Out of you

Напряжённое молчание взрывало мозг. За последние несколько дней Кё не проронил ни слова, будто вокруг него не существовало никого и ничего. Глядя на вокалиста, Каору расчесал себя до крови, и никакие таблетки не могли облегчить этот невыносимый зуд. В глазах Тоору не читалось ни сарказма, ни злости, их заменила ничего не выражающая пустота. Воспоминания о ночной поездочке вызывали у лидера головную боль. Он поднялся на ноги, решив дойти хотя бы до умывальника, но не смог. Выматерившись, лёг обратно. Такого не случалось уже давно. Каору «отъехал» настолько, что пришёл в себя лишь к вечеру следующего дня, да и то — частично. Вырубившись прямо за столом, он был не в состоянии самостоятельно добраться даже до сортира. Концерт прошёл на автопилоте, а потом, от ощущения собственной несостоятельности лидер снова напился. «Стресс», — говорили согруппники, взирая на Ниикуру глазами невинных оленей. От этих взглядов Каору начинало мутить. — Пожалуйста, блять, — бурчал он сквозь зубы, — можно, вот, без этого? В такие минуты лидеру всегда хотелось пойти утопиться или повеситься, но стоило представить, что начнётся потом, — хандра проходила сама собой. А вот, желание напиться, удивительным образом, его никогда не покидало. Ниикура устало потёр глаза. Кё мог бы хоть раз не нарываться; но нет, блять… На хрена ему приспичило доставать Тошию? Довыделывался — получил по заду. Хорошо получил… Хвала небу, без содомии как-то обошлись. Хотя, чему тут радоваться? Прецеденты есть: мужики в туре, отсутствие секса, конфликты, стресс и всё такое… Каким бы ты ни был нормальным, итог один — будешь вовлечён во всё происходящее, независимо от того, есть ли желание. А настрой создать они умеют. Особенно Дай: стелет мягко, да только, вот, падать жёстко. «Такой дурдом, и я в нём главный пидо… дебил! Взрослый, сука, мужик — пятый десяток разменял! Мозги-то где?» *** …Любовь к юбочкам и колготкам нашла себя ещё с эпохи индисов — сцена требовала феминных образов. Так было нужно. Метаморфозы с переодеванием не только позволили почувствовать себя кем-то другим, но и включили запретный, но волнующий вуайеризм. «Маска, я знаю, что у тебя под юбкой!» Соблазн попробовать оказался слишком велик, и… да… Понеслась. Каору не помнил, кто первым нарушил границу запрета, зато момент, когда он сам повёлся, навсегда въелся в мозг. Тошимаса Хара. …Естество утягивали плотными шортами, чтоб не выпирало, а скакать по сцене приходилось долго… И когда после концерта Тотчи показательно сдёргивал юбчонку, демонстрируя вымученный застой, Каору ловил себя на мысли, что перестаёт думать о женщинах. Поведение, претившее «здоровому» обществу, для них превратилось в норму. В группе, где не брезгуют ни членами, ни вагинами, никто, кроме Ниикуры, о морали не задумывался. А ещё эти нарочито пидорские фотосессии. Неотъемлемая часть визуального образа, который Каору не любил, но принимал как должное. А Хара обожал жеманничать перед камерой, нацепив накладные сиськи, и слишком уж старательно прижимался к лидеру на сцене во время съёмок… И смех и грех, как говорится… и не оторваться, чего уж там! Было… Тяга Тошии к сексуальной доминации в то время манила Ниикуру, словно пятийеновый шоколад. Но бремя ответственности слишком давило, чтобы лидер мог позволить себе лишнего. Только на камеру, на уровне грёбаного фансервиса… Но в те моменты он не играл, потому что хотя бы там — на съёмочной площадке, исчезала необходимость что-то решать. Каору позволял Тотчи вертеть собой как вздумается, ибо дико уставал держать всё под контролем. Годами лидер подавлял в себе «неправильные» инстинкты. Знал ли об этом Хара? Вряд ли, ведь Каору молчал. И как часто в жизни случается — желания гитариста так и остались желаниями, а чувства… со