Out of you

Бок чесался жутко. «Психо-соматика» — утверждали врачи, прописывая мази и успокоительное. У Каору во время тура неожиданно началась экзема. Успокоительные помогали плохо — алкоголь решал проблемы гораздо эффективнее. Хлебнув из пластикового стаканчика, Ниикура закурил и снова начал чесаться. — Чё, снова? — обернулся к нему Дай. — Может у тебя аллергия какая? — Не волнуйся, не заразно. — Да я не об этом. Каору предпочёл промолчать, отвернувшись к окну. Сделав несколько затяжек, он выбросил уже ненужную сигарету. Курить вдруг расхотелось. «Ага, аллергия, — сказал про себя лидер, — на Dir en Grey». Попасть в гримёрку к музыкантам — мечта любой фанатки. Сакральное убежище, святая святых, открывающая тайны разбросанных вещей, и в противоречие этому, стройного ряда сценических костюмов, заботливо развешанных стаффом. На что вы готовы, чтобы хоть одним глазком взглянуть на этакий сермяжный «романтик» импровизированной мужской общаги? — Мне нужно больше места, — зудел вокалист. — Здесь нет нормального зеркала… У Дая потники воняют. — Я не просил садиться рядом! — оскорбился Андо. — Свали, вон, к Тотчи. — Там дует. А ты, может, хочешь спеть вместо меня? Давай, козлетон. Хара иронично вскинул бровь, но промолчал. — Иди на моё место, Кё, — не оборачиваясь произнёс Ниикура. Вокалист молча взял сумку и, бросив её на стул, презрительно сдвинул чужие вещи на самый краешек стола. Потом ещё и ещё, пока всё это не посыпалось на пол. — Ой… упало… — Я не понял, у тебя чё, какие-то проблемы с утра?! — выдал Андо на кансайском диалекте, начиная выходить из себя. — Остынь, а? Это у тебя проблемы с носками… Лидер лишь зачесался сильнее, но воздержался от комментариев. Жестом призвая всех к спокойствию, Иноуэ-сан пообещал: — Я договорился насчёт отдельной гримёрной для тебя в Нагойе, Кё, — и обернувшись к Ниикуре, добавил: — сейчас всё подниму. Не ссорьтесь, парни. — Почему только там? Неужели нельзя тупо внести это в райдер? — Окстись, мы не в Европе! Райдер ему захотелось, — огрызнулся Тотчи. Отрицательные вибрации, исходившие от солиста, взбудоражили всех. Драммер тихо чем-то шуршал в своём углу. Он скандалов не любил. Ненавидел, когда повышали голос, и в такие моменты старался не вмешиваться. Согнувшись, чтобы его не видели, Терачи как можно быстрее переоделся, и, метнув острый взгляд в сторону Хары, вышел в коридор.  — Шин, постой! — Пять минут и отстройка, Тошия, — сообщил менеджер, глядя на часы. Басист утвердительно кивнул, догоняя Терачи. — Ты чего? — Ещё немного и я ему палочку в зад затолкаю, — невозмутимо ответил драммер, — а потом сломаю… — Спокойно, Йода… — Изгаляется как хочет! Као жалко. Бесконечное нахождение в периметре обстоятельств давило на психику. Порой, терялось ощущение времени, и они будто застревали в разноразмерных залах, наполненных отстройками звука и вынужденной необходимостью терпеть общество друг друга день изо дня. Терзало гнетущее желание поскорее стряхнуть с себя ощущение дежавю с поисками вариантов, куда бы сбежать, ненадолго выхватив кусочек свободы. День, час, десять минут — без разницы. Коротко переглянувшись между собой, Каору с Даем тоже покинули помещение, оставив певца в одиночестве. Связываться с ним было себе дороже. Тоору Ниимура принадлежал к типу людей, которые чувствуют себя хорошо, лишь доведя других до состояния бешенства. — Пойдём к стаффу? У них там поспокойнее. — Ага, — буркнул лидер, продолжая чесаться. — Покажи? Ниикура покорно приподнял футболку. — Чёрт! Знаешь, у меня есть кое-что прекрасно успокаивающее нервы. Сразу обо всём забудешь. — Я играть тогда не смогу, — хохотнул Каору, показав обмотанные фиксатором пальцы. — Давай после лайва, Дай, заебался я