Найти истину

Нас расселили в трущобах города, не делая различий по статусу — для жителей Розы мы все мусор, беженцы, отрепья, низшие слои общества. Мы поселились в трущобах города — за нами же последовала волна крыс; такое серое полотно чумы и болезней. Смерть была для этой крысиной своры этаким Гамельнским Крысоловом. Стоило одному человеку умереть или еще быть на грани смерти, как сразу же изо всех щелей выползала серая масса, вгрызающаяся в глазницы острыми зубками, разворачивающая плоть когтями и сгрызающая жертву полностью. Крыс не отпугивали от трупов — это было бесполезно. Оставалось только наблюдать за крысьим полотном смерти отчаянными глазами. Нас расселили в "общаги" в трущобах — этакие полуразваленные двухэтажные домики с комнатками, размером с самую маленькую однушку; селили по шесть-двенадцать человек, которые ютились как только могли. Нам повезло — в комнате нас было девять и большинство друг друга знали — я, мама, Микаса, Армин, дед Армина, Хейзесс, Фубар, а также двое мужчин с территории, расположенной прямо около стены Мария. Их звали Йерд и Альберт и они, как многие уже наверно поняли, были не самыми везучими. Йерд был "пиратом": он был однорук, одноног и одноглаз. Его протезы были сделаны из наихудшего дерева, которое только есть. Альберту повезло больше — у него не было лишь ноги и руки — их он лишился в один миг, когда его попытался съесть титан. Неведомым чудом он смог спастись и такой ценой. Эти двое работали в полиции этого района, района беженцев с Марии, и я до сих пор не понимал, как их туда взяли с такими-то ранениями. Мы питались тюремным хлебом и запивали это мутной темно-серой водой. Изредка нам выдавали гнилые овощи, и почти никогда — мясо. Мама волновалась за отца; не спала ночами, но вечно в шесть часов утра ставила на стол миски с едой. Всем, и даже Фубару, которого терпеть раньше не могла. И даже Йерду и Альберту. Но она сама выглядела тощей, как спичка. Она была лишь бледной тенью самой себя. Когда я в прошлой жизни был еще ребенком, меня часто отдавали к бабушке — старой, высушенной досуха временем, женщине. Она часто смотрела беспрерывно в окно, лишь изредка говоря что-то, чего я тогда не понимал и на что не обращал внимания. Когда она говорила в таком положении, она казалась старше еще на пару десятков лет; она казалась мне уже старой старухой, которой уже за сто. Я запомнил бабушку Настю именно такой — сморщенной, еще помнившей старые времена, когда все было хорошо. И Карла превращалась в такую же женщину. Я открыл глаза. Впереди меня простилалась степь. Эрен смотрел мне прямо в глаза - просто смотрел мне в глаза, словно не понимал, кто перед ним находится. Он смотрел на меня своими глазами, словно что-то решая, а после направился ко мне. Когда он подошел ко мне, неожиданно стало холодно, а мои руки покрылись инеем. Он уверенно прикоснулся ко мне и я почувствовал нестерпимую, острую боль. "Береги маму" — когда он это прошептал, я... Я проснулся. Когда я проснулся, воспоминания о прошлом стали неожиданно яркими, однако лица моей семьи покрылись пеленой. Мама готовила завтрак и я решительно встал, подошел к Карле и приказным тоном произнес: - Иди спать! Естественно, она отказалась. Через минуту я зашел на кухню снова. Карла заснула за столом, а огонь в местной плите еще горел. Я его потушил, а после взял свой маленький плед и укрыл мать. - Спи...