В начале пути

Якорная цепь с громким лязгом сбегала за борт. Ричард, неторопливо раскуривая трубку, прошёлся взглядом по близкому, но недоступному берегу и вздохнул. Переход из Пёрл-Харбора в Манилу на десяти узлах был на редкость нудным и утомительным, а кроме того – не имел никакой видимой причины. И вот теперь, после трёхнедельного плавания, им даже не дают сойти на берег! Почему, чёрт возьми, они должны тут болтаться?! – Смирно! – рыкнул с порога Шепард, заставив Ричарда прекратить любимое солдатское занятие. – На берег мы сегодня не сойдём – это вы уже все поняли. Но! Через пару часов подойдут «Оклахома» и «Аризона», после чего мы всей толпой отправимся обстреливать Формозу. А вот после этого у нас будет целых десять дней отдыха! Сказано это было таким голосом, что в том, как лейтенант Шепард к этой идее относится, сомнений не было. – Сэр, а не могли бы вы сообщить, кому принадлежит эта идея, чтобы мы могли помянуть их в наших молитвах? Ричард хмыкнул – разумеется, Красавчик Макфлай в своём репертуаре. Кто ещё может такое выдать? – А это, мистер Макфлай, идея командования флота, – сообщил Шепард, – и я с большим удовольствием присоединюсь к вашим молитвам... Но сейчас, как легко догадаться, аврал! Шевелитесь, бабуины бессознательные! Это было что-то новенькое – и очень много говорило о бешенстве Шепарда... Два часа спустя, когда три линкора и четыре эсминца вышли из залива, Ричард мог с чистой совестью заявить, что его орудие в идеальном состоянии, а расчёт (по меткому лейтенантскому определению) мотивирован по самые гланды. Впрочем, последнее касалось всей команды – желание сделать гадость японцам всё-таки перевесило праведное негодование. Поэтому, убедившись напоследок, что всё в порядке, Ричард взялся за приобретённое перед отплытием и до сих пор не читанное «Искусство войны». Некоторое время плавание будет спокойным... Где-то до завтрашнего утра, по его прикидкам, после чего станет жарко. Дневная атака миноносцев, конечно, самоубийство, но при удаче может получиться. Тем более, что такая мелочь, как собственная смерть, японцев волновала редко. Да и потом, размен даже нескольких эсминцев на линкор вполне оправдан... А уж ночью можно об отдыхе и не мечтать: ночь – время торпед. И потому стоит как следует отдохнуть, пока есть возможность. Ожидания Ричарда оправдались – японские эсминцы появились около полудня. Правда, атаковать они не спешили, держась на горизонте и наблюдая. – Подозрительно это, – заявил Ник, оторвавшись от прицела. – До подозрительного подозрительно. Что-то они затевают. Час спустя причины столь странного поведения японцев стали понятны – по отсекам разнеслась пронзительная трель сигнала воздушной тревоги. – Приехали... – раздражённо буркнул Шепард. – Прилетели, – фыркнул О'Брайен, взмахнув руками, когда линкор резко сменил курс. – А я знаю, чего они хотят! – Да это всем ясно, – отмахнулся Шепард. – Поэтому я хочу, чтобы любая узкоглазая задница получила снаряд, как только сунется! – Получит, – заверил его Ричард. – Расчёт, по местам! Устроенная торпедоносцами суматоха действительно позволила эсминцам подобраться на дистанцию атаки, так что противоминный калибр без дела не остался. Ричард даже не командовал – артиллеристы и сами прекрасно справлялись, ему оставалось только следить за секундомером. Успеха не добился никто... Час спустя эсминцы скрылись за горизонтом. Ричард остановил секундомер, убрал его в карман и поморщился – кордитная гарь ела глаза. – Двадцать пять выстрелов, – сказал он. – Наводчики, хоть одно попадание было? – Кажется, одному сбили половину мачты, – ответил Эшли, – но я не уверен, что это наше орудие. – И это всё? Плохо, джентльмены. Плохо. Двадцать пять снарядов – и всё без толку... Ричард махнул рукой и вернулся к чтению. Артиллеристы получили приказ отдыхать до вечера – ночь ожидалась бурной. Остаток дня же оказался до безобразия спокойным, и даже сломавшийся вентилятор не смог испортить им настроение. Ричард читал, кто-то последовал его примеру, кого-то играл в карты, кто-то распевал про пьяного китобоя, кто-то просто спал... Как будто и нет никакой войны. Как будто «Невада» в обычном походе... А на закате снова появились эсминцы. И снова они держались на горизонте, так что достать их было почти невозможно. Близнецы Джонсоны, вероятно, попали бы, но... Шепард, прекрасно всё это понимая, стрелять запретил – снаряды ещё понадобятся, и лучше поберечь их, пока можно. Артиллеристы ворчали, но соглашались – и дождались. Командир эсминцев решил воспользоваться моментом и атаковать «Неваду» со стороны солнца в расчёте на то, что оно ослепит артиллеристов. Ему это даже почти удалось – но американские эсминцы атаку сорвали. Японцы, так и не выпустив торпеды, разбежались, американцы вернулись на прежний курс... И тут же снова появились торпедоносцы. – Суки, – печально высказался Эшли, провожая взглядом пронёсшуюся у самого борта торпеду. – Футом ближе – и нам крышка. – Ага, – согласился Ник. – Разговорчики!.. – рыкнул Шепард. – Стволы банить! Открыв затвор, Ричард подхватил банник и загнал его в ствол – если ночью придётся стрелять в том же темпе, медь забьёт нарезы, и тогда орудию конец. Вместе с расчётом, если снаряд взорвётся в стволе... Как только стемнело окончательно, эсминцы вернулись. Ричард, ожидавший нападения, спокойно отложил книгу и спокойно подошёл к орудию. Расчёт, не дожидаясь командира, уже заряжал орудие, так что Ричарду осталось только отдать приказ да включить секундомер. Японцы насели основательно, и артиллеристы превзошли сами себя – за первую минуту они не иначе как чудом ухитрились выпустить одиннадцать снарядов. И не просто выпустить, но и добиться минимум трёх попаданий. По крайней мере, за эти три Ричард мог поручиться... А потом всё кончилось – через восемь минут, если верить секундомеру. – Быстро они, – заметил Шепард. – Не иначе, вторая волна на подходе. Не расслабляться, джентльмены! Он оказался прав. Вторая волна эсминцев появилась спустя сорок минут, разошлись веером и залпом выпустили все торпеды. Ричард мог похвастаться немалым опытом – но до сих пор не представлял, что линейный корабль в двадцать восемь тысяч тонн может развернуться на месте на полном ходу... А рулевому «Невады» это удалось. Команда при этом едва удержалась на ногах, однако торпеды прошли мимо – мимо «Невады», тогда как «Аризона» всё-таки поймала торпеду под левый клюз, а один из эсминцев взлетел на воздух. Пока отогнали эсминцы, пока подняли немногочисленных выживших с эсминца, пока на «Аризоне» завели пластырь и откачали воду – наступило утро. Планы пришлось пересматривать – было очевидно, что отряд придёт к Формозе сильно после полудня. Это избавляло от эсминцев, но заметно упрощало жизнь береговым батареям, и Ричард не стал бы утверждать однозначно, что хуже. Благо, опыт был... Шепард, напротив, считал, что так будет лучше: пусть, мол, все видят мощь Америки. В кают-компании он придерживался этой позиции столь же рьяно – и в итоге коммодор Донахью приказал атаковать днём. Как ни странно, до самой Формозы отряд никто не побеспокоил. То ли у японцев кончилось горючее, то ли они что-то задумали – причём Ричард был уверен в последнем. Ну не может такая мелочь, как отсутствие угля, остановить японцев. Да и уголь на острове свой был... Так или иначе, но часам к четырём отряд вышел к Гаосюну и начал обстрел... И тут же его прекратил. Когда после первого же выстрела главным калибром по отсекам прокатилась трель отбоя, Ричард почувствовал себя обманутым. И не он один – все в каземате разразились негодующими криками. Шепард, связавшийся с мостиком, некоторое время недовольно рассматривал раздражённых моряков, а затем рявкнул: – Тихо! – Лей, что за чепуха?! – крикнул кто-то в стихающем шуме. – Перемирие, – дёрнув щекой, сообщил Шепард. – Прекращение огня. На сутки. – Так мы что, победили? – ошеломлённо спросил Красавчик. – Там видно будет, – поморщился Шепард. – Это ж русские затеяли... Отбой всем! Пожав плечами, Ричард вышел из каземата, неспешно раскурил трубку и проводил взглядом ушедший в воду якорь. Надо бы заглянуть к радистам и узнать, что случилось в России... Но это подождёт, а пока можно просто отдохнуть и насладиться свежим воздухом и – в кои-то веки – хорошим табаком. Радисты ожидаемо знали больше всех, исключая разве что капитана. Абрахам, сменившийся с вахты, предложил Ричарду отправиться в кают-компанию и поговорить в корабельном буфете. Ричард согласился – и вскоре знал всё, что было известно радиорубке. Как оказалось, русский царь, человек вздорный и недалёкий, довел своих подданных до предела и был свергнут. Новое правительство особого желания воевать не имело, но и союзников обманывать не собиралось, и потому объявило о прекращении огня на сутки, призвав всех последовать примеру. Предлагалось, что это превратится в настоящее перемирие... И все согласились не стрелять до следующего вечера. – Не думаю, что это надолго, – Ричард хмуро разглядывал стакан содовой. – До завтра, может, и продержатся, но дольше...