Заместитель

Мы приехали в замок ближе к вечеру. Фридрих уже поджидал нас и сразу же спросил, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего-нибудь. — Нет, спасибо. Пожалуйста, попросите няню позаботиться о детях. Я сейчас не в состоянии к ним идти, — холодно сказал я. — Гунтрам, дитя, что случилось в Монтрё? Герцог мне ничего не сказал. Он приехал утром и сразу же отправился в банк. — Я встречался с Марианной фон Линторфф. Она ознакомила меня со своей версией любовного прошлого герцога. Мой дядя Роже был важной частью его жизни, и Его Светлость решил сконцентироваться на де Лилях. Еще она что-то упоминала про убийство герцогом всей моей семьи. Я буду ждать Его Светлость в библиотеке, — без всякого выражения сказал я, а глаза Фридриха округлились от ужаса. — Не беспокойтесь. Нервный срыв у меня уже был. К сожалению, до сердечного приступа дело не дошло — несмотря на горячее желание герцогини. Не дожидаясь его реакции, я отправился в библиотеку. Фридрих принес туда поднос с бутербродами, но я к ним не притронулся. Позже он пришел еще раз, включить свет. — Гунтрам, пожалуйста, возьми что-нибудь. Ты сегодня ничего не ел. — Я не голоден, спасибо. Пожалуйста, уйдите. — Гунтрам, я очень беспокоюсь за тебя. Твое здоровье… — Если бы вы беспокоились за меня, вы бы не позволили вашему протеже вступить в инцестную связь с сыном человека, которого он убил. Или у Грифона есть специальное разрешение Церкви на это? Он ушел, оставив меня в покое. Когда стемнело, я услышал, как во дворе остановилась машина. Я глубоко вздохнул, но навстречу не пошел. Я ждал. В холле раздались знакомые шаги, но на этот раз, слыша их, я не чувствовал радости. Он был не один. Наверно, с Фридрихом и Фердинандом. Дверь отворилась, и на пороге показался Линторфф с двумя другими и Гораном позади. Линторфф подошел ко мне и, встав на колени, обхватил мою голову своими ладонями. Я не мешал ему — только презрительно взглянул. Он немедленно убрал руки. — Тебе лучше? Мы все очень беспокоились. — Твоя мать передает тебе сообщение, Линторфф. Она говорит, что вы теперь в расчете: она разрушила твою жизнь, как ты разрушил жизнь своего брата. Он дернул ртом и закрыл глаза, лицо исказилось от боли. — Что бы она тебе ни сказала, все совсем не так. — Я бы не хотел обсуждать это публично, герцог. Отошлите своих людей. Прежде чем он успел скомандовать, комната опустела. — Гунтрам, я не хотел, чтобы ты вот так об этом узнал. Что бы ни было у нас с Роже много лет назад, я никогда не хотел делать тебе больно. Ты — самое важное в моей жизни. Важнее, чем мои собственные дети. — Ты убил всю мою семью, убил моего отца. В сущности говоря, ты трахал своего «племянника». Это такое дополнительное наказание Ордена мятежникам де Лилям? — рявкнул я. — Убийства, инцест, содомия. Я ничего не забыл? — Не было никакого инцеста! Мы не родственники! Я бы никогда не женился на Роже, у меня и мысли такой не возникало! Твой отец отдал тебя мне! Он бы никогда не заставил своего сына совершить такой грех! Он очень любил тебя! — заорал он. — Мой отец отдал меня тебе? — неверяще спросил я. Нет, он не мог быть таким циничным. — В обмен на жизнь твоего дяди и твою. Я могу это доказать. Он добровольно отдал тебя мне, а я принял. — Ты признаешь, что убил всю мою семью и испортил нашу репутацию? — я не мог поверить своим ушам, он говорил об этом, как о чем-то незначительном. — Они были казнены, это так, но не мною. Мой дядя Герман и Лёвенштайн взяли дело в свои руки, потому что я не мог этого сделать. Твоя семья предала Орден и опубликовала много секретных документов. Тебе известно, как наказывают за измену Ордену. Множество линий прервалось в тот год. Я ответственен за казни ассоциатов, осуществленные позже, но не за казнь твоей семьи. Пожар в Пуатье — наш традиционный способ наказания: огонь очищает грехи. Но сам я к нему никогда не прибегал. — Ты убил троих детей, и Бог знает, сколько еще! — Я хотел пощадить детей, но Совет решил, что их смерть должна послужить предостережением для остальных. Я ничего не мог сделать. Когда твой отец пришел ко мне, я не знал, что он настолько болен; Жером попросил у меня две вещи — твою