***
Два года спустя. Конец сентября. - Вы считаете, что этот план… мм… подходит для нас? – с сомнением глядя в карту, спрашивает скептически настроенный мужчина преклонного возраста. - Да. Абсолютно, черт возьми! – горячится черноглазый усатый молодец, размахивая внушительными кулаками. Завязывается спор, который не прекращается уже несколько месяцев. «Восстание готовится полным ходом», - тихо переговаривается между собой узкий круг горожан, знающих о том, что нынешнюю власть, жадную и несправедливую, готовится свергнуть группа партизан. То, что в этой группе от силы человек двадцать и что они уже несколько месяцев не могут согласовать свои действия, мало кто знал. Вечные споры по поводу атаки, к которой они даже не готовы, вызывали у Максима Максимовича Исаева головные боли и приступы безысходности. Этого человека было сложно заставить впасть в уныние. Вечно занятой молодой учитель местной школы, Максим редко не мог найти себе дела. Но, посещая тайные собрания партизанского отряда, мужчина делал выводы, что такими темпами восстание умрет, не успев начаться. Нужно было срочно брать дело в свои руки. Максим уже давно разработал собственный план. Он с самого начала не подозревал, что это сборище придумает что-то стоящее. Все они пахали землю не в первом поколении, да ковали подковы в кузницах. Никто из них даже не знал, что такое стратегия, а боевые маневры для них принципиально не существовали. Да и какие боевые маневры могут быть у тех, кто окончил простую церковную школу? Сам Максим был недавним выпускником царского военного училища и пошел работать в пригородный поселок, в котором полгода назад построили нормальную школу. Узнав из проверенных источников о партизанах, Максим поспешил присоединиться к ним. На то у него, конечно, имелись свои причины, но горящий желанием работать на благо восстания, парень рьяно рвался в главные ряды, всеми силами показывая свою ненависть к действующей власти. «Ну пробился ты в верхи. А теперь-то что? Посмотри на этих "полководцев". Они даже оружие-то в руках не держали, если кухонный нож не считать. И что ты с ними делать будешь, Исаев?» - думает про себя Максим, медленно поднимаясь со своего места. Уверенно чеканя шаг, парень подходит к столу посередине подвального помещения, где собирались партизаны. Обведя всех своими васильковыми глазами, Максим уверенно обрывает крики и споры: - Прежде всего, нам нужно разработать план, который будет предусматривать все возможные исходы наших действий. Мы должны быть уверены, что последствия, которые понесет очередной шаг плана, предусмотрены, и что мы знаем, как будем действовать в этой ситуации. Нужно просчитать каждую мелочь, подготовить все необходимое, в том числе и людей. Нам необходима надежная власть верно? Чтобы добиться этого, нам нужно качественное восстание!***
Декабрь. - Федь?.. Федь, ты где?! Федька-а! – звонкий голос Василисы разносится далеко по окрестностям поселка. Полноватая, укутанная в ярко-алый платок девица, стоит на дороге, уперев руки в бока. Щеки, не уступающие по цвету платку, грозно алеют. Большие глаза сверкают недружелюбно из-под черных бровей. Старый тулупчик ей уже явно мал, но девушку это, похоже, совсем не волнует. - Вот же неуемная девчонка! – ворчит Василиса, подбирая пышные юбки и семеня к дому по хрустящему снегу. – Что ей спокойно в такой холод дома не сидится? Ишь, нашла забаву – на санках кататься! Замуж тебе пора уже давно, детонька, а ты на санках катаешься… Федя, конечно, это ворчание старшей сестры не слышала. Она с визгом летела по замерзшей горке вниз, раскинув руки, ловя пальцами холодный воздух. Еще несколько ребят, парней и девушек, катались вместе с ней, смеялись и кидались снежками. Щёки и носы раскраснелись от мороза, на тулупах белой крошкой лежал рассыпчатый снежок, шапки да платки уже давно сбились набок, а то и вовсе валялись на снегу далеко от своих владельцев. - Феденька, - к девчушке, растрепанной и смеющейся, подбежал мальчишка лет десяти. – Тебя Василиса ищет. Говорит, чтоб ты домой шла. Федя смущено кивнула мальчику и пригладила взъерошенные косы. Злить Василису она не хотела, слишком любила и уважала сестру. Помахав друзьям на прощание рукой в мягкой варежке, девушка поспешила к дому. - Феденька, дай провожу тебя! – внезапно, из-за