Если рассказывать эту историю

Я же своей рукою сердце твое прикрою Можешь лететь и не бояться больше ничего Сердце твое двулико, сверху оно набито Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно. Агата Кристи – «Черная луна».

Игорь поднялся, чтобы быть наравне, и содрал с Андрея майку. Медленно, с силой провёл по его рукам от плеч до кистей, потом вверх, будто чтобы убедиться в существовании всего этого. Рукой прижал его руку к своей щеке, не поднимая глаз, поцеловал пульс на запястье. А когда всё-таки посмотрел, увидел, как тот нервно облизывает пересохшие губы, и подался вперёд. Снова вкус сигарет и чуть мяты – один на двоих. Мягкий податливый язык с непривычным шариком металла на кончике, вжимающееся в стояк Игоря горячее тело. Он спустил одну руку, чтобы расстегнуть молнию на джинсах Андрея и пролезть холодной рукой под резинку боксёров. - Пойдём в спальню, - пробормотал тот, отклоняясь. Потянул за собой, а мужчину внезапно взял смех. Толкая его на кровать, парень вопросительно вздёрнул брови. - Ну, - усмешка, - помнишь, мы жили на квартире. Уже с Редиской. И мы стояли в коридоре, а на кухне – кофе. Ты ещё был в том ужасающем, огромном свитере, и пока мы целовались, ты всё время говорил, что на кухне кофе и нам надо идти. Андрей, ухмыляясь в ответ, попытался вспомнить. Отвернулся, чтобы щёлкнуть выключателем. Вернулся. Втёр колено между ног Игоря и положил руки ему на плечи. Кровать была очень узкая, ещё советская, со скрипящими пружинами, но в спальне было теплее из-за масляного камина. - А ты хотел в спальню, да? - Вспомнил? - Угум. Я тогда развлекался самобичеванием по поводу блядства и думал, что с ним делать. И не знал. - А сейчас? – протянул руки, чтобы притянуть ближе. Уткнулся носом в изгиб шеи. - Что сейчас? - Не блядствуешь? – тон вовсе не вязался с резкими словами. - Блядствую, - Игорь скорее услышал, чем увидел кривую усмешку. – Только парюсь меньше. Надя говорит, что это нормально, так что я пытаюсь забивать. Игорь закусил губу от мутной досады и рывком перевернул их на кровати так, чтобы Андрей оказался подмят снизу, а он сам, наклонившись, немигающе уставился в серые глаза: - А Наденька – это твой персональный пророк? – и сразу же пожалел о вырвавшихся интонациях. Не то. Не так он хотел спросить. Но Андрей широко заухмылялся. Полез под пушистый свитер Игоря, вот только не снимая, а просто задирая, чтобы, обняв, погреть руки: - Не, - вякнул, - она мой Лаокоон. Ну, помнишь, тот псих, который всё предсказывал, что, Троя падёт, но ему никто не верил. - Андрей, не скажешь, почему мы говорим о других людях? О женщине. - Хмм, - притворно задумался, - можем, потому, что от них нигде спасу нет? У тебя, кстати, обалденный свитер, не подаришь? Руки у него уже согрелись, и он переместил их Игорю, на грудь, играясь с затвердевшими от холода сосками. Тот выдохнул поспешнее, чем следовало, выдавая, что это не оставило его равнодушным и нагнулся, сгибая руки, чтобы надолго припасть к чужой шее. Теранулся стояком о чуть согнутое колено Андрея, заставляя того невольно задержать дыхание: - У тебя встал, - после паузы, гортанным голосом, невесомо пройдясь по всей длине через ткань. – Помочь? Вместо ответа Игорь только глубже всосал кожу на шее и подался вперёд, словно уже – внутри. Парень дернулся от полубезумного приступа возбуждения – скорее от мутного, жадного предчувствия, чем от реального чувства. Он всё ещё помнил – живо и ясно – как нежно Игорь умеет брать то, что ему принадлежит. Как умеет