Второй шанс

Ловлю себя на том, что уже около сорока минут глупо улыбаюсь. Подготавливая последние ингредиенты и время от времени поглядывая на булькающий котёл, чувствую, как мой разум предаётся безудержным мыслям. Стоит ли долго думать, кто именно заполнил мой рассудок? Эта гриффиндорка, ворвавшаяся в мою жизнь, словно ураган, поменяв мой жизненный расклад и отношение к самой жизни. И чего уж скрывать, покорила моё сердце и разум, заставляя каждую минуту думать лишь о ней. Мерлиновы панталоны! Она решила остаться! А как она испугалась сегодня утром, когда подумала, что я её бросил. Неужели для неё важен не только этот шанс на новую жизнь, но и я? Сложно размышлять о таких вещах, поскольку не хочется тешить себя тщетными надеждами. Я всего лишь её спасительная соломинка, её круг в открытом океане, кишащем акулами и пугающем своей затягивающей бездной. Я всего лишь незнакомец, который вовремя появился в её жизни. Незнакомец, который скрывает свой настоящий облик и сущность. Сердце невыносимо сжимается от одной мысли того, что Гермиона подумала бы, если бы узнала всю правду. Что бы она сделала, если бы осознала, что провела ночь со своим бывшим профессором, пожирателем смерти. Хотя она уже догадалась, что я состоял в рядах армии Тёмного Лорда. Догадалась об оборотном зелье. Но бедная девчонка никогда бы не подумала, что за маской Ричарда скрывается злобный и столь ненавистный ей школьный профессор. Мерлин, отчего же так страшно всё это представить? Почему так не хочется видеть испуг и разочарование в уже столь родных глазах? — Гермиона, простишь ли ты меня, узнав всю правду? — задаю пустоте терзающие душу вопрос и бросаю последний ингредиент в котёл. Сделав тише огонь под котелком, я ставлю защитные чары и оставляю кипеть на всю ночь. Завтра к обеду нужно будет отнести готовые зелья. Гермионе, наверное, лучше остаться дома, дабы избежать различных инцидентов. Кстати, как там она? — Ты, наверное, уже всё перечитала, — интересуюсь, заглянув в спальню. — Нет, ещё не всё, — улыбается девушка. — Но осталось совсем немного. — Ты собираешься читать письмо? — я указываю на нетронутый конверт, который прислал Поттер. Гриффиндорка поджимает губу и, сощурившись, поглядывает на конверт. — Как раз собиралась, правда! Я ухмыляюсь. — Проголодалась? — интересуюсь и слышу в ответ «угу». Ну, конечно, наш обед был в кафе, в полдень. А уже шестой час пополудни. — Я пойду, разогрею, — оповещаю я и, уходя, слышу, как захлопывается книга. Расставив тарелки, насылаю согревающие чары на блюда, которые мы сегодня прихватили на ужин. Из комнаты Гермионы слышу доносящийся поток отборных матов и ругани. А у Поттера весьма хороший словарный запас, удивляюсь я, вспомнив скромного парнишку. Пусть слушает! Будет знать, как дуристикой разной заниматься. Никогда бы не подумал, что буду наслаждаться тем, как ругается Поттер. Но моё удовольствие продлилось недолго, поскольку крики быстро прекращаются, и я слышу непонятное бормотание. Через минуту в дверном проёме появляется Гермиона, щёки которой пылают, как спелые помидоры. — Мне нужно написать письмо, срочно! — оповещает меня моя гостья. Я усмехаюсь и призываю чернильницу, пергамент и перо. Нарезая хлеб и помешивая салат, мельком поглядываю на Грейнджер. Пишет как сумасшедшая! — Фух! Вот, отправь, пожалуйста! — Я, кратко кивнув, исчезаю за дверью, призывая сову. Читать письмо не собираюсь. Очень хочется начать ей верить. Сова ухает и исчезает в полумраке вечернего неба. — Спасибо, Ричард, — Гермиона смущённо