Заместитель

25 апреля В доме Фердинанда я провел несколько дней. Три, если точнее. Его жена, Сесилия, проявила понимание, как это умеют женщины, и оставила меня в покое. Только несколько раз приходила проверить, все ли в порядке и принял ли я лекарства. В отличие от остальных, она ни о чем не спрашивала и не пыталась ничего у меня выведать. Большую часть времени я спал, потому что усталость не проходила. Или мне просто не хотелось ни о чем думать. Я должен ненавидеть его, но у меня не осталось сил даже на это. Хотелось просто забиться в темный угол, и чтобы никто не трогал. Но, увы, моему желанию не суждено было сбыться. Этим утром в мою комнату пришел Фердинанд и сообщил, что вечером у нас намечается встреча с Линторффом. — Мальчик, ты должен взять себя в руки. Все не так, как ты думаешь. Я тоже принимал участие в тех событиях, и знал твоего отца — или думал, что знаю. Он был очень замкнутым человеком. Молчаливым. На встречах говорил, только когда его просили высказаться. Жером был прекрасным юристом. О том, что он бесплатно работал в некоммерческой организации, мы узнали только сейчас. Он всегда вел себя очень сдержанно и ни с кем не общался; со своими братьями он не ладил. С Конрадом у него не сложилось никаких отношений; он был вежлив, но я буквально чувствовал стену, которую он возводил между собой и нами. Тогда мы думали, что твой отец не одобряет связи Конрада с Роже, но сейчас, после чтения его письма, мы поняли его лучше. Ему не нравились махинации его родственников, и он не хотел быть частью Ордена. — Вы были тем, кто все раскрыл, — мрачно сказал я. Это Фердинанд указал пальцем на отца и спустил волков. Он виноват, как и Линторфф, но мне нужна его помощь, чтобы спасти свою жизнь. — На самом деле, нет. У меня были подозрения, но кто-то навел меня на след. Я не знаю, кто это был. Твой отец в присутствии Конрада взял на себя вину за многие действия твоих родственников, и Конрад поверил ему, потому что был отчаянно влюблен в Роже, но я знал Жерома лучше. Это не его стиль. Увы, никто не захотел меня слушать. — Это мой отец помог вам? — Не знаю, честно. Возможно, он окончательно разочаровался в своей семье или осознал, что Конрад — далеко не самый плохой Грифон. Или понял, что другие соучастники заговора полностью лишены моральных принципов. А может, решил развязать полномасштабную войну внутри Ордена, чтобы мы сами себя уничтожили. Он был очень умным человеком и верил во всеобщее благо. Если бы он был на нашей стороне, все могло сложиться иначе; с ним мы могли бы достичь изначальных целей Ордена. Я клянусь, Гунтрам, Конрад не имел никакого отношения к гибели твоего отца. Конрад уничтожил банк и другие активы твоей семьи, это правда, но это не он, а старые члены Ордена решили пойти дальше, когда твой дед сдал нас кучке фанатиков. — Я не могу вам верить, Фердинанд. — Понимаю. Мы должны найти способ, как вам с герцогом уладить свои разногласия. Ты занимаешь определенное положение в Ордене, и у тебя есть обязанности. Конрад не позволит тебе уйти. Почему — ты знаешь. — При данных обстоятельствах мне уже начинает казаться, что получить пулю в голову — не такая уж и непривлекательная перспектива, — пробормотал я, уставившись в стену. — Возможно, для тебя это хорошее решение, но как же дети? Эти два малыша обожают тебя. Я заметил, что они страшно счастливы, когда видят тебя. Конрад нуждается в тебе — только ты можешь обеспечить им душевное равновесие. Не хочешь же ты бросить Клауса и Карла с таким несдержанным человеком, как Конрад, и превратить их жизни в такой же ад, каким было его собственное детство? — Он любит детей и ничего плохого им не сделает. — Да, любит, но не умеет этого показать. С него