Со вкусом морника

No, I don't want to fall in love Нет, я не хочу влюбляться This world is only gonna break your heart… Этот мир только разобьет твое сердце…

Пушистая снежинка путается в моих волосах. Грустно выпустив изо рта клубочек пара, я поправляю шарф и снова смотрю вверх. - Долго собираешься себя морозить? – посмеивается Пит. Я пожимаю плечами и смотрю на отдаляющую точечку. Сегодня снова ни капельки не поспала – лишь пару часиков в пекарне передремала. А потом на кой-то чёрт пошла в лес – свежий воздух, все дела… - Думаю, ещё пару часиков. - Пойдём, - он обнимает меня за плечи. Я качаю головой. - Нет, - вздыхаю я. – Голова лопнет. Кошмары замучили. Тут можно чуть-чуть подышать. - Знаю, - он выдыхает тёплый воздух мне в макушку, и я спиной прижимаюсь к нему. Откидываю голову, и мой затылок упирается ему в грудь. – У тебя проблем не будет? - Нет, - беззаботно отмахиваюсь и смотрю на него. – Помощь не нужна? - Нет, - Пит поправляет воротник и смотрит вдаль. Его брови сходятся в одну черту всего на мгновение, но я успеваю заметить. – Когда надоест дышать – возвращайся, - говорит он и уходит, едва коснувшись моего затылка губами. Я поворачиваю голову и ловлю его шаги, отдаляющие его от меня. Тупая, мучительно жгучая боль разливается по низу живота. Он уходит, а я не останавливаю – глупо, но правда. Видимо, Голодные Игры изменили не меня – я не чувствую изменений. Просто мы потеряли то, что нас связывало. Наши отношения, такие крепкие и близкие тогда, теперь стали бледным подобием бывших себя. Мы как бывшие любовники, которые спустя время встретились снова: неловкие объятия, неловкие слова, неловкие взгляды-прикосновения, выражающие больше, чем можно… Посмотрев на небо, я жду, пока слёзы снова закатятся в глаза, а не скатятся колючими каплями по щекам. Мне не хватает его. Пита. Мне не хватает наших ночных посиделок, мне не хватает наших разговоров… и просто его руки на моих плечах. Плохо потерять половину себя и смотреть, как эта половина ходит так близко, касаясь тела, но не души. Наше общение сводится к паре неловких фраз каждый день. Я прихожу в пекарню, мы перебрасываемся приветствиями, я помогаю, хоть и шуточки посетителей порой заставляют скрипнуть зубами, а потом… Сбегаю. Он не останавливает. Через пару часов Пит находит меня, где бы я ни находилась, стоит рядом, а после уходит. Тогда не останавливаю я. Я не спрашиваю о причинах нашего отчуждения – не переживу, если он скажет, что у него кто-то появился. Не мудрено: я ушла. Я была той единственной причиной, которая сдерживала его от того, чтобы завести отношения, найти девушку… Я та единственная причина, которой он руководствовался, не давая себе быть счастливым. Быть с кем-то. Быть тем, кем у него получается быть лучше всего – старшим другом, братом, защитником, впоследствии парнем, мужем, отцом. Выходит, мои нелепые попытки выжить, спасти свою жизнь, чтобы снова стать частью его, Пита, были напрасными? Он умеет жить и без меня. А я не умею, кажется. Спрыгнув с поваленного ствола, я решительно иду в сторону Луговины. Мне пора выбираться из этой пучины, куда я сама себя сбросила. - Хеймитч! – мой крик взрывает мёртвую тишину дома ментора. – Хеймитч! Мне нужно хоть с кем-то поговорить. Я должна выплеснуть все хоть кому-то, но не жаловаться же на Пита Питу?! - Хеймитч! Умотал куда-то, видимо… Бросившись в кухню, я расшвыриваю попадающиеся вещи ногами. Глубоко дышу, несмотря на вонь, которой пропитано всё в данном помещении. Безбожно громко хлопая дверцами пустых шкафчиков, я разыскиваю хоть что-нибудь. Все полки пусты. В изнеможении посыпая ругательствами голову ментора, я пинаю пустую бутылку, которая закатывается под стол. Характерный звук бьющихся друг от друга стекляшек загоняет меня под стол, и я не сдерживаю победного вопля – сорвала джек-пот, как-никак! Прихватив пару бутылок, я ухожу, даже не потрудившись запереть дверь. С ноги открыв дверь собственного, ненавистного до глубины души дома, я в ботинках иду в гостиную. В камине приветливо горит огонь, его язычки трепещут, когда ветерок касается их. Зажмурившись, я срываю крышку с первой бутылки зубами и делаю несколько глотков. Огненная жидкость катится по горлу и заливается в пустой желудок. Я чувствую странное жжение на кончиках пальцев и убираю бутылку. Спирт катится по расцарапанным костяшкам, когда я наливаю его в стакан. Приятное тепло перетекает по венам, странная смелость заполняет всё моё существо. Голова пустая и лёгкая, как воздушный шарик, и я наслаждаюсь этим. Сейчас я свободна. Сейчас я могу всё… Вторая бутылка – совсем полная и даже закупоренная – летит в камин. Яркий всполох завораживает. Спирт догорает, огонь шипит, а кровь прогревается, разгоняя тепло и смелость по моему организму.

It's strange what desire Странно, на что страстное желание will make foolish people do. Может толкнуть безрассудных людей.

