Хью пытался не ждать Мадса, занимаясь хозяйством, но только весь извёлся. В конце концов, он бросил дела, уселся на крыльце и с угрюмым видом уставился на лес. Сначала он горел возмущением и хотел с порога наброситься на дана с упрёками, но со временем поостыл, и решил понаблюдать, чтобы точно во всём убедиться.
Мадс явился только несколько часов спустя. Он выглядел уставшим, но довольным. Увидев Хью, хищно улыбнулся, сверкнув заострёнными клыками. Ещё за оградой он принялся развязывать тесёмки на рукавах и воротнике, дойдя до крыльца, скинул суму с травами, стянул с себя рубаху, и бросил её на нижнюю ступеньку. Всё это время дан практически не отрывал жадный взгляд от Хью — соскучился, но обниматься не полез, молча ушёл на задний двор — умываться.
Да, Мадс совсем не был похож на себя прошлого, пусть шрамы до сих пор и уродовали его спину. Ещё тем летом, до поездки, он практически всё время проводил в доме или его окрестностях. Выбирался далеко только по крайней необходимости и долго потом приходил в себя. Пусть дан и не показывал виду, но Хью видел, как тот украдкой втирал лечебную мазь в колени, как болезненно морщился, вставая утром с кровати, как вдруг стал шаркать левой ногой при ходьбе. Это было страшно. Но теперь будто кто-то вдохнул в Мадса жизни, и тот отбросил прочь всё то, что с ним случилось, распрямился, помолодел. И какая печаль в том была для Хью? Как и кто бы ни помог дану, пусть боги, колдуны или даже нечистый дух, да будет так. Хью передумал выяснять отношения, требовать объяснений. Пусть его страх и сомнения никуда не делись, но он постарался забыть о них. Подобрал суму и рубаху и ушёл в жилище.
За их домом среди деревьев прятался спуск в тенистый лог, поросший крапивой и бражником. На самом его дне бежал ручей, такой, что и рябчик бы перешёл, но возле него нашёл выход студёный ключ. Мадс с Данпой обнаружили источник перед началом строительства, и старик сказал, что место для жилища они выбрали самое что ни на есть подходящее. Много позже Мадс расширил и заглубил ручей, создав небольшой залив, а ключ обустроил: сложил колодезный сруб, закрыл сверху навесом, защищая от падающей листвы. Всё это он сделал по совету бывшего трэлла, и под его чутким руководством. Хью в это не лез, у него и в только что выстроенном доме дел было по горло. Когда же чуть поодаль от ключа появилось жуткое сооружение под названием баня, он пожалел о своем невмешательстве. В первый раз попав в крошечное, жаркое и душное помещение кельт думал, что погибнет. Мадс измывался над ним и не выпускал, пока не оттёр мочалом до скрипа и не отхлестал ветками до красноты (у финнов, пока дан болел, Хью удавалось избегать такой невесёлой участи — он обмывался в лохани). Ему больше по душе приходилось купание в реке, что текла в нескольких сотнях шагов от их дома. Летом в самую жару Хью неизменно тащил туда дана, который любил плавать, но терпеть не мог гнуса, что у воды роился особенно густо.
Мадс же всей душой полюбил баню (рассказывал, что у свеев пробовал нечто подобное), и каждую седьмицу топил её неизменно. Зимой, при помощи людей Бурого, расчищал дорожку в логу от снега, летом вместе с Данпой готовил веники из берёзы, дуба, липы и пихты. А в обычные дни, как сегодня, он обмывался в ручье — заходил на середину выкопанного заливчика, ждал, пока осядет муть на дне, и тёрся куском мыльного корня.
Хьюго успел собрать на стол к тому моменту, как мокрый и абсолютно голый дан ввалился в дом. Кельт глянул на него и только фыркнул, привык уже, лишь в который раз подумал, что хорошо двор Бурого был далече, а то Мадс всех дворовых девок свёл бы с ума.
