Murder City

В последнее время сны играют с Хайне злую шутку. Разыгрывают, показывая в толпе серых лиц единственное, закрытое наполовину до боли знакомыми очками; как будто вместо реальности он находится в студии, освещенной нескончаемыми прожекторами, и все они направлены на него, как на главного героя розыгрыша и зрителя персонального безумия. Он сжимает ногтями голову, вытряхивая из нее ужасное видение. Оно исчезает, сопровождаемое жестоким смехом плода его воспаленного воображения. Через пару минут он приходит в норму. «Все в порядке». Шлепает себя по щекам, окончательно пробуждаясь от наваждения, и скатывается с бордового коврика капеллы, перемещаясь в глубину собора. Порог переступает пожилая женщина с тростью. Походка тяжелая, ноги в ее возрасте плохо слушаются хозяина, поэтому она останавливается и осматривается вокруг, пока организм не наберет энергию для следующих шагов. Она не знает, что в этом месте обитает не Всевышний, а острый запах ненависти. Разноцветные фрески и мозаики на окнах пропитаны тупой жаждой мести. Женщина пересекает проход, не дойдя пару метров до алтаря, и опускается на колени, сцепляя пальцы в мольбе о чем-то очень важном для нее. Серые глаза в белых крапинках наполняются слезами, так горячо изливается ее просьба. Хайне стоит, скрестив руки на груди и облокотившись спиной о холодную мраморную колонну. Из его укрытия открывается хороший обзор на все происходящее в церкви, поэтому он невольно становится свидетелем чужой молитвы. Обнажение живой трепещущей души. Слишком интимный момент. Наблюдая за беззвучным движением сухих старушечьих губ и редкими каплями, окрашивающими каменный пол темными пятнами, он тоже поднимает голову вверх, встречаясь взглядом со сводом церковного купола. «Интересно?». Альбинос раздраженно передергивает плечами. «Кто-то ведь на Тебя рассчитывает. Верит. Надеется». Он никогда не относился к таким людям. Гораздо лучше иметь почву под ногами, опираясь на факты и личный опыт. В его памяти по тонким проводам сплелись конфликтующие с религией воспоминания. «О чем она просит? Тебе правда есть дело? Весело, наверное, смотреть на все с позиции кукловода, решившего взять перекур. Неужели за столько столетий войн и несправедливости нельзя сделать маленькое послабление? Почему ОНИ приходят к Тебе, а после этого их спины пронизывают пули или внутренности заражаются раком вместо исполнения желаний о тихой и спокойной жизни? Ладно я, но разве ОНИ не имеют право на чудо?!». Раммштайнер со злостью ударяет ногой о колонну, в последний миг понимая, что этот звук его выдаст, и моментально опускается на пол, оказываясь прикрытым спинками скамеек. Прихожанка встревоженно вздрагивает, забыв слова псалтыря, и вертит головой по сторонам. На удачу, в пояснение странного шума, с крыши вспархивает стайка голубей, проносясь чернильными тенями мимо окон. Это успокаивает женщину, и она возвращается к своему разговору с высшими силами. Хайне сидит неподвижно, запрокинув голову назад, до самого конца, пока старушка не заканчивает молитву и, припадая на левую ногу, медленно покидает церковь. Андед остается один на один с собственными мыслями. Странно, что сегодня ему перепал выходной. Обычно в их убежище всегда можно наткнуться на помешанного на лолитах Эрнста, непосредственно его прямую жертву в одежде – Нилл, бедная девочка, сколько извращений в виде фартучков и хвостиков с шелковыми лентами терпит, хотя такой стиль ей вроде по душе, но этого Хайне никогда не поймет, ровно как и того, куда опять успел смотаться его напарник. Небо с самого утра заволакивают осенние тучи; часов в церкви нет, а священник поясняет их отсутствие тем, что наедине с Богом время не должно иметь значения (подобные проблески праведности вызывают у Раммштайнера усмешку: «И это говорит человек, снабжающий нас укрытием от таких же убийц и хранящий оружие массового уничтожения за стопками молитвословов и Библией?»), поэтому альбинос давно потерялся во времени. Он отрешенно сползает на пол, раскинув руки в стороны. Кафель встречает неприветливым ледяным покалыванием в конечностях, но такие, как он, не боятся заболеть от холода. «Заболеть?». Самоирония на наглядном примере. Воцарившуюся тишину нарушает громкий хлопок от распахнутых дверей церкви и быстрые легкие шаги, которые могут принадлежать только одному человеку. - Хайне, сукин ты сын, вылезай оттуда! - андед слышит, как напарник стучит носом ботинка под скамейками, нетерпеливо круша их, чтобы откопать альбиноса. - Не там ищешь, придурок, - лениво отзывается Раммштайнер, принимая вертикальное положение. Он покидает свой тайный уголок, боком прислонясь к другой колонне. - Чего хотел? Перед ним с привычной сигаретой в зубах, в чисто выглаженном черном костюме без единого намека на невежество, белой рубашке с приспущенным галстуком и большим букетом алых роз в руках, стоит, буквально светясь от воодушевления, никто иной, как Бадоу Нейлз. Хайне недоверчиво осматривает его с ног до причесанной головы, затем косится на букет, пытаясь сформулировать свои мысли по поводу хорошего, но совершенно неожиданного внешнего преображения Нейлза из растрепанного рыжего куряги в элегантного джентльмена. Не каждый день увидишь такие превращения. Но Бадоу его опережает, с угрозой выставляя вперед розы на манер заряженного пистолета: - Только не смей говорить, что ты забыл, какой сегодня день. Андед устало трет переносицу, наморщив лоб. А он ведь действительно не помнит. Рыжий, шумно выдохнув, смотрит зеленым глазом в потолок, резко опуская букет вниз. /Вспоминай, мы никуда не спешим/. - Я не собираюсь угадывать. Между прочим, за переустановку моей памяти отвечаешь ты, а... - выстреливает аргументом Хайне, на что курильщик взмахивает руками в жесте «можешь не продолжать». - Ладно-ладно! - Бадоу с упреком разворачивается к напарнику. - Твоя дурья башка забыла о Дне Рождении Ангелочка. Раммштайнер щелкает пальцами, закрывая ладонью глаза: - Черт, точно. - Никогда не понимал смысла праздников, то ли дело, когда у тебя под ногами двадцатка трупов, в кармане пачка, нет, лучше две, хороших сигарет, и ветер не промозглый, чтобы потом побегать по крышам. Жив – и зашибись. На мой взгляд, это называется праздником, а не разноцветные шарики и официальные костюмы, - делится своими мыслями Нейлз, стряхивая пепел с лацкана пиджака. - Зачем вырядился тогда? - недоумевает андед, отлепляясь от колонны, и направляется в сторону выхода. - Эрнст велел. Сказал, девушке будет приятно получить подарок от красивого мужчины, чем от... - тут рыжий решил перевести тему, чтобы дословно не пересказывать претензии священника.- Тебе тоже не помешает одеться, а то что я один гребаным аристократом в ресторан припрусь! - Я и в таком виде могу себя прилично вести, а из тебя, Бадоу, уже ничего аристократа сделать не поможет, - усмехается Хайне, переступая порог церкви. - Иди к черту! - выкрикивает оскорбленный куряга, вылетая следом за альбиносом.