Запретная страсть

Шерлок сжимал Джона в объятиях и не мог поверить своему счастью. - Но мне сообщили, что ты умер, - проговорил он, наконец обретя дар речи. Джон посмотрел в светлые, теплеющие с каждой минутой, глаза и кивнул. - Я попросил записать меня в погибшие. - Ты хотел, чтобы я считал тебя мертвым? – голос, полный горечи и непонимания. - Нет. И, будь моя воля, я, наоборот, сообщил бы вам, что еду в Лондон. Но мне пришлось ввести вас, да и всех остальных, в заблуждение. Дело в том, что, почти сразу, как вы уехали, на наш лагерь напал неприятель. Начался пожар и перестрелка. Я пытался спасти раненых, и в меня попало несколько пуль. Я лишился сознания. Очнулся уже в госпитале неподалеку от Лондона. Меня считали безнадежным. Даже если бы я поправился, меня все равно не пустили бы больше на поле боя, тем более, оперировать людей. Я пролежал в госпитале полтора месяца. И с каждым днем мне становилось все яснее - без вас мне даже смерть не мила. Столько всего я успел повидать и пережить за время той атаки, что понял – мне нужно было все простить вам, еще когда вы приезжали ко мне. Да и вообще мои обиды были глупыми. Шесть месяцев я буквально кипел от, как мне казалось, праведного гнева, а тут, всего за пару часов понял – все это чепуха по сравнению с войной, - Джон усмехнулся. – Слышал бы я тогдашний себя сейчас. Но теперь мне действительно все равно, каково было ваше прошлое. Шерлок, наверное, впервые за последние восемь месяцев чувствовал себя таким счастливым. Он обнял Джона за плечи и усадил в свой экипаж. Лошади тронулись с места. - И ты решил сбежать, а для того, чтобы тебя не искали, кого-нибудь попросил записать, что ты умер. Джон кивнул и улыбнулся. Было бы странно, если бы Шерлок не догадался. - Одна медсестра была ко мне неравнодушна. Ее-то я и попросил сообщить о моей смерти, - подтвердил Джон. – А потом я по всему Лондону искал вас, пытался выяснить ваш адрес. Но никто не мог мне ничем помочь. Шерлок усмехнулся: - Не удивительно. Мало кто знает, где я живу и что я вообще существую. Но ты мог пойти в Скотленд-Ярд. Лестрейд знает мой адрес. Джон смутился. - Когда я очнулся, я еле мог вспомнить, кто я такой. И сейчас амнезия еще не до конца отступила. Только когда вы сказали про Скотленд-ярд, я вспомнил о его существовании, - Джон смущенно кашлянул. Он смолчал о том, что и Шерлока-то он помнит не слишком хорошо. - Я много скитался. Голодал, мерз. Но все это теперь не важно. Мы же с вами все-таки встретились! Джон потянулся к Шерлоку и поцеловал его – так, будто делал это в последний раз – долго, жадно, неутолимо. Шерлок обнял его за талию, сильнее прижимая к себе его исхудавшее и измученное тело. Наконец, они смогли оторваться друг от друга. - Как я рад… - начал было Джон и вдруг резко побледнел. Он вцепился в руку Шерлока и прерывисто вздохнул. Холмс нащупал его пульс – слишком частый, потрогал лоб – горячий и весь в испарине. - Тебе нельзя было сбегать из госпиталя так скоро. Ты все еще слаб. Где ты жил, пока искал меня? - Я снимал комнату… - Джон едва раскрывал рот. – Каморку. Все, на что у меня хватило денег. Шерлок недовольно поджал губы. - Я отвезу тебя домой. Джон слабо кивнул, как будто кто-то спрашивал его мнение. Они скакали во весь опор. Вот уже показалась усадьба, все также скрытая деревьями, придававшими ей своеобразный уют и загадочность. Солнечные лучи, пробираясь сквозь ветки и листья, ложились на тропинку неяркими бликами, шевелящимися при дуновении ветерка. Но Джон не видел всего этого. Он лежал