Наследие

      Гаара поставил точку в конце своей подписи и отодвинул лист к верхнему краю стола. Секретарша ловко свернула письмо свитком и вложила в почтовый тубус, после чего ретировалась. Казекаге развернулся к окну и откинулся на спинку кресла. До противного светлое небо слепило глаза, а солнце нагревало воздух до душноты.       Получить положительный ответ от клана Хоно Пятый ожидал меньше всего, ведь его представители были свидетелями ужасных вещей, которые некогда делал сын четвертого казекаге. Даже несмотря на то, что прошло почти десять лет, в течение которых предмет страха жителей Сунагакуре изменил свое поведение и взгляды на жизнь и расстался с Однохвостым, Гаара оставался потенциально опасным для общества человеком, хоть и смог присмирить зверя внутри себя. Сила, которой он владел, будучи сосудом для биджу, оставалась при нем, и это давало повод для волнений, но ответ Хоно рвал шаблон в мелкие клочья.       «Кажется, они полны решимости, — подумал парень, глядя в небо, режущее глаза, — иначе ответ не пришел бы так скоро. Избранная ими девушка желает встретиться со мной, узнать меня лучше, прежде чем дать окончательный ответ. Ее можно понять — я не лучший кандидат в мужья, если оглядываться на прошлое, но, вероятно, скорый ответ Хоно дает гарантию того, что ее ответ очевиден. С другой стороны, она молода — ее выбор будет зависеть от ее собственных желаний и предпочтений, и ко всему прочему всю жизнь ее окружение составляли потенциальные женихи. Не исключено, что я попаду под сравнение с наследниками ее клана, которые не только красивы и умны, как и их женщины, но и никогда не выходили за рамки особого внутрикланового этикета — всегда жили по традициям и предписаниям своих предков. Они во многом превзойдут меня, потому я обязан как-то расположить ее к себе, произвести на нее впечатление, но как это может сделать бывший убийца, бывший монстр? Я исправился и продолжаю идти по пути исправления, но разве этого достаточно? Мои волосы налиты кровью моих жертв, а глаза — их болью и страданиями, в то время как волосы представителей клана Хоно белы, как первый снег, а глаза горячи, и взгляд столь проницателен, что просто невозможно противостоять ему. — Парень коротко вздохнул и прикрыл глаза, ослепленные небом. Яркие вспышки жгли веки, отчего Гаара поднял руку к лицу. — Если она отклонит мое предложение, мне останется только запастись терпением перед новыми визитами старейшин с их нравоучениями и нотациями, или же продолжить поиски… которые мне вовсе не нужны, потому что мне и брак этот не нужен. Что за дурацкие правила!»       Позже казекаге посетил очередное собрание старейшин, на котором старики бурно обсуждали военные действия стран Земли и Воды против продолжающих свои немирные манипуляции Акацуки. Самому Гааре на этом собрании делать было нечего, вследствие чего он не вставил ни слова и даже не ответил на вопрос, считается ли временная отрешенность страны Ветра противодействием остальным странам — он просто смотрел на старейшину, пока тот не переключился на своих более разговорчивых коллег. Старику совершенно не нужен был ответ Пятого, и все знали это.       Подписав последние документы, Гаара направился домой. Было уже за полночь, и по улицам деревни гулял только легкий ночной ветер, едва ощутимо приподнимающий над землей полы накидки казекаге. Над домами нависала гробовая тишина, которую нарушить мог только раздавшийся вдруг недовольный вскрик бродячих кошек, сцепившихся за кусок мяса у мусорного контейнера в проулке, за чем снова следовала умиротворяющая тишина, говорящая о том, что жителям Суны в эту минуту ничего не грозит.       