стекле иллюминатора жирные отпечатки пальцев! — громко и энергично запротестовал он. — Знаю, — фыркнул я, глядя на его шокированное лицо. — Как ты? — Я — нормально, но ты ведь хотел спросить, как мы. Не знаю. Открытой войны, как раньше, уже нет, напряжение ослабло, но на этом всё. Мы действительно спим в одной постели, — всё равно все уже в курсе, — но секс не решает всех проблем. Мы более-менее помирились. Но это хрупкий мир. — Уже большой шаг вперед, мой мальчик. Реально большой. Я рад за вас обоих. С тех пор, как ты вернулся, он стал другим человеком, — по-отечески улыбаясь, мягко сказал он. — Я должен отнести кофе няне. Она, наверное, там с ними уже сошла с ума, — смущенно сказал я, не желая дальше продолжать неудобный разговор. — Это все ерунда по сравнению с тем, что было в июле. Они орут в точности, как их отец. Три няни сбежали. Фридрих лишился кредита доверия в кадровом агентстве. Не представляю, как ты это делаешь. — Я ничего особенного не делаю. Они хорошие, просто нервные и напуганные. Стефания сказала им, что я заболел из-за них. — Я рад тому, что с ней случилось, — очень серьезно сказал Фердинанд. — Одно дело ссориться с тобой или Конрадом, другое — отыгрываться на детях. Сука! — Она умерла, не будем говорить о ней плохо, Фердинанд. Давай думать о будущем. Я вернулся в свое купе, отдал Каролине кофе. Она выглядела очень счастливой, когда я ее «спас» на несколько минут. После ее ухода я стал показывать детям, что подготовила для них Моника. — Папе сегодня придется много работать. Может быть, мы встретимся с ним за ужином, а, может, и нет. Мы остановимся в отеле у реки. Он очень красивый. Я был там раньше. — У нас с собой нет пижам! — напомнил мне Карл. — Хорошо, мы позаботимся о ваших пижамах после кукольного представления. Мисс Майерс поможет нам выбрать. — Я хочу посмотреть динозавров! Грифона! — возбужденно воскликнул Клаус. — Может быть, грифон есть в замке на верхушке горы. Это настоящий рыцарский замок, — сказал я, пуская его себе на колени. — Нарисуй нам его, Гунтрам! — попросил Карл. — Динозавра или грифона? — Грифона… и единорога! — потребовал Клаус. — Я тебе не слуга, — сухо ответил я. — Пожалуйста, Гунтрам, пожалуйста! — хором заканючили они. — Уже лучше, — я взял их краски и начал рисовать. Карл прислонился к моим коленям, чтобы лучше видеть. *** Когда мы наконец добрались до отеля, я отдал номер с двумя спальнями няне, чтобы у нее было хоть немного личного пространства, а номер с одной спальней оставил нам. Она была шокирована, и менеджер отеля предложил, что если мы подождем еще час, он подготовит президентский сьют для герцога. Похоже, слухи о крутом нраве Конрада достигли даже Зальцбурга. Я согласился, поблагодарил его и попросил передать дворецкому, чтобы тот распаковал наши вещи, когда они прибудут. Мне хотелось, чтобы дети перед обедом немного побегали. Мы прогулялись по городу, посмотрели представление, выпили чаю в уютном кафе с видом на замок, и я заставил их пешком подниматься на гору. Мы побывали внутри замка, и мальчишки весело провели время, сравнивая предметы мебели здесь и дома. Туристы изумленно косились на нас. В восемь мы вернулись в отель, и в лобби я столкнулся с Сореном. — Они до сих пор на встрече, в зимнем саду. Там же для них в десять будет накрыт ужин. Не ждите герцога. Я отвел детей ужинать в один из ресторанов отеля, взяв с них обещание, что они будут хорошо себя вести, сидеть «со взрослыми» и без жалоб есть, что дадут. Клаус и Карл настояли, чтобы им сменили одежду и завязали галстуки, «как у папы», а если нет, то они никуда не пойдут. Нам с Каролиной с трудом удалось удержаться от смеха. Дело было улажено. Они вели себя хорошо и съели даже то, что не из «детского меню». На десерт я взял им по кусочку шоколадного торта «Захер». Обоим он пришелся по вкусу, потому что был «прямо как Фридрих говорил». Я думаю, он набрал дополнительные очки. В половине десятого дети уже лежали в