Ещё не поздно

Он не мог заснуть всю ночь. Озорное лицо мальчишки преследовало его в воспоминаниях. А воображение услужливо дорисовывало те варианты будущего, где они втроём нормальная счастливая семья. Малыш Марко уверен, что Жан любит Ноджико. Армин и Эрен говорят ему то же самое. Надменный взгляд Микасы куда красноречивее любых слов! Бесконечные упрёки Ханджи пропитаны её обидой на слепоту Кирштейна. Но заглядывая в своё сердце, Жан никак не может найти однозначный ответ. Ему хочется её любить. Хочется постоянно говорить ей об этом. Чувствовать, как она расслабляется, тает, в его объятьях. Хочется шептать ей всякие нежности, смущая её, заставляя краснеть… Жан застонал, порывисто засовывая голову под подушку. Зачем он мучает себя этими воспоминаниями? Он и так ужасно истосковался по ней! Даже тысяча Джулий Мур не сможет заменить ему одной ночи с Ноджико! Да что там… даже одной минуты не сможет. Каким же он был дураком, когда соблазнился на неё! Дышать под подушкой стало тяжело. Воздуха категорически не хватало и он начал задыхаться, но вылазить не спешил. Он слишком боялся, что высунув голову, снова впустит в воспалённое сознание воспоминания об их общем прошлом. Воспоминания о тех днях и ночах, когда он был счастлив и мог назвать её «своей». Марко сказал, что Джики часто плачет. Что хранит его фотокарточку… Жан встал, сбросив подушку на пол, и подошёл к своему столу. Из самого первого ящика, который он всегда запирал на ключ, Жан достал маленькую коробочку. Память о Джики… Он не раскрывал её уже около года, похоронив вместе с надеждой на совместное будущее… но раз надежда возродилась, почему бы не открыть и коробочку? Непослушными пальцами, Кирштейн развязал жёлтую ленточку и раскрыл коробку, кладя крышку на стол вместе с лентой. Внутри лежали всякие маленькие побрякушки, подаренные ему Ноджико когда-то. Каждая вещь несла на себе отпечаток памяти и возвращала Кирштейна в один из давно прошедших дней. Медальон, к примеру, который она дала ему в одну из первых миссий. В ту самую, когда он только-только был официально зачислен в новую команду капрала Риваля и был вынужден надолго уехать. Они тогда скрывались от всего мира, а этот маленький медальон, был его единственным напоминанием о доме. Стимулом снова вернуться живым. Положив медальон на ладонь, Жан улыбнулся, вспоминая, как мило краснела Джики, вручая ему этот скромный подарок. Но для Жана он тогда значил очень много. Как и сейчас… Отложив его в сторону, Жан достал другой презент. Это был плетёный браслет из тонкой кожаной нити и крупного камня лазурита в серебряной огранке, подаренный на его возвращение из первой вылазки. Хоть та миссия и была с позором провалена, Ноджико встретила его как героя, спрятав эту самую коробочку, перевязанную жёлтой лентой в его куртке, пока он обнимал её. Жан обнаружил коробку только когда переодевался в Эрена. Надеть браслет он не мог, но спрятал коробку в кипе своих вещей и забрал её после поимки Леонхарт. Следующим предметом, привлёкшим его внимание, был крупный гладкий камень переливчатого чёрно-голубого агата. Он был подарен уже после войны, когда Жан смог, наконец, вернуться домой. Девушка встретила его уже в самом штабе, в его комнате. Она стояла в кромешной темноте, и едва Жан вошёл, кинулась в его объятья, не позволив сделать больше ни шага. Обливаясь слезами, Ноджико порывисто целовала его лицо, прижимаясь изо всех сил. Она обнимала его с такой жадностью и трепетом, словно желала стать его частью, слиться воедино и никогда не отпускать. Убедившись же, что Жан стоит перед ней живой и почти невредимый, она всунула этот амулет в его руку и умоляла никогда с ним не расставаться. Желая её успокоить, Жан был готов пообещать ей всё, что угодно, так что легко согласился с этой маленькой, но столь важной для неё, просьбой. В конце концов, с той поры камень долго пролежал в его кармане, пока не перекочевал в эту коробочку воспоминаний. На самом дне импровизированной шкатулки лежало маленькое фото. Точно такое же, какое хранит Джики. Их первая совместная фотокарточка. Это была идея Джики, как не сложно предположить, но Армин подсказал им хорошего мастера и через пару дней они получили эту вечную память, запечатлённую на маленьком клочке плотной бумаги… Жан согласился на эту карточку только потому, что Джики очень её хотела. Чтобы её порадовать, он втайне сам заказал два экземпляра и был вознаграждён её счастливой улыбкой, когда они получили заказ. Уже давно у Жана не возникало потребности достать эту карточку. Когда они только расстались, он не сводил с неё глаз, но вскоре, запер под грузом прошлого. Она стала для него запретом, нерушимым табу, поскольку тянула на самое дно в бездну отчаяния. Но сейчас, ему было жизненно необходимо увидеть свою маленькую Джики. Пусть даже это всего лишь старое фото, которому