временем прошли и они. *** Ночевать их закинули в небольшую гостиницу недалеко от клуба. Преимущество близости концертной площадки — это возможность хоть немного, но выспаться. Ниикура никак не мог уснуть. Он вертелся с боку на бок, проклиная свой алкоголизм, экзему и сопутствующую бессонницу. Мысли о Кё не давали покоя. Особого сочувствия лидер к певцу не испытывал, а вот за целостность Dir en Grey опасался. Вокалист давно рвался покинуть группу, и сейчас у него появился ещё один повод это сделать. Переборов приступ тошноты и помутнение в глазах, лидер всё-таки заставил себя встать. Гитарист добрёл до ванной, и, ополоснув лицо холодной водой, шатаясь, вышел в коридор. Состояние похмелья сегодня как-то особенно негативно отразилось на самочувствии. Голова раскалывалась адски, но тянуть с разговором ему не хотелось. Номера Кё и Дая находились по соседству, и Каору по ошибке чуть было не вломился к Андо, но вовремя опомнился, фокусируя нужную дверь. Прислушиваясь к тишине, постучал. В комнате раздалось какое-то шуршание и звуки, похожие на скрип кровати, но через минуту всё вновь затихло. — Тоору, — негромко позвал Ниикура, — это я. Поговорить надо, — лидер глубоко сомневался, что Кё станет вообще его слушать, но продолжал настаивать: — Пожалуйста, бля… Щёлкнув замком, дверь неожиданно открылась, и гитарист, не успев увернуться, заработал удар кулаком в лицо. Кё попытался тут же захлопнуть дверь, но Ниикура среагировал, блокируя движение, и резко толкнувшись плечом, вынудил вокалиста впустить его внутрь. — Мы взрослые люди, давай обсудим спокойно! — пытаясь отдышаться, лидер одновременно вытирал рукавом кровь с лица: Ниимура хорошо заехал ему по носу. — Прости, что разбудил. От такого хамства Кё всего перекосило. — Чего надо?! — он отскочил к окну, ощетинившись, как собака, готовая к нападению. — Хотя, зачем я спрашиваю? Тебя никогда и ничего не останавливало… Игнорируя монолог, лидер осторожно ощупывал свой нос.  — Ну, это… ты как? — заговорил он будничным тоном, несмотря на то, что нос ему всё же сломали. — Парни не перестарались? — Ты как?! — издевательски передразнил Кё. — По твоей милости меня засунули башкой в унитаз… — О, я знаю… — задумчиво прервал гитарист. — Вот мерзавцы! И, заметь, что не впервые! Насмешки в свой адрес Тоору ощущал на уровне инстинктов. А Ниикура сейчас определённо издевался… Ответить на это не было возможности, разве что снова заехать лидеру по морде, чтоб заткнулся, наконец; но Кё слишком долго раздумывал. — Пережить сможешь? — продолжал Каору. — Без излишней демонстрации образа оскорблённой Золушки, и, не делая вид, что попал в лепрозорий… — Иди нахуй, понял?! — Не, я серьёзно. Это выглядит вызывающе, Кё. Не стоит волновать общественность. — Каору вопросительно вскинул бровь, ожидая ответа, но вокалист, нахмурившись, молчал. — Ну, нахуй, так, нахуй, — бодрым голосом выдал лидер. — Значит, договорились. — Гитарист не спеша развернулся к выходу, провоцируя солиста высказать всё и сразу. — Не в этот раз, Ниикура! — выплюнул тот ему в спину. — Я сыт тобой по горло! — Само собой, Кё. После того, как ты пробил мне башку микрофоном и пытался придушить в Штатах, я прекрасно понимаю твои чувства, — голос Каору был полон усталости. — Что дальше? — Не смей говорить со мной, как с дебилом! — Так не веди себя как дебил! — Знаешь, что я думаю? Если я уйду, всё пойдёт лесом именно для тебя. Теоретически Dir en Grey распались уже давно. Дайске с радостью убежит в свой сайд-проект, его примеру последуют остальные. И останешься ты один со своей рукой. Кому нужен гитарист неспособный удержать медиатор? — ухмыльнулся Ниимура. — Ты ведь за этим и явился? Уговаривать. Только, вот, предложить тебе уже нечего. Лидер всматривался в полное отвращения лицо