кроватях и даже не просили сказку — настолько устали. — Спокойной ночи, мисс Майерс. — Спокойной ночи, сэр. Я действительно рада, что вы здесь. Это замечательные дети, когда вы рядом. Послушные и вежливые. Работать с ними — одно удовольствие. — Благодарю вас. Когда я добрался до своей спальни, то нашел там два набора «Три медведя»*****, подаренные персоналом (от горничной, швейцара и повара), и карточку «с наилучшими пожеланиями от Захер Отеля». Наверное, медведи предназначались детям. Шестеро новых ребят в нашем домашнем зверинце. Я слишком устал, чтобы еще что-то делать, поэтому залез в постель и стал записывать вчерашние и сегодняшние события. 12 августа Утром одиннадцатого мы на нескольких машинах уехали из Зальцбурга — на три дня позже, чем предполагалось изначально. Я почти не видел Конрада, он пропадал на встречах, возвращаясь спать очень поздно и уходя очень рано, едва успевая обменяться со мной парой слов. Я понятия не имел, что происходит, но это было похоже на полномасштабную ежегодную встречу динозавров в Страстную пятницу, но только поделенную на два дня. Я старался находиться в отеле как можно меньше, потому что многие из динозавров или их отпрыски меня знали и без конца подходили ко мне здороваться. Как будто я могу что-то сделать, если Грифон сердит на них! Меня с детьми и няней посадили в большой Q7, и мы поехали в Вену, в тот же отель и в те же номера. Конрад вместе с молодым Лёвенштайном и Фердинандом отправился в аэропорт на одном из огромных лимузинов. Когда мы приехали в Вену, было уже четыре, и я решил отвести мальчиков в Шиллерпарк неподалеку от отеля. Сев на скамейку, я стал смотреть, как они бегают друг за другом. В горле словно застрял комок. Именно здесь Конрад рассказал мне, что они скоро родятся, и здесь он отдал мне кольцо. Это стало началом одного из лучших периодов моей жизни. Думаю, я никогда не был так счастлив, как тогда. Да, никогда. Я скучал по тому счастью. Правда. Я бы хотел, чтобы мои малыши когда-нибудь испытали то же самое, что испытал тогда я — пусть даже счастье длилось недолго. Наверное, мой отец желал того же самого для меня, когда вспоминал мою мать. Да, скорее всего. — Вот ты где, — я не ожидал услышать голос Конрада. — Ребятам надо спустить пар, — я почему-то смутился, когда он сел рядом, почти касаясь меня. — Спасибо, что возился с ними эти дни. Вы уже пили чай? — Еще нет. Я собирался их куда-нибудь отвести, — тихо проговорил я. — Давай, я отведу, а ты немного отдохнешь. — Ты, наверное, тоже устал, — быстро ответил я. — Да, но наша поездка задумывалась, как семейные каникулы. Приношу извинения, что этому помешали дела Ордена. После чая мы с Клаусом и Карлом сходим в Собор Святого Стефана поблагодарить Богоматерь. Ведь здесь всё началось, и всё заканчивается тоже здесь. Это почти знак. Я взглянул на Конрада, озадаченный его словами. — Прости, я не понимаю тебя. — На этом самом месте, много лет назад, я сказал тебе, что собираюсь перестроить Орден и сделать его таким, каким его задумали наши предки, братство рыцарей, чтобы защищать нашу веру и нашу Церковь, помогать нашим братьям в нужде, не наживаясь на их несчастьях. У меня ушло пять лет, но я это сделал. А еще здесь ты согласился стать моим мужем. — Это был один из счастливейших моментов моей жизни. Другой — когда я первый раз увидел детей, спящих в своих креслицах в машине, — задумчиво говорил я, а Конрад смотрел мне в глаза. — Я бы хотел, чтобы они тоже такое испытали… — Трудно сказать, какой момент своей жизни я считаю самым счастливым. Все они были по-своему хороши. Для счастья мне надо видеть тебя рядом, но теперь всему этому пришел конец, — печально сказал он, и я не смог вымолвить ни слова в ответ. Малыши увидали своего отца и бросились к нам. Конрад бодро сказал им, что сейчас они пойдут пить чай, а я немного отдохну. Едва передвигая ноги, я побрел в отель. Хотя номер был тот же самый, выглядел он мрачно. Конрад в итоге понял, что