История омеги "Хамелеона"

POV Саши       — Я тебя вспомнил, Александр, — его голос не изменился, с хрипотцой, также ласкает слух, завладевает.       — Я-я вас не знаю, дайте мне отдохнуть, — что ж ты давишь так на меня, зачем так близко, не хочу, не хочу, хочу…       — Твои последние слова, которые я запомнил, были «Спасибо за заботу». Ты мне прошептал их, когда я накрывал тебя одеялом после ночи любви.       — Вы-вы меня с кем-то перепутали, вы-вы ошибаетесь, — не могу соображать, не могу говорить, не смею дышать.       — Перепутал? Что ж, открой глаза и я решу сам, перепутал ли я тебя, Сашенька, с кем-то другим.       Властный, наглый альфа, заставляющий подчиняться, что будет дальше, когда ты увидишь то, что хочешь увидеть? Ну что же, смотри, смотри. Распахиваю глаза и вижу лицо Робина передо мной на близком расстоянии. Его ярко-голубые глаза с тёмными льдинками гипнотизируют, его руки держат меня в заложниках, мне не вырваться.       — Даа, это непередаваемое ощущение, не описать словами, как это божественно, какая завораживающая красота в твоих глазах…       — Что же ты видишь? — зачем, зачем я спрашиваю этого альфу, мелкая дрожь крадётся по всему телу, начинает знобить меня с головы и ниже.       — Ты знаешь ответ на свой вопрос, но сам не можешь видеть это, так? Значит, если верить твоему слову врача, ты пять лет не мог меня забыть, а последний год? Как же ты жил, Мусенька мой?       Мусенька? Мой мусенька? Как же я забыл — Мусенька… Ха… ха-ха-ха! Мусенька! Твоя Мусенька вытолкала меня из номера, в котором мы с тобой были, наговорив столько гадостей восемнадцатилетнему омеге, который первый раз был с альфой, кто знал, что ты оказался моим истинным! Мусенька, вот как ты сейчас говоришь, ненавижу это слово! Чувства раздирают меня изнутри, смесь эмоций бурлит во мне, но мой внешний вид спокоен.       — Вы опять ошибаетесь, я замужем и у меня два сына, а сейчас прошу отпустите меня, мне надо познакомиться с коллегами, — вырвался, я вырвался из цепных оков гнетущего альфы, уйти, мне нужно двигаться и уйти, пока я ещё могу.       — Подождиии, куда, Мусенька, не так быстро…       Я кричу молча, кусая губы, когда тело Робина прижимается сзади ко мне и его тихий, низкий голос проникает в моё сознание, одурманивая его.       — Ты не хочешь повторить то, что было шесть лет назад, в отеле, в полутёмной комнате, наши голые тела, секссс…       Минуты, секунды, доли секунды… поцелуй в шею, чувствуется прикосновение его горячего альфовского дыхания вместе с песней моего сердца. Я скажу… правду.       — Хочу… хочу безумно тебя, но это только звериный секс и больше ничего. Ты даже не расслышал, я сказал, что у меня есть муж, — ему не обязательно знать, что он умер, — и два маленьких сына, и да, это я, я был тем омегой, которого ты лишил невинности. Я сам этого попросил, мне ли не помнить. Но знаешь? — я оторвался от самодовольного альфы и повернулся к нему лицом, продолжая уже увереннее, — секс это ещё не всё! Важно уважение, верность, преданность, любовь детей, которую не променяешь ни на какого альфу, вот она — истинная любовь! Но это не для тебя, да? Сколько у тебя было Мусенек? Мусенька! Не произноси больше этого имени при мне, бесит!       — Я заберу тебя у твоего мужа, ты будешь моим, — медленно произносит Робин, не сводя с меня глаз.       — Кхе-эм…       Ко мне подошёл полный и седой мужчина в белом халате, на бейджике которого было написано: «Зав. клиникой южного района г. Прибрежного Пряметков Василий Васильевич».       - Рубежный Александр Валерьевич, ну где же вы? Мы вас все ждём! Нехорошо заставлять коллег ждать, у всех ещё есть незаконченная работа, а представить официально вас коллективу необходимо.       На бейджике крупными буквами выделялось имя, всё остальное мелким шрифтом. Этот человек мне будет «папой» в клинике, человек любящий своё имя будет уважать других людей и не даст их в обиду. Я спрятался за доброго дядьку. Вот я взрослый человек, а перед своим альфой спасовал. Дурак я. Расклеился, да и есть от чего. Нечем мне от него обороняться, забыть он меня не сможет, а я…, а мне ничего не поможет. Теперь всё зависит от альфы и если он во время течки будет со мной рядом, то я забуду всё: работу, дом, детей. Я буду хотеть только его, а он будет мной пользоваться и разбивать мне сердце своими изменами и я ничего не смогу поделать, так как природа… Природа всегда берёт своё.       — Пойдёмте, дорогой, пойдёмте, а вы, молодой человек, освободите зал, получили документ и вперёд, к своему партнёру или партнёрше, свадьба не за горами, — сказал заведующий Робину, обнял меня и повёл, скорее всего, на фуршет.       Я обернулся. Робин стоял на сцене, костюм на нём смотрелся идеально. Волнистые тёмно-русые волосы прикрывали нахмуренные брови, взгляд был серьёзным, задумчивым, в руках он сжал удостоверение с моей подписью. Я ушёл встревоженным. Вот с этого момента и начнётся новая жизнь, действительно…       После фуршета я ушёл из больницы через запасный выход, отказавшись от помощи Бернарда. Его Габриель устал, да и не только он, всем было в конце моего выступления душно, поэтому я пошёл домой пешком. Я доехал на автобусе до кольца две остановки, а потом уже пошёл в садик за детьми через Детский бульвар. Зимнее небо не было уже таким чистым и светлым, снег просто падал большими хлопьями на мою белую шапку, нос, губы, на улице похолодало. Снег всё падал, а я остановился у старого, развесистого клёна, наблюдая, как плавно и ощутимо опускались снежинки на моё лицо. Уже не любит, Лени, меня твоё солнышко сегодня, его уже просто нет. Сердитые тучи плакали белыми слезами, маленькими, хрупкими, но вместе составляющих плотный снежный покров. Мимо меня по Детскому бульвару шли родители с детьми, некоторые останавливались и давали возможность поиграть в снежных сугробах малышне. Мне тоже пора, как я сказал ему, у меня же муж и дети. Дети-то есть, а вот мужа — нет.       Я не боялся оставлять сегодня в детском саду детей на целый день, они у меня привыкшие. С кем я только их не оставлял, когда учился и подрабатывал, когда они были совсем маленькие и болели, так что они привыкли находиться на чужой территории. Было другое, они стремились объединяться против незнакомцев, не отпуская друг дружку от себя, особенно дорожа собой. Дети попали в одну разновозрастную группу, и зайдя в садик, я увидел моих малолетних сыновей, восседающих на пухлом мальчишке. Лени выкручивал уши дошколёнку, а Джими держал того за руки. Ну вот, опять, началось.       — Лени, Джими, слезайте с мальчика, что опять у вас случилось?       — Папочка, папочка! — Лени оторвался от красных ушей мальчишки, посмотрел на меня, ещё раз хлопнул его по тому же месту, сделал «сливу» на носу, отчего мелкий, лежавший под братьями, наконец-то захныкал, и только затем мои солнышки побежали ко мне.       — Папочка, папочка, — миловался Лени, а Джими просто прижимался ко мне и улыбался, что ты, на целый год же он старше малька, да ещё и альфа, ему не подобает плакать, а так хочется, соскучился.       — Уважаемый «папочка», я сегодня целый день сражаюсь с вашими детьми, они дерутся со всеми, ничего не понимают, вы откуда к нам вообще приехали? — выплывает воспитательница незнамо откуда. Я так сегодня устал, и мне не хочется ругаться ещё с вами, поэтому я отвечу по-дружески, пусть задумается.       — Уважаемая «воспитательница», — нарочно не буду произносить её имя, я ей утром представился, так сложно запомнить? — По должностной инструкции вы не должны были оставлять детей без присмотра, это первое. Мои дети воспитаны и адекватно реагируют на критику, то есть они всё понимают и слушаются, если им всё объяснить, это второе. Джими никогда не обидит ни одного ребёнка, а тем более омега-Лени, скорее всего кто-то обидел моего малыша и старший брат заступился. Это третье. В-четвёртых, вы должны были организовать педагогический процесс так, чтобы ваши дети были все чем-то заняты и никто не дрался. В-пятых, я врач и приехали мы из мегаполиса, где мои дети посещали детский сад для одарённых и талантливых малышей. Ай кью моих детей очень высокий, и если бы вы пригляделись к ним и познакомились бы поближе, то знали бы, чем увлечены мои дети. Итак — шестое. Мне продолжать?       — Нет, простите, — процедила сквозь зубы бета.       Ну вот, ещё и здесь проблемы назрели, как сговорились сегодня все. Надо сразу всё выяснить, чтобы никаких проблем не было в будущем.       — Кто из вас объяснит мне, почему случилась драка? — приседаю к детям, всегда позиция глаза в глаза.       — Папочка, этот толстый мальчик стал меня дёргать за кудряшки, а братик Джими за меня заступился, мне больно было и я плакал, вот, — утирает свой нос Лени. Чистые звуки речи малыша, спокойный тон, обида на то, как с ним поступили, если он ничего плохого не делал. Ребёнок не врёт. Поднимаюсь с колен.       — Я по работе психотерапевт, Лени не обманывает. Я попрошу вас завтра провести в группе беседу на тему драк и снова представить вновь прибывших моих детей перед ребятами. В анкете я указал, жаль что вы её не читали, дети любят конструктор и могут часами мастерить много интересного, чего даже вам не сделать, а так же запаситесь книгами, оба ребёнка уже бегло читают. В конце я хочу прибавить, что мне не хочется сегодня прощаться на этой грубой ноте, но вы должны понять меня, я один родитель этих детей и в обиду их не дам.       Насупившаяся молодая бета молчала, смотря в пол своими голубыми глазами. Молоденькая ещё, научится, но предупредить, значит обезоружить. Ладно, придётся спасать ситуацию, подружусь уж я с ней, хочется чтобы этого не повторялось больше. Спасибо, Джек, тебе ещё раз.       — Виолетта, я располагаю средствами, поэтому напишите список игрушек в группу, какие вы считаете необходимыми для образовательного процесса. Как я помню из вашего сайта, у вас садик с музыкальным уклоном?       — Д-даа, — только и может сказать наконец-то ожившая беточка, что так сильно запугал, что-ли?       — Это хорошо. Лени брал уроки вокала у одного музыкального руководителя, я думаю здесь он сможет развиваться дальше по этому направлению, а так же советую изучить анкеты детей, где подробно описаны их увлечения. Мне хочется, чтобы мои дети развивались и дальше в полном объёме и я гордился бы ими. До свидания…       Когда я одел детей, молодая воспитательница извинилась передо мной, густо покраснев: — Простите, извините меня, я не хотела, знаю это не оправдание мне как педагогу, просто я сегодня первый день, и мой сын сегодня тоже первый день в садике, ему ещё два года, он плачет в группе.       — Вы оставили его в первый день до конца рабочего дня?       — Да, мне сегодня не с кем было оставить ребёнка, пришлось, — глаза покраснели от нахлынувших слёз у этой беты.       — Всё у вас будет хорошо, только ребёнка надо оставлять всю неделю в группе до обеда, вы ведь и сами знаете, что малышу нелегко адаптироваться, до свидания ещё раз. Извинения приняты...       — Мусенька, я забежал в магазин и забрал Ромку, ты ещё дол-го?..       По моей спине пробежал холодок от знакомого голоса, я хватаю детей за руки, а повернуться не могу.       — Ээ… Саша?! А ты что здесь делаешь? — опять этот голос с хрипотцой, б***ь!       Поворачиваюсь. Напротив нас стоит Робин, держа на руках малыша меньше моих детей, с такими же ярко-голубыми глазами как и у него. Перевожу взгляд на его Мусеньку… Боже! Как же я сразу не узнал её. Это ведь она, это она! Да вы что, сговорились что ли все сегодня?! Это она шесть лет назад меня разделила с моим альфой, а теперь что… теперь… она его… и у них, смотрю на малыша, сын? Боже, я уже не могу воспринимать реальность. Так он женат и у него есть ребёнок? Так у меня тоже есть… Боже, ЛЕНИ! Если он его увидит…       — Так ты не обманывал меня, говоря, что у тебя два сына. Я рад.       Нет, нет, нет, прошу не надо! Не смотри, не смотри на них, не смотри на Ленииии. Я затаил дыхание…       — Ну, здравствуй, малыш, — Робин опустился на корточки. Он сидел в приёмной группы, рядом стоял его сын, его бета.       Мой Лени пристально смотрел своими большими глазами на незнакомого ему дядю, а потом задал свой коронный вопрос.       — Ты мой второй папа?       Альфа сиял, чёрт, он увидел то, что хотел, он понял. Отцы могут видеть переливы в глазах своих детей, только до семилетнего возраста, до кризиса. Робин перевёл взгляд на меня и растянуто прошептал ребёнку:       — Я бы очень хотел быть твоим отцом, ты такой Мусенька, Лени, тебя зовут Лени? — снимает шапку с ребёнка и с счастливой улыбкой ласково проводит по русым кудряшкам моего сына. Да, они похожи как две капли воды, кроме глаз. Вот, чёрт!       — Ты не мой отец, не буду разговаривать с тобой и точка! — на полном серьёзе прозвучал ответ ребёнка, и уже не обращая внимания на него, натягивая шапку сын произносит мне, — папочка, возьми меня на ручки, я к тебе хочу, — Лени залез на мои протянутые руки и отвернулся, обняв меня за шею. Всё, надо делать ноги!       — Прос-с-тите, — я взял за руку Джими и вышел из детского сада быстрым шагом. Лени с любопытством выглядывал из-за меня на оставшегося в приёмной Робина. Вот попааал! Этот день никогда, наверное, сегодня не кончится. Это что же получается? Мои дети будут ходить в группу к этой? Нет, завтра попрошу, чтобы перевели в другую группу, а на неделе переведу их в другой садик, кошмар!       Детский бульвар осветился светом от фонарей, звучал детский звонкий смех, катающихся на маленьких горочках малышей, только мне не до развлечений было. Вот и началась моя новая жизнь, только как-то она меня не приветливо встретила в своём родном городе. Снег валил и валил, Лени уже бежал с Джими впереди меня по бульвару, радуясь прохудившемуся небу, чего нельзя было сказать о себе, мне ведь ещё весь снег убирать с дорожки у дома. Зазвонил телефон, а сейчас-то кто? Савелий. Поболтав по телефону с братом я стал успокаиваться, он пригласил меня на концерт в среду. Конечно мы придём послушать знаменитого Савелия Рубежного. Следом, как сговорились, позвонил Сёмка и ещё раз поздравил с выступлением, спросив меня, а он-то хоть нормальный? Я ответил ему, что он такой же как и я, поэтому нам надо будет обговорить с ним некоторые моменты и относительно Бори тоже. Я не стал подробно по телефону распространяться, что он тоже омега — Хамелеон, пусть пока не нервничает. Следом позвонил мне Бернард, интересуясь, всё ли у меня нормально. Да, нормально, не считая того, что вся моя жизнь с этого дня пошла кувырком.       