жизнь и право выбрать, как умереть. Он предложил тебя, чтобы ты в будущем занял место Роже, и я принял дар, потому что не хотел убивать ребенка! У меня не было никаких сексуальных намерений! Некоторое время я думал о том, чтобы усыновить тебя, так как знал, что у меня никогда не будет собственных детей, но ты не мог бы считаться Линторффом, так что я оставил тебя жить своей жизнью в Аргентине. Я никогда не искал контактов с тобой до того момента, как первый раз увидел тебя в Нотр Дам. Я даже не знал, как ты выглядишь! — Ты увидел меня в Париже? — Да. В Нотр Дам во время мессы. Я словно увидел ангела, посланного Богом. Он послал тебя в мою жизнь не где-нибудь, а в храме. Клянусь, я никогда тебя не искал. Я не знал, кто ты, пока ты не назвал свое имя директору Музея Армии. Но уже было слишком поздно — я уже влюбился и не мог тебя отпустить. В Лувре ты так благоговейно все осматривал, что показался мне воплощением искренности и чистоты. Я поехал вслед за тобой в Венецию, твердя себе, что ты такой же, как Роже, но оказалось, что у тебя мягкий и отзывчивый характер. Я заподозрил, что это хитрая западня, придуманная, чтобы поймать меня снова, но подробности твоей биографии — помощь беднякам, работа официантом, университет — соответствовали действительности. Я никогда не заставлял тебя делать что-то против желания и ждал, когда ты будешь готов. Ты тоже сразу же влюбился в меня. — От этого твои преступления не становятся менее ужасными! Ты — чудовище. Твоя мать назвала тебя жалким, и как права она была! Ты убил моего отца! — Нет! Я не убивал его. Он выпрыгнул из окна по собственной воле, — заорал он в ответ. — Это все равно, как если бы ты сам его вытолкнул! Чем ты ему угрожал? Сжечь его сына, чтобы очистить грехи? Запытать до смерти? Заставить его смотреть, как ты убиваешь его брата? — я вскочил с дивана и замолотил кулаками ему в грудь. Он не сопротивлялся. Я ударил несколько раз и зарыдал, как ребенок. — Я никогда не хотел делать тебе больно, Гунтрам, поэтому ничего не рассказывал. Фердинанд и Фридрих все знали, и они оба поддержали мое решение молчать, — он обнял меня и прижал к себе. Я замер. — Убери руки, Линторфф. Я лучше дотронусь до змеи, чем до тебя. Он пронзительно смотрел на меня. — Я ухожу, и мне все равно, если мой уход будет означать мою смерть. Ты уже убил меня. Можешь гордиться собой. Моя «линия» прервалась. — Гунтрам, ты не можешь уйти. Ты это знаешь. Твое место тут, с нами. Ты — мой Консорт. Мой любимый. — Нет, я был всего лишь твоей шлюхой, и теперь с этим покончено. Отойди. — Гунтрам, ты сейчас не в состоянии мыслить здраво. Я понимаю, что ты сердишься на меня, но ты не можешь уйти. Куда ты пойдешь? Кто тебя защитит? Когда твой отец отдавал мне тебя, я поклялся защищать и беречь тебя. Я всегда относился к тебе с глубоким уважением и вниманием! Роже никогда не был моим Консортом, а ты — да! — Я не верю тебе. Мой отец предложил собственного сына такому кровожадному чудовищу, как ты? НЕТ. Он был хорошим человеком, но ты испортил его репутацию, а потом отнял жизнь. — Ему оставалось жить всего ничего. Он бы умер через два месяца! Он пожертвовал собой ради тебя и ради этой дешевки Роже. Не делай его жертву напрасной! — Ты лжешь! — Твой отец оставил письмо, когда уходил из этого дома. Он хотел, чтобы я отдал его тебе в случае необходимости, — заявил он со странным спокойствием, и мне пришлось снова сесть на диван. С болезненным любопытством я следил за тем, как он открывает сейф, спрятанный за рядом фальшивых книг, и достает оттуда папку. Он подошел ко мне и вложил ее мне в руки. Со страхом я открыл папку и нашел внутри запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Я сломал печать и достал два листа пожелтевшей бумаги, исписанные от руки. — Что это? — спросил я растерянно. — Жером принес его сюда уже написанным. Я не знаком с содержанием. Оно адресовано тебе, — тихо сказал он, садясь за стол и в отчаянии обхватывая голову руками. Я вытер глаза рукавом пиджака и перед тем, как начать читать, несколько раз глубоко вздохнул. Париж, 15 июля 1989 года Мой дорогой сын В моей жизни было только две любви: ты и твоя мать. Господь в своей