станется уехать и оставить их с нянями до тех пор, пока мальчикам не исполнится пятнадцать лет, и они станут полезными для Ордена. Я знаю его с тех пор, как нам с ним было по девять лет. Хотя тогда он уже не жил с матерью, она терзала его по телефону или когда ему приходилось проводить с ней лето. Она не прекращала обвинять Конрада в смерти брата. — Она сказала, что старый герцог убил сына, чтобы Конрад занял его место и стал Грифоном. — Гунтрам, Карл Мария не смог бы стать Грифоном. Посмотри внимательно на его фотографии, и ты увидишь, что он умственно отсталый — вроде Фореста Гампа. Конрад говорил мне, что его брат был очень добрый и милый, и что сам он обожал Карла Марию. Его смерть стала для Конрада потрясением. Отец видел в Конраде прекрасного наследника, но не сына, а мать, как легендарная Медея, до сих пор пытается разрушить жизнь собственного ребенка. Думаю, он никогда не любил Роже — вернее, любил не так, как он любит тебя. Между ними была животная страсть, а Конрад обманывал себя, считая это любовью. Он отчаялся найти близкого человека. Одиночество сводит человека с ума. В душе каждого мужчины есть пустое пространство, которое друг не в силах заполнить — только любимый человек. И Конрад жаждал заполнить эту пустоту. — Я его больше не люблю, но не испытываю к нему ненависти. Я вообще ничего не чувствую. И не хочу его больше видеть. — Ты знаешь, что это невозможно. — Когда-то вы сказали, что поможете мне бежать, — напомнил я ему об обещании, данном несколько лет тому назад в Буэнос-Айресе. Фердинанд — единственная моя надежда уйти отсюда и начать новую жизнь. — Я обещал помочь тебе, если он когда-либо в будущем будет жесток с тобой. А это не так. Мы должны найти выход из этой ситуации, — ответил фон Кляйст, уничтожив этим ответом мое доверие к нему. — Я буду общаться только с детьми. Он для меня мертв. — Понимаю. Посмотрим, что тут можно сделать, — вздохнул он и ушел, оставив меня наедине с мыслями. 26 апреля Встреча имела место вчера, в шесть часов вечера, в кабинете Линторффа в банке. В половине шестого Горан на своей машине забрал меня из дома Фердинанда. Мы ехали в мрачном молчании. — Хайндрик сказал, что ты рисковал ради меня работой, Горан. Я в долгу перед тобой. Спасибо, — тихо сказал я. — Этот швед слишком много болтает, — смущенно проворчал он. — Все это очень плохо, братец. Не знаю, что и думать. Герцог клянется, что не имел отношения к казни, и я ему верю. Мой предшественник подтвердил его слова, но мне очень не нравится, что тебя обманывали. Это недопустимо. — Ты знаешь того, кто это сделал? — с ужасом спросил я. — Да. Но я тебе уже говорил однажды: нельзя жить прошлым. Думай не о мертвых, а о живых. Сейчас главное в том, хочешь ли ты продолжать или нет. В настоящее время я не могу помочь тебе уйти. Ты очень нездоров и не протянешь в одиночестве больше двух месяцев. — Я могу о себе позаботиться. — При нормальных обстоятельствах — да, но на тебя устроят облаву. Тебе придется остаться здесь. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы защитить тебя, но ты должен пообещать мне, что примешь правила, которые они установят. — Ты знаешь что-нибудь, что мне стоит знать? Горан некоторое время раздумывал. — Герцог хочет держать тебя при себе. Он не отпустит тебя. Ты остаешься с ним, чтобы заботиться о детях. Он по-прежнему будет предупредителен и вежлив с тобой, но тебе придется забыть о том, чтобы начать новую жизнь с кем-то другим или завязывать случайные связи, как это делает молодежь, иначе герцог начнет люто ревновать, а это может плохо кончиться. Твое поведение должно быть безупречным, братец, а не то нам всем не поздоровится. — Ясно, — пробормотал я, все глубже погружаясь в