успокоить плоть, чтобы через секунду она ещё горше горела на пепелище. Прогнулся – больше, больше, чтобы почувствовать, как тащит человека напротив, и сцепил ноги на его талии. Его плавило. Плавило до самой бетонной стены, за которой – нутро. И он втирался ближе, пересыхали губы и горло, и в яростной, немой жажде он заставлял себя сдерживать эту силу, чтобы не забыться, а видеть и ощущать. Понимать, что это именно Он. Спустя столько лет. Игорь, спускаясь губами вниз – сначала по ключицам, потом к соскам, оставлял на коже метки так отчаянно, как если бы у них осталось всего несколько часов. Коротко поцеловал живот и заставил Андрея расцепить ноги, чтобы одним движением стянуть всё вниз, оставляя того полностью обнаженным. Скидывая одежду на пол, стал на колени и чисто случайно краем глаза заметил мелькнувшую мальчишескую беззащитность на бледном лице. До него хотелось дотронуться. Как обычно. Как всегда. Ничего особенного. Только заполняющий до краёв вперемешку – чистый восторг и слепящее, горькое расщепление души на атомы. Он же сейчас совершенно открыт, - внезапно Игорь понял причину этого выражения. Он прекрасно помнил, как не любил Андрей это состояние – когда кто-то будто мог залезть рукой ему под кожу и достать бесстыдно трепещущее сердце. Не позволял никому себя таким видеть и только ночью расслаблялся, хотя иногда это была расслабленность загнанного зверя. - Хочешь, я выключу свет? Андрей пожевал губу, позволяя себя рассмотреть, прежде чем ответить: - Придурок. - Это значит нет? - Это значит будет темно, и ты грохнешься с кровати на раз-два. - Если ты будешь сверху, не грохнусь. Тот закатил глаза: - Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Лукавая улыбка: - У меня почти не осталось надежд. Ты всегда мне отказываешь. Тот вредно показал язык и тут же был крепко зацелован. Игорь поставил локти по бокам от чужой головы и медленно, снизу-вверх потёрся членом, через штаны, о стояк Андрея. Он помнил, как тащило его от этой прелюдии действа, а увидев, как тот сглатывает, коротким быстрым движением облизывает верхнюю губу, понял, что ничего не изменилось. Поэтому снова – сверху-вниз, и ещё раз, и ещё, переходя на томительно-медленный ритм, с той разновидностью терпеливого внимания, которым с помощью камней разжигают костёр. Его самого это заводило. До почти-лихорадки, до мелкой дрожи в коленях с зудящим, едва ли не болезненным ожиданием плоти. Это, и ещё немного, хотя, больше – осознание того, кто вжимает его в кровать, нужно было Андрею, чтобы окончательно потерять себя сегодня. Чтобы зрение заволокло мутным, тело – такой температуры, что плавило, плавило до кончиков пальцев. И это безумное, ритмичное ощущение, как задевает пах ткань штанов, за которыми не спрятать чужую похоть. Андрей бессознательным движением стащил из-под головы подушку, скидывая на пол, но всё ещё зажимая в руке уголок, а Игорь, вжимаясь, наклонился к его уху: - Анжи, - слетело бессознательно, - как давно… - голос охрип, пришлось прокашляться, но почему-то не стал продолжать. Тот глядел непонимающим взглядом, ещё секунд пять хмурился, соображая. Выдал: - Не помню. Недавно. Там, где-то в ящике смазка. Я сегодня… и вчера тоже… короче, должно быть нормально. Просто растяни… Презики тоже где-то там. Вместо этого Игорь стал на колени, прикусил мочку, приподнимая парня за поясницу и зад, чтобы крепко вжать в себя – плоть к плоти. Андрей, продолжая движение, снова скрестил ноги, но долго не выдержал – Игорь игрался с его ухом, запуская