Кё, и недоумевал: насколько же изменился этот человек, с которым они сосуществуют бок о бок уже почти двадцать лет! — Дурак ты, Тоору! Думал, хоть с годами поумнеешь… — Компромисса не будет, алкаш! — долетело до гитариста. Жернова шоубиза не щадили никого. Но разве все эти годы Каору избегал ответственности, пытаясь смягчить деформацию чужого характера? Разве он не тот, кто первым принимал на себя весь спектр рождённого солистом негатива? Да, лидер обязан предвидеть и уберечь, но ведь он, в конце концов, не Ками-сама! И теперь, когда поздно что-либо спасать, исправлять, защищать, стоит ли вообще пытаться? «Я сделаю всё, что смогу». Неожиданно боль так сильно сдавила грудь, что стало тяжело дышать. Перед глазами поплыли тёмные круги, и, теряя равновесие, Каору привалился к стене.  — Что-то нехорошо мне… — Цирк не устраивай, — сквозь зубы процедил Кё, с недоверием глядя на согруппника. Тот осунулся прямо на глазах и постарел как будто сразу лет на десять. А может, просто освещение виновато… Хотя, нет, не освещение. — Эй… где болит? — неожиданно для себя спросил певец, подхватив Каору за подмышки и усаживая его на стул. — Као, не молчи, чтоб тебя! — Dir en Grey у меня болит, — прохрипел лидер, закрывая глаза. Рука сжала чужое плечо, и, зацепившись за майку, притянула вокалиста ближе. — За что ты меня ненавидишь, Кё? Внутри певца столкнулись гнев и беспокойство за человека, который, как он привык думать, столько лет портил ему жизнь. Такой резонанс Кё не понравился, ведь в Каору его всё раздражало. Упрямство, властность, правильность, и даже нос гитариста Ниимуру бесил. Певец считал, что у лидера не может быть слабостей, и вся его личность представлялась Кё непробиваемой монолитной стеной. Сколько же лет Тоору Ниимура поддерживал в себе состояние неприятия и злобы, мечтая сломать, наконец, эту чёртову стену? А ведь ломать-то, как выяснилось, уже нечего! — Я тебя не ненавижу, — наклонился Тоору к уху лидера, — но мог бы назвать кучу причин… Ты сволочь, Ниикура, но мне подходит, что ты живой и… относительно здоровый, понял? Каору на это лишь бессильно мотнул головой.  — Андо! — истерично проорал Ниимура через стенку, для убедительности двинув по ней ногой. — Проснись и дуй сюда, конь педальный! — И внезапно добавил: — Пожалуйста! В соседнем номере взбешённый гитарист уговаривал себя не убивать гада сразу, а предварительно помучить, ибо нехрен будить людей воплями среди ночи. Но это неожиданное «пожалуйста» напрочь отбило весь сон. Мужчина вскочил с кровати, на ходу натягивая штаны. — Минуту! — прозвучало коротко. Ниикура не был для Кё ни авторитетом, ни другом, ни врагом. Лучшим определением для лидера являлось слово «чужой». Но почему-то сейчас Тоору почувствовал эмоциональное опустошение, будто все его чувства поглотила космическая чёрная дыра. Оно оставляло ощущение вакуума, словно невидимые руки сдавили горло, перекрывая кислород. Почему? Ведь Каору всегда был для Кё никем… или… всё же… не был? — Эй, не вырубайся! — в голосе певца отражалось состояние близкое к панике. — Будь добр, не усугубляй чувство вины, с которым мне и так приходится жить… Дайске, блять! — завопил Кё. — Сука, кто-нибудь, врача сюда! *** Доктор зафиксировал у Каору приступ стенокардии, нервное переутомление, алкогольную интоксикацию и сломанный нос... Подключив к телу лидера какие-то провода и капельницы, его поместили в клинику, обещая выпустить только перед концертом. Разумеется, рекомендации врачей требовали более длительной госпитализации и полного обследования, но это означало выбиться из гастрольного графика, чего Dir en Grey не могли себе позволить в принципе. Тем более что состояние Каору, вроде как, и критичным-то не назвали. Иноуэ-сан хватался за голову и рвал на себе