Out of you

Гул похмельных шумов хоть и практически затих, но всё ещё звучал в голове. Отголоски фанфар, искрящиеся брызги и прочая муть попеременно тревожили сознание, отдаваясь ноющей болью в правой части лба. А ещё над ухом раздавался чей-то до боли знакомый храп, и худощавая задница упиралась Тошии в колени. На узкой кровати было так тесно, что даже вздохнуть лишний раз казалось проблематичным. Хара открыл один глаз, опознавая гостиничную обстановку и соображая, кто же мог отдавить ему руку. Судя по костлявому телосложению и тёмной лохматой макушке, к стене прибился… Ниикура. С безнадёжностью принимая происходящее, Хара хлопнул себя по бёдрам: к счастью, он спал в штанах, затянутых на талии так туго, что на коже отпечатался след от ремня. Каору так же был в одежде — значит, до непотребств у них не дошло. И Тошия выдохнул с облегчением. — Ну-ка, сдвинься, неуёмный мой, — шепнул Хара, высвобождая руку из-под матерящегося во сне тела. Естественное желание надавило на мочевой пузырь, вынуждая басиста начать шевелиться. Брюнет поднялся, на ходу расстёгивая штаны, и, наконец, задышав нормально, неуклюже двинулся в туалет. По дороге он чуть не снёс импровизированный стол в виде широкой табуретки, на которой засунутые один в другой, разместились пластиковые стканчики. Внизу на полу валялась пустая бутылка и окурки из перевёрнутой пепельницы. Сама пепельница покоилась рядом, вернее, то что от неё осталось — две симметричные половинки. Тотчи вспомнил, что вчера нечаянно уронил её, задев локтем, а убрать забыл. «Чёрт!» …И что же они пили? Пиво? Нет. Текилу, блять. Две бутылки крепкого дорогого пойла. Чудеса, но Хару почти не мутило, и, самочувствие, вроде как, оставалось в норме, несмотря на то, что он хорошо перемешал таблетки с алкоголем. Короче, что-то из вчерашнего химического коктейля сработало, возвращая Тотчи к жизни. Таблетки? Текила? Ниикура? Да, Каору всегда органично вписывался в категорию панацеи. Пока мочился, Хара тупо рассматривал стену и струйку, оптимистично бьющую в унитаз, на дне которого образовывались весёлые пузырьки, как в мини-джакузи. «Джакузи…блять», — хмыкнул басист. Хара скинул с себя одежду и забрался под тёплую воду душевой кабины, с удовольствием подставляя лицо освежающей влаге. Внезапно закружилась голова, и Тошия закрыл глаза, опираясь лбом о прохладное стекло. О чём они говорили вчера? Чего такого важного сказал Каору, что заставило басиста переживать? — …Я это… Извини, терпеть сил нет! — Хара очнулся от сиплого голоса Ниикуры. — До своего номера точно не успею… добежать… И я, кстати, стучал, — оправдался гитарист, пристраиваясь к унитазу. Тотчи через стенку взирал на невысокую фигуру со взъерошенными волосами. Из-за водных разводов, изображение за стеклом казалось размытым. На секунду мужчина зажмурился, увидев на месте Каору кого-то другого. Стало душно, будто ночью в номере, и тогда кто-то из них настежь распахнул окно. «Он ни хера не знает!» — орал прямо на улицу пьяный Ниикура. Пьяный? Да ни в одном глазу. Тотчи вдруг осенило. Хрупкая абстракция перевернула восприятие, заставив басиста резко открыть дверцу душевой кабины. Ниикура обернулся, невозмутимо разглядывая согруппника. — Ты ведь всё спланировал, не так ли? Знал, что я бы даже слушать не стал. И… — Надеюсь, тебе лучше? — А тебе? Я всё помню. — Полотенце? — с каменным лицом спросил гитарист. Стряхнул, застегнул штаны, вымыл руки. А Хара продолжал стоять, глядя так, будто