Исцели меня

      В этот день Зейн снова остался наедине с собой, когда семья отправилась в другой город по делам. И парню уже который день было настолько не по себе, что он не боялся сделать с собой что-нибудь ужасное, лишь бы забыть об этих разрывающих на части чувствах. Ему хотелось забыться, но он не мог даже встать с пола своей комнаты, где проводил большую часть времени.       На самом деле, он просто не хотел тревожить родных, которые и без того сильно переживали за сильно изменившегося парня. Он больше не был груб, а точнее вообще не разговаривал, лишь всматривался в тексты своих песен. Каждый раз ему что-то не нравилось, а потом он вырывал листок с непонравившимися ему надписями, комкал его и бросал в мусорный ящик, стоящий около стола. А потом гнев проходил, и он доставал листы, бережно складывая на стол то, что от них осталось.       Болело где-то в районе сердца. И так сильно, что порой, прижав колени к груди, он ложился около своей кровати и закрывал глаза, молясь, чтобы все это закончилось. А в те моменты, когда он видел вновь пришедшего на работу парня, он так хотел поговорить с ним, но понимал, что не сможет связать хотя бы одного нормального предложения.       Одна из бутылок виски, которые они так жадно опустошали вместе с другом некоторое время назад, осталась в самом дальнем углу его шкафа, чтобы ее не нашли по случайности. И когда он смог убедиться, что дома в действительности никого нет, достал предмет. Сделал глоток, а потом еще один. И так раз за разом, пока содержимое бутылки не кончилось. - Ты сможешь избавиться от всего этого, - шептал сам себе Зейн, съехав вниз по стене.       Алкоголь действовал очень медленно, разнося тепло и расслабление по всему его телу. Парень чувствовал, как тяжелели его руки и ноги; испытывал ноющую боль в мышцах спины и шеи. Пьянел медленно.       Закрыв тяжелые веки, он откинул голову назад, дотронувшись макушкой до стены. Ему было хорошо и приятно чувствовать в своем теле алкоголь, что вызывало слабую улыбку, но при этом мысли, которые на протяжении долгого времени терзали его голову, так и не смогли испариться.       Дверной звонок. Парень подскочил, как сумасшедший, прекрасно зная, кого принесло в его дом этим пасмурным днем. Медленно, изредка спотыкаясь, он спускался по лестнице, стараясь крепко держаться за перила. В его животе снова появилось это странное чувство. Бабочки?       Дойдя до входной двери, он закрыл глаза, осторожно впуская необходимый ему воздух в легкие. Дотрагиваясь до ручки двери, он мысленно уверял себя, что все будет хорошо, а через несколько секунд перед ним предстал тот, кто днем и ночью занимал его мысли.       В нос Найла сразу ударил запах алкоголя, которым уже успел пропитаться воздух. Немного сморщившись, он вошел в дом, так ничего и не сказав брюнету, не сводившему с него своих карих глаз. В это время блондин снял с себя верхнюю одежду и обувь, как всегда оставив ее на коврике у двери. Почему ты так смотришь на меня? Он старался не поднимать голову, чувствуя на себе пристальный взгляд парня, который не мог не следовать за ним.       Найл остановился посреди лестницы, а парень, идущий за ним, повторил его движения. Столкнувшись практически лицом к лицу, они смотрели друг другу в глаза. Карие и голубые. Дерево и океан. Каждый из них ждал, чтобы к нему сделали шаг навстречу, но никто этого не делал несколько долгих и мучительных минут. - Зачем ты сделал это? – набравшись смелости, блондин спросил, а потом прищурился, глядя на не совсем осознающего реальность парня. - Сделал, - длинными пальцами он крепко сжимал перила, чтобы не упасть, - сделал что? - Ты знаешь, о чем я говорю, - Хоран никогда не был так суров и разбит. – Спрашиваю еще раз, зачем ты сделал это? - Я не знал… - Ты все прекрасно знал, - он переходил на крик, перебивая парня, и спустился на ступеньку ниже, - еще со школы. Зачем ты издеваешься надо мной?       