волосы, размышляя, отменить ли концерт и позволить Ниикуре отлежаться, или, всё же, нет; но суровый взгляд лидера и его «пожалуйста, блять», в итоге, отмели все сомнения. Смахнув пот с опухшего лица, менеджер схватил айфон и скомандовал начало работы для техников. А музыкантам оставалось просто выйти на отстройку без Каору. *** —…Так я не понял, ты чего, его вырубил что ли? — спросил Дайске, затягиваясь сигаретой, когда они вместе с Кё выходили из клиники. Тоору тут же вскинулся, начиная чесать бритый затылок: — Он сам! — А рожа почему в крови? — Потому что… Бровь гитариста скептически изогнулась, а сам Андо бессильно развёл руками. — Пиздец, Кё. Ты — человек-пиздец! Зачем? И вдруг Тоору Ниимура, глядя куда-то в сторону, выдал совершенно неожиданную фразу: — Я… был… не прав. Дайске не просто удивился, он с подозрительностью рассматривал Ниимуру, и его и без того большие глаза стали почти огромными. — Чё? Вернее… подожди… ты был что? — Затянуться дай, — потребовал певец, выдёргивая сигарету из цепких пальцев гитариста. — Как думаешь, всё будет хорошо? Андо промолчал, хотя, уточнить ему хотелось. Имел ли Кё в виду конкретно здоровье Каору, или вообще? И что именно он вкладывает в понятие «всё хорошо», поскольку в их маленьком коллективе всё идёт нехорошо уже очень давно? Что бы ни происходило, Ниимура делал вид, что ему плевать, и Дай, памятуя об этом, мог бы разыграть сейчас целую драму с комедией, взывая к совести зажравшегося солиста. Только, вот, сам вопрос заставлял задуматься: слышал ли Дайске, чтобы Кё хотя бы раз за двадцать лет спрашивал подобное? Вот именно что нет. И отвечать ему стоило предельно аккуратно, поскольку благие намерения вокалиста могли исчезнуть, даже не успев толком проявиться. — Ну, я так себе советчик… но если вы хоть раз нормально с ним поговорите… — увидев, как брезгливо скривился Ниимура, Андо поднял руки в жесте капитуляции. — Ладно, молчу. Не знаю я, короче! — сказал он с раздражением. Уверенный, что всё бесполезно, гитарист полез в карман за новой порцией никотина. Проклиная свою роль буфера, мужчина глубоко затянулся. — А поможет? Дай зашёлся в кашле, подавившись дымом. До слёз. Не придумав ничего лучше, Кё, в попытке помочь, со всей дури треснул его по спине. «Вот же ж, блять!» — Согнувшись и вытирая глаза, Дай судорожно выискивал что ответить. — Должно, Кё, — продолжая кашлять, прохрипел гитарист. — Као всегда умел слушать. *** «Тац-тадац-тац-тац» — гремело в ушном мониторе. Где-то в глубине зала сидел звукооператор, отстраивая ритм секцию. Кай тупо долбил по бочке, добиваясь нужного эффекта. В свете одинокого софита, прямо перед установкой выделялась фигура в темной куртке, и мускулистая рука уверенно сжимала гриф. Освещение дублировало почти все передвижения Рейты по сцене. Взгляд лидера неукоснительно следовал той же траектории. Ютака пожирал глазами поджарую задницу басиста, совершенно не задумываясь о том, что делает. В привычку вошло. Наблюдать за резковатыми движениями спортивного тела стало неотъемлемой частью гастрольной жизни Укэ. Улыбка Сузуки, его руки и бёдра давали Каю неоспоримое осознание того, что счастье существует. И пока всё это находилось в зоне досягаемости, Укэ наивно утешал себя мыслью, что большего ему и не требуется. Чёткий замах натренированной кисти оживлял внутреннюю пульсацию, заставляя музыкантов существовать в заданном ритме. По взмаху его руки рождалась музыка, и её мощные вибрации томительно растекались по телу, оседая внизу живота. Кай не связывал эти реакции с Рейтой напрямую, искренне считая, что во всём виноват сценический драйв. И хоть драммер убеждал себя, что его чувства к Акире это нечто совсем иное, но заводился всякий раз, когда видел перед собой чёртову задницу и представлял басиста без