улыбается, благодаря меня. — Не за что! — улыбаюсь в ответ. — Поттер оказался немного зол и на удивление красноречив. Гермиона краснеет ещё больше. — Не то слово, — хмыкает и принимается за ужин. — Ты можешь его проведать, — предлагаю я, давая ей понять, что она свободна. — Нет. Пока что не хочу. Он знает, что я жива и что со мной всё хорошо. Я не хочу его видеть... никого не хочу. — Как пожелаешь, — киваю я и разливаю по хрустальным бокалам красное вино. — Благодарю! С такими темпами я быстро привыкну к ужину с вином в твоей компании, — улыбается девчонка. — Я совсем не против, — отвечаю и протягиваю свой хрусталь. Она улыбается, и наши бокалы со звоном соединяются. Молчаливая трапеза прерывается её протяжным вздохом. — Ричард, — так томно, — ты ведь не просто... исчез после войны, потому что был Пожирателем Смерти. Ты... — Тёмные бровки стянуты — подбираешь слова, да милая? — Ты ведь тоже решил попробовать всё с начала. Второй шанс, да? — Она заглядывает в мои глаза, так старается найти в них правду. — Да, думаю, что это и мой второй шанс. Она понимающе кивает и, немного склонившись над столом, продолжает: — Тогда, прости за столь личный вопрос, почему ты один? Почему не нашёл кого-нибудь, с кем можно разделить одиночество? Гермиона... даже и не знаю, что сказать! Почему не искал? Наверное, потому, что знаю, что никому не нужен. Никто не полюбит так, как я любил. — Ты, наверное, кого-то очень любил, — тихо говорит, внимательно рассматривая меня. Это что, на моём лице было написано? — Любил, — не хочу врать и не собираюсь. — Но это было давно. Но после войны, именно после войны я отпустил... эту любовь, — говорю моей гостье правду, всё как есть. — Но в сердце, — рука сама потянулась к грудной клетке, — будто осадок, тень осталась, понимаешь? — И она понимает, так отчаянно кивает. Гермиона всё прекрасно понимает. — Уже много лет прошло, как её не стало, но сердце и разум принять это не смогли, не смогли поверить. А может, я и сам плохо старался... не отпускал. — Я понимаю, Ричард. Отпустить очень сложно, сложно забыть. Это как раны на руках, — она вытягивает две ладошки вперёд, — ты чувствуешь эту ноющую боль и всегда видишь эти раны, они всё время у тебя перед глазами. Так и боль в сердце, ведь она всегда в тебе, — её мягкая ладонь касается моей груди, и мне кажется, что она дотронулась до самого сердца. — Но я всё время думаю над словами, которые ты сказал ночью, — она убирает ручку, и щёки девушки покрываются легким румянцем. — Нужно попробовать жить. Попасть туда, к ним, мы всегда успеем, — Гермиона улыбается, и я киваю в ответ. Умничка! Я не знаю, ждёт ли тебя там твой возлюбленный, но я знаю точно, что меня там никто не ждёт. Уж точно не моя милая Лили. Она со своим любимым и на том свете вместе. Я надеюсь на это и верю, что она там счастлива. А я попытаюсь здесь отвоевать своё счастье. Я готов до конца своих дней пить это противное оборотное зелье, лишь бы быть рядом, быть возле этой хрупкой гриффиндорки. Пусть я просто буду её соломинкой, её спасательным кругом, другом, но я хочу быть рядом с ней. Гермиона отпивает вина и, приобняв себя за плечи, раскачивается из стороны в сторону, улыбается и мурлычет какую-то мелодию себе под нос. Я усмехаюсь и, приподнявшись, протягиваю ей руку: — Не желаете ли потанцевать, мисс? — делаю небольшой поклон и замечаю её улыбку. — Но ведь музыки нет, — удивляется, принимая мою ладонь и поднимаясь. — Доверьте это мне, миледи, — встаю напротив Гермионы. Придерживая её за талию, достаю волшебную