бы умел видеть сквозь стены. — Хорошо, что помнишь. — Взгляд басиста медленно сфокусировался на Каору, и тот вопросительно вскинул бровь. — О нет, нехорошо! — хмыкнул про себя лидер, понимая неоднозначность ситуации. Одной беседы вчера, видимо, не хватило, нужно что-то ещё. Ледяной душ? — Я твой должник… За прошлое. Вода, стекающая по телу, медленное движение руки, откидывающей назад мокрые волосы. Приглашающий взгляд, наполненный отрешённостью и тоской. Полуоткрытые губы. Красивый торс, идеальные пропорции. Всё это вызывало у Ниикуры чувство ностальгии, смешанной с горькой иронией. Лет пятнадцать назад он ни за что не упустил бы шанс воспользоваться моментом в качестве благодарности или компенсации за… да пусть это будет сраная сублимация — неважно, каким словом назвать причину. Каору не отказался бы и всё! Но лидер слишком хорошо изучил своего басиста. Хара не умел фильтровать чувства, чтобы просто высказать благодарность. Он не выносил оставаться в долгу, восполняя эмоциональный баланс тем, что подходило по ситуации… Простая математика. А что ещё можно было предложить сейчас Каору, если они давно уже стали «ближе некуда»? «Молочные братья», чёрт подери!  — Пожалуйста, блять. Пусть оно там и останется… — Ниикура должен был как-то среагировать. Не злиться и поступить правильно. Будоражить прошлое не имело смысла, так же как искать кайф там, где его нет и не будет. Ох, как тяжело абстрагироваться, оставаясь объективным. У них у всех никогда ни на что не хватало времени. Особенно на то, чтобы взглянуть со стороны и осмыслить свои чувства. Они просто не научились любить, не знали, что с этим делать. И Хару можно понять, потому что внутри него сейчас бушует такой хаос… — Я понимаю, насколько мучительно… — Лидер сухо кашлянул в кулак, подбирая слово: - желать… — и продолжил: — того, кто в силу обстоятельств, недосягаем… Я, правда, понимаю. — Он смотрел на Тотчи так, будто хотел донести до него что-то гораздо большее по значению, чем мог выразить словами. — Не стоит проецировать на меня эти чувства, Тошия. Ибо я на них не отвечу! — Каору разорвал зрительный контакт, решительно закрывая дверцу кабины. — И уж тем более не стану трахаться с тобой только потому, что чего-то недополучил в прошлом. Тошия, молча, отвернулся. Ниикура мог бы уйти, но не уходил. Стоял, почёсывая бородку, и чертыхался себе под нос. Надо было что-то добавить, но… разве вчера они ещё не всё сказали друг другу? — Я знаю, тебе кажется, что ты сходишь с ума, но это пройдёт… — вдруг смягчился лидер. — Это ведь хорошо, испытывать такие сильные эмоции к кому-то. Не всем дано. Пожалуйста, блять! Живи, пока живётся, Тотчи! Я дам тебе номер Укэ на всякий случай. Уедешь сразу после лайва. Разрешаю. Испробуй всё, что сможешь. Перекроим график, если вам понадобится время. Лови свою птичку и не отпускай. И прекращай уже молчать! — Чего это мы такие добрые? — съязвил Хара. — Потому что ты идиот. — Да… — Говна! Перестань мучить себя, группу и фанатов! Задрал уже нереально. — Као? Кинь полотенце, пожалуйста. — Нет уж! Сам возьмёшь! — воскликнул Каору, решив, что хватит с него душеспасительных бесед и вида голого Тошии за сегодняшнее утро. Насмотришься на всякое и… «Как болеть — так ранимая фиалка, а как непотребства — так… Гладиатор хренов! Тьфу!» — Он не закончил свою мысль, потому что она привела его в тупик. — Это… приходи, как закончишь, я есть хочу. Всё остальное потом, — сказал лидер, покидая чужой номер.