на коленях у Шерлока, все глубже погружаясь в небытие. Он очутился в своей комнате и не почувствовал сладкий запах роз, наполнивший и пропитавший всю ее целиком. Шерлок разорвал на Джоне одежду, чтобы быстрее добраться до кровоточащей раны, и увидел, что весь живот юноши забинтован. Опасная рана. Слишком опасная, чтобы всего через полтора месяца после ранения вставать с постели. Тем более, жить в сырой каморке и бродить целыми днями по городу. Удивительно, что он еще жив. Сквозь бинт уже проступила кровь. Быстрыми и точными движениями, словно занимался этим всю жизнь, Шерлок разбинтовал рану, обработал ее и наложил новую повязку. Джон все еще был без сознания. Его губы шевелились, силясь что-то произнести, но выходил только невнятный хрип. Шерлок присел в кресло рядом с постелю больного и достал нож. Что еще тот может поведать о своем хозяине? Старинный, ценный, проржавелый и испачканный в масле. Шерлок пригляделся к темным пятнам, понюхал их и поскреб кончиком ногтя. Такое масло может быть только в одном месте – в каретной мастерской Тома Хаггинса. Шерлок лично знал хозяина. Значит, убийца либо он, либо кто-нибудь из его рабочих. Которых у него около двух десятков. Нужно сузить круг. Но как? Шерлок достал лупу и пристальнее изучил нож. На ручке, у самого клинка, он обнаружил печать. Ее мог поставить только один человек – старьевщик Билли Свонсон. Его знает чуть ли не вся окраина Лондона. Все, что попадает к нему, он немилосердно штампует. Приглядевшись, можно обнаружить дату, приписанную пером, – этот нож был куплен три года, пять месяцев и десять дней назад. Осталось только поехать к Свонсону и выяснить, кто был покупателем. Он обязан это знать. Шерлок уже было вскочил с кресла, желая немедленно ехать, но взгляд его остановился на Джоне. Его нельзя сейчас оставлять. Бедняга ослаблен дальше некуда и нуждается в постоянном уходе. Но полицейские вряд ли смогут найти подход к Билли, который был известен своим упрямством и изумительным беспамятством при отсутствии должного обращения. В конце концов, Джона можно оставить на Оливера. Наконец, Шерлок решился. Велев слуге ухаживать за Джоном, он поехал в город. Лавка Билли Свонсона стояла на прежнем месте. А ее хозяин был все также упрям и забывчив. Однако, узнав мистера Холмса и услышав заветный звон монет, он оживился и стал рыться в своих многочисленных и беспорядочных записях. Он не был слишком обременен организованностью. - Так, так, - твердил он, пересматривая пожелтевшие бумаги. – Это было год назад… Два года… Это в прошлом месяце… Так, это сегодня… Ага, вот оно, - он протянул Шерлоку маленький клочок бумаги, на котором, среди клякс, можно было рассмотреть дату и имя: Джереми Дейл. - Вы помните Джереми Дейла? – спросил Шерлок, убирая клочок за пазуху. - Не особо. Он был неприметным. Помню только, был у него сын. - Где сейчас Дейл? - А кто его знает. Говорят, помер. Пару месяцев назад, а может, год. Оставил сына одного. Но успел пристроить в мастерскую к старику Хаггинсу. Там неплохие деньги платят. Хотя, все равно долго он так не протянет, - старьевщик поцокал языком и покивал, соглашаясь с самим собой. Шерлок отправился в конную мастерскую. Дело за малым – схватить преступника. По дороге он отправил с мальчишкой-оборванцем (из тех, что служили его «глазами» и «ушами» в Лондоне) коротенькое письмо Грегсону, в котором сообщал, где тому нужно оказаться как можно быстрее. Вот и каретная мастерская. К Шерлоку подошел один из работников – выяснить, что требуется починить. И уже