Дан не стал садиться за стол, встал рядом с хлопочущим Хью и взял только крынку с молоком. Выпив всё до дна и утерев запястьем губы, стукнул по столу сосудом и притянул к себе кельта за шею. Поцелуй был жарким со сладким вкусом свежего молока. Хью бедром ощутил то, что каким-то чудесным образом не заметил изначально — Мадс был возбуждён. Очень сильно возбуждён и нетерпелив. Он вылизывал рот Хью с такой жадностью и остервенением, будто дорвался до источника жизни.
— А я уж думал, ты обессилел, — выдохнул кельт укоряюще, как только они разорвали поцелуй, чтобы глотнуть воздуха. Мадс уткнулся лицом в его шею, щекотно дыша и царапая бородой. Хью действительно беспокоился, любимый не прикасался к нему уже две седьмицы.
— Теперь можно, — только и сказал тот и чувствительно прикусил кожу кельта под ухом.
Хью вскрикнул, а Мадс зарычал.
До шкур они так и не добрались.
Дан просто нагнул Хью над столом и одним слитным движением стянул с него туго подпоясанные штаны
(считай разорвал). Кельт попытался хоть посуду спасти и как мог аккуратно сдвинул её к краю. Мадс же тем временем опустился на колени, развёл в стороны ягодицы полюбовника и лизнул в самую сердцевину афедрона*. Хью вздрогнул и тут же позабыл о посуде, он что есть мочи схватился за краешек стола и застонал. Дан впился в него снизу поцелуем, приникая влажным ртом и стремясь проникнуть языком как можно глубже. Стоны лились и лились музыкой с губ, Хью не мог совладать с собой, покрываясь мурашками, дрожа с головы до ног как новорожденный жеребёнок*.
— Дай мне масло, — потребовал Мадс, насытившийся этой лаской.
Хьюго с трудом понял, что от него хотят. Он был уже на пределе, но дан чувствительно шлепнул его по заду, и тот, наконец, сообразил передать ему чашку с коровьим маслом. Мадс не стал больше размениваться по мелочам — смазал себя и пару, навалился сверху, тесно прижимаясь грудью к спине кельта, и с упорством начал протискиваться в оход*. Хьюго прикусил запястье, переживая небольшую боль от вторжения и пытаясь заткнуть нескончаемый поток стонов. Слишком долго у них ничего не было. Дан сжал его талию стальными пальцами и вошёл до конца, замирая на мгновение. Затем он сорвался, и кельт лишь чувствовал, как горячий и безжалостный член двигается в нём, распирая, наполняя и с каждым ударом принося наслаждение.
Пришёл в себя Хью, всё так же лежа грудью на столе. Зад его был вздёрнут, его поддерживали в таком положении и без устали трахали. Он кончил даже не прикоснувшись к собственному члену, и оргазм, кажется, ненадолго отправил его в небытиё.
— Как вкусно! — раздалось на грани слышимости, и следом послышалось хихиканье. Хью потряс головой, сосредоточился и принялся помогать Мадсу, сжимаясь вокруг его члена. Дан кончил и, кажется, пытался откусить ему загривок.
Посуду они всё же разбили.
***
— Так почему теперь можно? — спросил обессиленный и мокрый как мышь кельт уже лёжа на шкурах.
— Это долгая история, — ответил Мадс. Он гладил рукой влажные от пота кудри Хью, и невыносимая нежность плескалась под его рёбрами.
Он обязательно расскажет всё позже, когда любимый поспит, и тёмные круги уйдут из-под его глаз. Было видно, что кельт о чём-то догадался и беспокоился, бедняга. Он так старательно делал вид, что всё хорошо, хотя наверняка за последние две недели вынужденного целибата не находил себе места.
Ровно год назад они были в Кий-граде вместе. И Мадс совсем не для развлечения привёз туда Хью. Он чувствовал, что ему оставалось не так много времени — к сердцу всё ближе подступала боль, начала отниматься левая рука и походка становилась совсем стариковской. Дан не хотел, чтобы Хью застрял в их доме и хоронил себя, поэтому стремился показать ему как можно больше возможностей. Кельт мог остаться жить в этом огромном красивом городе или же сесть на любой корабль, что отправлялся из местного порта в любую точку земного мира. Мадс поэтому не держал свой скот и лошадей, не позволил Серой привязаться к их жилищу — намного легче оставить дом, в котором тебя ничто не держит.