Парень закрыл за собой дверь и по темноте направился в спальню, где оставил свою белую хламиду, после чего прошел в кухню и налил в стакан воды из-под крана, но не отпил. Вместо этого он прислонился к столу и взглянул на окно, через которое помещение наполнялось безразличным лунным светом.       Этот дом был куплен Гаарой сразу же после становления каге, но почти не использовался новым правителем, отчего время от времени на столе и на полках образовывались тонкие слои пыли, которые с легким опозданием протирала домработница, нанятая для того, чтобы жилище совсем не заплесневело. Покупка дома была смелым шагом к началу новой жизни, но даже он не прогнал прошлое, а только лишь пробудил новые мысли об одиночестве и ненужности, которые и выражались в слоях пыли на книжных пустующих полках и даже здесь, на кухонном гарнитуре.       Парень провел по столешнице пальцем и с легкой улыбкой сделал для себя вывод: не зря он платит женщине, которая три раза в неделю посещает это место, чтобы привести его в божеский вид.       Остатки воды из стакана освежили раковину. Казекаге сел за стол и сомкнул руки в замок, к которому приложился лбом. Каждый раз, возвращаясь в этот дом, Гаара надеялся, что что-то изменится, что здесь его ждет что-то новое, непривычное. Это могло быть даже что-то неприятное и совсем неожиданное, но все было бы не таким, как обычно, однако раз за разом Пятый возвращался в привычную ему обстановку, иногда пыльную, но все такую же одинокую. Иногда даже в голову приходила мысль продать дом и вернуться к Канкуро и Темари, но теперь, казалось бы, это не понадобится, ведь в случае, если наследница Хоно даст окончательный положительный ответ, этот дом осветится ее присутствием, и здесь больше не будет так пусто и серо.       «На самом деле брак — это далеко не пустяк, — подумал Гаара. — Он свяжет меня с совершенно чужим для меня человеком, с девушкой, которую мне придется изучать уже будучи ее супругом. Что, если мы не поладим? Что, если нам не удастся ужиться? Развод — не выход, ведь расторжение брака в моем случае — это даже хуже, чем вообще не жениться. Она будет несчастна, и я ничего не смогу с этим поделать. Однако ведь именно для этого она и попросила встречи со мной, — нашелся парень, приоткрыв глаза и прищурив их от белого луча луны, металлической пластиной отсекающего добрую часть кухни. — Вероятно, нам не хватит одной недели для того, чтобы изучить друг друга, но так мы оба хотя бы будем знать, чего можно ожидать. Или не будем знать этого… и тогда, после заключения брачного договора, начнутся проблемы. Возможно, эта девушка никогда не сможет полюбить меня, как бы ни был я добр к ней, а смогу ли я когда-нибудь полюбить ее? Могу ли я вообще любить? До сих пор мне не приходилось сталкиваться с этим чувством, разве что с любовью к Яшамару, который почти заменил мне отца, заботясь обо мне и оберегая, невзирая на то, что я делал. Но я разочаровался в нем, когда он напал на меня и обвинил в смерти мамы, которую я любил не меньше, хоть никогда и не знал ее. Яшамару ненавидел меня, а мама никогда не любила — так он сказал, умирая, и я поверил ему, выпустив зверя. Правдивы ли были его слова, я не знаю, но всегда хотелось верить, что все было с точностью наоборот — что я все же был любим, пускай и недолгое время. — Взгляд казекаге скользнул по столу вверх, по стене, по оконной раме и остановился на стекле, отбрасывающем едва заметную мутную тень. — Сможет ли она полюбить меня? Ведь так будет лучше для нее самой, так она будет счастлива в этом браке и никогда не познает суть настоящего, убийственного одиночества, которое преследует меня с того самого дня, когда из моей жизни ушел последний человек, которому я доверял».