через минуту ушел, чтобы позвать Тома Дейла. Который очень удивился, узнав, что кто-то считает его чуть ли не лучшим работником во всей мастерской. Он не знал Шерлока, а потому, ничего не заподозрил и полез смотреть «прогнившее днище» и «погнутые оси». Неподалеку появился полицейский экипаж. Том не видел его. Сделав вид, что вдруг заметил что-то упавшее, Шерлок наклонился и «поднял» нож. - Это, случайно, не ваше? – спросил он. Том вылез из-под кареты и взглянул на протянутую ему вещь. Лишь на мгновение его лицо изменилось – он недоумевал, как мог нож, оставленный им на площади, сейчас выпасть у него же из кармана. Но потом, забыв о всякой предосторожности, желая лишь получить обратно ценную вещицу, он кивнул и взял нож. Полицейские как раз подоспели. *** - Почему вы убили Лиз Карлин? – Грегсон производил допрос в участке, пока преступника фотографировали. - Она говорила, что выгонит из дома Вонду, жену ее брата, Джорджа Карлина. Она, мол, только мешает, лишний рот. - Вы имели какое-то отношение к Вонде Карлин? Том замялся, но потом все же ответил: - Я любил ее. Но она выбрала Джорджа. Мне пришлось сдружиться с Карлинами, чтобы иногда навещать ее. Я никому не позволил бы обидеть ее. Тем более, этой ведьме, Лиз. Я знаю, она одна обеспечивала всю свою немногочисленную семью. Джордж почти все время проводил за бутылкой. Вонда должна была вот-вот родить. И поэтому Лиз стала измываться над ней сильнее прежнего. Била, кричала, обзывала… Ох, как она ее только не называла. Вонда потом в слезах все мне пересказывала. Я несколько раз уговаривал ее бросить их и уйти ко мне, но она не решалась, была слишком запугана Лиз. И не хотела оставлять Джорджа. И что она в нем нашла?! А однажды я увидел, как Лиз таскает Вонду за волосы, кричит на нее. А потом она дала ей несколько пощечин и подзатыльников. Знаете, когда слышишь чей-то рассказ – это не то же самое, когда видишь все вживую. Не могу точно описать, что тогда со мной сделалось. В глазах еще долго стоял красный туман, стоило мне об этом вспомнить. Собственно, тогда я и решился на убийство. Все было тщательно запротоколировано. Грегсон горячо поблагодарил Шерлока. Тот только сухо кивнул и ушел. С тяжелым сердцем он ехал домой. Слишком много времени потрачено. Оливер мог не справиться один. Только одно окно неярко светится во всей огромной усадьбе. Шерлок невольно стиснул руки. Он перепрыгивает через покатые ступеньки лестницы. Вот и нужная дверь. Еще мгновение – он распахивает ее. Все в порядке. Джон, по-видимому, спит – его дыхание глубоко и спокойно. Оливер меняет влажную тряпку на его лбу. Увидев хозяина, он кланяется и уходит. Шерлок наклоняется над Джоном и целует его. Тот приоткрывает глаза и отвечает на поцелуй – слабо, но нежно. Ему уже гораздо лучше. *** Через неделю Джон смог вставать с кровати, а еще через месяц он окончательно поправился. Шерлок возобновил его занятия. Но теперь этим его забота не ограничивалась. Джон был окружен лаской и любовью и в долгу не оставался. Жаркие ночи, наполненные стонами и поцелуями, сменялись спокойными и тихими днями. Шерлок продолжал заниматься расследованиями. Он так и не сказал Джону, что его родители погибли случайно – в подвал действительно кто-то положил бревна, а мальчишки, бродящие по улице без дела, где-то раздобыли порох и случайно подожги их. Холмс посчитал, что это известие расстроит юношу. А Джон ничего не спрашивал о своих родителях. Нет, он не забыл о них. Но у него теперь был Шерлок, и ему ничего больше не было нужно для счастья.