реально. — Как скажешь. Кофе будешь? Я схожу. В помещении стаффа царила суета. Народ постоянно циркулировал туда-сюда: все были заняты делом. — Каору-сан, не стойте на сквозняке, — раздались голоса заботливых сотрудников. — Заходите к нам. — Ага, пасиб. — Ниикура, улыбаясь, подумал, что хотя бы с техниками им повезло. Есть же на свете адекватные и недоставучие люди! Усаживаясь на стул, и получив от Андо чашку кофе, лидер погрузился в свои мысли. …Когда-то всё было иначе. Когда-то был «Uroboros»¹ и замаячившие на горизонте реальные перспективы музыкального рынка США. Тогда группа неожиданно вошла в альфа фазу сплочённости. И казалось, что их снова наполнила незыблемая вера в то, что они делают. Зарабатывая репутацию бравых самураев-бунтарей несущих свет правды, парни жадно устремились к славе. Альбом «Dum Spiro Spero» взорвал сердца фанатов, отзываясь мощнейшим резонансом в разных точках мира. Популярность Dir en Grey стремительно набирала обороты, и всё шло как нельзя лучше, когда Кё неожиданно потерял голос. Вынужденный брейк обернулся крахом. Ниикура был уверен, что именно тогда всё и покатилось по наклонной. Новый тур не дал ожидаемых результатов — момент был безвозвратно упущен. А японские фанаты алчно требовали всего и сразу, даже не подозревая, что их обожаемая группа уже увязла в творческом вакууме. Начался отвратительный период подвешенного состояния. Все последующие годы превратились в «не то» и «не так». А запад так и остался не завоёванным. Раньше, когда тур менеджером группы работала Нора, общаться друг с другом было намного проще. Эта маленькая филиппинка легко управлялась с пятью своенравными мужиками и умела поставить на место даже Кё. С ней им всем приходилось держать себя в руках. Правда, до тех пор, пока от безысходности Хара не вздумал закрутить с ней роман… И дело было вовсе не в Норе, а вообще, в другом совсем… Все переживали кризис по-разному. Каору разрывало на части, в то время как вокалист, многое переосмыслив, нашёл применение своему «гению» в рамках собственного сайд-проекта. А может, и не переосмысливал он ничего, может, просто нашептали ему что-то. Тщеславие Кё всегда работало без фильтров. Если его хвалили, он считал, что так и надо. Лидер предательства простить не мог, и отношения между ним и Кё испортились настолько, что вроде как, и восстановлению не подлежали. Стараясь не менять привычную схему работы, гитарист изо всех сил старался сохранить определённый баланс, но внутренний раскол прочувствовали все. Конфликты обострились, когда примеру солиста последовал Андо, а затем и Тошия занялся развитием собственного монобренда… Впору было бы закрыть проект, но «курочка» ещё несла золотые яйца, и надежда… Надежда на некое «а вдруг» нет-нет, да и оживала в душе каждого из них. Dir en Grey любил даже Кё. По-своему. Но его любовь почему-то граничила с отвращением… — Каору-сан, пора… «К чему мы пришли?» — Этот вопрос давно превратился в риторический. Гитарист постоянно спрашивал себя: где в отношениях с Кё он мог проколоться и когда упустил этот важный момент, но не мог вспомнить ничего конкретного. Тоору всегда был мудаком. И не только по отношению к группе, но и к фанатам… Роуди надел на лидера гитару, и тот отвлёкся, на время забывая о мучивших его заботах. — …Низкие бы прибрать, — сказал Тошия в микрофон, одновременно ударяя по струнам. Звукооператор согласно закивал и крутанул нужную ручку. — Не, это много! А сейчас верха съело. — Тряхнув волосами, басист вставил в ухо наушник. — Поехали ещё разок. Ага. Нормуль! Каору усмехнулся: как Хару не убирай — он всё равно будет «торчать». Тотчи был амбициозен как соло-гитарист, и с этим ощущением выходил на сцену. Он искал способ выделиться, стараясь разнообразить и усложнить свою партию. «Слэпил»², скрежетал, шумел, солировал. Сосредоточено и ярко. Способность акцентировать незначительные фразы, давала композициям дополнительный смысл. В этом была его фишка. При всём желании Тошию трудно не услышать. «Если бы не взрывной характер и эти связи его беспорядочные… — думал Каору, — просто идеальный басист. А Дайске? Сентиментальный распиздяй. Но упёртый, пиздец. Шинья, несмотря на то, что выглядит как скромная девочка, не по-детски рвётся командовать… и вполне справится с этим, да только кто ж ему позволит… Хотя даже это можно назвать мелочью по сравнению с безграничным тщеславием Тоору Ниимуры». — С дороги, — пихнул басиста Кё, подходя к микрофону. Тотчи в каком-то отупении уставился на ноги певца. — Стоп. Ты уверен, что это твои леггинсы? — Ах… эти… — Ниимура и ухом не повёл, — да какая разница? Там есть ещё. Они успели осточертеть друг другу до тошноты. Любая мелочь провоцировала жёсткое возгорание конфликта, усугубляя старые обиды. Нежелание понять вызывало вспышки неуправляемого гнева. — Твои? И на какое место я их должен натянуть? На нос? — Я взял те, которые лежали сверху. — На моём столе… — Хара уже вошёл в фазу тихого бешенства. — Я просил тебя не трогать мои вещи, — заговорил брюнет угрожающе. — Вот пристал, хуедум! — Как ты меня назвал? — В предвкушении вида разбитой рожи солиста, Тошия почувствовал, как по венам разливается адреналин. Увидев хищную улыбку Хары, певец мигом ретировался за худощавую спину Дая. — Отлезь! — Иди сюда, собака. — Хара! — вмешался лидер, встав на пути у разъярённого мужчины. — Не сейчас. Одно время конфликты пытались решать с помощью психолога. Но все эти попытки ещё больше отдаляли согруппников друг от друга. В итоге, положились на собственное благоразумие и «стальные яйца» Ниикуры. (Благоразумие вокалиста, к счастью, во внимание не брали никогда). — Пожалуйста, блять! — Проникновенные интонации и выразительный взгляд лидера всегда отрезвляюще действовали на окружающих. — Верни ему блядские колготки, Кё. — Каору сохранял мрачную невозмутимость, обещая себе, что после лайва обязательно проведёт очередную профилактическую беседу, скрутив идиотов в бараний рог не только морально, но и физически. — Соберитесь, а? Полчаса настройки. Мы в туре больше недели, а всё никак не вольёмся… — Послушай, Кё, — тихо произнёс басист, обращаясь к певцу. — Задумайся: тур длинный, а у меня уже есть повод переломать тебе ноги. — Тошия! — Я предупредил, — невозмутимо ответил Хара, и, порывшись в кармане, вытянул вверх руку, демонстрируя всем гудящий айфон. — Прошу прощения, мне звонят, — произнёс брюнет и неспешно покинул сцену. «Если доживу поубиваю всех нахер!» — в очередной раз подумалось Каору, а вслух вырвалось: — Повторим ещё раз. Пожалуйста, блять. …Из окна гримёрной просматривались палатки с мерчем и фанаты, столпившиеся возле них. «Интересно, понимают ли все эти люди, толпящиеся внизу, что от их любимой группы осталось одно название? Такое чувство, что и сказать-то друг другу больше нечего… » — Тошия-сан. Чего молчишь? Алё! Хара вздохнул и поднёс телефон к уху. Где-то сзади громыхнул опрокинутый стул. Старая и ужасно нехорошая привычка крушить мебель. — Мы ещё не в Нагойе. У тебя, видимо, память плохая. — Да помню я! Господи, Хара, у вас там что, землетрясение? — Не паникуй, это всего лишь стул. Что случилось? — Ну, вообще-то, это я хотел узнать, как дела? — Мы «чекаемся». И я не готов покинуть сцену даже ради тебя. Матсумото был уверен, что Хара сейчас бросит трубку, но тот оставался на линии. — А… ещё есть причина раздражению? — Целая куча, — тут же прозвучал ответ. — В таком случае, я готов выслушать, — начал