отчаяние и уныние. — Ты сильнее, чем думаешь, Гунтрам. Ты выдержишь. * * * Пятый этаж банка был безлюден. Навстречу нам попались только Моника и Михаэль. Она бросила на меня быстрый взгляд, в котором читалась сотня вопросов, но я промолчал. Из кабинета Линторффа вышел Фердинанд. — Пойдем, Гунтрам, нам нужно всё обсудить. Моника, дай мне папку, которую я просил утром. Его Светлость сказал, что ты можешь идти. Фердинанд взял у нее бумаги, и я последовал за ним в логово дьявола. Линторфф стоял у окна спиной к двери, разглядывая улицу. Я остановился посередине комнаты, не обращая внимания на то, что Фердинанд слегка подтолкнул меня локтем к огромному столу красного дерева. — Прошу вас, Гунтрам, Фердинанд, садитесь, — пригласил нас Линторфф. Фердинанд занял привычное место справа, напротив герцога, я сел слева. Мы несколько минут сидели молча, потом Линторфф обошел стол и уселся в свое большое кресло. — Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, Гунтрам. — Да, герцог. Перемена обстановки пошла мне на пользу, — холодно ответил я, глядя ему в глаза. У него хватило совести отвести взгляд. — Нам нужно решить все цивилизованно, господа. Надеюсь, что нам удастся сегодня достичь взаимопонимания. Как тебе известно, Гунтрам, ты играешь важную роль в нашем обществе. Боюсь, что Его Светлость не может удовлетворить твое желание быть освобожденным от обязанностей в Ордене, — тщательно подбирая слова, сказал Фердинанд. — Прежний Консорт утратил свой титул и теперь живет своей жизнью, независимо от Ордена, — заметил я. — Это потому, что она — Лихтенштайн, а ты — де Лиль. Есть и другие обстоятельства — например, тот факт, что ты был отдан Грифону своим отцом во искупление его преступлений против меня. Измена твоей семьи не забыта, — очень серьезно ответил Конрад. — Интересно получается, господа. Меня — того, кто никогда никому не сказал ни слова из того, что слышал здесь — обвинили в измене. А эта женщина свободно снабжает журналистов информацией. Да, господа, первой ко мне с запиской от нее подошла именно журналистка из той группы, Линда Харрис, — сказал я. Мне было все равно, если я своими словами отправлю ведьму на костер. Она желала мне смерти и разрушила мою душу. Они с беспокойством переглянулись. — По словам принцессы, мой покойный дядя Роже сотрудничал с ними последние десять лет, а теперь его дело продолжает она. Марианна фон Лихтенштайн жаждет уничтожить ваше драгоценное общество, и у нее до сих пор есть связи в Ордене, поскольку она без проблем выяснила, что я назначен консортом. Как обычно, вы ищете утечку там, где ее нет, и не замечаете огромную трещину в своей собственной структуре. — Итак, Гунтрам, я предлагаю тебе временное прекращение сожительства. В свою очередь, ты соглашаешься присматривать за детьми. Они полюбили тебя, и им тебя не хватает. — Я не заинтересован в проживании под одной крышей с убийцей моего отца. — Я не имею к этому отношения — ты читал письмо. Если хочешь, можешь переехать в детское крыло. — Нет, я хочу жить отдельно. Я буду каждый день приезжать и заниматься с ними. — Это неприемлемо. Ты будешь жить под моей опекой и защитой — как я поклялся твоему покойному отцу. Отдельное проживание — это огромный риск. И ты продолжишь свое обучение, я настаиваю на этом, — царственным тоном холодно объявил он. — Теперь что касается твоего нового статуса, Гунтрам, — вмешался Фердинанд, прежде чем я успел сказать, что именно Линторфф может сделать со своей защитой, опекой и клятвами. — Его Светлость решил оставить тебя наставником детей. Ты будешь получать ежемесячное вознаграждение в размере четырех тысяч франков и продолжишь посещать университет. Фонд на твое образование остается как