FLASHBACK

Пару дней Ниикура молча наблюдал, как Тотчи, погружаясь в апатию и болезнь, теряет интерес ко всему происходящему, а главное, к работе. Можно, конечно, встряхнуть его, подвергнуть стрессу, наорать, вправляя мозг, но организм басиста слишком ослаб, чтобы среагировать на это адекватно. Тошия не просто выглядел полудохлым. В его теле, наполненном температурой и простудой, ещё сидел экзистенциальный кризис, который Хара переживал крайне остро. И казалось, что внутри него не только отсутствует желание выздоравливать, но и вообще пропадает желание жить. Каору обеспокоился: хуже просто некуда. Кому нужны мёртвые лайвы и дошедший до ручки басист? Короче, надо было что-то делать. После концерта лидер отослал согруппников развлекаться до отъезда, и, рискуя навлечь на себя гипертонический криз, забил на запрет врачей к употреблению спиртного. Он проследил за Харой, и, зайдя в тот же бар, купил бутылку текилы. Пока цедил — три раза облился, и, матюкнувшись, вдруг поймал просветление. Хлебнув ещё для храбрости, гитарист окончательно созрел для того, чтобы отправиться «лечить» басиста. Вы смотрели фильм про пиратов Карибского моря, где вечно бухой Джек Воробей, осоловело поводит глазами и почти всегда страдает отсутствием нормальной координации? Усердно отрепетировав это перед зеркалом туалета, относительно трезвый Ниикура выдвинулся на «сцену». Он, конечно, понимал, что до настоящего мастерства перевоплощений ему очень и очень далеко, и горестно вздыхал, когда наблюдал собственные потуги на мониторе компа. Отсутствие актёрского таланта особенно бросалось в глаза, когда Каору пытался придать своему лицу поэтическое выражение во время соло, или вообще, выдавить из себя хоть какую-нибудь романтическую или не очень, эмоцию! Верхом достижений он считал свой образ в клипе «Uroko», но когда согруппники его жестоко оборжали — гитарист смирился. Каору был уверен точно, что Станиславский, увидев его на ДВД, непременно бы закричал из гроба: «Не верю, блять!» и зашвырял гитариста тухлыми помидорами. Но, то была сцена, а здесь и сейчас — жизненная реалити… И всё-таки имелся у Ниикуры один «звёздный» козырь, в котором его ещё никто не переплюнул. Образ убедительный и нестираемый, словно клеймо. Образ перебравшего алкаша. «Купидон, блять», — фыркнул гитарист, мысленно желая себе удачи. ***  — Ещё что-нибудь желаете? — Он выглядел забавно. Официант в чёрной шапочке. Маленький, с блестящими искорками в глазах. Молодой и подвижный, словно мышонок. Когда мальчик поворачивался, завязки на его фартуке забавно трепыхались, опускаясь на маленькую округлую попку. На вид ему было лет двадцать, не больше. С лица не сходила приветливая улыбка, но уроки жизни, увы, не спрячешь: взгляд добавлял возраста.  — Благодарю, ничего. — Тотчи развлекался тем, что считывал информацию, совершенно не заморачиваясь сексуальным подтекстом. Разумеется, он ловил на себе заинтересованные взгляды, исходящие от парня с подносом. Радар на потенциального секс-партнёра всегда срабатывал безошибочно. Но Хара не узнавал сам себя, ибо трахать кого попало приелось. Не то чтобы Тошия совсем не хотел секса. В нём обозначилась жажда обладать конкретным телом; мужчиной, который, претендуя на свободу и независимость, отшил басиста, не моргнув глазом, и его имя заставляло Тотчи тосковать и не давало покоя сердечной мышце. Разумеется, Хара всегда мог снять кого-нибудь или помочь себе сам, но ощущения оставались пресными, как недоваренный рис. Не хватало эмоциональной составляющей. Ему был нужен Руки — неуловимая гаечка душевного механизма. Гаечка. Тошимаса усмехнулся, осознавая всю иронию происходящего. Обилие подозрительного грохота заставило обернуться. Недовольному взгляду предстал очень нетрезвый Ниикура, пытающийся обогнуть препятствие в виде стола, но… не смог, в результате чего, нелепейшим образом оказался на полу. Сжимая в руках бутылку, гитарист победно вытянул её вверх и громко сообщил: — Она не пострадала! Посетители наградили пьяницу равнодушными взглядами, и только бармен выбежал из-за стойки, помогая мужчине подняться. — С вами всё в порядке? — Ага. Пасиб, — проговорил лидер, выхватывая взглядом фигуру Тотчи. Хара разочарованно вздохнул и вмешался в ситуацию без особого энтузиазма: — Это мой знакомый, — объяснил он, хватая Каору под