Заблудшая.

Бесполезность отравляет мысли ядом, сжигая их дотла. Стелла делает глубокий, судорожный вздох – ее сказка уже который раз диким звоном взрывается где-то далеко, возле солнца, осыпаясь на кроваво-вязкую землю серым и рыхлым пеплом. Посох лежит неподалеку бесполезной сломанной палкой. Тусклым бледным диском висит на небе луна, еле пробираясь сквозь тяжелые тучи своим бледным светом, а звезды и вовсе стали ненужными потухшими лампочками, Солнце же Стелла не видела уже несколько дней. Пепел постепенно превращается в снег, который тает не касаясь земли. Становится холоднее в этом круге пляшущих огней. От этого Стелла старается укутаться в счастливые воспоминания с головой, как в теплое одеяло, которым ее в детстве укутывали дома, которого сейчас нет. Теперь нет. -Как же красиво, - протягивает она хриплым голосом – почти смеется, кажется Стелле, тянется рукой вверх, ловит снежинки и сжимает их в кулачок. – Я почти достала до Луны. -Не мели ерунды, Стелла. – Брендон хватает ее за руку, резко опускает на землю и крепко сжимает, загребая пальцами землю. – Ты будешь жить, я тебе обещаю. Будешь, точно тебе говорю. В голове как-то странно проясняется. Но бесполезность продолжает отравлять и так бесполезные мысли ядом, сжигая их дотла. За Стеллу цепляются тысячи рук бесплотных призраков еще сырых и не вскопанных могил, стараясь утянуть ее к небесам, к той Луне, которая сияет бесполезным диском на пустом небосводе. Звезд нет. -Как же прекрасно то, что ты есть, Брендон, - улыбается она треснувшими губами. Из носа течет маленькая струйка крови, стекает по вымазанной щечке и капает на кроваво-вязкую землю. Стелла жмурится, будто бы солнце глаза слепит. Солнце, которого нет уже четыре дня. -Ты вся горишь, Стелла. – Брендон наклоняется, чтобы проверить температуру, касается ее лба губами. – У тебя жар и, похоже, лихорадка. А она действительно горит изнутри, будто бы огнем Блум пораженная, сжигает внутренности дотла, не трогая лишь сердце, заставляя мучится, корчится в агонии, захлебываться собственными слезами, которые выплакала еще в первые два дня. -Брендон, - кричит она, срывая голос, распахивает глаза, обнимает руками себя за плечи, стряхивая уже скопившийся на ее теле снег. – Брендон! Брендон! Брендон. Брендон… - вокруг на протяжении сотни тысяч километров безжизненная, горелая пустыня, обломки зданий, городов, чужих мечт и надежд. И никого вокруг. Только осколки воспоминаний проскальзывают мимо, растворяясь в глубине миражей. И вдруг она понимает, что ее Брендон умер где-то двое суток назад. Погибли и Блум, Флора, Муза, Текна, Лейла и специалисты. Одни за другими сгорали в агонии на глазах Стеллы. Бесполезной Стеллы. Она поднимается на ломаных ногах, завидует себе из четырехдневного прошлого черной, мутной завистью. Стала старше, опытнее, мудрее на тысячи смертей, разбитых надежд и взорванных мечтаний. Огонь внутри отступает, давая волю чувствам и еще большей боли, унося с собой лихорадку и болезненный бред. Стелла решает рискнуть. Поднимает с кровавой и вязкой земли посох. Терять ведь уже совсем-совсем нечего. Ведь где-то там, меж горизонта уже вырыта ее могила. Ведь Стелла четверо суток уже как мертва.