грош цена. Для Жана и Джики оно бесценно. Ласково проведя пальцем по поверхности, Жан тяжело вздохнул. Ему нужна настоящая Ноджико Бодт, а не эта замена… Он готов вытерпеть шквал её ненависти. Готов унизиться. Готов драться за неё. Да! Определённо, он хочет побить её павлина. Чтоб неповадно было руки распускать. Джики принадлежит только ему, Жану Кирштейну, и никому больше! Только он имеет право утешать её, видеть её слёзы и улыбки. Слышать её голос в своём доме. Обнимать её и греть замёрзшие руки. И делиться он согласен только с малышом Марко. Неожиданно для себя, Жан вспомнил один из давно забытых снов. В этом сне Марко сказал Жану, что они с Джики одно целое. Тогда Жан не понял, что имел в виду его друг. Но теперь он ясно видел: Марко всегда стоял за спиной Джики и защищал её. Защищал её хрупкое сердце. Возможно, только поэтому она так долго терпела выходки Кирштейна и столько времени сопротивлялась увещеваниям павлина. Но когда она забеременела, призрак Марко, оберегающий её, переселился в маленькое тело будущего человечка и чувства Джики смешались. Классический для беременных гормональный сбой заставил её относиться к Жану предвзято, бояться его. Теперь уже и она, и призрак Марко старались защитить не сердце девушки, а крошечного малыша внутри неё. Но для этого, ей было необходимо установить дистанцию, за которую Кирштейну хода не могло быть. Она неосознанно отталкивала его, защищая малыша, ведь Жан часто был груб с ней, особенно после того как выпьет, а это могло повредить ребёнку, да и ей самой тоже… Отсюда её сомнения и паника. Она не хотела, чтобы Жан навсегда оставил её, исчез из её жизни. Она хотела дистанции. Безопасного расстояния, на котором она могла бы не бояться. Но, скорее всего, на тот момент она не знала о беременности и поэтому не могла найти оправдания своим чувствам. А единственным выходом ей представлялась разлука. Какая злая шутка судьбы! Фельдшер не смог своевременно обнаружить собственную беременность… Интересно, а когда она всё-таки поняла? И почему она не пришла к нему сразу? Неужели она думала, что Жан прогонит её? Или поверила, что он способен жить без неё? Какая наивная глупая шутка… Список вопросов рос с каждой секундой, а количество ответов лишь сокращалось в сравнении с ними. Жан просто обязан уравновесить счёт. Вывести ответы к победе. Он отчаянно верил, что больше не заставит её бояться его. И дело даже не в беременности и не в гормональном сбое… просто он признал, что Армин прав, и это его любовь! Его собственная. Та, о которой он не смеет ей сказать, боясь нарушить привычный мирный покой. Любовь, которая переворачивает его собственный мир, ставя в тупик все его помыслы. Любовь, притягивающая его к ней против воли. Он любит её… Как же легко стало на душе после этого осознания! Неважно как давно эта любовь теплится в его сердце, важно лишь то, что он просто обязан найти ей выход! Но узнать о ней должна одна только Джики. Эта странная любовь всё ещё запрещала кричать ему о себе на весь свет. Только одной душе… только одному сердцу, бьющемуся в унисон с его собственным. И, может быть, чуть позже ещё одному маленькому, но чистому сердечку. Сон пропал. Окончательно. Теперь можно было и не мечтать о сладком забытьи. Посмотрев в окно, Жан усмехнулся. Время снова бросает ему вызов. Только теперь Жану не обязательно сидеть взаперти и ждать с моря погоды. Поспешно переодевшись, Кирштейн покинул казармы, направляясь сам не зная куда. Возвращаться в элитный квартал ему не хотелось. Не хотелось провоцировать себя на шпионаж и проникновение в частную собственность. Не зная куда податься, Жан навестил её старый дом. Тот, в котором он впервые увидел хрупкую и ранимую девушку. Где она подарила ему их первый танец. Только она могла очистить его мысли, не причиняя боли. Одним словом, одним взглядом она удалила из его головы всё лишнее, оставив там только свой образ. И с тех пор, она преследует его. Медленно, постепенно, шаг за шагом, так, что Жан даже не заметил, она подменила в его сердце облик Микасы на свой призрак. Когда это произошло? Жан мог вспомнить лишь то, что в её присутствии он никогда не думал о Микасе. Когда Джики была рядом с ним, он меньше злился на Йегера и спокойно смотрел на них вдвоём. Даже в ту ночь, когда Джики разбудила его своим приходом и услышала то, чего не должна была слышать, Жан только смеялся над её реакцией. Ему уже тогда не было больно слышать голоса за стеной. Уже тогда образы больше не посещали его голову. Он видел только смущённую и рассерженную Ноджико… Девушка залечила его преданное сердце и снова научила верить в людей. Сама того не замечая, она привязала его к себе тонкой красной нитью. А заботливый старший брат, при каждой встрече вплетал в нитку прочный кусочек проволоки, превращая её в надёжный канат. Сейчас, находясь в этом доме, Жан