руку. — Ты когда успел нажраться? — Пожалуйста, блять, вот, не надо! — огрызнулся тот. — Я живой человек, и не моя вина, что я окружён пидарасами, которые меня бросили. И тебе, признайся, плевать, как и всем. В режиме «Мне срочно нужна сиделка» Каору тянул «одеяло» на себя — он был вынужден это делать, ибо подозрительный ко всему Тошия не проникся бы сочувствием без видимой на то причины. — Мне не плевать, — тихо ответил басист, разглядывая товарища. Ниикура противоречил сам себе: никто его не бросал — он всех разогнал буквально около часа назад, и был настроен весьма агрессивно. — Тебе надо поесть. Садись. — Если составишь мне компанию, — сердито произнёс Ниикура, любовно поглаживая бутылку. — Я на антибиотиках, Као! — Сделал Хара вялую попытку отказаться. — Нэ! Спорить не имело смысла. Если создать настроение, Каору — добряк и душа компании. Упоротая «мамочка» на руководящем посту… Значит, придётся участвовать. Сбежать и бросить пьяного лидера здесь одного — подло! И Тошия вздохнул, смирившись с тем, что ему не отвертеться. — Ладно. Наливай! Под текилу разговор зашёл очень даже неплохо. Ниикура добродушно вещал о всякой незначительной ерунде — сама располагающая любезность, и Тошия «снял оборону». Растаял. Он захмелел быстро. Ослабленному организму многого не нужно. А вот Каору будто и не пьянел, оставаясь в той же кондиции, в которой появился в баре. Но Хара слишком устал, чтобы обратить внимание на этот факт. К тому времени, когда они вернулись в отель, Тошия расслабился настолько, что уже не заморачивался темой разговора. Присутствие внимательного собеседника давало ему редкую возможность выговориться, и Хара даже не заметил, как начал изливать Каору душу. –…Для меня музыка, мой бас, группа — это главное, Као! Ты знаешь. И всегда так было. Но Руки… Он как… Это не зависит от меня! Я не хочу, понимаешь, но не могу сопротивляться. Как объяснить? Почему у других получается, а у меня — нет? Как так-то?! — Он тебя любит. — Лю-у-убит! — с издёвкой протянул Хара. — И у тебя к нему… это самое. Тоже. — Мне неясно одно: если у нас всё так «хорошо», какого хрена он ушёл? — Может, он не в курсе, что... — Каору взглянул на часы. Времени было много, язык начал заплетаться, а главного он ещё так и не сказал, — нужен тебе? — Шутишь? Как он может не знать? Я же… — И Тошия вдруг вспомнил, что сам он никак не поощрял инициативу встретиться, и вообще, вёл себя так, будто они незнакомы. Но Таканори же стремился… Стоп, а к этому ли он стремился? — А ты хоть раз говорил ему? — перебил лидер ход чужих мыслей, и Хара внезапно решил сменить тему. — Знаешь, ты сейчас как второстепенный перс из фанфиков — втираешь главному герою флафф и розовые сопли. Ты же не такой, лидер-сан! Ниикура скептически нахмурился, дёрнув плечом: — Так ты ещё и этим… страдаешь! — Тошия «молодец», конечно, — хорошо с темы соскочил… — Никогда не понимал страсть людей к подобной трихомудии. — А зря! В фанфикшене мы с тобой — канон. Как Бонни и Клайд. Наша парочка — эталон крепкой всепоглощающей страсти до гробовой доски, чтоб ты знал! Для фанатов мы, как феи, которые какают розочками. И, к несчастью, я навечно застрял в амплуа несчастной дамы, попавшей в беду. За что? — Хара отвёл взгляд, опрокидывая в себя порцию текилы. — Почитай на досуге. Это пиздец. Фееричный. Эпоха индисов произвела на людей неизгладимое впечатление! До сих пор, блять, не могут отойти, хотя я уже давно не бегаю по сцене в короткой юбочке! — Да, не бегаешь, — Ниикура усмехнулся, потому что сам того не осознавая, Хара всё же вернул разговор в нужное русло. — Но впечатление произвёл, — Каору внимательно посмотрел согруппника: способен ли тот сейчас внимать должным образом? Получится ли у лидера не слиться и отыграть свою роль до конца? Кондиция была как раз подходящая… — Хочу признаться кое в чём. Если ты не против выслушать… — Конечно… — Взгляд Ниикуры показался Тошии подозрительно ясным для изрядно подпившего человека, да и вообще, вся эта пьянка и поведение Каору были полны противоречий. Но проверить Тошия не смог — лидер понял, что за ним наблюдают, и тряхнув волосами, спрятал глаза за чёлкой. — Помнишь ту пидорскую фотосессию сто лет назад? — спросил гитарист непринуждённым тоном. Он растянул рот в улыбке, в действительности, не испытывая никакой радости. Его