В начале пути

Весна... Гибралтарская зима была хоть и не холодной, но на редкость промозглой, и Джанет, поднявшаяся на палубу, зажмурилась и с наслаждением подставила лицо солнечным лучам. Всё-таки жизнь хотя бы иногда была прекрасна... Два часа до выхода в море – она не только успеет проверить всю аппаратуру, но и поболтать с парой-тройкой приятелей-радиолюбителей со всего мира. – Эй, блондинка! – голос подруги заставил Джанет вернуться в реальность. – Ты про кабель не забыла? – Кэт, ты хотя бы трезвая? – фыркнула Джанет. – Кабель я ещё вчера срастила, так что сегодня нам ничего не помешает. Поймаем, как стоячего! «Проныра» и «Прохвост» – вместе со всем Разведывательной Бригадой и отрядом подводных лодок – отправлялись на охоту за «Вирибус Унитис», готовившимся прорваться в Атлантику. И у него были все шансы – линейный флот в Гибралтаре отсутствовал... Но сначала линкор требовалось найти – что было совсем не так просто, как могло показаться. Найти и уничтожить, используя только москитный флот... По мнению Джанет – не слишком сложная задача. В самом деле, восемь разведывательных катеров и одиннадцать подводных лодок вполне могли перехватить и уничтожить линейный корабль даже без помощи тяжёлых кораблей – и при этом почти не понести потерь. Разумеется, при правильной организации атаки – и как раз это и было задачей разведчиков. Повесив наушники на шею, Джанет откинулась в кресле, постукивая пальцами по дуге. «Проныра» во главе бригады только вышел из гавани, так что ей пока было нечего делать, и мысли сами собой переключилась на новости из Лондона... А новости были пугающими – германские самолёты и цеппелины постоянно обрушивали на британскую столицу сотни тонн бомб, пытаясь стереть её с лица земли. Каждая ночь стоила Лондону нескольких десятков жизней, и Джанет боялась, что однажды среди них окажется её отец. Она несколько раз писала ему, но ответа не получила... Оставалось только надеяться, что он всё ещё злится на неё. Надевая наушники, Джанет пообещала себе, что первое, что она сделает, вернувшись в Лондон – попросит у отца прощения. Ведь если подумать, сама она была виновата ничуть не меньше, если не больше... Выбросив из головы посторонние мысли, Джанет включила радиостанцию и принялась обшаривать немецкие частоты. Разведывательная Бригада растянулась редкой цепью, прочесывая море, впереди рыскали подлодки, радиостанции и гидрофоны ловили малейшую тень сигнала, в воздухе кружились гидропланы... У австрийского линкора не было шансов – ну или почти не было. Заскучавшая Кэт предложила целых три способа избежать расставленной ловушки и начала излагать четвёртый, когда Джанет махнула на неё, призывая замолчать. – Сигнал?! – крикнул с мостика Гейл. – Да! – Джанет, не отрываясь от шкалы пеленгатора, заработала ключом. Появившаяся на карте точка отмечала положение австрийского линкора, но никто не мог предсказать, куда он направится. Гибралтар был конечной целью, но каким путём? Именно на этот вопрос и должна была ответить Разведывательная Бригада, именно ради этого сейчас десятки радистов вслушивались в эфир и направляли молчаливую стаю подводных охотников. Сосредоточившись на эфире, Джанет ловила малейший шорох – но линкор снова молчал. Напряжение не отпускало – Джанет крутила ручку пеленгатора, Кэтрин трещала ключом, Смайли диктовал в микрофон координаты... Оставалось только ждать. Два с половиной часа спустя выяснилось, что цель оказалась обманкой – старым миноносцем, на который поставили мощную радиостанцию. Конечно, его пустили ко дну, но к линкору это подобраться не помогло. – Умные, чёрт бы их побрал... – Кэтрин стянула наушники и закурила. – Сколько ещё этой дряни?.. – Не думаю, что много, – Слай сдвинул дугу наушников, взъерошил волосы и вернул её на место. – Не знаю, но мне показалось, что у сигнала был чуть другой тон... – Ты же музыкант... – протянула Джанет. – И всё-таки, как нам заставить его раскрыться? – Есть одна мыслишка... – протянул Слай. – Но очень уж много в ней всевозможных «если». Если послать им радиограмму от имени