Матсумото осторожно. Хара на том конце что-то невнятно промычал. — Поделишься, или снова догадываться надо? — Творческие пертурбации. Спёрли важную часть костюма, — в негодовании выдал Тошия. — Но ты вовремя меня отвлёк… — Хорошо, что вовремя. В курсе, кто это сделал? — Разумеется. И я хочу свернуть ему шею. — Плохая идея. Тебя посадят за убийство, Хара! — усмехнулся Руки. — Хочешь, я всё брошу и приеду сделать тебе расслабляющий массаж? Делов-то ничего — пересечь полстраны… Тошимаса рассмеялся. Разумеется, Таканори не приедет вот так: у него сейчас иные приоритеты, но слышать это было приятно. — А я ведь могу согласиться, — ответил басист, уже зная, что Руки ощущает вину за опрометчиво брошенную фразу. — Лестно слышать, но к сожалению… Не, ты не думай, что я этого не хочу. Ну, ты знаешь, мне ужасно жаль… Короче, ты понял. Ведь, понял, да? — Знаю, сцена важнее. Всё равно спасибо. Таканори хорошо чувствовал настроение любовника, определяя диссонанс по дыханию, интонациям голоса, коротко брошенным фразам. А ещё Тошия «спасибо» редко говорил. — Что? Погоди, неужели всё так плохо? — Уже нет. Пока, Така, мне надо возвращаться. «Пока, Така?» — Таканори застыл в задумчивости: да что там такое у них происходит? *** Пять минут до выхода. Из-за близости к сцене, помещение специально не освещали, но им не надо видеть друг друга, чтобы понять, кто находится рядом. Хара провожает напряжённым взглядом оператора с камерой. Ещё несколько минут на то, чтобы просто подумать. Лица согруппников серьёзны и сосредоточены. Кё стоит обособленно, но даже его мысли далеки сейчас от конфликтов и обид. — Пора! — звучит сигнал, и все снимаются со своих мест. Каору протягивает руку, цепляя взглядом недовольное лицо вокалиста. Тоору подходит и первым опускает ладонь, накрывая узкую кисть лидера. Затем очередь Дайске и Шиньи. Ладошка драммера кажется невесомой, как сухая веточка. Последним скрепляет этот замок Хара. Они срастаются в целостный механизм под названием Dir en Grey. Никто из них сейчас не улыбается. — Давайте постараемся! Пронзительный взгляд упирается в темноту чёрных зрачков, выискивая понимание. Хотя бы здесь, перед выходом на сцену, Каору находит его. Каким бы мудаком не был Кё, он постарается. Каждый из них сделает то, что должен. Как всегда. *** Щелчок открываемой банки пива прозвучал лейтмотивом заслуженного бонуса после тяжёлого концерта. Этот звук показался Каору самым приятным среди всех, которые он сегодня слышал, а ещё приятнее было ощущение терпкого вкуса и шипение лопающихся на языке пузырьков. Упоительная влага, генерирующая удовольствие. — Загружаемся в автобус, парни, — скомандовал менеджер. Каору оглянулся, с удовлетворением подмечая, что Дайске утрамбовывает в рюкзак принесённый стаффом пак с алкоголем. Перехватив его взгляд, Андо машет рукой, де, всё схвачено. Без веселья они сегодня точно не останутся; плюс Дай обещал гитаристу кое-что на десерт… Хара спрятал в карман флешку с записью сегодняшнего выступления, и, нахмурившись, поднялся в салон, усаживаясь на место рядом с Шиньей. Кё с неприязнью наблюдал за всем из окна автобуса, скрываясь от назойливого внимания за тонированным стеклом. — Као? — Андо загадочно улыбается, помахав перед носом лидера маленьким пакетиком с непонятным содержимым. — Я не против. Валяй. — А можно мне просто пива? — попросил Шинья. — И мне, — надевая наушники, сказал Тотчи. — Можно, — Каору кинул им по банке. — Кё, пиво будешь? — Отвалите, уроды! — огрызнулся вокалист, но, тем не менее, с места не сдвинулся. На монотонный звук работающего двигателя периодически накладывалось щёлканье открываемых банок, и время от времени громкий хохот перекрывал даже шум мотора. Напряжение