палочку. — Продумай немного в голове ту музыку. Расслабься и не бойся. Я постараюсь мягко, — прошу и прикасаюсь древком к её виску. Гермиона на мгновение закрывает глаза, вспоминая мелодию. Я же пытаюсь мягко проникнуть в её рассудок и, оттянув палочку, вытягиваю серебряную нить. Взмахнув, делаю круг вокруг нас, и эта нить растягивается, переливаясь серебром, будто усыпана блёстками. В нити, словно запутавшись, витают знаки, которые понятны лишь музыкантам. Комнату наполняет живая мелодия саксофона. Гермиона открывает глаза и оглядывается, охая от восхищения. Я же, не теряя времени, мягко притягиваю девушку за талию и начинаю плавно вести. Девушка одобрительно опускает руки на мои плечи и как-то неуклюже утыкается в мою шею. Я улыбаюсь, зарывая свой нос в её мягкие волосы. Так тепло, так уютно, так близко. Поджимаю губу, чтобы не замурлыкать от удовольствия. Прелестная музыка, прекрасная девушка и чудесный вечер. Немного отстраняюсь, заглядывая в лицо гриффиндорки. — Ты хочешь спать? — Нет, — улыбается, не открывая глаз. — Просто... твоя внешность — это ведь не ты. Хочу почувствовать тебя настоящего, — поглаживает по плечам и вновь утыкается в шею, обнимая. Это невероятно, вы знаете? Как простые слова могут будоражить душу, заставляя сердце биться быстрее. Волшебство... Вновь зарываю нос в гладкие волны и наслаждаюсь. Наслаждаюсь всем: близостью, музыкой, чувствами. Мелодия прекращается, и мы замираем на мгновение в объятьях друг друга. — Ричард, спасибо за ужин и за танец, — шепчет, обжигая дыханием кожу шеи. — И тебе спасибо. — Я... я хочу принять душ... Как-то жарко стало, — жалуется девушка. — Вот только стол... — Иди, я сам уберу, — отпускаю гриффиндорку и направляюсь к столу. — Спасибо, — шепчет, от чего-то заливаясь румянцем, и исчезает за дверью. Глупо улыбаюсь, наводя порядок. Чувствую себя круглым идиотом, представляя, как выгляжу со стороны. Круглый улыбающийся идиот. И от чего ей стало жарко? Хотя душ — не такая уж и плохая идея. Справившись с уборкой, направляюсь в ванную. Замираю на минуту от неприятных ощущений. Ох уж эти превращения! Нужно будет сварить лечебное зелье для желудка, иначе такими темпами я его скоро посажу. Приняв душ и выпив оборотное, иду готовить чай. Думаю, что Гермиона тоже не откажется от чашечки. Поэтому, взяв кружку и печенье, заглядываю к гриффиндорке. — Думаю, что мятный чай перед сном будет то, что нужно. — Гермиона в моей рубашке, сидит на кровати и читает книгу. Ну кто бы сомневался! — О, спасибо большое, — киваю, поставив напиток на прикроватную тумбочку. — Ричард, — окликает меня, когда я уже разворачиваюсь, чтобы уйти. — Ты ведь уже спать? — Да. Ты что-то хотела? — интересуюсь, обернувшись. — М-мг. Ты... ты не мог бы меня поцеловать? — интересуется, внимательно следя за моей реакцией. Я ведь не ослышался? — Поцеловать? — повторяю, чтобы убедиться. — Да, — кивает так смешно. — Вот сюда, — указательный пальчик касается лба. И мне от этого хочется смеяться. — Хорошо, — улыбаюсь и, сделав шаг, склоняюсь. Гермиона закрывает глаза. Прикоснувшись рукой к подбородку, припадаю мягко губами к указанному месту. Дарю выпрошенный поцелуй. Я отодвигаюсь, заглядываю в лицо, замечаю улыбку. — Спасибо. Это так успокаивает. — Тебя что-то беспокоит? — интересуюсь, хмуря брови. — М-м, нет. Просто вчера ты так сделал, прежде чем уйти, и я почувствовала безопасность. Это так приятно, — объясняет гриффиндорка, повыше натягивая одеяло. — Понятно, — усмехаюсь. — Спокойной ночи, Гермиона. — Спокойной, Ричард...