штаба, они наверняка запросят подтверждения, особенно если это будет приказ об отмене операции. Если они не раскусят сразу, если выйдут на связь, если получится составить сообщение... Если Адмиралтейство вообще согласится с этой идеей. – Ну, попробовать можно, – пожала плечами Кэт. – Я отправлю предложение в штаб, а там видно будет... Она застучала ключом, передавая сообщение, а Джанет тем временем пыталась представить, что на это скажут в штабе. Вообще-то адмирал Милн поощрял творческое мышление своих подчинённых, но эта идея вполне могла показаться ему чересчур творческой... А если не покажется ему, то вполне может не понравится Адмиралтейству, без которого здесь не обойтись. Слай прав – слишком уж много «если», но и Кэт права – не попробуешь – не узнаешь. Ожидание затянулось на целую вахту – Джанет уже собиралась снять наушники, когда в эфире на австрийской волне раздался резкий треск морзянки. Кэтрин напряглась – только что ушами не зашевелила – и принялась черкать карандашом, время от времени хмурясь. – Ничего не понимаю, – признала она спустя четверть часа, – либо это какой-то хитрый шифр, либо... Договорить она не успела – эфир неожиданной заполнился пронзительным писком морзянки. Добрый десяток кораблей одновременно передавал одно и то же сообщение, Слай судорожно крутил ручку пеленгатора, другой рукой вцепившись в микрофон и выкрикивал цифры пеленга, Джанет прижимала наушники, пытаясь поймать в мешанине сигналов единственный нужный... «Вирибус Унитис» всё-таки обнаружил себя – пусть и крайне приблизительно – и загонщики рванули к добыче. Район поиска всё ещё был слишком велик – но всё же меньше, чем половина Средиземного моря... И снова тишина в эфире – Антанта объявила полное радиомолчание для всех, не задействованных в операции, а австрийцам было не до переговоров. Охотникам же пока было не о чем докладывать – добыча всё ещё ускользала. Час за часом команда продолжала просеивать эфир, но только пять часов спустя одна из подлодок выдала сигнал атаки. – Ну вот, наше дело сделано, – Кэтрин откинулась на спинку кресла и стянула наушники. – Гейл, мы возвращаемся? – Подождём, – командир катера заглянул в рубку. И снова потекли бесконечные часы ожидания. О радиомолчании все забыли – эфир заполнила мешанина стрекотания и голосов, а гидрофоны то и дело ловили отзвуки взрывов. Джанет, не снимая наушников, смотрела на карту и постоянно отмечала движение кораблей – линкора, двух эсминцев и одиннадцати... проклятье, уже десяти подлодок. Поставив на карте крестик и подписав «L-11», Джанет тяжело вздохнула. Потери... Снова потери. Когда же кончится эта проклятая война?.. Сражение закончилось на закате – очередная торпеда оказалась фатальной для уже набравшего не одну тысячу тонн воды монстра. Потери союзников оказались смехотворными – одна подлодка, да и с неё спаслось больше половины экипажа. Ребят, конечно, было жалко – но на фоне всеобщего ликования это как-то сглаживалось... Едва услышав о потоплении линкора и получив приказ возвращаться, Гейл выдал по полпинты рома каждому – и хорошего рома, а не того, что обычно перепадал нижним чинам Королевского Флота. Где уж он его добыл – осталось загадкой, искать разгадку которой не собирался никто... – Эй, ребята! – Кэт замахала над головой обрывком ленты. – Трое суток отдыха всей бригаде! – Ура! – Тут же заорал Слай, вскинув руки над головой. – Гуляем, bratva! – Мы все в курсе, что ты знаешь русский, – хмыкнула Джанет. – Но да, гуляем! В гавани разведчиков и подводников встречал оркестр, прямо на пирсе игравший гимн, и все свободные моряки, кто-то стрелял в воздух, кто-то подбрасывал бескозырки и все радостно кричали. С катеров орали в ответ, размахивали руками, стреляли... Скала ликовала. Джанет, поддавшись всеобщему порыву, тоже кричала что-то бессвязно-радостное и махала руками, а Кэт и вовсе стянула китель и размахивала им, словно флагом. Впрочем, всеобщий восторг не помешал катерам отшвартоваться с идеальной точностью – скорее, даже наоборот. Толпа притихла, оркестр заиграл «Heart of Oak», и моряки