бесконечной мудрости забрал ее у меня во время родов. Я никогда не винил тебя за это. С юности у нее были серьезные проблемы с сердцем, и врачи всегда запрещали ей иметь детей. Когда мы обнаружили, что скоро у нас появишься ты, мы были безмерно счастливы. Мы считали дни до твоего рождения, и наша вера давала нам надежду на благополучный исход. Ее высокое давление разделило наши судьбы. Врачи объяснили нам, что необходима операция, чтобы сохранить ребенка, а она только спросила, сколько времени это займет. Последнее, что она мне сказала: «Любимый, думай о том, что через два часа у нас будет малыш». Когда я первый раз увидел тебя, моя жизнь изменилась навсегда. Ты был божественным даром, и я всегда относился к тебе именно так. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от любой беды. Моя жизнь не была безупречной. Жадность моих родственников стала причиной падения рода де Лилей. Отец считал, что мы сможем сместить Линторффа с позиции Грифона. Мы попытались, и мы проиграли. И теперь должны заплатить за это состоянием, положением и своими жизнями. Конрад фон Линторфф стал Грифоном в марте 1980 года, после смерти своего отца. Он был так молод и неопытен, что многие решили, что убрать его с этой позиции не составит особого труда. Род де Лилей не играл большой роли в Ордене, мы не могли похвастаться ни богатством, ни влиянием — мы всего лишь служили старшим домам. Отец полагал, что союз с главными семьями позволит де Лилям продвинуться в верхушку Ордена. И способом достичь этого стал мой младший брат Роже. Я не подходил для этой задачи по возрасту, потому как разница между мной и новым герцогом составляла почти десять лет, а вот Роже был всего на пять лет старше Линторффа и гораздо амбициознее меня. К тому же твой дядя обладал умом, красотой и обаянием. С лихвой оправдав ожидания нашей семьи, он женился на юной девушке из семьи Лёвенштайнов, и у них родилась дочь. Возможно, это обстоятельство послужило защитой от праведного гнева Линторффа. Наш план был прост. Слишком прост. Роже должен был использовать обожание Линторффа, чтобы продвинуть нас в Ордене. Как бы сейчас ни выглядел герцог, тогда он был слабым и неуверенным человеком. Он мгновенно влюбился в моего брата и чтобы добиться внимания Роже, охотно принимал все условия, которые выставлял ему брат. Сперва Роже просил о небольших одолжениях, которые укрепили наше финансовое положение. В следующие два года связи Конрада и Роже мой отец и брат Паскаль стали ассоциатами и советниками. Я был всего лишь главой юридического департамента в Париже и не получил никакой позиции в Ордене. В 1985 году отец решил перейти к следующему пункту плана: разрушить все, чего добился Линторфф в течение пяти лет своего правления. К всеобщему удивлению, герцогу сопутствовал успех, и в тот год легальный доход Ордена достиг 91%. Часть ассоциатов средней руки начала ему доверять, и тогда те семьи, члены которых имели право унаследовать позицию Грифона, забеспокоились. Их шансы избавиться от Линторффа уменьшались с каждым днем. Мой отец, Роже, Паскаль и я, а также еще несколько других членов Ордена, чьи имена я не буду называть, чтобы не поставить под угрозу их жизни, начали втайне саботировать все, что только могли. К концу года наши доходы упали до 60%, но даже такой показатель считался хорошим, и Линторфф ничего не заподозрил. Он был так влюблен, что смотрел на мир глазами Роже. Я стал задумываться, куда это всё нас заведет. Измена Ордену или его Грифону — тяжкое преступление. Орден стирает изменника с лица земли. Я хотел защитить тебя на случай, если все сорвется, и отправил в Аргентину — нейтральную территорию, которой Орден не интересовался. Я не мог вынести и мысли, что потеряю тебя, как потерял твою мать. Разлука с тобой стала для меня персональным адом, и каждое расставание, когда мне приходилось уезжать в Париж, было пыткой. Ты унаследовал милый и отзывчивый характер своей матери, и мне хотелось изолировать тебя от Ордена, моих братьев и отца. Мы были в шаге от успеха, но мой отец не принял в расчет личной преданности Фердинанда фон Кляйста семье Линторффа. Его собственный род выжил после войны благодаря