Около дома меня ожидал сюрприз в виде подъехавшего папы. Вот с ним я ещё не готов был встретиться. Пригласив его в дом, я познакомил с детьми, с которыми он видится первый раз. Никто не затрагивал тему побега шесть лет назад. Узнав, что я ещё и один приехал, без мужа, мой седой родитель стал более замкнутым, думая что-то себе на уме.       Лени пел новую песенку, видимо в садике разучивали, новогодняя.       — У Лени хороший голос, ты водишь его к репетитору по пению?       Репетитор? Что я слышу? Я только приехал, я первый день на новой работе, я первый раз сегодня отвёл детей в новый садик, вот как-то к репетитору я не успел его записать, у меня вон к дому пройти нельзя, о чём говоришь, ты, мой папа? Смотрю в такие же как и у меня глаза седого старика. Спокойно.       — Нет, не успел ещё, запишу.       — Я буду Лени возить на занятия, а у Джими есть таланты? — спрашивает папа. Как жаль, что ты был со мной всегда строг, я не знал твоей любви, как ты и не знал настоящей любви истинной пары. Мне просто сейчас тебя жаль, ты остался один, но я не позволю тебе снова влезть в мою жизнь. Сейчас всё на моей стороне.       — Папа, я благодарен тебе за заботу, но Лени и Джими МОИ ДЕТИ, и я сам буду решать вопросы по их воспитанию, — я встал напротив своего родителя, а дети стояли со мной рядом и молча смотрели на незнакомого мужчину. Звание дедушки почётно, но его ещё надо заслужить. Дети могут быть наивными, но доброту людей чувствуют за версту.       Папа ушёл, громко хлопнув дверью, я осел на диван. Закрыв глаза и чувствуя тепло малышей, вспомнил детство, где до меня не было никому никакого дела. Сава — пел, талантище. Сёма — одарённый ребёнок, будущий художник. Лишь я был никем, ничем, кроме того, что все дни проводил в куче подростков — альф, выслушивая их проблемы и давая советы. Это за задатки какого-то таланта даже принять было невозможно. Ко мне липли все дети, все мальки были моими друзьями, я находил язык даже с самым вредным ребёнком, с братьями и сёстрами своих альф — друзей, за что меня они и уважали. Я хотел быть детским врачом, но беременность спутала мои карты и я стал психотерапевтом альф. Жалею ли я? Нет, смотрю на своих пригревшихся детей, нет. Я смогу помочь этим дурачкам — альфам, чтобы в дальнейшем у них не было таких проблем как у меня. Вот так.       — Что притихли малыши?       — Папочка, я кушать хочу.       — Лени, а я-то как хочу! Я ведь за весь день вообще ничего не ел! — схватив Лени и подбрасывая его вверх, слушая при этом его звонкий смех, я радовался тому, что этот тяжёлый день наконец-то закончился, надеюсь сегодня больше никаких посетителей у меня не будет?! Опустив Лени на пол, я спросил у Джими, — хочешь я и тебя поверчу, только немного?       — Я что — малыш? Мне уже пять, я взрослый, и не альфовское это дело в облаках парить! — ого, как сказал. Важный и степенный, сама серьёзность, но я-то ведь знаю, что тебе тоже хочется. Хватаю мелюзгу и на плечо, тоже кружиться по гостиной, а затем мы просто плюхнулись на диван. Джими тоже смеялся, как и Лени. Кто много смеётся, тот много потом плачет? Пусть, сейчас я ловлю приятные для воспоминаний моменты.       — На кухню? Есть? Кто быстрее? — ой, пока я слезал с дивана мальки удрапали сверкая пятками, вот ведь шустрики! Ужин!       