есть. Также герцог будет оплачивать твои медицинские расходы. — Мне не нужны ваши грязные деньги. Я найду способ содержать себя. — Чушь! У тебя не останется времени на наших детей. — Твоих детей. Они никогда не были моими. Я люблю их, как своих, но они не мои. — Как скажешь. Еще условие: мы никогда не будем спорить или ссориться в их присутствии. Я не хочу, чтобы их жизни были разрушены подобно моей. — Вы не можете заставить меня изображать то, чего уже больше нет! Я не буду ругаться с вами, но и демонстрировать любовь не стану. Только уважение к работодателю, герцог. — Гунтрам, это неразумно, — заныл Фердинанд. — Ты не слуга! Ты часть семьи Конрада! Что дальше?! Станешь есть на кухне с уборщицами и пользоваться черным входом? — Разумеется, с герцогом обедать я не буду! Я не считаю себя частью его семьи. Моей семьи больше нет! — я начал терять терпение. — Фердинанд, оставь его. Гунтрам до сих пор расстроен новостями. Он может есть в детском крыле с малышами или со мной, если захочет. Гунтрам, сегодня вечером ты возвращаешься со мной домой, и я больше не желаю спорить. Я сожалею, что тебя проинформировали таким бестактным образом, и что это сделала женщина, которая жаждет моего падения и твоей смерти из-за того, что у тебя есть титул, которого она лишилась из-за своей собственной злобы. — Я до сих пор не услышал ваши извинения за участь, постигшую мою семью, — сказал я скорее себе, чем ему. У меня всё никак в голове не укладывалось то, что он не считает себя виноватым. Он всего лишь жалел, что попался! — Тут не за что извиняться. Они играли и проиграли. Все они знали, что стоит на кону. Я лишь жалею о том, что причинил тебе боль, не рассказав о моих отношениях с этим человеком раньше. Я всегда был тебе верен и безоговорочно любил, несмотря на все испытания, через которые мы вместе прошли. Я назвал тебя своим Консортом в доказательство моей любви и верности — чего я никогда не делал для Роже. Ты сохранишь свой титул, и точка. — Вы не можете требовать того, чего больше не существует. Я остаюсь только из-за детей. Однако, помня наши прошлые чувства друг к другу, я буду относиться к вам с уважением, подобающим их отцу. Но я больше не ваш Консорт. — В таком случае мы договорились. Собери свои вещи. Через час поедем домой. — Как скажете, сир, — тихо ответил я, борясь со слезами, наворачивающимися на глаза. Были ли это слезы ярости, отчаяния или ненависти, не знаю. Я встал из-за стола и пошел к двери. Выйдя из комнаты и закрыв за собой, я был вынужден привалиться к деревянному косяку — сил совсем не осталось, мне было трудно дышать. — Проклятье, Конрад, все это очень плохо. Отпусти ты мальчика, Христа ради! Он ведь считает тебя виновным в смерти своего отца! Ты погубишь его! — услышал я умоляющий голос Фердинанда. — Он согласился остаться. Я все еще могу вернуть его любовь — надежда умирает последней. А сейчас, думаю, самое время преподать урок моей дорогой мамочке и иллюминатам,* которые воодушевили ее на эту авантюру. Пора некоторым людям узнать, что на самом деле стоит за концепцией небезызвестных нам CDO.** — Никогда их не любил. Это будет что-то особенное — у многих они есть, — хихикнул Фердинанд. — Это и должно стать чем-то особенным. Показательным. ----------------------- Примечания переводчика * Иллюминаты — тайное немецкое оккультно-философское общество, возникшее в XVIII веке. Любимое пугало поклонников теории мирового заговора. ** CDO (Collateralized Debt Obligations) — «обеспеченные долговые обязательства», вид ценных бумаг. Имеют высокий риск для инвесторов. В том числе из-за обесценивания CDO начался ипотечный кризис в США в 2007 году, который потом перекинулся на Европу. В романе идет 2006 год…