Душа в доспехах

      Смена закончена. Но немного времени еще есть. Можно уже не спешить, ныряя между автомобилями на скорости в почти 400 км/ч. Алекс выключает мигалки мотоцикла, встраивается в поток и тормозит на долгом светофоре среди других машин. Из окон на него уставляются десятки любопытных глаз. Некоторые судорожно хватаются за телефоны и начинают фотографировать. Зрелище, наверно, стоящее. Металлические пластины байка отливают красноватым золотом на вечернем солнце, как и броня скафандра. Алекс замечает в машине слева ярко-рыжего веснушчатого мальчишку лет восьми. Тот в восхищении припечатывается к стеклу с открытым ртом. Так, что даже нос приплющивается. И ему не до телефона - он жадно изучает глазами покрытую металлом фигуру, боясь отвести взгляд. Никогда не видел так близко. Почти вплотную. Так, что видны все детали и приводы, все мелочи, вплоть до царапин и вмятин от пуль на светлых доспехах. Он буквально поглощает взглядом надпись «Полиция» на боку мотоцикла, маркировку «С1», эмблемы на броне и все увиденное целиком, как будто пытаясь запомнить во всех подробностях. Ему явно очень хочется открыть окно, но снаружи слишком холодно – сидящий за рулем отец, занятый каким-то важным разговором по гарнитуре, и пока ничего не замечающий, наверняка будет ругаться. Алекс наблюдает за мальчишкой искоса, затем, уже не таясь, поворачивает голову. Пацан вдавливается в стекло еще сильнее и радостно машет руками – ну надо же, его заметил «робокоп». Алексу становится забавно. Он выглядит довольно угрожающим, и обычно люди его боятся. Кричат ему издали, но отшатываются, увидев вблизи. Хотя находятся и те, кто пытается взять автограф. Это ему до сих пор не понятно. Знаменитость поневоле. Он бы ее первому желающему подарил, известность по такой цене. А многие дети почему-то его любят. Замирают в восхищении, или пытаются потрогать. Еще по-детски не понимая, не осознавая страшной цены этой механической красоты. Или, может быть, чувствуют, что кого-то беззащитного он не обидит. Хотя малыш Ди до сих пор не особо привык к отцу в таком виде. Наверно, им обоим было бы проще, если бы Дэвид любил роботов, или комиксы про супергероев, как многие мальчишки, а не собирать спортивные карточки и играть в хоккей. Но пока доспехи отца вызывают у него замешательство, как, впрочем, и у самого Алекса. Они оба теперь часто не знают, как себя вести. Обычно Алекс избегает общения. Но рыжий, как солнце, пацаненок с заднего сиденья черного седана поднимает его обычно не самое радужное настроение. Алекс решает «отблагодарить» и подыграть ему. Убирает щиток, открывая лицо, подмигивает и делает правой рукой жест, словно «беря под козырек». Мальчишка еще больше открывает рот, хотя, казалось бы, куда уж шире, в бешеном восторге прыгает по сиденью и тоже «отдает честь». Явно что-то кричит и дергает за плечо отца, чтобы тот посмотрел. Он в таком искреннем, чистом и абсолютном восторге, что Алексу даже хочется улыбнуться. Впервые за долгое время. Отец пацана, поначалу отмахнувшись, все же недовольно оборачивается назад, и у него тут же вытягивается лицо. На светофоре загорается зеленый, и машина тут же срывается с места, с ускорением стартуя по прямой. Отец мальчишки явно утопил педаль газа до упора. Мальчуган с разочарованным и обиженным видом вдавливается уже в заднее стекло и прощально машет рукой. Алекс отзеркаливает его жест живой ладонью и тоже трогается вместе со своим потоком машин. «Какой нервный папаша», - думает Алекс, опуская щиток и неторопливо заворачивая байк направо, за угол. Если так рванул, можно было бы уточнить, вдруг за ним числятся какие-то нарушения. Следовало бы прокрутить запись и проверить номер, да и самого мужика тоже. Но ему не хочется создавать проблемы этому веселому любопытному мальчугану. Только сейчас он задумывается о том, что записи и фото этого случайного «дорожного общения» сейчас же окажутся в интернете. Но это не важно – фото и видео с ним забивает уже целый канал на городском портале. Ему все равно. Найдя относительно тихую улицу, он дает модулю команду отключить экран «визуального выхода». Он-лайн трансляция в лабораторию прерывается. Теперь есть только аудио-связь. Наконец-то он и Нортон отбили право после завершения смены отключать это «кино». Хотя трансмиттер все равно включен всегда – из-за соображений безопасности. Для отслеживания перемещения, а не для экстренной «отключки», как раньше. Делать это операторам