Я протягиваю руку к телевизору, но в ту же секунду отдёргиваю пальцы. Нервы уже сдают – с тех пор, как Китнисс победила прошло три дня. Три! А ни одного упоминания о Победительнице не было.
- Пит? – осторожно зовёт меня Пози. Маленькие девчоночьи пальчики неуклюже барахтаются в тесте, и я подхожу к ней, чтобы помочь. – А когда вернётся Китнисс?
- Не знаю, Пози, - вздыхаю и усмехаюсь, скрывая за смешком собственную нервозность: – А ты скучаешь?
- Да, - грустно говорит она. Тесто липнет к пальчикам, и она недовольно морщится. – Что ж оно такое… приставучее?
Я смеюсь и помогаю ей отмыться от остатков теста. Она трёт нос и берёт зайца, сидящего на краю стола.
- Вот приедет Китнисс, и мы вместе будем играть, - заявляет она ему и прижимает игрушку к груди. У меня в груди что-то щемит – точно так же к себе её прижимала девятилетняя Китнисс. Напуганные, маленькие, мы сидели рядом с отцами и ждали, пока врачи, снующие туда-сюда, что-нибудь скажут. Китнисс всё время что-то шептала своей игрушке, но я не мог расслышать. Сколько же секретов знает этот непримечательный заяц! – Правда, Пит?
- Правда, - киваю и на автомате отрываю куски от готового теста, чтобы выложить изогнутые причудливым образом булочки на противень. – Правда.
Рука всё-таки подрагивает, когда я включаю телевизор. Волнение? Предвкушение? Я уже и сам не знаю. Но понимаю, что не увидеть её лица сейчас – худшее из наказаний, которое я и получаю – нас с Пози приветствует ведущая музыкального парада. Я морщусь, но Пози просит оставить слащавую блондинку в неприлично ярком оранжевом платье. Подпевая капитолийским мотивчикам, девочка елозит кисточкой по белоснежному листку, постукивает ножкой по полу и вдруг поднимает глаза на меня.
- А вы с Китнисс поженитесь?
Давлюсь её вопросом и роняю стакан из пальцев. Пози невозмутимо ждёт ответа на свой вопрос, а мне хочется лишь одного – просто иметь ответ на её вопрос.
- С чего ты взяла? – спрашиваю девочку.
- Ну… так Гейл говорит. Ой! – она захлопывает рот ладошкой. – Не говори ему!
- Гейл?! – кажется, вечер сюрпризов только начинается.
- Я ничего не говорила! – испуганно шепчет она.
- Это будет нашей тайной, - обещаю ей и отворачиваюсь к телевизору, вновь щёлкая кнопками и включая центральный канал. Цезарь Фликерман, как обычно сияющий улыбкой, сидит в кресле и представляет людей, поднимающихся на сцену. Минуту я просто пытаюсь понять, что происходит, когда меня прошибает холодный пот – Церемония Награждения! Вселенная сжимается до маленькой комнатки, в которой мы с Пози занимаемся каждый своим делом: она рисует, а я пытаюсь слиться с экраном телевизора.
- Тот момент, которого мы все так ждали, настал, леди и джентльмены! – громко говорит ведущий, и его слова раздаются где-то у меня внутри. – Представляю вам Победительницу 74-ых Голодных Игр – Китнисс Эвердин!
Она поднимается на диске на сцену, и забавно морщится, когда свет софитов ослепляет её. Нежно-жёлтое платье простого покроя, сандалии без каблуков, простая косичка… Она так похожа на девочку, которой была, когда мы только начинали жить вместе, что у меня внутри все сжимается.
Отгоняя мысли, как назойливых мух, я снова смотрю на экран. Осторожная тихая походка девушки знакома мне до мелочей: я вижу, что, несмотря на показное равнодушие и почти искреннюю улыбку, она напряжена, как тетива.
- Итак, Китнисс, прежде всего позволь поздравить тебя с победой – ты просто покорила нас, - обводит аудиторию широким жестом Цезарь. – Ты думала о том, что мы снова увидимся?
- Надеялась, - осторожно отвечает она. Робкий взгляд на толпу – она взрывается криками и овациями. Китнисс посылает им полуулыбку и слегка морщится, когда крики становятся громче.
- Ты сводишь их с ума! – восхищается Цезарь, и его лицо освещается широкой улыбкой. Китнисс складывает руки на коленях и тесно переплетает пальцы вместе.
- Я не специально, Цезарь.
- Верю. Твоё платье… Оно, как и всегда, бесподобно. Ты такая невинная и милая, - делает комплимент ведущий. Я прищуриваюсь и смотрю на реакцию Китнисс. Губы разъезжаются в резиновой улыбке.
