Out of you

Высокочастотные биты пробивались даже через звукоизоляцию VIP-зоны. Ощущение такое, словно над ухом кто-то назойливо стучит в большой бубен. Барышня-официантка услужливо ставит передо мной коктейль, украшенный вишенкой, и уходит, а я вопросительно смотрю на Хару. Он молчит, с интересом изучая свой шот. — Да съешь её уже, чего примериваешься? — говорит он, не отрываясь от стакана. — Красненькая такая… вкусная, наверное… Показательно кладу ягоду на язык, выплевывая черенок, жую и морщусь — приторно-сладкая. — Я скучал. Он скучал? После встречи в Осаке Хара ни разу не проявился, хотя я очень ждал. Не циклился, разумеется, но рассчитывал на чёртов звонок почти две недели! И когда надежды почти иссякли — он вдруг нагрянул, как снег на голову. Это были весьма противоречивые чувства. Сначала я ощутил прилив неожиданного счастья, но, увидев лицо Рейты, тут же задумался: появление Хары в нашей репетиционной выглядело чистейшей провокацией, и я, честно говоря, не знал, как реагировать. А потом поймал на себе взгляд Юу… В общем, стало ясно, откуда ветер дует. Рейту загнали в угол, а Широ — сукин сын! Он даже Дайске сюда «припахал». Не получив от меня вразумительных ответов, Аой вздумал во всём разобраться самостоятельно. А методы у него всегда какие-то… ну, неделикатные! Надавать бы ему по носу за такое, но, это же Аой! С русской поговоркой про любопытную Варвару он точно не знаком! Ну, с Юу всё понятно: он хороший друг; а вот чем руководствовался Тошимаса Хара, когда явился к нам, известно лишь ему самому… Стоило ли проделывать такой путь ради того, чтобы просто предложить мне встретиться? Тур Dir en Grey начинался почти одновременно с нашим, с разницей всего лишь в несколько дней, и при желании, мы могли бы пересечься с ними в Нагойе, либо в Токио. У нас была общая концертная площадка. Откуда знаю? Широяма рассказал. Их тур начинался в Токио, а наш — Токио заканчивался. Символично, правда? …Встреча состоялась в приватной зоне одного клуба, владельцем которого являлся кто-то из приятелей Тошимасы. Я уже бывал тут несколько раз, и, памятуя о располагающей к интиму обстановке и перспективе вновь опробовать местные коктейли, начал именно с них. В итоге передо мной стоял уже третий стакан, а я всё никак не мог определиться. Просто вливал в себя алкоголь, не разбирая комбинации вкусов: то сладко, то горько, то недостаточно кисло, а муть в голове так и оставалась мутью. Наверное, потому, что я ходил нетраханный уже две недели, а рядом сидел Хара. Или всё же потому, что я не хило так психанул из-за его неожиданного появления. Вот эти два компонента мне никак не удавалось привести к общему знаменателю. Я сидел, накачивая себя градусами, и не мог понять, чего же хочется больше: поскорее предаться разврату или высказать своё «фи»? Тошия загадочно улыбается: он слышит возбуждённое звучание моих нервов. — Как дела, Таканори? Факт сексуальной озабоченности явно превалировал надо всем остальным. «Я не-тра-ха-нный…» Красивые ладони, прямая спина, мускулистый живот. Сдержанные манеры, вкрадчивые интонации. Я невольно раздевал Хару взглядом. Ноги. Бёдра. Да с него статуи ваять можно! Даже с члена. Сделать слепок этой красоты на память и любоваться, когда станет совсем тоскливо. Член у мужика тоже может быть красивым. Особенно эрегированный. Совершенный стояк. Кажется, я только что изобрёл новый оценочный критерий… Ну, а что? Круто было бы выпустить партию из силикона с одноимённым названием и продавать в качестве мерча. Жаль, что общественная мораль не позволит опуститься так низко. А то раскупили бы, наверное, махом! Мысль об этом заставила рассмеяться: знал бы Хара… — Руки-кун… прекрати представлять меня голым. Улыбка моя глупая. «Хотебельная». Даже говорить не надо. Рядом с Харой я словно озабоченная «бангя»: кусая губы, теку, представляя, как он берёт меня в разных вариациях. — Я не железный… — доносится его голос. Моменты предвкушения… они порой заводят сильнее самого секса! Буйство пьяного воображения, бесконечный полёт по Фрейду. Обожаю! Прикрывая глаза, откидываюсь на спинку стула, сцепляя руки сзади. Твоя «девочка» созрела, Хара… Во мне больше не осталось никакого стыда.  — Я не прикоснусь к твоей ужратой тушке, пока ты не проявишь себя цивилизованным членом общества, — шутливо возмущается он, и, дабы я не напридумывал ничего лишнего, уточняет: — Поговорить сначала бы надо, для приличия! А я уже много чего себе напридумывал. Не знаю, как там насчёт общества, но мой член себя проявил. — Как мои дела? Сам видишь как… Наверное, интересно наблюдать, как я… эм… дохожу до кондиции? — Исчерпывающий ответ… — задумчиво произносит Хара. — А к чему приурочим особую тягу к алкоголю?  — Вкусно! — Солгал я, указывая на коктейль. На самом деле, пьяным мне легче высказаться — алкоголь даёт свободу выражений… Тошия хочет поговорить — пожалуйста. Начинаю жевать соломинку. — Ты ведь мог просто мне позвонить, Хара. — Мог. — Ты мог позвонить и предложить встретиться здесь по телефону… — упрямо повторил я, раздумывая, выплеснуть ли своё негодование, или всё же, стоит воздержаться… — Твоё появление выглядело так, ну… будто ты пришёл заявить о своих правах… Можно, конечно сослаться на мою нездоровую фантазию, но, сам факт. Тошия внимательно изучает выражение моего лица, недоумённо приподняв бровь: — Меня так и подмывает назвать всё это бредом… — Появившаяся серьёзность во взгляде любовника уж слишком противоречила его улыбке. — Чего ты испугался? — Может, за Сузуки… — пытался отшутиться я, поздно сообразив, что Тошия такую шутку не воспримет. Взгляд у него глубокий и чёрный, словно бездна. И не успел я подумать, как меня тут же затянуло в её глубины. — Он не причина, Руки-кун. Дело в тебе. Для меня разница между доминированием в постели и в реальной жизни не такая уж и большая. Принцип действия схож — один подавляет другого. Горький опыт отношений с Акирой до сих пор стоял перед глазами. Какая чушь! Я никому не позволю помыкать мной в плане творчества или пытаться изменить жизненные приоритеты: хотя бы в этом я волен распоряжаться собой. Но когда рядом оказывался Хара, внутри меня будто что-то щёлкало, переключая привычный механизм действия на иной режим. Я страстно желал впустить его в свою жизнь, нарушая данные себе обещания, но когда он вдруг сделал маленький шаг навстречу — я испугался. — Ну, чего замер-то? — усмехаясь, спрашивает он. — Ты слышал выражение «инициатива наказуема»? — Не мешай койку и всё остальное, подозрительный мой. Мы пока просто трахаемся. У меня нет никаких прав. Услышав это, я давлюсь алкоголем. Пока? Что значит это «пока»? Он что, задумался о перспективах? Внутри меня неожиданно возликовало пьяное «я». — У тебя они есть, Тошия, — вдруг слышу, как развозит это «я» севшим голосом. — И я —точно больной, раз нахожу это приятным. — Ты мой саб, — резюмирует Хара. — Это выработанная привычка, а никакая не болезнь. — Но, пользоваться своим… влиянием в других ситуациях как-то… ну, неправильно, Хара. — А это кто сейчас во мне сказал? Моралфаг?  — Не доводи до абсурда, пожалуйста, — невозмутимо отвечает он, вытирая излишки коктейля с моего подбородка. До абсурда? Абсурдно сейчас ловить языком его пальцы, обсасывая их с небывало фанатичным рвением. Мои слова совершенно не вяжутся с тем, что я делаю. Сначала высказываю своё недовольство, а потом… Короче, моралист во мне исчез, не успев толком проявиться, а подпитое либидо адски влекло к Тошии, убеждая, что — я животное в период гона. Однако, это не лишало способности уловить неоднозначость разговора, ибо Хара снова не договаривал. Слишком лояльной показалась его реакция, и я ждал развязки. — Мы можем возобновить договор, — вдруг