Вот только на городском базаре, где Хью задержался у какого-то лотка с побрякушками, к Мадсу подошёл человек в серой власянице и сказал:
— Твой зверь совсем обессилел. Нужно бы ему хоть чуток свободы дать, а то издохнет, и ты — вместе с ним.
Выцветшими глазами старого волка на него тогда посмотрел самый настоящий волхв.
— Захочешь поговорить, приходи перед рассветом к таверне на улице кожемяк, — добавил он.
Мадс и не думал, что кудесников встретить можно вот так, посреди шумного торга, а не в крепи лесов. Он ничего не ответил, но и так было понятно — придёт, никуда не денется. Хью не узнал об этой встрече, когда он обернулся к дану, волхва и след простыл.
То был Всеслав. Он прожил на свете много-много лет. С малолетства умел оборачиваться волком и владел даром слышать лес и врачевать. Его золотое время ушло, оставив после себя лишь одиночество. Род Всеслава прервался — оба сына погибли, не дожив до зрелых лет. Последние зим десять он жил отшельником и готовился к смерти. Чтобы она не стала для него пыткой вместо перехода, ему нужен был преемник. Всеслав знал, что встретит его здесь, в Кий-граде, большом, шумном и забирающем его последние силы. Мадс не был молод, но годился волхву во внуки. Кто-то сильно искалечил его зверя, разорвав их связь с человеком, заставив обессилеть и медленно издыхать в мучениях. Такому враз помочь было нельзя, хотя он и попытался.
Всеслав ушёл из города вслед за Мадсом и его парой. Поселился в старом зимовье и умер там же девять седьмиц спустя. Он успел сделать немного, но смерть его была лёгкой.
***
— Мне нельзя было тебе ничего рассказывать.
Огромный серебристый волк лежал на груди у Хью, тяжёлыми лапами придавливая его к земле. Зверь смотрел на него умными глазами и «говорил» с ним голосом Мадса. Кельт был очень удивлён, но почему-то всё равно оставался спокоен и расслаблен. Они лежали посреди поля сочной зелёной травы, и бело-розовые облака скользили по вечернему небу над их головами. Было так тихо — ни шума ветра, ни птичьего пения, даже стрёкота вездесущих кузнечиков не было слышно. Трава под ним ощущалась мягкой и тёплой, словно мех животного. В какой-то момент Хью чётко осознал, что спит сейчас в своей кровати, и Мадс спит рядом с ним. «Теперь и такое с нами будет происходить?» — подумал он со смирением.
— Это твой зверь? — спросил вслух Хью, рассматривая волка во все глаза. — Разве он не мёртв?
Мадс-волк покачал головой.
— Если бы он погиб, погиб бы и я.
— Но как ты его вернул?
— Мне помогли.
Кельт не спросил как, он нахмурился и притянул волчью голову к своему лицу.
— А если Она вернётся? — Хью побоялся сказать вслух её имя. Вдруг Хель и правда услышит, и придёт за Мадсом.
— Не вернётся, — «улыбнулся» волк. — Моя связь с миром мёртвых раз и навсегда прервалась. Теперь во мне течёт другая сила. Та же, что за этими стенами в любой травинке и любом деревце, в полёте птиц и беге зверей, в жужжании пчелы и работе муравья. В тебе — моей паре.
Хью тяжело вздохнул. Он, конечно же, был счастлив, что дан выздоровел и его зверь в порядке, что ничьё преследование им не грозит, но все эти чудеса его смущали. Сон на двоих ещё куда ни шло, а вот чёмеры, русалки, домовые-сластолюбцы…
— Хью, — прервал Мадс-волк его раздумья. — Пора просыпаться. Кажется, время у Серой подошло. Она немного боится и просит моей помощи.
«Неужели!» — хотел было воскликнуть кельт, но только и успел моргнуть, и проснулся.