штанов. — Эй, хватит следить за мной! — хохотнул Сузуки в микрофон, а Ютака вздрогнул и покраснел, озираясь по сторонам. В зале рассмеялись в ответ: — Ещё немного, Рей-чан. Потерпи, заканчиваем. Укэ выдохнул с облегчением — обращались не к нему. Команда техников слаженно синхронизировала свою деятельность, пытаясь не мешать музыкантам. *** … — Рей! Ты ничего не забыл? — Из душевой кабинки вынырнула рука Урухи, брезгливо держа чужую футболку двумя пальцами. — Блять, Акира, чё, глухой?! Я долго так стоять буду? — Не ори, он ушёл, — тихо сказал Кай, одеваясь. — Кидай сюда, я отдам. — Ну, ок. — Гитарист швырнул ему предмет одежды и снова скрылся в душе. Лайв был утомительным, но менеджер, игнорируя общую усталость, просил шевелиться быстрее: их ждал автобус, группа выбивалась из расписания. Но ничто в мире не способно заменить полноценный душ… Им дали двадцать минут на всё. Прислушиваясь к шуму воды, Ютака не мог не поддаться соблазну, чтобы прижать майку к лицу, зарываясь носом во влажный трикотаж. В ноздри ударил знакомый запах мужского тела, и лидер, охваченный потоком чувств, зажмурился. Затем, медленно выдохнул, открывая глаза. Каких-то полчаса назад её надевал Акира. Драммер заставил себя выйти в коридор, продвинулся на несколько метров и остановился, привалившись к стене. Надо было возвращаться, но… «Акира… — повторял он про себя. — Аки… Аки… ра…» Кай снова ткнулся носом в футболку. Его охватило дикое желание надеть её на себя, завернуться, утонуть, раствориться в этом запахе, чтобы хотя бы так дотянуться до её владельца. Соблазн оказался слишком велик. Не самое лучшее время и место, чтобы предаваться фантазиям, но здесь было тихо и темно. А у Ютаки слишком давно не было секса. Его посетила мысль, что сексуальные маньяки, наверное, чувствуют то же самое: не в силах получить желаемое, они крадут у предмета обожания какую-нибудь вещь… Он даже читал недавно об одном фетишисте, который воровал женские трусики… Только вот Ютака трусиков не крал; он просто сейчас… что, блять, сейчас? Стоит в тёмном углу и дрочит, прижимая к лицу чёртову майку. Разве это нормально? — Разве нормально?.. — вырвалось вслух. — Не знаю, нормально ли, но мне по фигу, — вдруг ответили ему. Рей стоял непозволительно близко. Ютака даже не заметил, когда он пришёл и давно ли наблюдает всю эту картину. Странное дело, но Кай не почувствовал ни смущения, ни угрызений совести. Ничего не стоило сделать шаг, обхватив Акиру за плечи, дёрнуть к себе и прижаться бёдрами… Сократить сантиметры дистанции, всего-то. А потом снять с него проклятые штаны… Пытаясь освободиться от навязчивого желания, Кай вытянул вперёд руку с футболкой, выстраивая хлипкую границу между Рейтой и собой. — Это твоё, — облизывая пересохший рот, прошептал он, — нам пора возвращаться… — и в противоречие сказанному, Ютака почему-то шагнул обратно в угол. — Ничего, подождут, — так же тихо ответил Рейта, делая шаг навстречу. — Ты в порядке, Юта? — он выхватил майку из рук драммера, отшвырнув её в сторону. — Нет. Граница сломана. Если бы можно было отмотать время назад! Кай бы отдался ему ещё тогда, на своей кухне… Или же наоборот… Да какая, к чёрту разница кто бы кому отдался? Разве это главное? — Спокойно, лады, — донеслось до него, — я понял тебя. Не дёргай, свитер порвёшь! Давай, я сам, а? Нет, кажется, Кай отмотал сейчас слишком много. Он не помнил, чтобы Акира говорил ему тогда нечто подобное. Вот, действительно, откуда такая путаница? Ему не следовало целовать Рейту и выгибаться под напором его тела… и выстанывать пошлости в чужой рот тоже не следовало. Но реально ощущая под ладонями упругую задницу Акиры Сузуки, он уже не мог остановиться. Всё происходило на самом деле! Рейта торопился и от этого действовал грубо, его