Out of you

Телефон разрывался как безумный, но я не отвечал. Не потому, что боялся прочесть в списке неотвеченных вызовов заветное имя, а потому что жаждал его там увидеть и не смог бы сдержаться, дабы не ответить на звонок. Я сдался бы сразу, ибо всё ещё верил в лучшее. Тосковал, психовал и обожал… Надежда ведь умирает последней. Я тупо вырубил звук, оставляя жужжать неунывающую вибрацию. Послезавтра мы возвращаемся в Токио. Послезавтра заканчивается тур, который, возможно, завершит определённую веху в деятельности Газэ и моей, в очередной раз, неудавшейся попытке наладить личную жизнь. Я никак не мог заставить себя принять решение относительно Акиры: начинать поиски нового басиста казалось дикостью, ведь столько всего пройдено и выстрадано вместе… И несмотря на это, всякий раз я ужасно злился, размышляя о том, что он сделал со мной, и никак не мог об этом забыть. Странное дело, но мы даже не обсуждали уход Рейты на собрании, только шептались за его спиной. Широяма задавал вопросы, Кай давил морально, и только Кою сказал, что примет мою сторону в любом случае. Я знаю, что он говорил с Реем, и Акира выложил другу всё, скрывая лишь своё отчаяние. Уруха поступил мудро, предпочитая не вмешиваться, но его позиция была ясна — во имя справедливости он готов поступиться многолетней дружбой. А лидер изо всех сил пытался хоть немного облегчить Сузуки жизнь и готов был разрыдаться от бессилия, оставшись один против всех. Он часто повторял, что я не объективен. Интересно, в моменты, когда вы предельно озлоблены и несчастны, как свести на нет желание бросаться на окружающих? Я принимаю седативные таблетки, от которых постоянно клонит в сон. Так что мне не совсем понятно: мешает или же помогает состояние вялотекущей агрессии мыслить объективно? Все ждали только моего решения. Позволяя Сузуки уйти, именно я подставляю под удар будущее группы, и ответственность за это дело ложится на мои плечи. Об этом, каждый считал своим долгом сообщить мне лично — согруппники бесили страшно. — Может, всё же ответишь на звонок? — заговорил Аой, занавесив глаза длинной чёлкой. Рядом находился Кою, его взгляд был нейтрально-изучающим. — Ответь ему, — неожиданно выдал Укэ, — вдруг важно? — Кому ему? — ехидно парировал я. — Важного ничего не планировалось, а если б и было, то набрали бы тебя. Сердитый взгляд за стёклами очков говорил мне, что я скотина и сволочь, но вслух Ютака произнёс лишь: — Не будь ребёнком! В ответ на это я демонстративно выключил айфон. Мы собрались в небольшом конференц-зале отеля, чтобы по-быстрому обсудить детали следующего выступления. И уже почти бы закончили, если бы не телефон и мои назойливые мысли о Сузуки… А Рейта теперь всё время молчал. Лишённый права голоса, он стал похож на затравленного пса с потухшими глазами. Из самоуверенного мужика он превратился в подобие тени. Стоило лишь взглянуть на него, чтобы избавиться от ненужного присутствия — он вставал и выходил за дверь безоговорочно. Дистанция между нами продолжала расти. И я, в какой-то мере, провоцировал этот раскол, заручившись поддержкой согруппников. Все знают, каким язвительно-жестоким может быть Аой. А у Кою в таких случаях два состояния — ледяной игнор или пламенная ненависть. Не завидую я тому, кто попадёт в эти жернова. Кризис в коллективе сказывался и на качестве концертов. Притворяться, что всё в порядке, у Сузуки выходило отвратительно: глядя на меня, он часто сбивался с ритма и лажал. А я всё ещё не мог взаимодействовать с ним на сцене. Врать ни у кого из нас не получалось. Наблюдать за страданиями Рейты не приносило