Когда вечерняя трапеза закончилась, я включил посудомоечную машину и вышел из кухни в просторный зал. У стены всё ещё стояли коробки с прежнего места жительства, потом разберу. Я посмотрел на улицу, там гуляла молодая метель. Надо бы почистить дорожку, а то мы завтра вообще не пролезем через эти катакомбы. Вон, мужик напротив отгребается, лихо работает лопатой. Кого-то надо найти для уборки снега. Ладно, детей спать, а сам в супермаркет за лопатой и немного надо поработать на свежем воздухе и подумать, как жить дальше. Выкупав детей и сунув им ещё и по яблоку, я включил старинный ночник своего отца, Сава привёз. Включив его в комнате детей, я поразился наступившей тишине, только было слышно похрумкивание детьми фруктов. На потолке и стенах появлялись разные узоры, звери, невиданные сказочные существа, принцы и принцессы, много чего интересного, только мне уже некогда было сидеть и, тихонько прикрыв дверь, я стал спускаться по лестнице вниз.       За стёклами окон-гигантов, вдоль лестницы, я всё ещё наблюдал ловкие движения крупного мужчины, который отгребал насыпавший за вечер рыхлый снег, который всё сыпался и сыпался с ночного неба. Дом через дорогу в принципе походил на мой, только был одноэтажным, но опять весь первый этаж превосходил по площади моих два. Он как бы разделялся его на два крыла, на два разных семейных гнезда.       Одев курточку и шапку, взяв деньги, я вышел на улицу. Свежесть ночи, как хорошо, ммм! Ладно, лопата, мне нужна лопата, идём в магазин. Выходя из ворот, я снова обратил внимание на соседей. Сначала я не придал значения, но когда перебежал дорогу и очутился намного ближе к дому напротив моего, я увидел то, что меньше всего хотел увидеть перед сном.       На улице за широкими резным, решётчатым забором стояло двое людей. Они очень красиво смотрелись в искрах снега, отражающегося от света фонарей. Моя душа омеги заплакала. Я попятился назад, натянул капюшон курточки на голову и зашагал… куда? Ааа, правильно в магазин, глотая молчаливо слёзы на ходу, душившие меня. Я переживу, я смогу. Смог же я пять лет назад взять себя в руки, когда у меня на руках был новорождённый Лени и годовалый Джими. И сейчас смогу. Голубоглазая бета заботливо поправляла русые волосы Робина под шапку, её смех до сих пор стоял у меня в ушах. Это невыносимо. Ну почему именно здесь? Всё неправильно… Боже! Всё должно быть по другому! Ну почему я родился таким? Ты слышишь мою мольбу? Похоже, что нет.       Я не помню как купил то, зачем вышел в ночь из дома. Возвращался я уже по другой стороне, проходя мимо дома Брайена. Не хочу даже смотреть туда, не буду. Ну и как же мне дальше жить, если через дорогу живёт мой альфа, мой истинный, женатый на бете, у которого ещё и малыш? Это действительно невыносимо, ужасно больно терпеть душевную муку. Как же так? Как же мне пережить, я прислонился к решётчатому ограждению ограды своего дома. Красивый, светлый, белый мой дом. Я всегда, когда ухожу из дома вечером, оставляю свет включенным, привычка возвращаться домой, где кто-то тебя ждёт. Хотя на самом деле никого и нет, это просто моё воображение. Значит всё-таки верна поговорка, кто много смеётся, то потом плачет. Я не хотел, а слёзы всё капали на очищенную мною дорогу к дому. Ветер подхватывал снег и уносил его туда же, куда я бросал его лопатой…       — Так ты говоришь у тебя есть муж? И где же он? Почему заставляет тебя в одиннадцать вечера убирать снег, а не нежится в кровати с таким аппетитным Мусенькой?       