в раковину язык, облизывая и прикусывая мочку. - Ебать, - зашипел, - пожалуйста. Когда его не послушали, извернулся, заставил Игоря сесть на пятки, а сам привстал на колене, чуть перекосившись из-за неустойчивой узкой кровати, но, едва начал падать, мужчина перехватил его за локоть, притягивая к себе. - Трахни меня, - Андрей снова бессознательно, в жару облизнул пересохшие губы, - я уже не могу, правда. Тот улыбнулся – едва-едва, с хмельным лукавством и той нерастраченной нежностью, которую почему-то не получалось отдать никому другому: - Ты бы что ли сказал «давай займёмся любовью». Ему фыркнули в ответ: - Я тебе что, девица? - Не знаю, я бы сказал, - взял за руку. Коснулся губами сначала открытой ладони, потом внутренней стороны руки, ближе к локтю. - Ты конченый романтик. Это не лечится, - вздох, и сам первый полез целоваться. Заскулил, когда его член оказался в чужой руке и задвигал бедрами. Это было так сильно и чувственно, как было, наверное, только пару раз – наверняка из-за долгой разлуки, и Андрей почти не заметил ни как его неторопливо растягивали – только почуял свежий мятный дух смазки и лихорадочно убедился, что мужчина уже надел презерватив - ни как медленно, с напором, в него вошла чужая плоть. Он открыл глаза – оказывается, всё это время они были закрыты, хотя, мерещилось, вокруг пульсировали краски. Игорь навис сверху, напряженный, и капля пота стекала по его виску. Это была та поза, которую Андрей ненавидел больше всего – с ногой, закинутой Ему на плечо, так, что всё кажется до отвратительного открытым, и, что ещё хуже, можно увидеть выражение его лица. Он терпеть этого не мог – всегда отворачивался, а сейчас – растерял все ориентиры, потерялся, заблудился и растворился в чувстве, охватившем его с головы до пят. Он не знал имени этого ощущения, но помнил, что чувствовал себя так только с Ним, только ему позволил бы перейти черту. Игорь улыбался, но глаза были сосредоточенными. Наклонился вперёд, с ещё одним толчком внутри, заставившим Андрея закусить губу. Пробормотал что-то неразборчиво, бессмысленный набор звуков, но каким-то шестым чувством парень распознал «останься», правда – ничего не ответил. Не нужно было много, чтобы довести Андрея до предела – тот слишком долго этого хотел. В короткой передышке повернулся на живот, попытался выпрямиться на руках, но руки дрожали, и он рухнул обратно на локти. И когда Игорь между резкими, рваными движениями мазнул губами по позвонку между лопатками, Андрей содрогнулся и прогнулся назад так, что казалось, он переломится пополам, одновременно сжимая в себе плоть Игоря – тому стоило больших усилий удержать себя и отстраниться. Парень рухнул на кровать, жалобно заскрипевшую от такого движения. Какое-то время глубоко, часто дышал, но потом затих. Утомлённым, сытым движением перевернулся на спину: - Помочь? Усмешка в ответ: - Только если без продолжения. Меня сегодня на второй раз не хватит. - Стареешь? – поддразнил. - Взрослею. Андрей подумал пару секунд и рывком сел. Заставил Игоря облокотиться о стену, свесив вниз ноги, и сам слез на пол. - Я помогу, - шепнул, обхватывая плоть рукой и целуя, чтобы прервать любые возражения. И Игорь сдался. Нет, не так – притворился, что сдался, из-под полуприкрытых век наблюдая как делает с ним, что захочет человек, не перестающий изводить его даже во снах. Он вдруг почувствовал, как болят от пряных поцелуев-укусов губы, как медленно, но неизбежно чужие касания доводят его до изнеможенного пика. Он бы позволил