никакой радости. Скорее, это были угрызения совести. И я, конечно, переживал за нервную систему басиста и окончание тура. Бесил Ютака, который считал, что я давно избавился от стресса и сейчас просто свожу счёты. Раздражал Аой, потому что выглядел слишком счастливым. Я злился на Хару, потому что тот не звонил… Дурацкие причины! Детские! Но даже осознание этого не мешало гневу пожирать меня изнутри. Кай прав: я не был объективен. Личное — это личное, а работа есть работа. Приоритеты должны быть расставлены и отданы группе. Моя обязанность — сделать то что должен, пусть и в ущерб себе. Да, мне не особо хочется наступать себе на горло, но я люблю Газэ. Я же мазохист, чёрт подери! Будь проклята самоирония! — Рейта, — произношу его сценическое имя, а по телу пробегают мурашки от возникшего напряжения. — Нам надо поговорить. Аой бросает встревоженный взгляд на Кая, который просто пожирает меня глазами, но я не смотрю на них. Моё внимание приковано к Рейте. Он сдался. Он сломлен. Он вот-вот потеряет всё! А я устал от трагедий, завязнув в них по самые яйца. — Наедине! — рычу, невольно вынуждая басиста подняться со стула. — Ты сиди! Говорить будем о тебе. Вы, — указываю на согруппников, — можете разойтись по номерам. — Чего? — Вон, блять! — Как же всё это высаживает. Почему нельзя просто, молча, выйти? Кай что-то вымученно промычал, потирая пальцами виски. Схватив его за воротник, Уруха махнул мне рукой и потянул сопротивляющегося драммера на выход. Но наблюдать самоуверенную спину Аоя сейчас стало отдельным «удовольствием»! Он будто нарочно не спешил, а часики тикали, и моё терпение практически вышло из-под контроля. «Боже, Юу, уёбывай, пока я не превратился в футболиста, а твоя прекрасная жопа в тот самый мяч!» Я еле сдержался. *** — Как же ты меня бесишь! Особенно рожа твоя унылая. Я стою к нему спиной, глядя на закрывающуюся дверь конференц-зала, и уверен в том что хочу сделать на сто двадцать процентов. — Думаешь, ты сказал что-то новое? — Не хами, пожалуйста, — стараюсь говорить предельно спокойно, чтобы ничего не выдавало едва сдерживаемого бешенства. Только вот, нервный тик в уголке рта, увы, никуда не спрячешь. И Акира замечает моё настроение. — Встань и выйди из-за стола. Подойди ближе. Ещё. Вот так. …Ну что, напряжение надо снимать! Да, рука у меня тяжёлая, даже Тошия это признал. Теперь силу удара ощутил на себе и Акира, схватившись сейчас за челюсть. Знаете, невысокий рост — не преимущество, зато я вертлявый, бью крепко и до носа достану точно. — Не тупи! Можно уворачиваться и ставить блоки, — подсказал я, с упоением нанося удары по его торсу. — Но если поднимешь на меня руку и попытаешься дать сдачи — тебе конец! Всосал? Сузуки кивает, делая шаг назад. Главное, он знает, кто босс, а на остальное уже плевать. — Решил уйти, значит? — спрашиваю, глядя в его осоловевшие глаза, смотрящие на меня с выражением полного непонимания. — И кто ж надоумил-то? Не, разумеется, Рей всё сообразит, но, не сразу, а когда осознание достигнет мозга, его нос уже будет разбит… Я вынуждаю защищаться. — Перестань, — рычит, выбрасывая вперёд руку, — решил сделать из меня отбивную? Других издевательств мало? Можно мне уйти хотя бы без скандала? Ныряю под его блок и бью со всей силы под дых. — Нельзя! — Рейта задыхается, согнувшись пополам, еле успевая закрывать от ударов лицо. До чего приятная картина! Не успокоюсь, пока не оторвусь по полной. — Ты накосячил, расхлёбывай! О группе подумал, эгоист? — Он не вправе возразить мне ни слова. Послушный мальчик для битья. — Уйти, сука, решил! Смотрите, какой