Линторффам, и фон Кляйст всегда считал, что в долгу перед ними. Вместе с Густавом цу Лёвенштайном и Германом фон Линторффом, дядей Конрада, он занялся расследованием, и всё вскрылось. В апреле 1988 года Конрад оборвал все контакты с Роже, и мы лишились наших позиций и состояния. Я считал, что на этом его вендетта закончится, но отец и братья слили всю информацию, что у них имелась, группе журналистов, расследовавших деятельность тайных обществ. Это был наш смертный приговор. Нашим палачом стал Лёвенштайн, потому что Конрад не смог заставить себя это сделать, и ему надо было срочно восстанавливать свое влияние. Отец и вся семья Паскаля погибли при пожаре в Пуатье. В прессе написали, что это самоубийство из-за разорения. Не пощадили никого. Ни отца, ни брата, ни его жену, ни их трех детей. Роже обвинил во всем нас и заявил, что его угрозами заставили принимать участие в мятеже. Думаю, Линторфф поверил его лжи, потому что Роже и его семья исчезли, и я уверен, что Лёвенштайн не поднял бы руку на свою родню. Я — следующий, но я встречу смерть с радостью. Это раскрепощающее ощущение. Единственное, чего я боюсь — что с тобой что-нибудь случится. Маленький бедный сирота уязвим. А наши внутренние законы предписывают уничтожить тебя, чтобы поставить точку в кровопролитии. Единственный способ остановить месть Конрада — предложить ему то, чего он так жаждет, чтобы он закрыл глаза на мои грехи и исполнил последнее желание. Предложить ему тебя. Линторфф любит моего брата так же сильно, как я любил твою мать. А я душу бы продал дьяволу, лишь снова оказаться рядом с ней. Гунтрам, ты очень похож на Роже в том же возрасте. Если ты читаешь это письмо, значит, своим соглашением с Линторффом я достиг цели. Не надо ненавидеть меня. Это единственный способ сохранить твою жизнь. Если он будет думать, что через несколько лет сможет вновь обрести то, что потерял, он пообещает мне сохранить твою жизнь и позволит достойно умереть. Я молю Господа, чтобы он любил, берег и защищал тебя от любого зла. Существует вероятность, что он примет мое предложение, но не будет интересоваться тобой или искать другую любовь. Много чего может случиться за десять лет. Не стоит ненавидеть его или винить в том, что со мной случилось. Я его не виню. Я виню себя и свою семью. Как сын, ты был лучше, чем я — как отец. Храни тебя Господь. Жером де Лиль Читая письмо, я не заметил, когда начал беззвучно плакать. Отец любил меня, а этот монстр отнял его у меня. Проклятый Орден держал его на крючке до самого конца, и ему пришлось отослать меня из Европы. Но они заставили его вернуть меня им — только так он мог спасти мне жизнь. Они — чудовища. — Я ухожу. — Я не позволю! У тебя есть обязательства! Ты принадлежишь мне! — Я никому не принадлежу. Отец не имел права делать это! — Твоего отца воспитали так, чтобы он стал одним из нас. Он понимал наши законы и уважал их до последнего вздоха. Ты был отдан как обеспечение, как гарантия против будущего кровопролития. Поэтому ты мой. Никто здесь не станет оспаривать мои права на тебя! — Я больше ни на минуту не останусь с тобой! Времена хозяев и рабов давно прошли! — разозленно заорал я. — Я даю тебе несколько дней, чтобы успокоить нервы. Ты можешь пожить у Фердинанда и все обдумать. Ты нужен своим детям, — не повышая тона, со странным спокойствием сказал он. — Не вмешивай Клауса и Карла в свое дерьмо, Линторфф! Я поднялся с дивана, сжимая в руке отцовское письмо. — Ты дал слово заботиться о них, и ты исполнишь свою клятву, — рявкнул он и встал, перекрывая путь к двери. Я подошел к нему и плюнул в лицо. Он взглянул на меня с яростью, но только отер лицо ладонью. Не отводя от него глаз, я снял кольцо грифона с пальца и бросил его на пол. — Я больше не Консорт, — сказал я тоном, который сам не ожидал услышать. — Отойди. Он пропустил меня, и я открыл дверь. В коридоре ждали встревоженные Фердинанд, Фридрих и Горан. — Ты можешь на четыре дня переехать к Фердинанду. Потом ты вернешься выполнять свои обязанности по воспитанию детей, — сурово сказал Линторфф. Я обернулся и посмотрел на него, вложив в свой взгляд всю ненависть. — Надеюсь, ты сгниешь в аду, — процедил я.