***
Кафка и саларианец-психотерапевт. — Отстрели ему куконьки. — Пардон, что? — Вот этот лист металла у него между ног. — И что это даст? — Сделаем ему бесплатную операцию по перемене пола. — Извините, но это полный абсурд. — У вас в ГОР совсем туго с чувством юмора? Кафка разочарованно зацокал. А саларианец продолжил сверлить сквозь прицел воображаемые дырки в броне робота, вышагивающего возле входа в горнодобывающий комплекс. Увенк выбросил лазутчиков на скале и полетел дальше нервировать и без того недружелюбных пиратов. Двое ворча, огнеметчик с ракетчиком, с характерными звуками обсуждали высокие материи. — Моя жена рожать! Толстый комок пищать! Клац-клац! Жратва! — Шашлык! Жарить! — Жарить! Вку-усно! — Спариваться! Много! — С шашлык? — С твоя жена! — Моя страшная! — Моя тоже! — Моя много страшная! — Моя много-много страшная! — Противная! — Гадкая! — Мерзопакостная! — Тошнотворная! Батарианец подтолкнул снайпера, еле сдерживая смех. — Слышь, какие эпитеты у них уже пошли? — Кафка, прошу простить меня, но вы, господин, отвлекаете… — Да забей ты на ИМИРа, и так его в два счета расковыряем. Нет, ты только послушай! Проклятия сыпали из ворча как из рога изобилия, одно вкуснее другого. — Пахучая! — Грязнющая! — Вонятельная! — Мертвецкая! — Трупная! — Язвенная! — Бородавчатая! — Облупившаяся! — Гнилая! — Остервеневшая! Саларианец проанализировал сложившуюся обстановку и пришел к такому умозаключению. — Хм… Сопоставив образцы речи данных носителей, мы выяснили, что язык ворча — аналитический, в его основе лежат примитивные синтаксические конструкции, лексикон… Утилитарный. Ограничен несколькими сотнями слов, большая часть — единицы с негативными коннотациями в семантическом поле, в частности, ассоциирующиеся с разлагающейся плотью. Ввиду того, что ворча все еще не убили друг друга в процессе коммуникации, приходим к выводу, что хуление своих супругов на публике есть специфика их культуры… — Пфф, если у ворча есть культура, то у пыжаков — древняя высокоразвитая цивилизация. Они перемещаются на миниатюрных летающих тарелках, какают нулевым элементом, а на досуге занимаются спасением галактики. А общаются телепатически. Бывает, посмотришь в глаза пыжаку — и вдруг так не по себе становится… — Мой троюродный внучатый племянник как раз проводит испытания на пыжаках. Он утверждает, что присутствие этих существ оказывает на него совершенно необыкновенное воздействие. — Какое же? — У него вдруг появляется непреодолимое желание отправиться в тюрьму за жестокое обращение с животными. — Его трудно в этом винить…***
Корнелиус — А это у нас, — клик, — а это у нас — красавица Вася! Я правильно ее имя произношу? Валун? Валун сглотнул. Кашлянул. Кивнул. — Не, мне кажется, у нее что-то вроде Васы. Или Восу? Или Васа? Не? Я снова запамятовал. И нет-нет-нет! Не говори мне в ее файл подглядывать. Ты же знаешь, я уже давно там все переписал, чтобы выглядело правдивее. Ну ладно. У меня там фоточки ее тоже имеются. Корнелиус зажевал свой левый ус, как делал всегда, когда думал о чем-то приятном. На мониторе открылся текстовый файл переименованный в «♥Шлюшка Арии № n♥». Под это название подходило очень много кандидатов, но только Васэ была удостоена сердечек. Внутри напротив каждой категории было написано: буфера, бидончики, кексики, булочки и эпитеты, которые, в отличие от тех, что употребляли ворча чуть ранее, лучше не упоминать в нашей