гордый. И что ты этим докажешь, мудило? — Прошу, Така! Прекрати! — Прекратить? — Меня до безумия раздражает это его «прошу». — Ты меня изнасиловал! Испортил мне жизнь. Помнишь, как избивал? Разве ты церемонился?! Разве слушал? — Делаю подсечку, Рейта падает на колени, а я с упоением бью Сузуки по ушам. Боль оглушает и дезориентирует его, вырывая из груди хриплый стон. — Что, неужели больно? А мне, думаешь, не было?! — Чувствую, как напряжение медленно начинает отпускать. Выплеск адреналина даёт телу неожиданную эйфорию. Мне нравится, что Рейта стоит на коленях. Такое положение порождает эстетику кровавых экзекуций. Я когда-нибудь упоминал, что люблю кровь? Вытирая вспотевшие ладони, перевожу дух. Пора завязывать. — У тебя есть выбор, сукин сын. Не всякому его предоставляют, но для тебя это шанс. Уходи, если решил — я не держу. Но… если группа — это всё, что у тебя есть… тогда стоит бороться и терпеть меня ещё лет двадцать! Как минимум. — Ты меня ненавидишь! — хрипит он, пытаясь подняться на ноги. — Как я могу?.. — он не успевает договорить, потому что я снова бью его по лицу. — Ненавижу? С чего бы?! — Сознание требует остановиться, ведь я на самом деле не испытываю ненависти, но… он так удобно стоит, что хочется пнуть его по яйцам. Это такой восхитительный соблазн, что удержаться просто невозможно. Прямое ощущение физического кайфа. Главное, не перестараться. Сузуки взвыл, судорожным движением закрывая пах. — Начинай уже думать, Рей. Иначе, зачем тебе мозг? Вы знаете, какой внутренний шок испытывает мужчина, когда получает удар по промежности? Как резкая боль ломает его тело, заставляя безвольно корчиться, а на глаза наворачиваются слёзы бессилия? Ему сейчас так больно, а я стою и улыбаюсь, как маньяк. — Полегчало? — хрипло спрашивает Сузуки, постепенно приходя в себя. — Унижай и властвуй… — Если понадобится, — парирую я. На что-то гуманное моя фантазия сейчас просто не способна. — Я понял! Понял! — орёт он, закрываясь руками. — Но только что мне остаётся, если тебя от меня воротит? — Смириться, — скорее, для себя, тихо бросаю ничего не значащую фразу. А, кстати, воротит ли? Да не особо уже. Гнев прошёл, оставляя ощущение пустоты и усталости, а вот дышать, однозначно, стало легче. А ещё, я, оказывается, могу находиться рядом, впервые за всё это время не испытывая рвотного рефлекса. И даже смог бы, наверное… — Вставай, — протягиваю руку, помогая Сузуки подняться с пола. — И прекращай «срать» на лайвах. — Рейта шокирован, ведь я сейчас прикасаюсь к нему. Держу его за пальцы, не испытывая отвращения. В первый раз за полгода. — Забыть обо всём у меня не получится. Чудес не бывает. Но я попробую. Буду пытаться. — Он слушает и не может поверить. — Думаешь, я позволю тебе, вот так, взять и свалить? Дебил озабоченный! Не позволю, Акира. Ты нужен группе, а значит… в какой-то степени, и мне тоже. В его глазах появилось осознание момента. И глядя на меня, Рейта вдруг заморгал, как будто пытался избавиться от попавшей в глаз соринки. Вытирая рукавом разбитый нос, не выдержал — всхлипнул зажмурившись. — Руки… — Заплакал, как мальчишка. Навзрыд. Отвернулся, пряча лицо, в безуспешной попытке успокоиться сразу. — …Ты не должен идти против себя, — сглатывает подступавшие слёзы. — Поверь, я… ставил себя на твоё место… снова и снова. Много раз. Нет оправданий тому, что я сделал. И надежды, что ты когда-нибудь… я буду прощён, тоже нет. Поэтому… — Заткнись. Я прощаю. Рей поднимает глаза, и его взгляд, полный раскаяния, уже не может оставить меня равнодушным! Я знаю этого человека столько грёбаных лет. И в