Если рассказывать эту историю

Огромный букет белых роз возник неожиданно, едва не выпрыгивая из-за поворота. Они стояли в ведре, свежие, блестящие каплями воды под вечерними огнями большого города. Анжи, вяло челгая с очередной подработки, сначала на автомате прошел мимо, но через несколько метров остановился, резко стопорнув. Он хотел эти цветы. Но не для себя. Просто… они так подходили Игорю. Не то чтобы раньше ему не попадались розы или белые цветы. Обычно он проходил мимо, даже не задумываясь, в усталой апатии или занятый своими мыслями. Не то, чтобы они не дарили друг другу подарки: Игорь покупал ему струны, грифели, шарфы и перчатки. И конфеты, много конфет. Он дарил Игорю кружки взамен постоянно бьющихся, подбирал ему рубашки и галстуки с шаловливыми сюжетами… Но сегодня… Сегодня хотелось особенного. Хотелось подарить ему их. Без повода отдать огромное белое облако, со знаменитыми словами из детского мультика: «Просто так». И увидеть как собираются маленькие морщинки у него возле глаз от нежной улыбки. Он ведь не Анжи, он не подумает: «ты со мной, как с женщиной», он поймет правильно, поймет как: «я люблю тебя». Потому что для Анжи это так сложнопроизносимо. Точно на него упадет метеорит, стоит буквам сложится в слова. Со временем становится проще. Жизнь оказывается длиннее, чем казалось, мнения сходятся, расходятся, одно вытекает в третье, люди меняются, устои меняются, меняются правила и общепринятые формулы бытия. Но когда прошлое уже отлило личность в некую форму, преобразоваться во что-то иное не всегда получается. Но есть цветы. Белые. Целый букет. Он пошарился в карманах, но там осталось лишь на проезд и, самое лучшее, на чизбургер в Маке. Зарплата на подработке ожидается аж в конце недели… но дома есть заначка. Поехать и вернуться? Чертова куча времени. Поискать что-то возле дома? Но он хотел именно этот букет. Глянув на часы, Анжи поспешил домой, надеясь успеть быстрее Игоря, однако застрял в пробке на Проспекте Победы, кляня себя за лень дойти до метро. Мог же, но, как говорится — поспешишь, людей насмешишь. В итоге, вернулся только к восьми, когда Игорь нарезал салат на ужин, методично кроша на досточке петрушку. Они рассеянно встретились взглядами, каждый сам в своих мыслях, и Игорь оттаял первым, откладывая нож и подставляя руки под воду, чтобы обнять. Анжи же, скинул на пол рюкзак и, не разуваясь, полез в тумбочку с обувью, открывая дверцы. Игорь, шагнув в коридор, навис над ним, пытаясь поймать взгляд. — Привет? — осторожно обратил на себя внимание. — Ммм, привет. Считай, я ещё не вернулся. Я скоро буду, — открывая коробку из-под любимых кроссов. Игорь некоторое время молчал. Наблюдал. Конверт показался из коробки и исчез во внутреннем кармане. — Куда? Тон. Он мгновенно насторожил Андрея, заставил всмотреться в глаза. Напряжение. И тревога. Нехилая такая смесь. Глупо говорить про цветы сейчас. Тогда не получится сюрприза, и Игорь может его отговорить, скажет, не нужно ему. — Надо кое-что купить, — ответил уклончиво. Это стало наибольшей ошибкой. Игорь весь сжался в пружину, точно готовясь к прыжку, нападению, однако произнёс обманчиво мягко: — Я не хочу, чтобы ты уходил. Андрей непонимающе нахмурился:  — Почему? Я скоро вернусь. У нас что-то горит? На лице мужчины дернулась нервно скула:  — Сам подумай. Я не хочу, чтобы ты уходил. Да какого черта?! — Какое тебе дело?! — Андрей вспылил, пятясь назад, словно его собирались запереть. Так всегда происходило, когда ему что-то запрещали без объяснения — хотелось сделать это, назло, чтоб знали, с кем имеют дело! Игорь ухватил его за плечо железными пальцами, но парень раздражённо вырвался, стукаясь спиной о дверь. — Не смей указывать мне! — прошипел, нащупывая дверную ручку и буквально выбрасывая себя в подъездный пролет.  — Ну и катись к своим дружкам! — донеслось вслед. На том же топливе его вынесло во двор, но лицо Игоря осталось перед глазами. Злость придавала его чертам острые углы. Но почему он говорил, словно о предательстве? Будто Анжи собирался на заначку снять девчонку на ночь в каком-нибудь клубе… Клубе, ах точно, наркотики, как же он сразу не понял. Губы Андрея скривились в кислую гримасу. Наркотики. Он покончил с ними. Они не мешали ему жить… Вернее, мешали — но не ему. Игорь сходил с ума — тихо, исподтишка, давил в себе сначала, чтобы не разрушить их едва восстановленные отношения, но потом не выдержал и начал душить, как только он умеет — нежно, неожиданно, в мягкое место. Осторожная охота. И добился своего, в основном из-за желания Андрея уступить ему, утешить, потушить беспокойство. Это было одно из тех поражений, которые позволяешь только любимым. А тут. Всё в нем кричало — он не доверяет мне! Не уважает меня! Думает я вернулся к старому, хоть и обещал! Словно открылась незаживающая рана, мерзкий голосок, без конца вторящий: «убей, убей!» Убей в себе всё живое, тогда и боли не останется. Андрей присел на корточки и зажмурился. Игорь был неправ, да, но он говорил небезосновательно. Как всегда, сложнее всего стать рядом на скамью подсудимых. Пьедестал. Он ещё не научился делать так хорошо, постоянно, но сегодня… Игорь готовил ужин. На двоих. И улыбался, нарезая петрушку. Думал об Андрее. Наверняка. И смотрел потом вслед. Отчаянно. Не уходи. Душу тебе отдам, только не уходи — под пеленой злости. Не на себя ли, за то, что «не уберёг». Как маленького. Он может. Думалось рвано, огрызками. Перескакивая секунды, сезоны, расстояния. Он не уйдет. Он переварит, зайдет в подъезд и они поговорят, а не как обычно. Нащупал в кармане пачку, закурил. Сложно… забери меня отсюда. Ты делал это так много раз в прошлом. Возьми меня себе и не отдавай. Обнимай так долго, пока я сам не захочу отпустить. Ласково. Мимо проходили люди с сумками, но никто не заглянул в их подъезд. Уличные фонари освещали упавшие кленовые листья, грязные, красные. Было грустно и красиво. Нужно зайти. И извиниться хоть раз, даже если он не неправ. Почему только так сложно? Собравшись с силами, Андрей встал и хотел было открыть дверь, но понял — ключей-то нет. Остались в дверях, когда он трусливо сматывал удочки. От досады на себя самого сплюнул на землю и сел на корточки ждать. Когда-нибудь кто-то придет, и откроет дверь. Секунду мелькнула мысль покричать в окно — и пропала. Детский сад. Можно позвонить, но… Нет, неверный вариант, нужно вживую, чтобы сказать правильные слова. Чтобы стопроцентно знать: Игорь рад его приходу. Сложно. Иногда невыносимо — эти отношения. Но по-другому — ещё хуже. Одна сигарета сменялась другой, а люди все не заходили. Может, и правда позвонить?.. Небо затянуло тучами, серыми под лунным светом, и казалось вот-вот заморосит мелкий дождь — его для полного счастья только и не хватало. Андрей начал потихоньку замерзать без движения — нос и кончики пальцев. Не удивительно, на дворе поздняя осень. Если никто не придёт… можно написать Наде… и оставить Игоря одного? Но не сидеть же до утра. Наконец, к подъезду подошла соседка, с которой Анжи никогда раньше не встречался. Поглядела подозрительно, как на неблагонадёжного гражданина, но дверь открыла — куда деваться. Она поднялась на этаж выше, а Анжи остался на своём, нерешительно топчась у порога. Ключи с входной стороны больше не торчали, но когда он тихо нажал на ручку, дверь оказалась незапертой. Он никогда не запирал её после ссор, точно оставляя условный сигнал, свет маяка — я здесь, я жду тебя. Точно нежный, милостивый приказ «Заходи!» Игорь сидел за столом на кухне, рядом с тарелкой салата, опираясь лбом на ладони. С прикрытыми глазами, но он явно не спал — сидел, грузился, наверное, травился ядом сожалений. Стоило Андрею зайти — заметил, вскинув голову.  — Пришел, — на выдохе. И в самом дыхании слышалось удивление. Как всегда, как обычно. Андрей заставил себя снять обувь и куртку, хотя сердце щемило и учащённо билось. Заставил себя сказать спокойно, избегая прямого взгляда:  — Я понял, о чём ты подумал… Но я просто хотел купить тебе цветов. Шел с работы и увидел белые розы… подумал, ты обрадуешься, — голос по мере объяснения невольно становился тише, смущённее, будто купить ему цветы хуже, чем потратить заначку на парочку цветных таблеток. Андрей, глядя под ноги, услышал рваное дыхание и за ним:  — Прости. Извини меня. Я такой дурак.  — Не надо, — оборвал. — Ты же не просто так сорвался. Я… понимаю. Они стояли так молча и неловко, в непривычном расстоянии друг от друга, и от дистанции тело начинало тянуть магнитом, подрагивать кончики пальцев, сушить губы, словно они подростки, никогда не дотрагивающиеся до чужой плоти. Разве такой должна быть любовь?.. Разве любовь что-то должна?.. Пока Андрей сопротивлялся, думал, им нужно поговорить, Игорь успел малодушно сдаться:  — Можно, — сказал тихо, — дотронуться до тебя? Анжи поднял взгляд и нежная, родная улыбка мягко толкнула его в грудь. Они вместе. Вместе с этим сложным, невыразимо важным человеком. Их никто не заставлял, не принуждал насильно. Они вместе не из-за «плохо», «больно» и «отвратительно», а несмотря на. Потому что за этим больше. За болью — больше. Потому что боль — это ступеньки, и добираясь до конца невозможной лестницы, получаешь больше, чем ожидал. Осознаёшь: причиняющий себе боль — ты сам. А он — совсем наоборот. Получаешь его — целого человека — нежного, страстного, отвратительно вежливого с посторонними, заботливого, готовящего им кофе по утрам, звонящего вечером, подставляющего спину, подающего руку, целующего, улыбающегося по-особенному — только тебе; в глазах которого сквозь любую скорбь «не уходи!», душу мою ты уже забрал, так останься. Останься. Человек для которого ты — душа. Цельный или поломанный, живой или мёртвый, дурной, укуренный, с просвечивающимся сквозь заработанные жизнью трещины отчаяньем из-за собственного существования. Свой. Мой. Забери меня себе и никуда не отпускай. Давно Андрея так не накрывало. Он зажмурился от непрошенного, и сам упал в объятие — долгое, крепкое. Услышал у виска:  — Я думал, ты опять ушел надолго. Каждый раз хочется тебя искать, думал, кому звонить… Нервы стали ни к чёрту. Андрей повернул голову, чтобы встретиться с холодными губами своими в коротком прикосновении.  — Стареешь. И что ты во мне нашел? Игорь помедлил, усмехнулся:  — Вселенную. Андрей не мог не заулыбаться:  — Чёрт, ты вечно такой романтик. Пришло же в голову.  — А ты? Хотел подарить мне цветы.  — То другое, раз в год — не показатель.  — Я люблю тебя. Не в силах произнести ответное, парень поднял подбородок:  — Я ж говорю — романтик.  — Просто скажи: «я тоже», — греет. Мотнул головой, чувствуя заливающий щёки лёгкий румянец. Почти незаметный:  — Ты и сам знаешь. Что с ним сегодня? Глупые эмоции, но ничего не поделать, и внутри всё летит — к чертям, в тартары, в восторженном «мой!» голосом Анжи. Игорь ловит волну — качели, и рука сама привычно тянётся к его паху. Возьми меня себе. Возьми меня. Ладонь Игоря спускается с талии ниже и они оба делают шаг.  — Хочешь? — уточняет, зная ответ. Под пальцами Анжи дернулась плоть и он провёл подушечками вверх-вниз, едва касаясь ткани.  — Хочу, — ответил. Смотрит в глаза, наслаждаясь их цветом, оттенком, маленькими морщинками возле век. Это один из его самых любимых моментов — тянущихся, карамельных. Предвкушение, играющее на струнах, телесный голос, тяжесть в паху. И движение — начало конца — он сгребает Игоря за воротник, не сильно, чтобы не порвать, и тянет за собой. Возьми меня себе, и не отдавай. Отныне и навсегда.