беспокоило, как среагирует на его слова Хара. Главное, чтобы басист не закрылся. — Нет не ту, где ты… а, там… где мы с тобой ну, того…  — Это где ты покорно выполнял все рекомендации фотографа, но упорно отказывался сделать вид, что собираешься меня поцеловать? Пришлось брать инициативу в свои руки, — Тошия, засмеялся, закрывая рот кулаком. — Помню, ржачно… и ты был страшно зажат и смущался, когда надо было прижаться друг к другу… Ниикура бы с удовольствием назвал сейчас Хару идиотом и дал бы ему такой крепкий «мамочкин» подзатыльник, переводя всё в шутку, но… Каору не шутил. И не хотел разрушать атмосферу доверия. Господи! Лидер и подумать не мог, что говорить об этом будет настолько сложно. Прошло уже столько лет, а по ощущениям, будто всё случилось лишь вчера. — Я смущался, потому что у меня на тебя встал, — выдал он, глядя Тошии в глаза. — И мне хотелось целоваться. И сопротивляться я бы не стал. Это как... что-то ударило изнутри… парализовало, я боялся спугнуть и боялся того, что чувствую. Все эти ужимочки на концертах. Притирания, обжимания, невинные поцелуйчики… Я хотел тебя. И много лет не мог избавиться от этих эмоций. Нетрезвый мозг Тошии отказывался соображать и воспринимать информацию. Ниикура, который ни словом, ни делом ни разу себя не выдал… и вдруг такое. — Ты это… только что придумал? — Нет, к сожалению. Хара почувствовал как трезвеет. Да и Каору не выглядел слишком пьяным. Разговор сливался в непонятную сторону, но лидер никогда бы не затронул тему без повода. — Почему сейчас, Као? — Момент подходящий, — выдохнул Ниикура, уставившись в пол. Хара налил текилы себе и ему, и они молча выпили. Значит, это не всё. Очередная притча с подсмыслом. — Я слушаю. — Пожалуйста, блять... А я жду, когда скажешь ты! Тошия понял. Они оба догадывались, но молчали. — Я ничего не знал! — взорвался Хара. — Думал, ты прикалываешься! — Я тебе нравился… — грустно добавил лидер.  — Да я из кожи вон лез, чтобы привлечь внимание, но всё было без толку. — Слова Тошимасы гитариста не удивляли, они вызывали горькое сожаление. А Хара впервые говорил о том, что чувствовал тогда. — Ты меня с ума сводил! Но к тебе ведь и на хромой козе не подъехать было. Ты же… натурал! Женился, детей нарожал… Блять! Скажи ты хоть слово, всё сложилось бы иначе. Я ведь даже надеяться не мог… — И поэтому побежал за утешением к Кё! И выебал всю группу. Чёрт! — А вот это вырвалось у лидера абсолютно бесконтрольно. Оказывается, его до сих пор не отпустило… — Упрекаешь теперь? Я ничего не знал! Као. Ты молчал столько лет, и не просто молчал — демонстрировал, что я нахрен тебе не сдался при каждом удобном случае! — А какого хера ты скрывал?! Ты! — зарычал Каору. — Думал, я мысли читать умею? Душно! — Ниикура распахнул окно, и вихрь ледяного воздуха трагически ворвался в помещение. Вдыхая полной грудью, лидер проорал прямо на улицу: — Он тоже ни хрена не догадывается. Твой Руки! — мужчина развернулся, глядя на Хару в упор. — И никогда не узнает, если ему об этом не сказать! …Он ощущал на себе тёмный взгляд. Спутанные волосы закрывали лицо и выражение осознания, появившегося в глазах. Каору это чувствовал. Момент безвозвратно упущенного времени не позволял им сейчас взглянуть друг на друга. Гитарист лишь устало покачал головой, жестом призывая Хару ничего не отвечать. — Ты не представляешь степени моего сожаления, — сказал Каору. — Я мог любить, но испугался… и не рискнул даже попробовать. — Его голос был таким уставшим, что казался сорванным. — Не совершай моих ошибок, Хара. Дай ему возможность узнать… Допивали молча. Ниикура сидел на чужой кровати, по-турецки скрестив ноги, и хмурился. Он не испытывал морального облегчения, но, всё же был рад, что смог донести до басиста то, что хотел. А что будет дальше — решать Тошии. Хара поднялся, забирая опустевший стакан из холодных пальцев гитариста, буквально выцарапывая его силой: «Отдай ты уже, он тебе не нужен», и закрыл окно. Лидер лениво отслеживал траекторию чужого и нетвёрдого передвижения по комнате до мусорки и обратно. Из-под полуопущенных век, картинка выглядела нечётко, словно в тумане. Откинувшись спиной на стену, Ниикура закрыл глаза. Стена была холодной, и только голос Тошимасы по-будничному окутывал теплом.  — Пиздец, Као. Давай спать, а? Каору не стал спорить. ***