свете прошедших событий как-то совершенно вылетело из головы, что на самом деле он добрый и смешной, он надёжный друг. И если бы так не зациклился… Почему всегда какие-то мерзости вплетаются в душу намного глубже, чем что-то хорошее? Отчего мы не хотим помнить о светлых крупицах, когда-то промелькнувших в нашей жизни? Почему память так избирательна? — Я любил тебя, — добавляет Акира еле слышно, — но… — Я знаю. Я не любил… Он дорог мне, но я никогда не любил его. При всём желании, мне бы не удалось оправдать чужих ожиданий. И кажется, что он, наконец, это понял. — Иди сюда, — открываю объятия, позволяя Сузуки ткнуться лицом мне в плечо. — Всё, ну, не реви, не на концерте. И это вообще не мило. — Ещё и шутить пытаюсь. — Рей-чан! — хватаю его за плечи, встряхивая. Он сейчас как ребёнок, ей богу. Плачущая обезьянка. Моя. — Я разберусь с менеджментом и скажу парням, что всё нормально. Умойся иди! Ну, хватит, ну. Акира всё ещё не верит своему счастью. В глазах паника, губа нервно дёргается: то ли радоваться, то ли плакать. Идиот. — Что ли, мир? — шепчет еле слышно, неуверенно протягивая мне руку. Я улыбаюсь, пожимая его ладонь. — Мир, Аки. Вали, давай. Ютака там с ума сходит. *** Руки вернулся к себе не сразу. Знал, что стоит только дойти до номера, как его немедленно атакует вопросами Кай, который, если и не достанет разговорами, так приплющит воззваниями к совести! А когда к этой чёртовой совести постоянно взывают — это уже слишком большая нагрузка для уставшего мозга и нервной системы. Разговаривать с Ютакой у Руки сейчас не было сил. Завтра. Всё завтра. …Аой молча отошёл в сторону, пропуская певца в номер. — Можно я у тебя посижу? — И Матсумото обессиленно рухнул на чужую постель, раскинув руки, словно морская звезда. — Это называется «полежу», — ответил ему Широяма, вздыхая. Не глядя на ритмиста, Руки перевернулся, доставая из кармана айфон, и включил его. На секунду замер, держа гаджет в руках, и уставился в серый потолок. Затем, медленно перевёл взгляд на дисплей. Как и следовало ожидать — куча разных сообщений и звонков. От Тошии не было ничего. Руки разочарованно прикусил губу. — Ну? О чём пишут? — Ни о чём важном, кроме ста двадцати «ты где» от Кая. — Ру? — Состав группы не изменится, если ты об этом. — Тоскливый немигающий взгляд в потолок был Аою уже знаком. Руки выглядел измотанным и несчастным. — Сам-то как? — Давай немного помолчим, Юу? — Мы-то помолчим, но Кай молчать не станет. И… — Поговори с ним, а? Для меня, Широ. Пожалуйста. Я ужасно устал разбираться со всем. Набил Рею морду… — Оценив скептический взгляд ритмиста, Руки устало дёрнулся, хлопнув ладонью по сбитому покрывалу. — А как, по-твоему, ещё я мог убедить его остаться? Широяма весело заржал. — Чудовище! — радовался гитарист. — Отпустило? — Не смешно это, — Таканори уставился в экран телевизора, наблюдая эпизод из ночного шоу. — Только Ютаке про это не говори — сам увидит. Скажи просто что-нибудь, чтоб успокоился… Отпустило… мне… мне всё время чего-то не хватает. Я как… — Не чего-то, а кого-то! Выразительный взгляд Руки сотворил своё дело. Как по волшебству гитарист тут же заткнулся, и, став серьёзным, набрал номер Укэ. — Хопс, лучшему драммеру, — начал ритмист. — Руки у меня. Не нервничай. Рей остаётся… Да! Така в разговор не вслушивался — знал, что это надолго. Каю необходимо было высказаться, а Юу иногда умел слушать. Если, конечно, нужда была. Нажав «отбой», Аой с видом победителя оглянулся на Таканори. Свернувшись калачиком, певец мирно посапывал, устроившись на самом краешке кровати. Так и уснул прямо в уличных