***

      Нежные изгибы двухъярусной крыши преумножали конструкцию двухэтажного, похожего на храм, здания, но особняк клана Хоно казался меньше обычного из-за холодного лунного света, льющегося через край мрачной небесной пропасти. Мягкое, совсем уже неотделимое от ночи пение птиц сопровождалось монотонным стрекотом сверчков и недалеким журчанием искусственного водопада в саду. Стройные березы, готовые пустить лепестки по ветру вишни и «железные деревья» эноки со своими мохнатыми листьями замирали в безветренности и скрывали в своей тени не только многочисленные и разнообразные каменные фигурки Кагуцути*, но и чужую, живую тень, промелькнувшую под их кронами.       Тень, не замеченная ни птицами, ни сверчками, скользнула по стене дома на балкон второго этажа и мягко опустилась с перил на мраморный пол, после чего растворилась в темноте спальни, принадлежащей наследницам клана.       Соловей в позолоченной клетке замолчал, настороженно замерев. Единственный, кто не мог не заметить проникновения в покои его хозяек, он, будучи бессильным, смог лишь распушить перья, кутаясь в них и глядя в пугающую чернь комнаты, откуда до него доносились едва слышные шаги.       Макото, сквозь сон оглушенная тишиной, села в постели и зажгла торшер на прикроватной тумбе. Комната осветилась теплым персиковым светом, обнажив обычную и привычную обстановку, в которой ничего не должно было прервать ночную песню — все в комнате было точно так, как девушки и оставили, ложась спать.       Старшая лениво выбралась из постели и на цыпочках прошла мимо кровати кузины к выходу на балкон, рядом с которым висела клетка с птицей, что испуганно качнулась на жердочке и махнула крыльями, удерживая равновесие.       — Если уж начал петь, не останавливайся, а то потеряешь работу, — с улыбкой пригрозила девушка, удерживая клетку за тонкие прутья, а соловей в ответ несмело чирикнул и начал тихо напевать новую песню, припоминая мотив. Довольная Макото вернулась в постель, по пути окинув взглядом мирно, обездвижено и совершенно неслышно спящую в своей кровати сестру, и погасила лампу. Спальню вновь наполнила кромешная тьма и нежная птичья колыбельная, которую никто больше не смел нарушить.       Утро неизменно сопровождало солнце, к которому теперь присоединился легкий восточный ветер, взволновавший садовое убранство и небольшой пруд, бурлящий и пенящийся благодаря искусственному водопаду, над которым при тщательном рассмотрении можно было даже заметить радужный клуб пара. Высоко в лазурном небе, далеко от особняка клана Хоно фрегатом-исполином лениво плыло фигуристое грозовое облако с черным основанием, пожирающее перистые и слоистые облачка, попадающиеся на его пути.       Несмотря на высокую температуру воздуха, нагретого солнцем, в доме, где все окна и дверцы балконов были раскрыты, сохранялась прохлада. Однако из-за кипящей суеты в стенах спальни наследниц клана было несколько душно.       Ранним-ранним утром, еще до того, как проснулись жаворонки Хоно, компаньонка матери Сокко сняла с девушки мерки и отправилась в деревню за тканями, из которых предполагалось сшить юкату для поездки в страну Ветра. Гувернантка же взялась за консультацию для новоиспеченной невесты: как нужно себя вести при встрече и как угодить такому важному лицу, как каге, и притом не опозорить весь род или хотя бы самых близких — родителей.       Сидя перед трюмо, наследница наблюдала в отражение зеркала за тем, как Нора плетет из ее волос «рыбий хвост», и терпеливо выслушивала все поучения и настояния гувернантки, совсем не обращая внимания на так же наблюдающую за работой воспитательницы кузину. Макото следила за каждой прядкой, ручейком вплетающейся в реку-косу, стараясь запомнить порядок, но всякий раз отвлекалась и восхищенно разглядывала сестру. Мысли ее моментально преобразовывались: еще прошлым утром эта девчонка принадлежала самой себе и даже была неприступной, а теперь, уже совсем скоро, вероятно, станет невестой, и не просто какой-то — невестой казекаге! Мысли об этом заставляли старшую вдохновенно вздыхать и улыбаться кузине, игнорирующей трепещущую в замечательном настроении двоюродную сестру.       — Самое главное — сдержанность, — сказала напоследок Нора, отпустив перетянутую резинкой кисточку и проведя кончиками пальцев по прядям вокруг лба Сокко, отчего некоторые из них живописно выбились из косы. — Какое бы впечатление на Вас не произвел этот молодой человек, Вы должны помнить, кто Вы, и вести себя соответственно Вашим представлениям о себе. Они могут отличаться от всеобщих преставлений, но Вы не должны изменять им.       В ответ на это заключение девушка согласно кивнула, прикрыв на мгновение глаза. Сейчас ей как никогда раньше хотелось выбраться из семейных уз, но не ради того, чтобы почувствовать долгожданную свободу, кислородом наполняющую ее легкие, а чтобы встретиться со своим суженым и точно убедиться в том, что он именно тот человек, что способен заинтересовать ее больше достижения цели. Однажды она напьется своей уже сбывшейся мечтой, а замужество останется, и поэтому второй важной составляющей в принятии решения наследницы было избежание своевременного несчастья. И все же она верила, что худшему не суждено случиться.       Сокко никогда не обходила стороной новости из Суны, и, как часть родного ей селения, каге страны Ветра имел место в заинтересованности наследницы. Переживания тоже цепляли ее душу — и когда по Пяти Великим Странам Шиноби прошлась новость о смерти четвертого казекаге, и когда Акацуки напали на Суну и похитили Пятого. Даже совсем не зная молодого каге и придерживаясь мыслей о приличной дистанции с ним, девушка думала о несправедливости его жизни, о том, на что его обрек родной отец. Она даже находила в себе силы гордиться и восхищаться тем, что Гаара Пустынный — такое прозвище дали ему за его способность к управлению песком — преодолел множество препятствий, в том числе и всеобщее презрение, и стал главным звеном страны Ветра. И все это во имя защиты того, что он долгое время поступательно и методично рушил изнутри — Сунагакуре, деревню Скрытого Песка.       Когда Сокко была маленькой, родители запрещали ей и Макото общаться с мальчиком, умеющим управлять песком, но никогда не прививали ненависть к нему. В случае с Гаарой старшие Хоно учили девочек тому, что нельзя ненавидеть того, кто не дает себе отчета в своих действиях, кто делает плохие вещи, потому что таким он пришел в этот мир. Таким он стал не по своей вине, и неравнодушные должны помочь ему восполнить то, что он утратил, однако помочь джинчурики Песка было невозможно, потому что никто не мог совладать с силой мальчика — ни его отец, четвертый казекаге, ни даже сам мальчик. Оставалось только надеяться на то, что проблема решится сама или радикальными мерами, но надеждам тогда не суждено было оправдаться. И, насколько Сокко было известно, тогдашний казекаге аналогично запрещал своему сыну приближаться к наследницам клана Хоно, чему и следовали его короткие наблюдения за девочками и любопытный взгляд, в котором ясно читался вопрос «Почему?».       Сокко, забывая о скорой сбыточности своей мечты, трепетно желала знакомства с будущим женихом. Ее влек риск от общения с действительно опасным шиноби, а также богатый внутренний мир джинчурики, оправдавшегося, понятого и принятого, но наверняка еще непрощенного хранящими память о тех, кто был погребен под его песком. Этот человек прошел через море крови и горы костей, пуды горчащей ненависти и дюны презрения, через мучительную душевную агонию и саму смерть, благодаря чему распрощался со своей чудовищной сущностью. Самые страшные вещи из существующих сделали монстра человеком, и за свои заслуги, за все пройденные им испытания он заслуживает прощения и безусловное «да» от своей избранницы.       Девушка остановилась у садового прудика и сомкнула руки за спиной. Взглядом она попыталась зацепить не спеша рассеивающееся радужное облако пара, но не успела, потому что грозовой фрегат, изуродованный временем, разительно увеличившийся за день и почти дотянувшийся искривленным реем до особняка Хоно, заслонил собою солнце. Цвет, дегтем пожирающий когда-то лазурное небо, и размер облачного монстра не предвещали спокойной ночи стране Молнии.       