произносит он. — И я буду обязан предупреждать о своих визитах и звонках, чтобы не подпитывать твою мнительность нелепыми домыслами! Ты этого хочешь? Ну, собственно, вот и началось! Моё заявление не могло не задеть его самолюбия. Злился ли Хара? Как выяснилось, да. Но ведь я сказал то, что думал. — Договор? Опять? — Ну, так ты поймёшь, что я не монстр и успокоишься. Ослабив галстук, задумчиво и сосредоточено Тошия расстёгивает на себе рубаху. Пальцы аккуратно вынимают из петель маленькие пуговички. Спокойно-размеренный стриптиз скрытого напряжения. И я понимаю, что пока мой любовник не реабилитирует своё уязвлённое эго, никаких объяснений мне от него не добиться. — У нас с тобой очень странные отношения, Тошия-сан… — И тебе снова приспичило их выяснить. И внезапно я задался вопросом: «А не слишком ли много во мне эгоизма?» В том-то и дело, что слишком. И Хара считался с этим, поскольку заинтересован во мне. Пытаясь понять, он щадил мои чувства… а я? И вдруг на секунду я представил себе Рейту. Как бы тот повёл себя в данной ситуации? Его хлебом не корми — дай поорать и поразмахивать кулаками. Хара же «скандалил» иначе. — Глаза в пол и руки на место. Ноги шире. Взялся соблазнять, так играй по правилам. Послушно возвращаю телу прежнее положение. Чувства Тошии проявляются в поступках. Он отыщет компромисс, выплёскивая агрессию в сексе, а я буду поощрять и следовать за его фантазей хоть на край света. И совершенно не против, чтобы на мне отыгрались, если это поспособствует укреплению связи… Надежда на то, что он, наконец, выскажется, хлипкая, да и формулировочка про связь дебильная. Но всё же… — А мы не могли бы… вернее, ты ведь можешь это… во время... ну… — Я попробую, — он подаётся навстречу, и вкус крепкого алкоголя обжигает мне рот. — Но гарантий не дам, — добавляет он холодно. Выныривая из наваждения, судорожно хватаю ртом воздух. Первый поцелуй за сегодня, и, видимо, единственный… Пульс бьётся где-то в животе. — Прости, — шепчу сдавленно. — Простить что? — отстраняясь, спрашивает Тошимаса. По настрою вижу, что прикасаться к себе он не позволит. Но хотя бы заткнуться не просит — уже хорошо. — Не знаю. Меня грубо сдёргивают с места, укладывая животом на стол. — Знаешь! — Колено вклинивается между ног, принуждая расставить их шире, и горячая ладонь собственнически ложится на мой зад. Волна экстатической дрожи предательски пронзает тело, вырывая из груди рваный вздох. Внутри всё горит предвкушением близости, но Хара вдруг жёстко хватает меня за промежность, и задыхаясь от боли, я замираю. — Руки-кун, я буду очень признателен, если ты перестанешь сравнивать, — Хара говорил спокойно, но я понимал, насколько его бесит тема. — Потому что я — не твой идиот Рейта. И то, что хорошо ему — для меня неприемлемо! — Тошия отстраняется, и моё тело получает свободу. Сажусь на стол, пытаясь выровнять судорожное дыхание. Наверное, у меня всё сейчас на лице написано. Но я не мог не сравнивать, прикидывая различные варианты эфемерного будущего. — Раздевайся. В его взгляде появляется мрачная отрешённость, спровоцированная возбуждением и злостью. Он толкает меня в грудь, опрокидывая на спину, но ловит рукой под голову, смягчая удар. Пальцы держат ремень, цепляя язычок молнии, и я помогаю стянуть с себя джинсы, чтобы сэкономить время. — Кольцо. Хара просил его носить с собой, как возможный игровой атрибут, и я выполнял приказ, перекладывая девайс из кармана одной одежды в другую. Киваю Харе в сторону джинсов, и вскоре, его умелые руки погружают мою плоть в тесный плен силикона. Хара не торопится, но небрежность движений выдаёт его. Пик его терпения непредсказуем, как змея, которая свернувшись в клубок, готова броситься и ужалить в любой момент. Он достаёт лубрикант, и выдавив немного на пальцы, размазывает прозрачный гель. По комнате распространяется лёгкий