поцелуи походили на злые укусы, но Каю безумно хотелось ещё… Укэ совершенно терял голову, ощущая прикосновения чуть шершавых губ к своей шее. «Мы не должны» — здравый смысл всё ещё сопротивлялся, но тело беззастенчиво подавалось навстречу стиснувшим бёдра пальцам. — Тише ты! — Я… я не готов, — запаниковал драммер, когда басист развернул его лицом к стене, расстёгивая штаны. — Мы и не будем. Времени мало. Чужой член проскользнул между его ляжек, а рука обхватила плоть. Рей сделал первый толчок, вынуждая Кая сильнее сдвинуть ноги. Извращение, но останавливаться никто не собирался. Впервые Ютака чувствовал его, пусть не совсем так, как это должно происходить, но это было восхитительно. Они занимались любовью. — Я хочу трахаться с тобой, Ютака. Нормально. Вслушиваясь в звуки собственного имени, Кай подумал о том, что никто не произносил его настолько чувственно, как этот прямолинейный болван. И лидер сдался. Откинув назад голову, задыхаясь от наслаждения, он прошептал то единственное слово, которое хотел от него услышать Акира. Ютака согласился. ...Возвращались, естественно, поодиночке. *** В гримёрке оставался один Руки, все остальные уже погрузились в автобус. Певец курил, сидя за столом, и тихо разговаривал по телефону. Лидеру даже гадать не надо было с кем. Стоило лишь взглянуть, как вокалист томно закрывает глаза, и мурлычет в трубку низким голосом. Побросав вещи в сумку, Ютака дождался, пока тот закончит. — Пойдём? Остались, видимо, только мы? Певец медленно затушил сигарету, взял рюкзак, и, кивнув, направился к выходу. — Знаешь, вроде столько времени проводим вместе, а спросить «как дела» не получается, — сказал Ютака ему в спину. — Терпимо. А у тебя? — Примерно так же. Ходят слухи, ты собираешься в Нагойю? — Дай пришлёт за Юу машину, чтоб быстрее, и я напросился с ними. — А меня хотели поставить перед фактом? — Мы просто уедем раньше на несколько часов, вот и всё. От возмущения Кай даже остановился. — Но… так нельзя. У нас же тур! — Можно. Я хочу увидеть лайв. — Руки обернулся не замедляя движения и сердито зыркнул на друга. — Чего встал? Шагай.  — Ты хочешь, — скептически протянул драммер. — С каких пор ты заделался фанатом Диров? «С тех пор, как впервые переспал с их басистом» — подумал Руки, но вслух ничего не сказал. Кай прекрасно понимал значение упрямого взгляда коллеги. Если не сделать как он хочет, Матсумото отыграется на всех. Придумает супер драму, где виноватым окажется всякий, кто под руку попадёт, а больше всех Кай — ибо спровоцировал «коллапс»… — Руки. В Нагойе всё только начнётся… — Ты о чём? — О концерте. Тебе там ещё песни петь… а Широ на радостях по-любому накидается в хламину. Ты понимаешь, какая это ответственность? — Аой уже взрослый мальчик, Ютака. — Ага, и каждый раз впадает в детство, когда дело касается любовника. Собственно, как и ты. Руки на это лишь сильнее нахмурился. — Ты отпустишь, — отчеканил он. — Я думаю о благополучии группы и… нам проблемы ни к чему. — Я видел вас, — неожиданно выдал Матсумото. — Возле душевой. И не только я. Аой тоже. Спалился так спалился! — тон Руки казался беспечным, но Ютака понимал, что за этим скрывается. — Стой! — окликнул он. До автобуса оставалось каких-то пять метров; менеджер, стоя у дверей, размахивал руками, словно мельница, призывая музыкантов ускорить шаг. — Забыть об этом у вас, конечно, не получится? — страдальчески хмыкнул Кай, продолжая топтаться на месте. — Всё это напоминает мерзкий шантаж. — Нет, Юта, я просто использую шанс, так же как ты только что не упустил свой. Лидер тяжело вздохнул: деваться некуда, Руки победил. — Я не одобряю, ты знаешь… — Прости. — Поаккуратнее там, — Укэ запрыгнул в автобус, и, не поднимая глаз, прошагал на своё место. Настроение было испорчено к херам.