У японцев чуть не половина Китая в руках, немцы всё ещё под Парижем – всё ещё может повернуться в их пользу. Ну или они так думают... – Да ведь всем уже эта война надоела! – возмутился радист. – Уж наверное в столицах не дураки сидят, должны понимать! – Не дураки и понимают, но видят всё не так, как мы. Для них война одновременно и шахматная партия, и бизнес... И если закончить сейчас, в убытке останутся все. – Ричард продолжал гипнотизировать стакан, в котором отчаянно не хватало виски. – Прямо сейчас нет однозначного победителя, ещё можно вернуть всё назад – но тогда окажется, что всё это было зря. Поэтому мира не будет – не в этот раз. Вот увидишь... – Дик, ты чёртов пессимист! Нельзя же так плохо думать о людях! – Абрахам... – Ричард залпом допил содовую. – Ты славный парень, но вынужден тебя разочаровать – я думаю о людях даже лучше, чем они того заслуживают. Честно. Вот только... Знаешь, сколько раз самые лучшие идеи кончались плохо? Вот и эта кончится ничуть не лучше. Война закончится только тогда, когда ни у кого не останется сил... Или пока кто-то не будет разгромлен, если нам всем повезёт. Если сильно повезет... – Но почему? – Потому что слишком туго перекручены интересы слишком многих стран. Слишком много людей сражается, слишком много денег потрачено – всего слишком. Так просто не остановиться. Поверь, я буду рад, если все, что я сейчас наговорил, окажется бредом. Ну да ладно, пойду я... – Ричард поднялся, на ходу неспешно набивая трубку. Странное чувство – отсутствие войны... Никто не отменял боевой готовности – но экипажу позволялось расслабиться, словно в мирном походе. Настолько, что Джилл – дальнометристка, всё время проводившая либо за дальномером, либо на койке – спустилась на бак и устроилась играть на скрипке, собрав почти всю свободную от вахт команду. Пришёл послушать и Ричард – играла Джилл великолепно, но крайне редко. Последний раз – когда «Техас» стоял в доке во время установки новой бронеплиты взамен сорванной... Она играла и играла, словно хотела сыграть всё, что не сыграла и боялась опоздать... и Ричард не замечал времени, пока не пробил колокол – восемь склянок, пора на вахту. Отдав честь Шепарду, Ричард начал обход. Орудия были вычищены и поставлены на стопора, но кранцы первых выстрелов заполнены, а наводчики сидят на своих местах и наблюдают за морем. Расслабляться рано – нет даже настоящего перемирия, да и доверять японцам не стоит. Эти вдруг решат, что их оскорбили, да и рванут в драку с мечами наперевес... Ну или с торпедами, как вчера. И то, что это форменное самоубийство, их совершенно не беспокоит... Закончив обход, Ричард остановился рядом со своим орудием, грозно посмотрел на наводчиков, после чего ушёл к своей койке и снова открыл Сунь Цзы. Вахта обещала быть спокойной... Она и оказалась спокойной – как и вся ночь. Ричард поймал себя на том, что уже и забыл, каково это – ночь без тревоги, а то и не одной... А это было прекрасно. И ещё лучше было то, что всей команде, кроме вахтенных, было приказано отдыхать. До трёх часов дня, что несколько огорчало, но всё же... Разумеется, приказ был встречен всеобщим восторгом. Джилл со своей скрипкой снова устроилась на баке, играя нечто, что ожидаешь услышать от паренька из гетто, а не белокурой филадельфийской красотки. Несколько минут спустя откуда-то появился Илайя Томас, замковый из первой башни, с гитарой. Несколько аккордов, скрипка замолкает – и начинает снова. До сих пор Ричард не представлял, что скрипка способна на такое. Плеск волн, свист ветра и крики чаек сплетались в этой музыке в печальную мелодию, из который вырастали тоскливые гитарные аккорды и глухой усталый голос Илайи. Блюз – но не работяги-лесоруба, а моряка. Блюз о долгом походе, о штормах, рифах и вражеском огне, об оставшихся далеко за туманами и бурями родных берегах... Прикрыв глаза, Ричард наклонил голову, пытаясь незаметно смахнуть набежавшие слёзы – и был не одинок в этом. Песня не оставила равнодушным никого... Ричард почти потерял счёт времени, и пришёл в себя только от звона колокола. Семь ударов, три часа дня... Время отдыха истекло. Неспешно вернувшись в каземат, Ричард отсалютовал Шепарду, проверил своё орудие, убедился в исправности секундомера и стал ждать. Уже было известно, что переговоры закончились ничем, а значит, война начнётся, как только пробьёт восемь склянок... Время тянется и тянется, стрелки словно прилипли к циферблату – нет ничего хуже, чем ждать неизбежного. Так, наверное, чувствует себя приговорённый к казни... Густым сиропом тянутся мысли – все приготовления давно закончены, заряжены орудия, наводчики припали к прицелам, но ещё рано... Трансляция разносит по отсекам колокольный звон – два удара, четыре, шесть, семь... Восемь. И не успел отзвучать последний удар, как палуба под ногами содрогнулась, а корабль наполнил тяжёлый гром – десять орудий линкора ожили, отправив в город четырнадцатидюймовые «подарки». Война продолжалась...