- Настолько невинная, что нельзя сказать, будто бы я выиграла Голодные Игры? - невесело уточняет она.
- Именно. Но мы с тобой отвлеклись! Скажу по секрету, дамы и господа, отвлекаться на такое красивое создание – само удовольствие. Но! Мы должны всё-таки обсудить кое-что довольно важное, - прищуривается ведущий. Голоса в аудитории постепенно сходят на «нет». Спина Китнисс напрягается, позвонки выстраиваются в безупречно ровную линию. – Ты расскажешь нам об Арене, Китнисс?
Всего на пару мгновений мне кажется, что Китнисс с криками сбежит со сцены, но я снова ошибаюсь –
с ней нельзя быть уверенным ни в чём.
- Что ж, думаю, я могу ответить на твои вопросы, - начинает она.
Цезарь добрых полчаса расспрашивает её обо всем, начиная от Парада трибутов и заканчивая последними минутами перед прямым эфиром. Все её чувства, эмоции, мотивы поступков – она рассказывает сжато и сухо, но колючки в голосе скрыть от меня не удаётся - слишком уж хорошо я знаю интонации её голоса.
- Все мы стали свидетелями чудовищной сцены насилия, - говорит Цезарь и смотрит на неё. О каком именно насилии он говорит? На Арене его будь здоров сколько! – Что ты чувствовала в тот момент, когда тебя чуть не изнасиловал Катон?
Руки сжимаются в кулаки. Я чувствую на себе робкий взгляд Пози, которая смотрит передачу вместе со мной, и её настороженность заставляет меня тихо выдохнуть через сжатые зубы. Катон… Видимо, капитолийцы залили экраны слюной, когда эта скотина рвала на ней одежду. Ярость расплавленным свинцом пригвождает меня к месту, и я с тихой ненавистью смотрю на ведущего через экран. Неужели он не понимает, что Китнисс нельзя задавать таких вопросов? Да и любой другой девушке нельзя: зачем ворошить остывшие угли?
- Ненависть. Злость. Я хотела, очень хотела, чтобы всё это оказалось лишь страшным сном, который исчезнет, если я раскрою глаза. Но я открывала их раз за разом, а они не исчезали. Становилось… хуже и хуже, - сухо говорит Китнисс, и я хочу сжать её ладонь, впечатать в себя, сделать так, чтобы нас больше не разделяли.
- На это было невыносимо смотреть, - соглашается Цезарь. – Конечно, на Арене нет запретов, но это был чересчур грязный ход, на мой взгляд, - пожимает плечами ведущий. – Но одно дело, это когда мы наблюдаем за этим с экранов, и совсем другое быть там, совсем рядом, но не иметь возможности помочь… Что ты можешь сказать о Брайане, Китнисс? Как всем известно, после смерти трибута из Одиннадцатого, вы объединились, пусть и с неохотой. Вместе выжить легче?
Сам того не замечая, Цезарь ловко переходит из одной щекотливой темы в другую. Китнисс изящно закусывает губу, прежде чем ответить, но потом что-то заставляет охотницу гордо расправить плечи и надеть улыбку.
- Полагаю, мы все не хотим быть в одиночестве. Я благодарна Брайану - если бы не он, меня бы здесь не было. Он мой земляк, и с ним в какой-то мере было спокойнее.
- Неужели не сыграл роли тот факт, что он был в тебя влюблён? – подначивает ведущий. Китнисс с едкой улыбкой поворачивается к нему.
- Я бы не ответила взаимностью, но… привязаться я успела, скрывать не буду. Он стал кем-то вроде младшего брата, о котором приходится часто и много заботиться, - поясняет она. Тонкие пальцы трут место над левой бровью. – Он совсем не ориентировался в лесу, и мне постоянно приходилось во время нашего недолгого союза одёргивать его. Потом он подвернул ногу, я нашла пещеру, нас выследила та девушка… и я прокололась. Милосердие – это порок на Арене.
- Порок? Это фатальный изъян, - сгущает краски Цезарь. Его глаза – цепкие и внимательные – прикованы к победительнице, спокойно восседающей перед ним. Ну да! Как будто кто-то увидит, чего стоит девушке её спокойствие! - Но, по крайней мере, твоя победа даёт тебе шанс на прекрасное безоблачное будущее!
- Да, будущее, - улыбается Китнисс. Знакомые мечтательные морщинки около уголков её глаз, которые показывают крупным планом. - Теперь мне уже нечего бояться.