запретили без чрезвычайных медицинских оснований. На взгляд Алекса, док всегда уж слишком волнуется за свое «творение». Обычно помощь нужна не ему, а тем, на кого его «натравит» полицейское управление. Он теперь часто чувствует себя, словно бронированный пес. Короткая команда «фас» - и вот ты уже вцепился в очередную цель, как чертова служебная собака. Алекс тормозит байк в пустом переулке, открывает козырек и сует в зубы подаренную Джеком электронную сигарету. Без никотина и прочей дряни - док не придерется. Льюис здорово потратился на эту штуку, самую дорогую и качественную купил. Хорошая имитация. Все равно не очень похоже на «правду», но хоть что-то. Главное, «докурив», случайно ее не выкинуть, по старой привычке. Алекс вздыхает. Хоть пять минут наедине с собой побыть. Бесконечная беготня, все эти нескончаемые разборки, наркоманы, бандиты, захваты, езда туда-сюда и стрельба морально изматывает. Ни минуты обычного человеческого покоя. Ты или неподвижно ждешь, пока настраивают аппаратуру, или работаешь в скоростном режиме. Он уже устал от самого этого безумного чередования неимоверной силы и абсолютной беспомощности. Дикое сочетание - мощь и бессилие «в одном флаконе». Но третьего не дано. Он даже начинает скучать по ранее ненавистной бумажной работе. Отчетов с него больше никто не требует. В них просто отпала необходимость. Но, если бороться дальше, в департаменте ему будут давать выходные. Как обычным копам. Правда, куда себя деть на это время, он пока не решил. Проклятая лаборатория его уже достала и так, а дома все еще тяжело. Хотя его тянет туда каждый день. Он безумно скучает. Но, чем дольше он там, тем сильнее неловкость и ощущение отрезанности. Им троим придется привыкнуть к этой странной, другой жизни. Или ему придется перестать быть ее частью. Он выдыхает пряный пар сигареты. Почему-то он кажется горьким. Несмотря на то, что лицо начинает пощипывать небольшой мороз, в участок возвращаться не хочется. Оцифрованный взгляд проверяет наличие камер в проулке. Не хватало еще попасть на видео с сигаретой в зубах. По большому счету, чужое мнение его не волнует, хотя по телеку из него и делают некий безликий идеал, и вернувшаяся дурная привычка туда явно не вписывается. Но наблюдают за ним все, кому не лень, а ему просто хочется остаться в покое хоть ненадолго. Работающих камер нет. Алекс рассеянно провожает взглядом облачко пара со вкусом табака. На холоде пар быстро рассеивается. Даже на дым не особо похоже. Но это - то немногое, что ему осталось. Наверное, мозг способен адаптироваться ко всему. Если пережил самое страшное. Если не сломался. Обычное, но кажущееся теперь удивительно счастливым прошлое начинает медленно таять. Каждый день исчезает что-то важное, какие-то особенные мелочи. Возможно, когда-нибудь в отдаленном будущем он уже не вспомнит, какого цвета мебель в спальне, или какой вкус у любимого вина Клэр. Может быть, со временем разум смирится и привыкнет, и тогда он будет с трудом вспоминать, что значит быть нормальным. Тогда, наверное, будет не так больно. Но он не хотел бы забывать. Терять одно за другим хотя бы что-то, пусть крошечное, но очень ценное, отличающее его от той механической клетки, в которой он заперт. Солнце почти опустилось, и закат окрашивается красным. Модуль выдает первое предупреждение о заряде аккумуляторов. На холоде они садятся быстрее, можно не рассчитать. Лучше вернуться. Алекс выключает и прячет сигарету, и опускает щиток. Холодно. Пальцы начинают мерзнуть. Завтра уже наверняка пойдет снег. Алекс заводит двигатель, и мягко сворачивает из проулка. Заставляет модуль открыть недавно созданный раздел «личные файлы» – и, пока компьютер ведет байк, листает глазами список аудио-записей. Один из новых операторов, из тех, кого набрал Нортон после разборок в сенате, оказался неплохим парнем, и согласился подстраивать систему под запросы ее «носителя». Не пользоваться преимуществами «Wi-Fi», когда сам раздаешь его на ходу, было бы упущением. Имея интернет в собственной голове, не бродить по сети при возможности, тоже. Хорошо, что у этой штуки память почти безразмерная – музыки записать можно бесконечно много. В конце-концов, как решил Алекс, имея супермощный компьютер, нагло занимающий место в его черепной коробке, не использовать хотя бы его небольшую часть в сугубо личных целях было бы глупо. Чтоб хоть как-то развлечься, на обратном пути со смены, выезжая на прямую, где можно разогнаться, он