аромат вишни. Свободная рука расстёгивает штаны, и ладонь скользит по члену настолько естественно, что движение завораживает. А я весь целиком и полностью к его услугам, но меня игнорируют, позволяя лишь наблюдать. А он… чёрт возьми, как же красиво он это делает! В меня летит тюбик смазки: я принимаю, что прикосновений сегодня минимум. Но роль, которую он мне уготовил, я обязан исполнить с блеском. Я его вещь. Страсть к боли воспевает гимн мазохизму. Подготовка нужна не особо — я привык, и вполне осознаю, что восторг от вторжения плоти, вспарывающей нутро, граничит с патологией. Да какая, к херам, разница! Дышу ровно и закрываю глаза, выполняя то, что от меня требуется. — Открой, — говорит Хара, тяжело нависая сверху. Он наблюдает, как в процессе «удовольствия» изменяется размер зрачков. Да, по ощущениям сейчас меня будто пронзают калёным железом. По лицу Хары пробегает тень удовлетворения, а я, стискивая зубы, вцепляюсь ногтями в его зад. Но разве кому-то под силу удержать набирающий скорость локомотив? С моей стороны не стоило даже и пытаться. Хара возмущенно рычит, заставляя убрать руки; жёстко толкается, провоцируя на крик, сдаёт назад и делает плавный рывок в моё тело. …Мой садист. Можно ли получать кайф от знания, что причинённая боль приносит не только страдания? У него сейчас, должно быть, крышу сносит от морального оргазма. А я — вещь. Резиновая кукла. Мне нельзя шевелиться, прикасаться к нему и разговаривать. Удары по простате генерируют спазмические всплески наслаждения. Хара делает «хорошо», лишь нарушая баланс с «унизительно». Нравится ли мне такой подход? И да, и нет. Да, потому что в такие моменты я вверяю ему всего себя. Нет, поскольку порой становится страшно от осознания, насколько далеко в этом можно зайти. «Не дальше, чем ты способен вынести». — Его слова. Руки сами тянутся обнять его — очередная победа чувств над разумом. Хара фыркает, останавливаясь, и чтобы предотвратить возможные романтичные поползновения с моей стороны, снимает галстук и, молча, фиксирует мне руки за спиной. Я уложен на стол вниз лицом. Пальцы Дома вцепляются мне в волосы, чтобы его «вещь» прекратила, наконец, проявлять самосознание. Кукла должна удовлетворять желание хозяина, своеволие наказуемо, а Хара в этом мастер. Послушно принимая его семя, я почти смиряюсь с тем, что заслужил, чтобы остаться без оргазма. Но, похоже, я ошибся: это ещё не всё. Меня стаскивают на пол. Я лежу на боку, под голову Хара подсовывает свою аккуратно сложенную рубаху, а моя брендовая майка бережно подкладывается под член. Придвинув стул, Хара садится на него и закуривает, снисходительно глядя сверху вниз. — Ты секс со мной тоже считаешь покушением на свою чёртову независимость? Отвечай, параноик несчастный. — Конечно, нет. — Конечно, нет, — повторяет он расслабленно. — Рот открой, язык высунь. Дальше! — Он стряхивает пепел, и острый носок замшевого ботинка прищемляет мой язык к полу. — Умница, вот, так. Не против побыть пепельницей? — он говорит, не вынимая сигареты изо рта, и дым летит мне в лицо уже вполне прицельно. — Чего молчишь? Не нравится? — Перетянутая эрекция мучительна. Хара наклоняется, чтобы снять кольцо, и его вторая нога тут же пригвождает к полу мой член. — А так? — Я давлюсь воздухом, когда ботинок начинает беспощадно топтать мою плоть. Святое дерьмо! Я ничего не мог возразить. Хотелось орать, но из глотки вырывались лишь какие-то нелепые всхлипы и стоны. — Не может не нравиться! — шипит Хара сверху. — А знаешь почему? Ты доверяешь мне это… И вот, что бесит… — задумчиво продолжает он, — куда девается это твоё сраное доверие за пределами блядской койки?! — Хара продолжает экзекуцию, и нога давит сильнее, а я, не помня себя, начинаю выть уже совсем по-звериному. — Мы оба знаем, чья это вина, — говорит он. — А я не согласен ограничивать наше общение