ему сейчас абсолютно всё. Даже от осознания подобного страхом покалывало кожу. И Андрей словно понимал, читал мысли – но не пользовался. В этом, наверное, и была их та самая сложная, угловатая близость, когда, имея возможность не приласкать, а ударить... удара бы не последовало. Андрей не позволял отвести глаза, так что Игорь, кончая, сдерживая пусть не дикий, хищный взгляд, но хотя бы гортанный непристойный звук, выдавил невнятное «с-с-с». И, чего с ним никогда в жизни не случалось – почти сразу вырубился. * * * Игорь проснулся мгновенно, как вынырнул из воды. Несколько мгновений соображал где он, но память пришла быстро. Кажется, когда он вырубился, его обтёрли - кожу не сжимало неприятной плёнкой – а потом завернули в одеяло и накинули сверху большой рыжий халат, как покрывало. Сам Андрей спал, скрючившись в странной позе – обняв подушку, лицом вниз, прижимаясь левой щекой к холодной стене. Тусклый свет пробивался сквозь плотные коричневые шторы, сбоку на тумбочке нервно тикал дешевый квадратный будильник из светло-голубой пластмассы. Там же аккуратно стояла гитара в чехле. Игорь усмехнулся и тихо поднялся – ему повезло, что Андрей улёгся со стороны стенки и не пришлось ни через кого перелезать. Вне одеяла было холодно, поэтому, подняв трусы, мужчина решил надеть чужой халат. Халат был махровый, тёплый и здоровенный – явно не Андреев размер, и пах потом другого мужчины. Игорю впервые пришла в голову мысль, что между двумя сожителями что-то, да и могло быть, но утро было слишком хорошее, чтобы думать о таком, и он решил отложить размышление на потом. Босиком прошел на кухню – часы показывали семь пятнадцать утра. Учитывая, что возились они, наверное, часов до трёх – он проспал где-то четыре. Ну, всё же лучше, чем ничего. На работу сегодня на одиннадцать и хорошо бы поспать, но не может же он туда поехать в таком виде?! На коричневом полированном узком столе стоял желтый электрочайник, заполненный до середины. Мужчина включил его в розетку и клацнул кнопку на ручке. Сел на стул, включил телефон – он уже вряд ли заснёт, даже если попытается, а ложиться и полошить парня хотелось меньше всего. Закипел чайник. На столе в вазочке для печенья валялись пару пакетиков Гринфилда, он вскрыл один и отправил болтыхаться в прозрачной стеклянной чашке. Встал, решив сходить на балкон, покурить – это помогло бы расслабиться и дать время всё обдумать. Нашел своё брошенное пальто, достал оттуда сигареты с зажигалкой. Накинул его поверх халата и вышел. Голова, несмотря на недосып, была лёгкой. И на ум почему-то пришло – всё хорошо. Всё было наконец-то хорошо впервые за долгое время – хотя объективных причин для таких выводов совершенно не наблюдалось. Он настолько глубоко задумался, что заметил Андрея только когда скрипнула балконная дверь и тот, сонный, в растянутом вязаном свитере непонятного цвета, уткнулся головой в его левое плечо. - Опять бессонница? – пробормотал. Игорь кивнул, затягиваясь. Подумал рассеянно, что из всех знакомых ему людей только Андрей настолько чувствительный к этой его... особенности – у Алёны сон очень крепкий, среди ночи её мог разбудить только надрывный плач мелкой, Лариса включалась по будильнику или если сильно её встряхнуть, Варя накрывалась одеялом с головой, и выдрать её оттуда было делом нелёгким даже в самые лучшие времена… Он всегда просыпался раньше Фена, хотя «всегда» при длительности их знакомства слово весьма относительно. Мама… да, и правда, чего это он, мама всегда вставала, когда