- И ты вернёшься к своему особому другу, - подмигивает ведущий, хитро улыбаясь аудитории. – Думаю, у нас ещё будет шанс его увидеть, а пока насладимся историей головокружительной победы моей сногсшибательной собеседницы – Китнисс Эвердин, победительницы из Дистрикта-12!
Фанфары.
Свет гаснет.
Трёхчасовой фильм о Победительнице. Трёхчасовой фильм о том, как Китнисс возлагали на голову корону убийцы и заставляли убивать и сражаться за свою жизнь.
Первая половина фильма проходит быстро: Жатва, Парад Трибутов, тренировки, Интервью… Яркие всполохи её платья исчезают, и хрупкая фигурка в следующем кадре уже беспокойно мечется по стеклянной колбе. Механический женский голос начинает обратный отсчёт, и я стараюсь не отводить глаз от экрана, хоть и очень хочется.
- Пит! – голос Гейла застает меня врасплох. – Пози!
- Гейл! – девочку как ветром сдувает из кухни. Она прижимается к брату всем своим маленьким тельцем и весело смеётся, когда тот поднимает её на руки.
- Привет, - бросаю парню и обмениваюсь с ним рукопожатием. Он смотрит на экран, и его глаза округляются.
- Уже фильм? Арена? Я опять всё пропустил? – разочарованно смотрит он на экран.
Сжав пальцами столешницу, я смотрю перед собой, и улыбка против воли зажигается на лице.
Завтра. Уже завтра Китнисс возвращается домой.
* * *
Волнение мелкими иголочками покалывает кончики пальцев. Электрические разряды между мной и металлической платформой, на которую должна была вот-вот ступить Китнисс, уже почти светятся. Или это у меня в глазах уже вспышки от волнения?
- Да успокойся ты, - смеётся Сэй. – Такое чувство, что ты перепрыгнешь через ограду и пешком побежишь в Капитолий.
Первым приходит звук.
Все внутри начинает дрожать, когда я слышу гудок капитолийского экспресса. Волнение достигает своего апогея, и я чувствую взрыв эмоций, шквалом обрушивающийся на сознание. Тело отказывается подчиняться – веки наливаются свинцом, и я на секунду прикрываю глаза, чтобы, когда разомкну их, снова увидеть Китнисс.
I've tried to find
Я пытаюсь найти
The perfect words,
Нужные слова,
I'm still looking for
Я все еще ищу их -
The ones that you deserve.
Именно те, которых ты заслуживаешь.
Ощущения не подводят: я открываю глаза в тот момент, когда вокруг загораются ослепительные улыбки камер. Через их волну я пытаюсь рассмотреть знакомую тонкую фигурку… и я вижу её спустя столько дней полного кошмара ожидания. Спустя столько метров потраченных нервов. Спустя столько страха и ужаса.
Я делаю шаг навстречу, но широкая жёсткая лента, огораживающая население от Победительницы, больно врезается в живот.
- Подожди, - кладёт руку мне на плечо Гейл. – Ты же знаешь правила.
Знаю. Но от этого желание поскорее прижать её к себе и не отпускать не пропадает.
Как будто наваждение какое-то…
Она в платье. Ей идут платья, хоть она и нечасто их носила – не нравятся. Но сейчас она в тонком бледно-голубом платье, чуть приоткрывающем колени. На лице вежливая улыбка. Глаза беспорядочно бегают по толпе. Я ищу её взгляд, но она не смотрит в нашу сторону.
Помост для родственников пуст. Как будто нельзя было вообще его не делать! Это как пощёчина, возвращающая в реальность: у неё не осталось родственников. И когда её взгляд останавливается на небольшой площадке, огороженной праздничной розовой лентой, лицо мрачнеет.
Вдох обрывается на полусекунде. Я ловлю её взгляд, и она останавливается. Даже не машет рукою толпе, приветствуя. Просто застыла, улыбаясь глазами и приветствуя меня.
Шепотки бегут по толпе, и телевизионщики расступаются перед ней, спускающейся по лестнице. Живой коридор из людей расступается, но мне всё равно уже и на них, и на телевизионщиков, которые, как стервятники, следят за каждым движением девушки. Просто потому, что она на расстоянии всего нескольких метров от меня.
Перемахнув через ограду, я проталкиваюсь через толпу к ней. Людям нет счёта, но я не сдаюсь – слишком уж сладка награда, которую я могу получить, если протиснусь через это сборище.
- Пит! – надрывно, почти всхлипывая.
Иду быстрее. Люди расступаются. Кто-то толкает меня в спину, и я делаю шаг вперёд, как она оказывается в моих руках.