сугроба, выскочил хитроглазый, черноволосый парень. Федя испуганно отпрянула, прижала руки к груди и пролепетала что-то неразборчивое, опустив ресницы. Парень полюбовался и уверенно потащил девушку к её дому, не прекращая болтать и шутить. Феденька лишь робко улыбалась, стараясь успеть мыслями за своим провожатым. Но тот стрекотал как сорока, поэтому ей с трудом удавалось не потерять нить его рассуждений. - Ну вот и пришли! – радостно возвестил парень, остановившись у калитки большого деревянного дома со скрипучим крыльцом. - А я и не заметила, - пробормотала Феденька, удивленно рассматривая родные зеленые ставенки. Да и как тут заметить, когда всю дорогу пытаешься поймать слова, которые шустрыми воробьями улетают от тебя, стоит только посмотреть на них? - Ну до свидания что ли! – все так же радостно улыбается парень, сверкая своими хитрыми глазами из-под вязаной шапки. - До свидания, - кивает ему Феденька, закрывая за собой калитку. Поднимаясь на крыльцо, девушка видит, как парень задумчиво смотрит ей вслед. Неосторожно пересекшись с ним взглядом, Феденька краснеет и поспешно вбегает в дом, занося с собой морозец и легкий снежок, который тут же тает. «А вдруг он хотел, чтобы я его на чай пригласила? - испуганно думает девушка, снимая сырой тулупчик. - Нехорошо получилось», - огорчается Федя, подходя к теплой печке и согревая руки. - Феденька, а ну-ка иди, поешь горячего! Ишь, заморозилась как! – неодобрительно качает головой Василиса, подталкивая сестру к столу, на котором пышут жаром свежие пирожки. – И надо тебе вот так морозиться? - Весело же, Вась, - тихонько улыбается Феденька, пытаясь взять слишком горячий пирожок. - Ты там пониже бери, они подстыли уже, - покровительски улыбается сестра. – Мне сегодня Митька мой сказал, что эти партизаны снова стреляли вчера у царского дома. Ой, не к добру все это, не к добру. Достреляются ведь, окаянные, ох, достреляются! – причитает Василиса, суетясь у печи. - А переговоры? Ведь были переговоры… - начинает Феденька, но сестра резко обрывает её: - Да что этому харчу старому переговоры эти?! Наш царь никого слушать не будет. Главный их, Штирлиц, или как его там? Он с ним уже столько переговоров вел, что можно учебник переговорный писать! А толку-то никакого! – Василиса досадливо кидает расшитый рушник на пол и тяжело опускается за стол напротив Феди. – Не получится у них переговорами дело решить, ой, не получится. Митька мой так и сказал, мол, только кровью да болью они его свергнут. Феденька горестно вздыхает. Не любит она, когда людям плохо. Не честно это, да и не порядочно, чтобы люди вот так страдали. Недобросовестный у них царь, да разве дело это – кровью все решать? Грубо это, нехорошо. Да выхода, похоже, у народа уже другого нет. Уже пару месяцев минуло, как шли столкновения царской власти и партизанских отрядов. Феденька следила за каждым шагом партизан, внимательно прислушиваясь к разговорам старших. Так ладно выходили у партизан все их действия, так слаженно и по-умному, что девушке думалось, что управляет ими какой-то серьезный полководец, засекреченный и зашифрованный этим странным, непривычным именем «Отто фон Штирлиц». Думалось Феде, что он серьезный и взрослый мужчина, непременно с усами и широкими плечами настоящего воина. Интересно было Феденьке узнавать, какой он, этот «фон Штирлиц», да вот только мало о нем что известно было. Только то, что он не из этих краев, да то, что трудолюбив и практичен. Хотелось девушке хоть одним глазком взглянуть на героя, сплотившего столько народу на борьбу с несправедливостью. Федя была уверена, что рано или поздно он одержит верх, и тогда всем станет намного лучше жить. А еще он непременно добрый и отзывчивый, думала Феденька, ведь если он решил помочь людям, то злым и несправедливым он быть не может. Об этом она часто думала, засыпая. Или лежа подолгу в темноте, слушая, как мурлычет Матрешка и дочка её Березка. Казалось Феденьке, что необычный он человек, Отто фон Штирлиц. Закрывая глаза, Федя каждый раз представляла себе своего отца, который погиб, когда она была маленькой. Почему-то именно таким, как её отец, сильным и надежным, должен был быть Отто фон Штирлиц, герой и заступник простых людей. Он и был таким, только откуда Феде знать, что это правда, а не её собственная фантазия?