он не спал, но это было так давно… Игорь докурил. Педантично затушил окурок о пепельницу, а не скинул с балкона. Не поворачиваясь, потрепал Андрея по ёжику волос: - Разбудил? - Не, - вяло ответил тот. – Я чего-то всегда просыпаюсь, когда у тебя такая хрень. Он поднял голову и широко зевнул, прикрывая рот кулаком. - Как ты? - Зад болит. Могу даже где именно показать. Добрая усмешка: - Обойдусь… Не жалеешь, что не ты меня? Андрей закатил глаза: - Ты меня всю жизнь спрашивать будешь? Нет, не жалею. Я тащусь, когда ты ведёшь. Скажем так, все неудобства компенсируются тем, что ты трахаешь мне мозг и он в экстазе. Игорь вместо ответа подался вперёд и довольно властным движением прикоснулся губами к губам. Всего на секунду. Парень, отстранившись, наткнулся глазами на чашку на подоконнике и отхлебнул чего там осталось. Чай был уже остывший. - Ладно, пойдём, я сварганю нам на пожрать, а то так и с голоду помереть можно, - и вышел первым. Игорь последовал за ним, стягивая пальто и, прислонившись в кухне к раскладному полированному столу, пронаблюдал как парень достаёт из холодильника кастрюлю со вчерашними макаронами и замороженные котлеты, чтоб разогреть это всё на сковородке. На столе зазвенел телефон, и мужчина развернулся за ним – отдать Андрею. Пока отдавал, нечаянно скинул на пол бумажку. Парень, поливая маслом сковородку с коротким «спасибо» хапнул телефон и с первыми словами абонента радостно оживился: - Хола, Михель, как там твои кубинские родичи? – на ответ из динамика легко рассмеялся. Игорь, всё ещё задумчиво прислонившись к столу, смотрел на него – взъерошенного, полусонного, в огромном свитере, которых у него, видимо, пруд пруди, с пирсингом и обстриженным почти под ноль ежиком – и не мог понять, почему не в силах перестать улыбаться. Андрей прижав телефон плечом к уху, поддакивал некоему Михелю, одновременно выкладывая на сковороду их незамысловатый завтрак. Босой, переминаясь с ноги на ногу из-за холодного кафеля, наступил на что-то, зашипел и потёр о голень ступню. От нечего делать Игорь поднял бумажку, рассеянно её развернул. Сложенная вчетверо, она была отмечена кружком коричневого отпечатка от чашки, с мятыми уголками и номером телефона корявым почерком на обратной стороне. На развороте она хранила лейбл какой-то компании – что-то фармацевтическое, фамилию Андрея – Ольшевский, инициалы и ещё какие-то номера. Увидев, о чём пошла речь дальше, Игорь будто закаменел. Он пытался вчитаться в содержание, но не получалось. И не столько потому, что бумажка пестрила множеством непонятных названий, сколько потому, что мозг будто онемел – не получалось, как временная дислексия. И одновременно в голове ясно пульсировала мысль, что Андрей даже в эйфорийном беспамятстве сначала уверился, что Игорь надел презерватив. - Анжи, - негромко позвал, какой-то частью снова досадуя на себя – хотел ведь назвать нормально, а сболтнул, снова – как чувствует. Видимо, было что-то в его голосе, заставившее Андрея мгновенно обернуться, сказать в трубку: - Мих, у меня тут ЧП, я перезвоню… Да. Минутку. Нет, я не мухлюю… Короче, чао, - отключился и уже совсем другим тоном: - Та-ак, - подлетел и указал пальцем в самый низ бумажки, - видишь это слово? Это слово «отрицательный». Это значит, что всё нормально. Всё нормально, слышишь, псих?! Отвечая на требовательный взгляд, Игорь через силу кивнул. Попытался взять себя в руки: - Это из-за этого Надя так?.. - Да. Понимаешь, - он потёр руками щеки. – У чувака, с которым я