истории, потому как Корнелиус таки был больным ублюдком. Когда он наконец добрался до обширной коллекции личных фото азари, включился ее голос, искаженный помехами. В основном были слышны лишь тяжелые вздохи, всхлипы и стоны, которые пришлись очень даже к месту. — Атамэ, твою божью мать! А-а-ах… О-о-ох… Чтоб тебя… А-а-а!!! Богиня… О, богиня… — Валун, как ты думаешь, мы с ней так друг с другом связаны потому, что мы с ней раньше в объятьях вечности частенько зависали, и теперь она телепатически распознала, что ей нужно в данный момент делать? Слушай, Валун, да у нас, поди, любовь! Валун? Крогану было не привыкать выслушивать риторические вопросы босса. В такие моменты лучше было застывать на месте в позе камня и очень многозначительно отводить взгляд вдаль. То есть, в ближайшую переборку, находящуюся на расстоянии в полтора метра от лица Валуна. — Ну ладно тебе, Валун. Сейчас можешь высказаться, мне правда интересно знать, что у тебя на уме. Валун поколебался. Сглотнул и ответил: — Ну, эть, боссь… Она, эть, скорей всего, страдаеть очень. Ей больно. Воть она и… Охаеть. — А-а! Вот оно что… Но это ж Васу! Она от этого кайф ловит. — Ну вдрух она… Эть… Истекаеть кровью! Помираеть! — Пф, Васа-то? Да не. Это вокруг нее все мрут как мухи. Неубиваемая сученька. Не-е. Она меня любит просто очень. — А-а-ах! Корнелиус! Тварь ты последняя! Я выберусь отсюда и размажу твое хлебало! А-а-а!!! Ублюдок! — угрозы прервала особо громкая помеха. — Что-ть не похоже, боссь. — Больно ты понимаешь! Кроганы… Вы на Тучанке совсем про любовь не знаете! А я вот — знаю, — кроган уже было раскрыл рот со своими ужасающими напильниками вместо зубов, — не, дай договорить, Валун! Любовь — это… Это… Ну, это! Это когда… Черт-те побери… Ну, любовь — это…! — Эть — чуйство? — Во! Именно! Оно! Ты мои мысли читаешь! Да! Любовь — это чувство. Такое чувство, которое… Которое… Ну, которое! Это! Самое! Чувство, которое… Которое… Корнелиус уставился перед собой, словно перед ним проносились тысячи математических формул, причудливо закручивающихся в разгадку всей вселенной и рецепта фирменных бутербродиков Джета, но ответ все никак не мог даже попасть на язык, чтобы завертеться, все было совсем не то. А Валун только вздохнул. Валун пощупал языком то, что осталось от его некогда безупречной (для крогана) улыбки, и вздохнул еще более многозначительно. Он знал, что про любовь лучше вообще ничего не говорить. Особенно тому, у кого за спиной десяток кранттов, а ты свой лишний ствол очень некстати именно в этот день оставил зарытым под балкой недалеко от обиталища молотильщика. *** Мартышка, Джет и Сэм. — Джето! А когда мы уже будем бомбить? — О-ой! Эд! Чего ж ты раньше в кабину не забиралась? Как тебе моя новая птичка, кстати? — Это не «Бибоп»! — Согласен… Не «Бибоп», — внушавший ужас своими размерами и металлической рукой Джет помрачнел, на что мартышка растянулась в еще более лучезарном оскале. Старый-добрый «Бибоп» был домом для Джета, мартышки, невероятно умной собаки породы вельш-корги, курчавого красавчика с ужасно темным прошлым и нахальной авантюристки, чрезвычайно увлекавшейся средствами для ухода за кожей, которые не давали совсем никакого видимого эффекта. — А что случилось, Джето? — В гармошку сложился. Сколько раз латали, но после ТАКОГО… Эх. — А Спайку-сан? — Лучше не спрашивай… — участь курчавого красавчика была неизвестна никому, но мрачный пилот, и по