В глазах блондина можно было разглядеть слезы, которые делали радужку еще более похожей на водоем. И Зейн не мог оторвать от них своего взгляда, потому что понимал, что именно это начинает делать его счастливее. Это меняло его. Делало таким уязвимым перед целым миром. И так сильно пугало. - Я не хотел обидеть тебя, - тяжело дыша, брюнет пытался выговорить слова, которые обдумывал на протяжении долгого времени, - я не хотел обидеть тебя. - Все дело не в обиде, Зейн, - по щеке скатилась слеза, которую парень сразу же смахнул, - ты знал, кто я такой все это время. И ты презирал меня за это все то время, когда я просто хотел стать твоим другом.       Раздражение и боль – вот, что чувствовал Хоран в эту минуту. Он никогда еще не был таким грубым и властным над ситуацией, никогда еще не был так разбит. И парень ни капли не боялся совершенно, как ему казалось, пьяного Малика, который на самом деле был лишь немного «навеселе». - С седьмого класса, - блондин проговорил это с неожиданной для самого себя ненавистью, - с седьмого класса я просто пытался подружиться с тобой. Но потом понял, что для меня это нечто большее, чем просто дружба. А ты взял и втоптал меня в грязь.       Внутри Зейна начался самый настоящий пожар. Пожар из убивающей вины. И он сгорал изнутри, невольно роняя многочисленные слезы. - Два гребаных года я пытался забыть о тебе, - вены на его шее стали видны очень отчетливо, - а потом ты снова появился в моей жизни. И я ненавижу тебя всем своим телом, всем своим существованием.       И до невозможности люблю.       Все барьеры были наконец-то разрушены. Все, что отделяло их от правды, развалилось. Тяжело дыша, блондин с горечью и обидой смотрел на человека, которого пробрала небывалая дрожь. Все его тело колотилось, словно в лихорадке, которую невозможно предотвратить. А по лицу текли слезы, очень много слез. - Прости, - все, что смог выдавить из себя брюнет, неожиданно для обоих опустившийся на колени, - прости меня.       Пальцами обеих рук он вцепился в свои волосы, словно желая вырвать их полностью, а потом лбом припал к ступени, что находилась прямо перед ним. Себе под нос он нечленораздельно повторял «прости» и «прости меня», но эти слова доносились и до блондина, который в полном оцепенении стоял всего на несколько ступенек выше. Он никак не мог ожидать именно такой реакции парня.       Несколько секунд Хоран стоял на одном и том же месте, не имея возможности произнести ни слова. Он просто наблюдал за скорчившимся от истерики человеком, не зная, что ему делать дальше. Я причинил ему боль. И все было бы намного проще, если бы эта мысль могла снять с плеч тот самый груз, от которого он так долго пытался избавиться.       И спустя некоторое время, тянувшееся слишком долго для них обоих, блондин спустился на ту ступень, где находились колени его друга, и сел рядом с ним. Аккуратно обхватив пальцами запястье парня, Найл аккуратно освободил сначала одну его руку, а потом другую, заставив заплаканного Зейна поднять голову. Они снова встретились взглядами, но на этот раз голубые глаза уже не были такими разгневанными, а стали более мягкими. От боли избавиться блондин так и не смог. - Тише, - прошептал Хоран, придвигаясь ближе, - все в порядке.       Он обхватил ладонями исхудавшее после продолжительной болезни лицо и большими пальцами провел по впалым скулам. Слезы все еще текли по щекам Малика, который постепенно прекращал всхлипывать, и делал это все реже, пока совсем не остановился. Остались только слезы, обжигающие глаза и щеки. И этот успокаивающий зрительный контакт между парнями. - Иди ко мне, - произнес блондин, прижав к себе друга.       Зейн же в свою очередь уткнулся лицом ему в шею и обнял так крепко, опасаясь, что он снова убежит от него. Его горячее дыхание обжигало холодный участок кожи.       Они просидели так около часа, пока Малик окончательно не пришел в себя.