спал, нашли ВИЧ. Он пришёл, извинялся, залил мне тут соплями полкоридора, ну, я ж тоже пошел провериться, мало ли что… Это, кстати, повторный анализ. До этого они говорили что-то непонятное и попросили явиться ещё раз через две недели. Я психанул, а тут Надька наведалась, и я всё как на духу выложил… Короче… Мужчина кивнул, заставил себя посмотреть на бумажку: куча непонятных названий, значений, цифр, выводов, но в конце «отрицательный». Игорь прикрыл глаза; мысли, только что замороженные, метались в багряном бешенстве: а может Дрон это тоже маска? Раньше был пай-мальчиком, хорошо учился, мамина радость – Андрюша, потом студентик с гитарой и склонностью к дури разного пошиба – Андрей, потом, Анжи – весь такой из себя бродячий, плавный, раскованный, а теперь – Дрон – мат, гитара и тяжелая наркота? Вич плюс. Так кто ты, к чертовой матери?! Нет, это он уже истерит, это нервное. Надо успокоиться. Он открыл глаза и увидел беспокойный взгляд Андрея. Тот подошел ближе, взял лицо Игоря в свои руки. Смотрел долго, точно что-то взвешивая, в конце успокаивающе улыбнулся: - Всё уже нормально, правда, - мужчина хотел ответить, что, да, он верит, но тут парень замер и пулей метнулся обратно к печке, взматерился – котлеты одной стороной пригорели намертво. И глядя на его спину Игорь подумал, что за его «всё уже нормально» прячется целый пласт прожитого и невысказанного – как вообще должен чувствовать себя человек, которому после результата на ВИЧ, сказали, что, возможно, он инфицирован, поэтому нужно сделать повторный анализ? Через пятнадцать минут они вдвоём выковыривали из сковородки макароны и несчастные полуфабрикаты. Андрей, решительно втыкая вилку в макаронину, спросил: - Тебе на работу? - Ага. - А у меня выходной. - Ты где-то ещё работаешь? - Конечно. Одними концертами много не прокормишься. - И кем? – подгоревшая корочка хрустела на зубах. - Всем понемножку. Подработки всякие беру, типа, грузчиком, репетитором. Иногда парни подкидывают у знакомых работёнку. - А чего не пошел на нормальную работу? Не адвоката, но что-то попроще? Андрей покачал головой: - Я уже говорил, офис – это не моё. Да и с нормальной работой не осталось бы времени на музыку. Тут что-то одно – либо ты играешь, либо ты нормальный. Ладно, замнём. - Хорошо, - легко согласился тот. Потом закусил с внутренней стороны щеку – он давно хотел спросить, но не знал, как подойти осторожнее. - Ну что? – хмыкнул Андрей. Не удержался и широко зевнул: - Я ж вижу, как ты хочешь чёт узнать. - Гмм… как там твои? Вопреки ожиданиям ответ последовал без даже капли горечи: - А что они? Сидят дома. Братья – такое, только старший в Израиль недавно на заработки умотал. Шлю им регулярно весточки, что руки-ноги целы, до сих пор не угробился. Они какое-то время молчали. Игорь задумчиво шкрябал вилкой по железной поверхности сковородки: - Скажи мне… - однако, передумав, досадливо тряхнул головой. – Извини, что-то совсем с катушек еду. Ты ничего не спрашиваешь, только отвечаешь. Как будто тебе всё равно. Тот рассеянно посмотрел на вилку – словно там, на кончике, можно было разглядеть ответ: - Я не знаю, что спрашивать. Это не в смысле, что мне пофиг, а типа – всё нормально. Пока ты здесь – всё нормально. И тут же, как ни в чём не бывало, встал и со вздохом «Пойду помою», взяв всю посуду, засунул её в раковину. Что-то в нём так и осталось неизменным – например, это нелепое нежелание выглядеть «немужественным», когда, казалось, никаких оснований считать так не было. И насчёт