кроссовках. — Ну, блин, опять не высплюсь, — проворчал гитарист, стягивая обувь со спящего певца. — «Если бы всё не сложилось так, как сложилось… гарантирую: вряд ли мы с тобой сейчас просто спали» — подумал вдруг Аой. — Не, конечно, дружба дружбой… — добавил он шёпотом. — Однако… «Люблю тебя, но странною любовью». Интересно, откуда эти строчки? Телефон разразился тихой вибрацией, высвечивая на дисплее имя Дайске Андо. Усмехнувшись, Широяма протянул руку и, по-домашнему, с хрипотцой промурлыкал в трубку: — Ты вовремя, коняшка!.. Почему? Не скажу. Заинтригован? Да я трезв как стёклышко… *** Дверь не казалась прочной, но натиск драммера выдерживала. Кай разве что не пинал её ногами. Хрен знает, сколько он пытался дозвониться, а затем, и достучаться до Рейты, пока тот, мокрый и замотанный в одно полотенце, не распахнул перед ним чёртову дверь. — Где ты был?! — Внутренняя истерика Ютаки не позволяла ему адекватно оценить ситуацию. Его приводил в неистовство сам факт, что ему не открывали, ведь перед этим, бедного Акиру терзал чёртов Руки, мало ли чего могло случиться. И чем всё у них там, на хрен, вообще закончилось? А сейчас… перед ним стоял почти голый Сузуки. Во всей красе. — Я волновался. Ты хоть бы позвонил, что ли… — Кай нервно улыбнулся, показав Рейте ямочку на щеке. Его взгляд скользнул вниз, на полотенце, которое плотно облегало узкие бёдра басиста. И лицо Ютаки вдруг стало пунцовым. — Чёрт, — драммер отвернулся, стушевавшись, но мужчина из номера протянул руку, затаскивая его в комнату. — Я в душ ходил, — коротко ответил Рейта. — Всё в порядке. Кай поднял взгляд, и близоруко прищурившись, наконец, рассмотрел яркие свидетельства недавнего «разговора» с вокалистом. Негодование захлестнуло лидера так сильно, что поначалу он не мог подобрать слова. А ещё Ютаку смутил странно довольный вид согруппника. — Что это такое?! Вы что, снова подрались?! — возмущался он, указывая длинным пальцем на нос басиста. — Ну, зубы на месте… Не пялься так. — В смысле? — Заводишь, Юта. — Нет, какого хера ты сейчас так улыбаешься?! Да что опять… А Така? Господи, Аки… — Сильные руки вдруг привлекли Ютаку к себе, а сухие жёсткие губы накрыли его рот, заставляя заткнуться. Кай затрепыхался, пытаясь вырваться, словно встревоженная и сердитая птица. — Ты чего? — Хватит беспокоиться, — Рейта пристально смотрел на Укэ. — Руки в порядке. На нём ни царапины… Мы помирились, — и вдруг сказал: — Останься со мной. Несмотря на то, что меня снова отпиздили, препятствий, чтобы ты уходил, больше нет. Останься. Сузуки как всегда не отличался деликатностью: выдал всё как есть. Ютака ошарашенно выпучил глаза, решая, соглашаться или же нет, но Акира, не дожидаясь ответа, вновь притянул его к себе, увлекая в водоворот опьяняющей ласки. И теряя суть разговора, всё, что Укэ сейчас смог — это, молча, кивнуть. По венам разливалось приятное томление, но лидера всё ещё не покидало беспокойство, что всё это не просто так.  — Ты так избавляешься от стресса или хочешь что-то мне ещё сказать? — растеряно спросил он. — Не молчи, мать твою! Сузуки был немногословен. — Помнишь, тогда в коридоре… — промычал басист, подталкивая лидера, к кровати. — Я всё ещё хочу продолжения. Кай стыдился момента, когда их позорно спалили все, кто только мог. А те слова… Каких только признаний порой не вырвется во время секса! Честно сказать, лидер не придавал им большого значения. Но сладкое воспоминание о той единственной близости никак не позволяло его фантазии расслабиться. Укэ горел манией трахнуть басиста. И Акира сейчас очень тому способствовал. Шаг, ещё