Разведывательной бригады сошли на берег, отдавая честь. Их встречали, как героев – и дело было даже не в потопленом линкоре, а в том, что его уничтожили не в линейном сражении. Именно поэтому адмирал Милн лично явился поздравить отряд – это была его идея, и они блестяще её подтвердили... – Джентльмены... и леди! Не буду зря тратить ваше время, – заявил адмирал, – и скажу просто: это было великолепно! Вас называли москитным флотом – что же, эти москиты оказались малярийными комарами, и горе тому, кто станет смеяться над вами! А теперь – Вольно! По кабакам разойтись! – Ура!! – грохнуло над гаванью, распугав истошно орущих чаек.. Все расходы моряков взяло на себя Адмиралтейство – и они этим не замедлили воспользоваться. Англичане заняли почти все заведения, спиртное лилось рекой... – Возлюбленные чада! – провозгласил пастор Макдауэлл своим сочным басом. – Сим на время празднования отпускаю вам грех пьянства, блуда и чревоугодия! Выбравшись на веранду, Джейн запрокинула голову, разглядывая тусклое городское небо, отсалютовала звёздам полным хайболом виски и пригубила напиток. Летняя ночь только началась, праздник набирал обороты, а ей вдруг захотелось взглянуть на ночное небо... Она снова пригубила виски, развернулась, собираясь вернуться к компании... – Мисс Бхай, телеграмма! – вынырнул из темноты мальчишка с почты, всучил ей бланк и снова унёсся – отрабатывать свой шиллинг в день. Телеграмма... Неужто отец всё-таки сподобился ответить на её письма? Джейн развернула бланк, прищурилась, разбирая мелкий текст... «С прискорбием извещаем, что Джонатан Лестер вследствие воздушного налёта в ночь на двадцать шестое марта получил тяжёлые травмы, вследствие которых днём двадцать седьмого августа скончался...» Стакан выскользнул из пальцев, ударился об пол и со звоном разлетелся вдребезги. – Папа!!! «Папа... Как же так... Это я каждый день рискую собственной жизнью, а не ты... Ну почему ты не спустился в метро?.. Ты же не на фронте был... Папа...» Дальнейшее Джанет почти не запомнила. В памяти вспышками стробоскопа оставалось лишь немногое... ...Она залпом опустошает бутылку и бросает её куда-то в сторону – алкоголь ненадолго смывает отчаяние и она истерично смеётся... ...Какая-то расплывчатая бабёнка пытается отобрать стакан, и она сперва выплёскивает содержимое ей в лицо, а потом ещё и добавляет стаканом... ...Двое здоровых матросов с трудом оттаскивают её от какого-то испанца, посмевшего оскорбить её отца и едва не поймавшего кортик под рёбра, а третий принимается методично его избивать... ...Она отчаянно целуется с каким-то длинноволосым блондином, заталкивая его в комнату и на ходу стаскивая одежду... ...Она проснулась на рассвете. Посмотрела на лежащего рядом парня, осторожно выбралась из-под одеяла, оделась, написала на сигаретной пачке: «Спасибо» и ушла. Вчерашнее отчаяние прогорело, превратившись в глухую боль, которая останется надолго... Джанет шла, куда глаза глядят, и очнулась только на пустом пирсе. Мелкие волны тихо накатывались на серый бетон и гасли, кричали птицы, доносился несмолокающий портовый шум, за спиной поднималось солнце и на воду ложились длинные тени... Девушка подняла руку, глядя, как тянется к Альхесирасу тень, закрыла глаза, подставив лицо поднимающемуся ветру. Боль не ушла и не уйдёт – но средиземноморский рассвет сделал все человеческие проблемы ничтожными и сиюминутными. Умрёт она, умрут все, кого она знала, время источит в песок бетон, исчезнут города – а солнце всё так же будет подниматься над Скалой... И так будет даже тогда, когда некому будет назвать их солнцем и Скалой. Что рядом с этим всё человечество? Мгновение. Что рядом с этим человеческая жизнь, человеческое горе? Меньше, чем пылинка... Мир вокруг неё живёт своей жизнью – и её отец по-прежнему часть этой жизни – а значит, в каком-то смысле жив. И пока живы те, кто помнит его, он останется жить в их сердцах... Опустившись на колени, Джанет зачерпнула воды, плеснула в лицо и поднялась, глядя в небо. – Папа... – прошептала она. – Пожалуйста, прости свою глупую дочку...