этого… неспрашивания – Игорь ведь раньше придерживался той же тактики – что всё впорядке, пока они вместе. И что вышло… Всё ещё не получалось понять – как правильно? Как… любить, что ли... правильно? В голову пришел совершенно левый вопрос: - Ты знал, что Фен гей? - Да, - ответил, из-за плеча. - И… И ты знал, что он подойдёт ко мне? Андрей, прикрутил кран с водой и, обернувшись, закатил глаза: - Я не знал, что он знает, что ты би. Но… я мог себе представить. - И что бы ты делал, если бы мы с ним стали встречаться? Он промолчал. Посмотрел выразительно на Игоря. Потом, наконец, спокойно произнёс: - Я думаю… - медленно, с расстановкой… - Тогда бы я попробовал не пересекаться с тобой. - Ты легко сдаёшься. - Ты - ещё легче. Какое-то время Игорь просто наблюдал как парень методично оттирает сковородку. Вздохнул: - Эй. - Ммм? - Расскажи мне о себе что-нибудь. - Тебе просто потрепаться или реально хочешь что-то услышать? - Ну-у… реально… Мы так долго не разговаривали, - и тут, Игоря как осенило. – Ты знаешь, чем дольше мы встречались, тем меньше разговаривали. Когда… помнишь, твоя работа… мы почти не говорили. - Разве это не значило, что мы лучше понимаем друг друга? - Разве это не значило, что мы перестали друг друга понимать? - иронично. - Думаешь? – Андрей повернулся спиной к раковине, скрестив руки и опираясь на тумбочку. - Я уже ничего не думаю. Мне хорошо, что ты тут. - А как же… твои? «...твои»... Такая ноющая тяжесть в этом слове. - Мои… это не мои, они рядом, вот и всё. - Ты всегда притягиваешь людей. Вспомнилось: «рубаха-парень с солнечным сердцем. Вожак, мать его, всей окрестной живности». Андрей усмехнулся, так давно это было. Игорь упёрся локтями в стол и положил на сцепленные в замок пальцы подбородок: - Можно я буду звать тебя Анжи? Тот пожал плечами: - Зови, как тебе нравится. Спутанные интонации, но Игорь понял. Уловил эту вибрацию. Поднялся, подошёл, мягко поцеловал левую щеку, скулу, подбородок. Поднял глаза – и в нём снова было что-то, от затаившегося хищника. Создание, которое он никогда не показывал женщинам… потому, что они слишком трепетные… Или нет. Или ложь. Женщины трепетные? Да в некоторых вещах они многим дадут фору, только… - Хочешь, я больше никогда не буду называть тебя Анжи. Только скажи мне. Тот выдохнул: - Мне срать, как ты будешь меня звать. «Главное – зови», - повисло в воздухе. Взгляд Игоря случайно скользнул по небольшим наручным часам, почему-то висевшим на вазе возле раковины. Цыкнул: - Черт, мне уже надо на работу. Андрей, к которому начало возвращаться утреннее полусонное состояние – положил подбородок на плечо мужчины и лениво вздохнул: - А? Ага, ну ок. Ты одевайся, а я щас домою и провожу тебя. Десять минут спустя он, прислонившись плечом к стене коридора, смотрел как Игорь здоровой железной ложкой помогает себе обуться. Накинул пальто и, не зная, как попрощаться, уже взялся за дверную ручку, когда Андрей протянул вчерашнюю куртку с капюшоном: - На, положишь на заднее сидение. Тот качнул головой: - Отдашь, когда придёшь. - Блин, ты гонишь, просто положи её сзади. - Нет уж, оставь себе сейчас, пусть это будет поводом… Или ты хочешь, - прищурился, - чтоб это мы последний раз… вот так? Парень сразу сдал назад: - Ладно, я ж как лучше… Иди, короче. - Но ты придёшь? – упорное. Андрей с секунду колебался, ответил с непонятной улыбкой: - Приду. Игорь кивнул, открывая дверь. Но всю дорогу до дома он не мог отделаться от неприятно-неопределённого ощущения, что это была улыбка Анжи.