ускоряет мотоцикл и врубает самому себе очередной трек. И плевать, что лаборатория теперь знает все его музыкальные пристрастия – им всем приходится слушать это вместе с ним. Это, конечно, не Фрэнк Синатра, как любит док, но ничего. Пусть просвещается. ............................................................................... Следующая смена оказалась довольно тяжелой. Алекс уже перестал считать, сколько видов оружия «проверяли» на нем уже пытающиеся «наточить зубы» местные банды. Вернулся – и черт с ним. Теперь у него всегда есть только один день. Сегодняшний. В любой из будущих он может не очнуться по тысяче причин. В вечерней лаборатории пусто. Доспехи сняты, и из грозы всех местных преступников он снова превратился в действующее анатомическое пособие с человеческим лицом. Станцию скоро перезапустят, в очередной раз меняя покрытие изрешеченного пулями скафандра. Деннет, настраивающий аппаратуру со своего планшета, внимательно заглядывает в живые вдумчивые глаза того, кто до сих пор значится в их бумагах, как «кибернетический организм», модель № RC-2000. Продукт. Изделие. Они выиграли суд. Это не вернет парню нормальную жизнь, но вернет хотя бы звание человека. Не «продукт», но офицер полиции. Странно, что приходится сражаться за то, чтобы вернуть официальное право быть человеком тому, кто гораздо человечнее любого из проклятой компании. Алекс молча ждет, как всегда, терпеливый и сдержанный. Вся его жизнь превратилась в чередование боя и этого неподвижного, парализованного ожидания. Нортон набирает команды кончиками пальцев, попеременно кидая взгляд то на лицо Алекса, то на бьющееся под противоударным стеклом, почти на уровне глаз врача, живое сердце. Зрелище, способное свалить в обморок кого-нибудь другого, для него - лишь вынужденная медицинская особенность. Их жизни соединены противоречивой связью создателя и творения. Врач и его самый странный, самый сложный пациент. Ученый спасал его - одновременно предавая при этом. Выполнял приказы компании - наступая на горло себе и своим принципам. Но, несмотря на кучу совершенных ошибок, в отличие от управленцев «Омни», у Нортона есть то, что отличает его от подобных Рэймонду и Карен Дин. То, что заставило его рисковать карьерой, фондом, благополучием всех своих пациентов, собой, в конце-концов, чтобы еще раз спасти Алекса. То, чего нет у таких людей, как Селларс. То, что называют совестью. .................................................................................. У этой «модели» есть много серьезных недочетов, и доктор знает об этом. Алекс не так уж неуязвим. Закон обязывает, чтобы внешне было видно, что под шлемом человек – и потому не позволяет применять щиток с полностью закрытым лицом. Доктор боится, что когда-нибудь это может стоить Алексу жизни из-за шальной пули, но пока Мёрфи на пару с компьютером справляются, спасая «пассажира» "костюма" от нелепых случайностей. Доктор переживает, что когда-нибудь информация вытечет за пределы лаборатории. Просочится за порог центрального участка. И какая-нибудь умная организованная банда подстрахуется, сыграет на слабостях внешне неуязвимого киборга. Заманит парня в ловушку. Что помешает им пустить ядовитый газ? Или запереть его где-то в подвале, куда не добивает сигнал «маячка»? Да он может погибнуть даже от банального вируса, особо устойчивого к их препаратам… Или если повторится то, что было при неудачной загрузке, когда мозг на диаграмме пылал красным фейерверком, застряв в замкнутом цикле огненной рекурсии. Каким-нибудь подонкам тогда ничего не будет стоить просто пристрелить его в лицо. Есть очень много разных «если», из-за которых Нортон ворочается по ночам. Алекс все это понимает. Но ему, в отличие от дока, уже давно не страшно. Он не жалеет «костюм», ему плевать на вмятины от пуль и повреждения корпуса. На совершенные и запредельно дорогие механические запчасти. Он ни о чем из этого не просил. Для него самого уже мало что имеет значение – кроме родных. Иногда он думает, что он все еще здесь, только чтобы видеть, как они ему улыбаются. Но пока от него живого в любом случае пользы больше, чем от мертвого. И он предпочитает, чтобы на «передовую» отправляли его, а не обычных копов – убить его все равно намного сложнее, а рискованной эта работа была всегда. Он много раз мог не вернуться домой и раньше. И теперь он не хочет, чтобы другие рисковали, как он, «сгореть» на работе. Ему нечего терять - он уже один раз сгорел.