мог легко поверить, что Марко не погиб. Он стал верным ангелом и оберегал сестру. Пока Жан был не уверен в своих чувствах, он пугал его через его сны. Проверял его. Но когда сердце Кирштейна нашло ответ, Марко «очнулся» и позволил Жану вернуться к ней. Когда же непутёвый друг снова зазнался, он выстроил невидимую человеческому глазу стену между ними и отчаянно не подпускал друга к сестре. Из последних сил защищая любимую сестру и племянника, он снова проверял друга. И друг не прошёл проверку. Марко пришлось пойти на хитрость, чтобы возродить расколотое сердце Ноджико. Он переродился в её сыне и заставил Жана снова почувствовать необходимость вернуться к ней. Устами ребёнка он говорил всё то, что раньше Жан всегда пропускал мимо ушей. Он снова дал ему шанс, но и предостерёг, что в следующую его ошибку, на обычной дистанции он не остановится. Жан покачал головой, поднимаясь по лестнице. Спустя столько лет, он всё ещё помнил, где находится старая комната Джики, а где покои Марко. Зайдя в комнату друга, он оглянулся у порога. Ничего не изменилось. Тонкий слой пыли покрывал почти все поверхности, но кое-где её вообще не было. Например, на книжных полках, или на столе. Похоже, Джики всё же иногда сюда заходит и устраивает косметическую уборку. Иначе здесь бы уже всё поросло пылью, если не мхом. Подойдя к письменному столу Марко, Жан, дрожащей рукой, взял старое фото, на котором была изображена вся чета Бодтов. Родители ласково обнимали своих маленьких детей и все четверо искренне улыбались, заражая своей улыбкой. Рядом стояло ещё одно фото. Но на нём были только Марко и Джики. Похоже, второй снимок был сделан незадолго до кадетского корпуса. Марко здесь невероятно высокий, а крохотная Джики повисла у него на шее и счастливо улыбается. Заботливый брат, поддерживает смеющуюся сестру и обнимает её так, словно пытается защитить от всех внешних угроз. Жан улыбнулся. Марко всегда был таким. Его сестра была для него центром мироздания, и он был готов вращаться вокруг неё, исполнять любой каприз. Возможно, это она не позволила душе брата успокоиться и привязала его к себе. Но всё же, даже если так, вряд ли это было принуждение. Марко был готов на всё ради неё. Он бы и сам ни за что на свете не оставил её одну. На этом и строилось то обещание, которое он взял с Жана вечером перед балом. Тряхнув головой, Кирштейн поставил рамку на место и отошёл от стола. В его голову всю ночь лезут странные мысли и теории, никак не связанные одна с другой. Всё фантастичнее и нереальнее. Но чем больше Жан о них думает, тем проще в них поверить. Тем сильнее путается его сознание. Не стоит копаться в прошлом и возлагать на Марко какую бы то ни было ответственность. Жан сам должен исправлять свои ошибки, а не просить совета у старого товарища. Парень подошёл к кровати Марко, и лёг, раскинув руки в стороны. В темноте, было легко представить идиллическую картину: Марко лежит на этой самой кровати, а рядом сидит Ноджико и о чём-то ему увлечённо рассказывает. Возможно даже о Жане… Марко внимательно её слушает, кивает, покровительственно улыбается. Она смеётся над ним и начинает щекотать… Закрыв глаза, Жан нахмурился. С чего вдруг он представил именно это? Тихо посмеиваясь над собой, он встал и медленно вышел из комнаты друга, окинув её на прощание тяжёлым взглядом. Следующей дверью, в которую он вошёл, была дверь в комнату Джики. Здесь пыли было куда больше… Возможно, Ноджико сознательно не приходила сюда. У неё могло быть много причин на это. Но в этой комнате и ему было делать нечего. Ноджико забрала абсолютно все свои вещи. И книги, и фоторамки, и даже старые фарфоровые статуэтки, стоящие когда-то на стеллаже. Борясь с желанием обследовать остальные комнаты, Жан спешно покинул дом. Скоро рассвет. И он знает, где хочет его встретить. Зеркальное озеро, хранило в себе столько же воспоминаний, что и прочие места. И в жизни, и во сне, оно занимало одно из центральных мест. Усевшись на край обрыва, Жан предался ещё одним воспоминаниям: спустя какое-то время после войны, Джики обманом привела его сюда и умоляла искупаться с ней. Для Жана это было невероятно сложным испытанием, особенно после войны, но он внял её мольбе, и с тех пор, Джики всё чаще приводила его сюда, постепенно заменяя тяжёлые воспоминания, более лёгкими и приятными. Эта девушка всегда действовала крайне осторожно. Её планы строились за его спиной и осуществлялись без его ведома. Но всегда осуществлялись. Она хотела стать ему другом, и она стала им. Она решила заставить Жана увидеть в себе девушку, и ей это удалось. Она захотела сблизиться с ним, и смогла добиться успеха и на этом поприще. Более того, она смогла привязать его к себе. Пока ещё было вопросом, ставила ли Джики себе это в цель. И всё же… Теперь Жан готовится исполнить следующую её прихоть – вернуться к ней.