Так, как должно быть

Шаги гулко раздавались в тишине улиц. В эти дни мало кто посещал Усыпальницы, мало кто чтил мертвых. Сейчас же почти не было жителей в Минас-Тирите. Многие, спасая свои жизни, ушли в тайные убежища, а те, кто остались, отчаянно защищали город. Наместник горько улыбнулся. Их старания бессмысленны. Скоро город падет, и те, кто не успел убежать, сгорят во всепоглощающем огне. В том же огне, что сейчас сжигал Фарамира, который жег сейчас душу Денетора. Наместник на секунду закрыл глаза. Он не мог вспоминать те жестокие слова, которые сказал сыну, отправляя его на верную смерть, не мог вспоминать все упущенные возможности. Фарамир тянулся к нему, но Денетор не хотел этого замечать. Хотелось закинуть голову к небесам и глухо, исступленно засмеяться. Ты хотел спасти всех, кого можешь? Ты делал все, что мог, чтобы сохранить остатки твоей страны? Так полюбуйся теперь на результаты своих стараний! Твой первый сын погиб, и у тебя даже нет возможности похоронить его, закрыть дрожащими руками глаза, другой сын умирает, отравленный ядом, и ты ничего не можешь сделать, не можешь забрать назад жестокие слова, что сказал ему, не можешь начать историю с чистого листа. Смирись, Наместник. Ты ничего не можешь сделать. И это было горше всего. Но кое-что он мог, и это не давало надежду, но помогало идти вперед. Фарамир не достанется Саурону, и темные силы не будут пировать над его телом. У них будет общий костер, общая смерть, и это спасет их от злого огня, что пылает на первых ярусах Города. Денетор услышал какой-то неясный шум сзади. У Наместника была только одна мысль. «Скорей, скорей! Пока нам не успели помешать!» — думал он, поливая маслом одежды сына. Не получилось — с улицы донеслись крики и звон оружия. Наместник почувствовал, как в его душе, казалось бы, уже выгоревшей дотла, поднимается раздражение. Каждая секунда была на счету — ведь темные силы уже ворвались в город, и скоро, очень скоро они будут здесь. Ничего — предатель, кто бы он ни был, не уйдет от наказания. Денетор взял меч и шагнул за порог. Тот, кто ослушался его приказа, тот, кто пролил кровь на Дороге Мертвых, должен быть наказан. Но ему помешали. Гендальф, быстрый и грозный, как белая молния, взбежал по ступенькам, и вот уже меч Наместника выбит из его руки. Даже из глубины собственного безумия Денетор нашел силы холодно улыбнуться ему. Серый Странник... старый знакомый и старый враг. Как долго он строил козни за спиной Наместника? Когда ему пришла на ум мысль посадить на трон этого бродягу из северных земель? Денетор гордо выпрямился. Он не отдаст сына ни Серому Ворону, ни тому, кто тенью стоял за ним, отравляя существование Наместника. Но Митрандир вовсе не собирался его слушать, он бросился вперед, чтобы поднять Фарамира и вынести его из Дома Мертвых. В эти мгновения Наместнику казалось, что он не может вздохнуть. Тиски отчаяния, горечи и скорби крепко держали его, и он уже не мог освободиться. Но когда Гендальф осторожно опустил Фарамира на носилки —когда Наместник уже потянулся вперед, чтобы остановить это — раненый позвал своего отца, и одно это наполнило душу Денетора теплом и щемяще-острой нежностью. Ведь несмотря на то, что произошло между ними, несмотря на те жестокие слова, что Денетор сказал сыну перед тем, как отправить его защищать Осгилиат, Фарамир пытался дотянуться до отца даже через зачарованный сон. И это внушало надежду. «Не забирайте у меня сына!» — вырвалось у Наместника отчаянно-жалобно. Ему ответил Гендальф, и на миг Денетор встретился с его взглядом. Смири свою гордость, Наместник. Пойми, что Серый Ворон, которого ты презирал, хочет спасти твоего сына, не погубить. Пусть горит Минас-Тирит, пусть защитники города отбивают атаки, не имея надежды! Но если у сына есть шанс выжить, то в этот момент Наместник должен быть рядом с ним. Денетор на секунду закрыл глаза — а потом шагнул вперед, навстречу Гендальфу.