Тонкие руки обхватывают меня за талию. Её лицо прячется у меня на груди. Я прижимаю её так, крепко, как могу, хоть и всерьёз переживаю за то, что переломаю её рёбра.
- Ты здесь.
- Здесь, - подтверждает она. Поднимает лицо, и я вижу слёзы, готовые скатиться по щекам.
Кладу руку на её щеку, и она прижимается ко мне, льнёт, как котёнок, ищущий защиты и ласки.
I'm right back at the first date,
Я возвращаюсь прямо к первому свиданию,
And the first kiss
К первому поцелую,
That couldn't wait.
Которого с нетерпением ждал.
Когда её пытаются вырвать из моих рук, я не отпускаю. Цепляюсь, как за последнюю надежду, как за последний шанс возвращения к жизни.
- Задушишь победительницу – с тебя станется, - смеётся Гейл. Я нехотя размыкаю руки, но не свожу с темноволосой макушки внимательного взгляда. Гейл обнимает напарницу, и я ревниво считаю секунды, на которые смыкаются вокруг него тонкие руки.
Её спешат обнять все, кто знает: торговцы из Котла, семья Гейла, Пози, повисшая на ее шее… И всё это вызывает непроходящую улыбку. Я смотрю, как она поглаживает по волосам девочку, звонко щебечущую что-то весёлое, как успевает слушать Гейла и что-то ему отвечать, как принимает поздравления от торговцев…
Отойдя в сторону, чтобы дать ей время побыть с остальными, я смотрю на поезд. Улыбка смывается с лица с космической скоростью.
Деревянный гроб с телом Брайана приехал вместе с Китнисс. Интересно, она знала о том, что едет вместе с покойником? Что-то мне подсказывает, что это знание прошло мимо неё.
- Не самое приятное соседство, - раздаётся хрипловатый голос рядом со мной. Я поворачиваю голову и сталкиваюсь с выцветшими серыми глазами. – Наконец-то эта поездочка закончилась!
- Она ведь не знала, что Брайан на этом же поезде? – спрашиваю, чтобы убедиться, что душевному состоянию девушки ещё предстоят испытания. Если она, конечно, узнает.
- Нет. Эффи не сказала бы, а никто другой болтать не станет, - качает головой ментор. – Приехали! Теперь, по крайней мере, солнышко не будет выносить мне мозг разговорами о тебе каждые пять минут – достала жутко.
- Спасибо, - говорю я, пропуская мимо ушей фразу о Китнисс. – Спасибо, что вытащили её.
- О нет, - глубокомысленно качает головой он. – Её вытащила только подготовка и мотивация. Смекаешь? – хитро улыбается он.
Я улыбаюсь. Чёрт, кажется, сегодня я улыбаюсь больше, чем за предыдущие три недели. Ментор похлопывает меня по плечу.
- Такие, как она рождаются не каждое поколение. Если уж эта появилась – держи, чтобы не улетела. И, кстати, не надо «выкать» - я просто Хеймитч. Что-то мне подсказывает, парень, что мы ещё увидимся, причём не раз…
Больше я не могу даже просто физически слушать Хеймитча, потому что тонкие пальцы, обвивающие моё запястье, на долю секунды погружают в сладкую негу.
- Пойдём домой? – робко просит она, с улыбкой смотря мне в глаза. Моя рука как-то сама собой оказывается на хрупких плечах.
Без «но» и «если»… я счастлив.
Здесь и сейчас.
* * *
Попасть домой получилось только ближе к вечеру. Перед этим было утомительная процедура получения дома в Деревне Победителей, на что Китнисс только фыркнула, но молча подписала все бумаги, само заселение, которое сопровождалось нелестным комментарием в адрес каждого занесённого чемодана, а потом ещё и ссорой Китнисс с ментором и сопровождающей, потому что девушка наотрез отказалась ночевать в новом жилище. Какие только аргументы не шли в пользу дома, Китнисс оставалась непреклонной. Лишь когда Хеймитч в сторонке потолковал с ней о чём-то, она уступила, мгновенно проглотив новые возражения. Меня распирало любопытство узнать, что всё же использовал Хеймитч, но влезать в это казалось чем-то глубоко личным.
- Сырные булочки? – спрашивает Китнисс, едва зайдя в пекарню. Киваю и наблюдаю за тонкой фигуркой, спешащей к печи. Она вынимает булочки, ещё тёплые, и заливается счастливым смехом. Но меня не обманешь – я видел её глаза. Столько отчаянной тяги к жизни… Видимо, такие глаза могут быть лишь у того, кто попробовал на вкус смерть. – Спасибо, - мягко улыбается она и ставит чайник. Всё так, как должно быть, она рядом, она здесь, суетится у печи, как бывало и раньше… Но я чувствую что-то, что заставляет меня нахмуриться, несмотря на то, что одно её появление всегда вызывало у меня улыбку.