шаг в направлении цели. Всё о чём лидер так мечтал, могло оказаться реальностью буквально через минуту. — Подожди. А Руки? — Ты его здесь видишь? Я — нет. — Горячие ладони басиста поглаживали и сжимали зад Укэ, вынуждая вжаться пахом в его бёдра. Ощущать чужую эрекцию казалось Рейте крышесносным, ведь в отличие от Руки, они с Каем были почти одного роста. — Та-аак? — Я хотел сказать, что если ты не против, то может, я тебя, наконец, трахну? А всё остальное обсудим после, — сумбурно говорил Рейта, стаскивая с Ютаки футболку. — Чёрт, ну, не умею я говорить красиво, и… это не значит, что я использую тебя, или что-то такое. — Лидер упал на кровать, а Сузуки, оказавшись сверху, оседлал его бёдра. — Я хотел бы, чтоб, ну… как у людей. — Пальцы басиста играли с чужой промежностью, обозначив напрягшийся член через ткань плавок, и Ютака застонал от нетерпения, подаваясь навстречу. — Просыпаться рядом… — Бельё, которое уже стало раздражать, наконец, улетело в сторону, и запах разгорячённого тела окончательно разбудил дремавшую похоть. Кай инстинктивно потянулся, чтобы помочь себе, но Акира его остановил. — Дружба — вещь ценная, — сказал он, целуя изнывающего от возбуждения драммера, — но всё как-то уже вышло за рамки… И я хочу большего. Чёрт, ты сейчас такой красивый, Юта… Увидеть блаженно-счастливое выражение на лице лидера дорогого стоило, ведь он так долго ждал этого момента. Акира поднялся с кровати, и, отыскав в темноте свои джинсы и сумку, принёс смазку и пачку презервативов. Надорвав зубами тёмный конвертик упаковки, он ловко поймал на язык силиконовое колечко. — Чудесная речь, — восхитился Кай. — Только, можно… сверху сейчас буду я? На лице басиста промелькнуло недоумение, но по упрямому взгляду бархатных глаз, Акира понял, что Укэ будет настаивать на своём. И это даже обрадовало Сузуки, хотя к такому повороту он был не совсем готов. С другой стороны, басист прекрасно знал, что Кай не тот человек, который станет покорно со всем соглашаться, так что, рано или поздно кому-то придётся уступить. Так почему бы не решить вопрос прямо сейчас? Рейта кивнул, сплюнув презерватив в ладонь Ютаки. — Валяй, — согласился он, опускаясь рядом. — Что, даже спорить не будешь? — удивился Кай, надевая резинку. Акира лежал на животе, позволяя любовнику обозревать красивую форму своих ягодиц, всё ещё закрытых полотенцем. Чувствуя на себе его алчущий взгляд, Рейта болезненно поморщился: — Может, делом займёмся уже? Только полегче та́м, вишенка. Руки оторвался от души. Бровь драммера дёрнулась в непонимании, но Сузуки лишь сердито фыркнул. — О! Он тебя пнул! — догадался лидер. — Больно? Дай-ка, взглянуть. Ты уверен, что всё в порядке? Может, стоит показаться врачу? Слушай, отёк — дело серьёз… — Да не отёк это, ну! — И Акира, повернувшись, сдёрнул с себя полотенце. Разглядывая внушительного размера стояк, драммер плотоядно улыбнулся. — Ты назвал меня вишенкой… — Заткнись, пока не оказался снизу. — Акира и сам не знал, почему он так выразился. Просто вырвалось. Придерживая басиста за бёдра, Кай устроился сзади. Поправляя резинку, драммер начал медленно проталкиваться в узкое тело, испытывая небывалую эйфорию: ведь он, наконец-то, трахал Акиру, и Акира с этим согласился. Поначалу, такое положение Сузуки сильно смущало. Терпеть растяжку, насаживаясь на длинные пальцы, с трудом сдерживать стоны, казалось ему чем-то недостойным. Но через какое-то время стереотипы рухнули. А мгновением позже, сминая гостиничные простыни, Акира самозабвенно толкался в глубину чужой глотки, в экстазе выкрикивая имя любовника. ***