Сверчки стрекотали, и их монотонное пение создавало напряженную атмосферу вместе с легким шумом крохотного водопада и тревожными всплесками еще теплой воды, создаваемыми парой рыбок кои. Ни ветра, ни птиц не было слышно — они будто уснули под молчание мрачнеющего сада.       Сокко услышала шаги и обернулась на них. Не спеша к ней приближался Ютака, в руке которого была обещанная в случае проигрыша в го алая камелия, а на лице мрачность, легкое смятение и серость.       — Я слышал, казекаге сделал тебе предложение, — сказал парень, повертев в руках цветок, после чего протянул его девушке. — И ты дала согласие?       — Еще нет, — качнула головой та, без особых эмоций приняв подарок. — Завтра я выезжаю в Суну, чтобы познакомиться с ним.       — Ясно, — ответил наследник, спрятав руки в карманах брюк. Сокко вернулась к водоему, обратив теперь внимание на кои. — В Суне-то он тебе и ромашки даже не найдет, — вдруг продолжил Ютака находчивым тоном, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности.       — Разве в цветах счастье? — прекрасно понимая, к чему клонит парень, спросила она, опустив глаза на камелию. Тот на мгновение замер, тщательно подбирая слова, чтобы не выглядеть еще более унизительно, чем приходилось.       — Конечно, счастье не в цветах, но это то, чем мужчина может показать женщине естественность и натуральность своих чувств. Ведь девушка подобна цветку — однажды она расцветает, цветет, будучи обхаживаемой, и вянет при любом застое в отношениях между нею и ее покровителем.       Едва заметно, будто через силу подул утренний ветерок, но его напора хватило на то, чтобы сорвать с сакуры лепесток и опустить его на поверхность воды. В момент соприкосновения со стеклянной гладью от розовой чашечки одно за другим растянулись кольца, а белая кои с красным пятном на лбу вздрогнула и устремилась по круговой, взволновав бассейн.       — Уверена, что, если мы поженимся, он найдет, как объясниться в своих чувствах, — сдержанно выговорила наследница, пряча раздражение за покусыванием губ и рассматриванием нежных алых лепестков чайного цветка в своих руках.       Конечно, никто не давал гарантии, что у молодого казекаге возникнут чувства к невесте, но вообразить такое было нелегко, ведь красоте прекрасной половины рода Хоно завидовали даже самые миловидные женщины и мечтали обладать таким же светлым и ровным лицом, жарким мудрым взглядом карих глаз и густыми белоснежными волосами. Единственное, что действительно могло бы помешать Пятому без памяти влюбиться в Сокко, это его сухое после стольких изнуряющих испытаний видение прекрасного и еще, разве что, неподобающее поведение невесты.       — Страна Ветра беспощадна. Цветам сложно выжить в пустыне, — парировал парень, теряя терпение и самообладание, разглядывая отвернувшуюся от него кузину.       — Цветы останутся здесь. А там я как-нибудь найду им замену, — в свою очередь нашлась девушка, наконец, обернувшись на парня, глаза которого наполнялись злостью и решимостью, но не успел он и слова сказать, как наследница перебила его: — Я думала, ты хочешь меня поздравить.       Между молодыми людьми повисла молчаливая пауза, дающая Сокко закончить разговор, а Ютаке — ничего, кроме разочарования и огорчения.       Он, оскорблено глядя на девушку, смирившись, осторожно приблизился, буквально заставляя себя, склонился и одарил щеку кузины долгим горьким поцелуем, после чего, выдавив из себя «Поздравляю», развернулся и с заметной скорбью на лице ретировался. Девушка, не без сожаления проводив родственника взглядом, вернулась к пруду, рыбки в котором беспечно играли с уже несколькими лепестками вишни, плавно качающимися на водной глади под дуновением немного усилившегося ветра. Деревья заговорили, сверчки замолчали. Солнца уже и в помине не было на небосводе, который, казалось, от и до накрыл своими облачными парусами грозовой корабль-монстр. Приобретение билета к счастью не обошлось без потерь, и наследнице ничего не оставалось другого, кроме как смириться.