- Что-то случилось? – спрашивает она, подходя ближе.
- С чего ты взяла? – улыбаюсь.
- Ой, вот только мне врать не надо, - закатывает глаза девушка, садясь напротив. – Я тебя насквозь вижу. Что-то произошло?
- Нет, - качаю головой и встаю. Она встаёт следом, не отрывая от меня пытливого взгляда. Спасаясь от разоблачения, я обнимаю её так крепко, как могу. – Просто до сих пор не могу поверить, что ты здесь.
- Уж поверь, - усмехается девушка. – Я здесь и никуда ты от меня не денешься.
- Почему я в это верю?
- Давай разложим плед как раньше? - просит она. – Хочу какой-то нормальности и уюта.
Как я могу отказать её глазам, смотрящим с такой мольбой?
Пламя уютно потрескивает в печке, озаряя её задумчивое лицо. Она зябко кутается в плед и прижимается ко мне, позволяя обнять себя. Фарфоровое личико выглядит таким беззащитным и умиротворённым, что я вновь невольно узнаю в ней тоненькую девочку, которую когда-то увёл из приюта. Для оправдания ищу в себе того подростка, которым я был… и не нахожу. Слишком уж много пришлось пережить тому парнишке, который был где-то глубоко внутри меня. Но если подумать о том, сколько пришлось пережить Китнисс…
I'm right back where I first stood,
Я возвращаюсь прямо к тому месту,
When I first knew
Где я впервые понял,
That I would always love you.
Что всегда буду любить тебя.
Продолжая искать оправдания тому влечению, что про себя уже давно окрестил влюблённостью, я смотрю на почти уснувшую Китнисс. Она из последних сил старается держать глаза открытыми, но это выходит у нее плохо: веки все равно смыкаются, и пушистые ресницы отбрасывают веерообразные тени на щеки. Ласково провожу рукой по её коже и беру ладонь в свою руку. Ни шрамов, ни царапин, ни старых ожогов… В Капитолии потрудились на славу – её первозданная красота вернулась, будто и не было никакого тяжелого детства и не более лёгкой юности.
Вздохнув, я пытаюсь встать, но протестующее хныканье заставляет остаться.
- Не уходи, - бормочет Китнисс.
- Не уйду, - сдаюсь я, обнимая её тонкую талию.
Я просыпаюсь от чьего-то пристального взгляда. Руки ощупывают пустоту, и я жмурюсь, а потом резко раскрываю глаза, чтобы сфокусироваться на изменениях.
Место рядом со мной пустует.
Приподнявшись на локтях, я оглядываю комнату.
- Китнисс?
Тишина.
Не на шутку обеспокоившись, я хмурюсь и обхожу все комнаты, но девушки и след простыл. Пытаюсь вспомнить, куда она могла деться в такую рань, но в голову ничего не приходит. Даже для леса слишком рано – всего четыре утра.
Вернувшись к своей импровизированной постели, я сгребаю в кучу гору подушек. Сложенный пополам бумажный лист чуть не погибает смертью храбрых в печи, но я успеваю спасти несчастную бумажку.
«Не волнуйся за меня. Я в Деревне Победителей – Хеймитч говорит, что пока мне лучше сделать вид, будто я одуревшая от своей победы идиотка. Так безопаснее лучше.
Скорее всего, завтра мы не увидимся – мой график слишком плотный.
Китнисс».
Безопаснее? Что она имела в виду? Что значит «так лучше»?
Почему с ней всегда столько вопросов?!
Бросив взгляд на часы, я застываю в нерешительности. С одной стороны, хочется сорваться с места и опрометью броситься в Деревню Победителей, чтобы убедиться, что она добралась без приключений, но тогда слишком велика вероятность того, что я разбужу Китнисс. А ей сейчас следует лучше высыпаться. Правда, я даже не знаю, как обстоят дела с кошмарами – на Арене они ей тоже докучали, если судить по тем скудным обрывкам событий, которыми нас кормил Капитолий. Ещё и телевизионщики, которые чёрт знает когда слиняют отсюда. С другой стороны, кто-то же должен обеспечить Дистрикт хлебом…
мой отпуск уже затянулся. Что же выбрать? Последовать зову эгоизма и податься в Деревню Победителей, или же подумать других?
Проклиная свою совесть и чувство долга, я иду замешивать тесто.
i