От внезапного мужского голоса я подскочил на месте, выронив уборочный инвентарь. Рядом со мной стоял Робин с лопатой в руке. Как же я испугался, Господи, ну вот надо так человека напугать!       — Ты… плачешь?       — Что тебе надо? — еле справившись с собой, вспомнив, что у меня есть язык, я спросил незваного ночного гостя.       — Так где же…       — В командировке! — перебил я, что ещё ему надо?       — В командировке? Ну-ну.       Робин отошёл от меня и стал убирать снег, было видно, что он устал, так как медленно очищал дорогу к моему дому. Что всё это значит? Обнаглел? Меня что, вообще здесь не спрашивают и я что, я, я что не владелец этой территории?       — Что ты делаешь? Это возмутительно, это мой дом! Это мой снег, зачем ты убираешь его? Я и сам могу!       — Как ты изменился, из сопливого малька превратился в секси-омегу модельного вида, но всё равно ты — омега. Ты хочешь, чтобы у тебя завтра все мышцы болели? У тебя ведь завтра первый рабочий день, ой нет, второй, точно.       Робин убрал уже половину дорожки, а я нервно всё переминался с ноги на ногу от негодования, следуя за ним. Меня прямо разрывало на части он настырности этого, этого…       — Тебе что, снега дома не хватает? И-иди отсюда и сам нежься в кроватке со своей женой! — что за безрассудство, вломиться на чужую территорию и хозяйничать тут.       Робин остановился, навалившись на лопату, он стал разглядывать меня. Потом засмеялся так, что похотливая волна пробежалась по моему телу, предательски ища выхода именно в том самом, интимном месте.       — А тебе, что, снега жалко? Тебе же завтра не выйти, а детей в садик отводить нужно, — выпрямился и, подойдя ближе, добавил, — и не смей их в другую группу переводить, а тем более в другой детский сад. Понял?       — Ты, ты, да как ты смеешь мне указывать что делать? Это мои дети, мои, и я сам решаю, что мне делать!       — Саша, я сказал не смей, — Робин схватил меня за локоть, — ты же знаешь наши законы? Дети омеги, такие же дети как и альфы, и он имеет на них все права, ты понял?       Меня затрясло, сволочь, сволочь, и это я буду спать с ним через неделю, а то и раньше, с моей физиологией-то точно. О чём ты думал, когда женился на этой бете, она не твоя, ведь я твой истинный, ведь я так долго хранил тебе верность, а ты отбираешь у меня самое дорогое? Самое доро…       — Ты снова плачешь, Саша, — Робин снял перчатки и вытер мои слёзы. В его глазах уже не было угрозы, просто он смотрел на меня и молчал. — Судьба — злодейка, отобрала и спрятала тебя почти на целых шесть лет, у тебя есть сын… мой сын. Не плачь, мне больно видеть тебя таким.       Я стоял в ступоре, нет, он не отберёт у меня Лени, только не его, нет. Как тепло, я зарылся в тепло чужого тела, не понимая того, что именно от него все мои неприятности, а он шептал и шептал мне на ухо что-то.       — Саша, Сашенька, ты всё неправильно понял. Виолетта не моя жена, она моя сестра, а Ромка мой племянник. Я не женат, и никогда не был. Я всегда искал пацанёнка с двумя рыженькими хвостиками и с безумно красивыми глазами. Я искал тебя, искал везде. Уехал за тобой в мегаполис и облазил все улицы, все предприятия и магазины, я всюду совал свой нос в поисках моей истинной пары. Мусенькой я всегда называю свою сестру, ещё с детства. А в тот вечер, разбился на смерть её парень и она в состоянии аффекта вытолкала тебя из нашего номера. Я на целых шесть лет потерял тебя из виду, как же это долго, Саша! Я заслужил хотя бы поцелуй за убранный снег, милый?       Я почувствовал знакомый запах сигарет, хочется курить. Мне приятно… что это? Поцелуй… Поцелуй? Поцелуй!