все закончилось. На меня накатило отчаяние. Я вдруг осознал, что не хочу, чтобы все заканчивалось. И никогда не хотел. Мне лишь хотелось его наказать, но что он может уйти от меня, такого я представить не мог. Я сел у большого окна, выходящего на улицу, и стал смотреть на проезжающие мимо отеля трамваи и солнце, садящееся за крыши домов. Только одна мысль вертелась у меня в голове: «Прости, папа. Я так больше не могу. И не хочу». Конрад с детьми вернулся в отель очень поздно. Было уже почти девять. Клаус и Карл, счастливые и возбужденные, с криком ворвались в комнату и набросились на меня. — Папа купил нам торт! — Большой, и весь для нас! — Мы его ели и мазали сверху крем! — Помедленней, я не понимаю. Ваш отец купил вам торт до ужина? — от их воплей и мельтешения у меня кружилась голова. Почему я вижу четырех детей, когда их только двое? — В отеле, как тот, в котором мы жили. Мы сидели за столом со взрослыми! — Там внутри было абрикосовое варенье, а сверху везде шоколад! В комнату вошел Конрад, вид у него был слегка виноватый. Я бросил на него испепеляющий взгляд. — Ты купил детям целый торт? — Мы же в Австрии. Где еще ты достанешь по-настоящему свежий «Захер»? — Да там три килограмма чистого шоколада в каждом! Ты совсем рехнулся?! О чем ты думал?! НЕТ, ты вообще не думал! — заорал я, раздосадованный его безответственностью. К счастью для него, в этот момент пришла няня, чтобы забрать детей мыться. — Мисс Майерс, не кормите их ужином. Они уже поели, — со всем возможным достоинством сказал Конрад, пока я кипел от злости. Я поцеловал детей, надеясь, что все обойдется и они под шоколадным кайфом не устроят мисс Майерс веселенькую ночь. Фридрих не погладит нас по головке, если мы потеряем очередную няню. — Гунтрам, не сердись так. Это всего лишь торт. Небольшой, — смущенно оправдывался Конрад. — Посмотрим, что ты скажешь, когда наша с тобой романтическая ночь полетит в тартарары из-за детей, которых будет тошнить нам на постель, — сладко ответил я. Услышав это, он изумленно уставился на меня, потом улыбнулся. Я давно не видел, чтобы у него так сияли глаза. Он обнял меня и поцеловал — осторожно, словно не верил, что это правда. Взял в ладони мое лицо, лаская его любящим взглядом. Думаю, в моих глазах он мог видеть отражение своих чувств. — Их стошнит, но потом все будет в порядке. Одна чашка чая, и они вернутся спать, милый. Нет ничего, с чем бы мы не справились вдвоем, — он пожал плечами, заставив меня широко улыбнуться. Конрад порылся в кармане пиджака, достал коробочку и открыл ее, неотрывно глядя мне в глаза. Взял за левую руку и надел красную печатку Грифона мне на палец. — Навсегда. — Пока смерть не разлучит нас. — Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив, — пообещал он, обхватывая мое лицо ладонями и целуя. Я дотронулся пальцами до его губ и тихо сказал: — Нет, мы будем строить наше счастье вместе. Каждый день. Ты и я — как равные. Никто из нас не должен думать, что он один отвечает за всё. — Да, моя любовь. Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы измениться к лучшему. Ради наших детей. — Ради нас, Конрад. Ради нас, — прошептал я, встав на цыпочки и глубоко целуя его.

Конец

--------------- Примечания переводчика * Glacier Express (Ледниковый экспресс) — поезд, соединяющий железнодорожные вокзалы двух крупных горных курортов в швейцарских Альпах. ** Возможно, Гунтрам здесь обыгрывает название известной торговой марки “His Master’s Voice”. https://ru.wikipedia.org/wiki/His_Master%E2%80%99s_Voice *** Non — категорический отказ на испанском и французском. Видимо, Гунтрам настолько «любит» этот мюзикл, что заговорил на родном языке. **** Возможно, здесь отсылка к английской детской песенке про корову, запрыгнувшую на луну. ***** В Зальцбурге кроме квартиры Моцарта и замковой горы есть еще достопримечательность, которой очень гордятся местные жители, — Дом природы, а в нем — экспозиция с тремя медведями.