совместительству — корабельный кок, догадывался. Иногда он размышлял, что лучше бы он собственноручно снес голову этому оболтусу, пока была возможность. Тогда хотя бы осталось что хоронить. Джет сосредоточенно проверял показатели приборов, готовясь взломать маяк — единственное связующее Тариту с информационным потоком. Нужно было лишь дождаться сигнала. Рыжеволосый демон с обыкновенным для себя любопытством разглядывал кнопочки и мониторы, не обращая внимания на то, что Джет только что сообщил. — А Фэй-Фэй? — Вэлентайн? — при ее упоминании Джет всегда настораживался и неосознанно тянулся к карману, чтобы нащупать кредитки. — Все еще в долгах как в шелках, уже ни в одно казино эту плутовку не пускают. Видать надо было, какой ей пидсрачник дали из Сильверсан Стрип! Боюсь, как бы она во что действительно серьезное не вляпалась… — Хы-хы. — А тебя как сюда занесло? Мы ж высадили тебя на Земле, чего дома не сиделось? — Там ску-у-у-ушна. А у Джето всегда весело. — Ага, конечно. У хмурого старого хрыча тут что ни день — то вечеринка с грибами и разумной плесенью. На, скушай тост с ветчиной. Малышня вгрызлась в кусок поджаристого хлеба так, словно не ела вообще никогда. — Нямк! Вкусняшка! А можна я передничек надену? — Да пожалуйста… Только с плитой играть не надо! — Оки. Пойду скажу привет Пю! — Да у Пю у самого уже полный привет… В этот же момент связь картинно зашуршала, и с того конца заулыбался голос Сэма: — Эгей! Как там слышно? — Это группа высадки? Все живы там? — все внимание Джета сфокусировалось на маяке. — Э… Не совсем так. Не совсем живы. То есть, есть выжившие. — Хорошо. Отрубать? — Что? — Тариту отрубать? — Зачем это? — Так, ясно все с вами… — Джет закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. — Командира в живых не осталось? — Ты об этой синекожей красавице? Она тяжело ранена, но жить будет. Я теперь за главного. Так зачем Тариту отрубать? — Работорговцы вас засекли? — Есть такое. — Значит — отрубать. Конец… — Погоди-погоди! У нас тут проблемка. — Ну что еще? — Мы теряем людей, а Васэ твердит, что это еще не конец. Нужно как-то отвлечь негодных и грязных пиратов, ну, чтобы мы успели проскочить. Можно мартышку к трубке позвать? — Ты про Эд? — Эд? Что еще за Эд? — Франсуаза. — ФРАНСУАЗА? А это кто еще такая? — после непродолжительной паузы. — У нее какой размерчик? — Да ей тринадцати даже нет еще, педофилина! — Погоди… Франсуаза… Эд… ЭТО МАРТЫШКА?! ЭТО — ДЕВОЧКА? — Сэм явно выпал в осадок от такой новости. Билл вперился в его направлении, не менее очумевший. — Да-да, она у нас юная леди, немного экстравагантная и чрезвычайно назойливая. Эд! Оставь в покое тостер и шасть сюды! — Ха-аи! — рыжеволосая демоница прискакала в кабину и заверещала прямо в микрофон. — Вниматьльна слу-у-ушаю-у-у! — Э… Э… Это… Ты Эд? — Угусь! — Ты же этих… Дронов склепала, так ведь? — Угусь! — Они пускают ракеты? — Угусь! — А где они? — У Кафки. — Хорошо. Все дроны у Кафки? — Неть. — Где остальные? — В ящике должны быть. — Где этот ящик? — Его выгрузили. — Так… Все ясно… Эгей! Народ! Вы, двое! Возвращайтесь к зоне высадки и притащите оттуда ящик. Шевелитесь! — Это все? — поинтересовался Джет. — Скорее всего, да. — Вырубаю Тариту. Сюда больше не стучитесь — все каналы будут перекрыты. Теперь вы сами по себе. Удачи. — Да уж… Спасибо. — Не вешайте нос! Мы скоро тоже присоединимся. Продержитесь как можно дольше. Все, конец связи.