постепенно уходило. «Волшебство» Андо работало безотказно, разгружая нервную систему. Лидером овладело чувство свободы и лёгкости; он казался себе птицей, которая вновь обрела крылья. И мужчина, как ребёнок радовался этому чувству, желая поделиться счастьем со всем миром. — Отпустило! — воскликнул он. Дайске хохотнул в ответ: — Иногда полезно. — А что у Тотчи с лицом? Прослушивая запись, Тошия всё больше мрачнел. На концерте он не отдавал себя залу, все его эмоции застревали где-то внутри. Игра казалась бездушной, и это было слышно. Вроде он и стоял на сцене, но мысли витали далеко. Сухое звучание — очередной откат назад; и Хара переживал, потому что уже несколько дней никак не мог настроиться. — Не айс, — произнёс он разочарованно. — Можно? — Каору протянул руку, и басист передал ему плеер. — Упс… Слушай, ну, синхронизация хорошая, по балансу норм. Эмоций, правда, не хватает, но это… — Конечно не хватает! Стоит, как бревно бесчувственное, — вмешался Кё, — а места на сцене занимает много. В груди Тошимасы стремительно разрастался гнев. — Ты давай-ка, полегче с эпитетами, Кё, — прошелестел драммер. — Мы здесь одни, если что, Иноуэ-сан на помощь не прибежит… — Нет, пусть продолжает, — отрезал Хара. — Я хочу послушать, какое я говно. — Ты не говно, Тошия, — тоном ласкового психиатра произнёс Тоору. — Просто так устроен, что мозг у тебя находится, отнюдь, не в голове. От этого все твои проблемы. Что, твой Руки тебе не даёт? Так трахни кого-нибудь другого, хуедум, и всё тут же встанет на место. И эмоции в игре появятся… Это вывело Хару из себя окончательно. Раз уж этот ублюдок догадался, означает ли это, что его состояние заметно всем? — Я ща тебя трахну, — невозмутимо произнёс Хара, поднимаясь и хватая Кё поперёк туловища. — Йода? Поможешь? — отрывая Тоору от сиденья, позвал он. — Конечно, — отозвался Шинья с милой улыбкой. — Тогда ремень захвати! — прорычал басист, оттаскивая отчаянно сопротивляющегося певца в сторону туалета. Такого поворота солист Dir en Grey явно не ожидал. Став бледным словно полотно он завопил, по иронии призывая на помощь именно того, кого больше всех ненавидел: — Каору! И ты позволишь этим извращенцам издеваться надо мной? — Чё? — Андо и Ниикура уже находились в той стадии наркотического опьянения, когда единороги радужной страны поют эйфорические гимны по любому поводу. И под идиотский смех Дайске, абсолютно не думая о последствиях, суровый лидер дал отмашку: — Позволю, — неожиданно выдохнул он. — Только сильно не увлекайтесь там… Хара, ты слышишь? Вся непутёвая жизнь пронеслась перед глазами вокалиста, когда его грубо нагнули, собираясь окунуть головой в толчок. Если напрячься и вспомнить, то Кё там уже побывал ровно пять лет назад, но это, похоже, мало чему его научило. — Сначала в ноты научись попадать, гениальный мой, — шепнул Хара, мокнув вокалиста в унитаз. — А потом лезь в чужую жизнь со своей критикой и советами. И не смей брать без разрешения мои вещи! Шинья, доставай ремень. *** ¹ UROBOROS — название седьмого студийного альбома японской группы Dir En Grey. Он был выпущен в США в ноябре 2008 года. В 2012 году альбом был ремастирован и переиздан. ² Слэп — техника игры на различных видах инструментов. Для бас-гитары игра слэпом заключается в ударе фалангой большого пальца о струны. Чаще всего удары наносятся по толстым (третьей или четвёртой) струнам инструмента. Немаловажным элементом слэпа является чередование этих ударов с резкими подцепами более тонких струн первым или вторым пальцами. Струны при этом издают характерные резкие щелчки о металлические лады. Между тем, струны на грифе другой рукой при игре слэпом зажимаются так же, как при игре пиццикато или медиатором.