одной лишь постелью, понял? Мы вернём договор, и ты отменишь пункт о невмешательстве. Не смей лишать меня ответственности, Руки-кун! Напряжение и боль достигают апофеоза, и я с осознанием своей полной беспомощности забрызгиваю спермой его обувь. Тело будто взорвалось… я потерял способность дышать, но через мгновение обрёл её снова… Уставившись в одну точку, я тупо лежал, не заметив, что Тошия развязал мне руки и теперь разминает запястья. Оргазм был потрясающий. По правде говоря, мне стоило разозлиться, как минимум, но ничего подобного я не чувствовал. Хара сказал всё, что было нужно. И сделал из меня пепельницу, гад. — Сукин сын, — выдаю, наконец. Тошия невозмутимо смотрит сверху вниз, иронично приподняв бровь, и затем, кидает мне пачку салфеток. — Не я захотел выяснять отношения во время секса. — Всё равно сукин сын, — бурчу, вытирая себя и его чёртовы ботинки. Он протягивает руку, помогая мне подняться с пола. — Надеюсь, это не всё, что ты можешь мне сказать, Така. «Така» — игра закончена. …Матсумото допивал остатки коктейля, с сожалением понимая, что через минуту его любовник завяжет галстук, и распахнутая до середины груди рубаха будет застёгнута на все пуговицы; любимые Rolex вновь украсят его кисть, и… Всё. До свидания. Чтобы оттянуть момент, Руки хватает часы и прячет их в ладони. Да, конкретики этим отношениям явно не хватает. Когда они увидятся в следующий раз? А на какой ноте расстанутся? Хара привык уходить: таковым был стиль его жизни, но Руки пока не догадывался, что для Тотчи возвращаться к нему становилось естественной потребностью; это как дышать полной грудью или слушать пение птиц за окном, играть на гитаре и складывать звуки в мелодию. Осторожность Матсумото задевала за живое. Таканори сюрпризов не любил. Опасаясь стороннего давления, он не приветствовал инициативу, за исключением одной — инициативы к сексу. Хара, хоть и понимал причину, устранить её пока не мог. У мужчин есть и другие важные дела, именуемые работой, долгом, самореализацией и целями. Но Тошией сейчас овладело далёкое чувство из подростковой юности, когда по венам сладко разливается патока влюблённости, и, одновременно, как-то тревожно сосёт под ложечкой. Хотелось остановиться и просто не думать. А Руки не знал, что ответить. Его отрезвевший мозг кипел, посылая сознанию обрывочный рандом из мыслей, где каждая новая оказывалась ещё нелепее предыдущей. А Хара… может, и не надо ничего говорить, а? — Чёрт, Тошия, я не знаю. Хара вытирает лицо, откидывая назад волосы, смотрит на любовника. — Часы отдай. Таканори ловит его кисть, молча, надевает браслет; тишина разбивается характерным щелчком застёжки. — Договор… ты сказал, что… А что, собственно, даст тебе эта ответственность? — Я помню, что я сказал. Считай это гарантией обезопасить себя от всякой возможной... херни. — Но ты же не хотел… — начал было Матсумото, но его тут же прервали. — Как-то не айс от мысли, что ты чувствуешь себя безвольной тряпкой рядом со мной. Не хочу, чтобы ты боялся, что я тебя сломаю. Поэтому в Дома и боттома мы больше не играем. И вообще, не спим. — Что? — Что слышал. — Из-за какого-то грёбанного пункта ты лишаешь меня секса? — Руки такой расклад шокировал, но спорить было бесполезно, раз уж Хара что-то решил. — Ладно, альтернатива хоть есть? Во что теперь будем играть, если вообще, будем? — В нормальных. По мере возможности. Восполним пробелы, узнаем друг друга лучше… Как там происходит у большинства? В кино могу пригласить, или пожрать сходим, например. Кстати, не стесняйся мне звонить, всегда рад поболтать. Обо всём. Гаечка. — Блять! Да ты издеваешься! — Не нравится? — Вообще! — Ну, тогда, пока. Увидимся в Нагойе. Если захочешь. — Подожди, — в сердцах произнёс Руки, и, тяжело вздыхая, добавил: — Чёрт тебя дери, Хара, я всё понимаю, но... — Но? — Ладно. Я согласен и на кино.