Сейчас все желания так понятны и ясны, что мне кажется кощунством упускать прекрасную возможность поговорить начистоту с Питом. Что происходит между нами? Что было, пока я старалась не подохнуть – сначала в Тренировочном Центре, потом на Арене? Что будет дальше? Полупустая бутылка остаётся на столе. Так и не застегнув пальто, я выхожу и решительно иду из Деревни Победителей. Желание больно бьёт по нервам и подстегивает увеличить скорость. И я иду быстрее, потому что сегодня я послушная и податливая, как масло, в которое входит ножи. А точнее тысячи ножей. В полной темноте я дохожу до пекарни. Время позднее – я вижу, как Пит прощается с последним покупателем и шагает к двери, чтобы проводить… гостью? Да, так и есть. Его бывшая одноклассница, Делли Картрайт, над чем-то хохочет, пока Пит, застыв в дверях, отвечает на её вопрос. Червячок ревности успевает прогрызть дырочку в моей теплоте. Ледяная стужа охватывает сердце, и я на секунду вдруг падаю в реальность. Мгновение пытаясь определить, где я и что происходит, я оставляю бесполезные попытки и снова смотрю на вход в пекарню. Макушка Делли всё ещё рядом с ним, а ведь прошло уже чёрт знает сколько времени! - До завтра! – прощается она, и я сжимаю губы в тонкую нитку. Пит пару минут всматривается в темноту, будто бы пытаясь обнаружить там что-то, и я делаю шаг, на который меня толкает моя смелость. - Это она? Это не мой голос. Это какой-то хриплый скулёж побитой собаки. - Господи, Китнисс! О чём ты? Он затаскивает меня внутрь, ворчит что-то о том, что я заболею, если не поберегусь, и всё это вызывает волну истерического смеха. - Это она? - О чём ты? – спрашивает он, устремляя на меня свои глаза. - Что происходит, Пит? У тебя что, появилась аллергия на меня, пока я была в Капитолии? - Что за чушь? - Зазорно быть с убийцей?! - Да что ты несёшь?! Мы прожигаем друг друга взглядами, и я чувствую, как невыплаканные слезы обиды жгут мои глаза. - Что происходило, пока меня не было? Почему ты так отстранился? – спрашиваю я, почему-то рассматривая его лицо. Какая-то новая эмоция на знакомом с детства лице –и я совсем не могу ее прочесть. - Как будто совсем чужой человек. Я так хотела вернуться к тебе, но ты как будто и не ты. Ты единственная семья, которая у меня осталась - и неужели я больше тебе не нужна? Я перестала мешать, и ты стал свободным? – злость вперемешку с обидой так и льется из моего голоса, но я должна узнать правду. Скажет уйти – уйду. Наступлю на горло гордости и уйду, чтобы не быть лишней. – Мне уже нет места в твоей жизни, да? - Что за чушь ты несёшь, Китнисс? Ты же знаешь, что никто не заменит тебя! – проникновенно говорит, гадёныш. Так и хочется поверить. - Тогда что происходит? С того момента, как я вернулась, мы не говорим так, как раньше, мы не ведём себя так, как раньше! Что изменилось? Тебе противно быть с убийцей? Скажи правду! Если да, то я исчезну. Я с ума схожу, Пит! Мне и так нелегко, но твое молчание просто добивает! Странно, но я не плачу. Слёзы будто застыли и не спускаются, не дают мне нужной разрядки. И это может значить только одно – дальше только будет хуже. - Я действительно схожу с ума, Пит. Мне не хватает тебя. Мне просто не хватает тебя. А может, всё дело в том, что я просто снова хочу тебя поцеловать? – пожимаю плечами я, неминуемо краснея. – Я не переставала думать о том поцелуе… Я думала о тебе, я стремилась вернуться к нашей жизни до Игр. Но я вернулась, и ты отдалился. Почему, Пит? Я спрашиваю и смотрю в его глаза. Широкая ладонь гладит меня по щеке, но я не позволяю себе отвлечься на ласку – слишком уж часто я попадалась в эту ловушку. Я отстраняюсь, и он это видит. Его рука застывает в воздухе - слишком вязком, чтобы дышать им. - Потому что я не могу позволить себе сломать тебе жизнь. - Что? - Ты меня слышала. Возможно, тебе кажется, будто ты влюблена в меня, - после этого он прикрывает глаза и сглатывает, - но сейчас у тебя такой возраст. Тебе просто хочется быть влюблённой. А я просто подвернулся под руку. Что? - Ты сам себя слышишь? – я качаю головой, изо всех сил надеясь, что ошиблась. - Слышу, - прищуривается он. - Я люблю тебя, - шепчу и поднимаю глаза на него. – Я люблю тебя. - Ты привязана ко мне. Ты младше, и тебе кажется, что ты меня любишь , - поправляет он. - Хватит за меня решать, что я чувствую! – взрываюсь я, пропуская мимо ушей фразу о возрасте. – Я и сама прекрасно могу понять, что я чувствую! В себе лучше разберись! – подавшись вперёд, я накрываю его губы своими. Ну вот, опять это чувство. Дрожь внизу живота собирается комочком и стучится о живот, настойчиво прося обратить на себя внимание. Обвив руки вокруг его шеи, я прижимаюсь крепче и медленно целую его. Долгий, непрерывный поцелуй вытягивает последние остатки смелости, и, когда я отстраняюсь, я из последних сил стараюсь не опустить глаза.

What a wicked thing to say, Как же подло так говорить, you never felt this way. Ты никогда такого не чувствовал.

- Скажешь, что ничего не почувствовал? – я не вынесу, если он скажет «да». - Китнисс, - он прячет глаза. Я отшатываюсь, как после удара. Щеки горят, и я облизываю губы. Плохо слушающиеся ноги дрожат. Мокрых дорожек на щеках всё больше, и я с трудом соображаю. Он опускает руку, когда я подхожу к двери и чуть слышно лепечу, стараясь сохранить остатки достоинства: - Не провожай, - открыв дверь, я ныряю в беспроглядную темноту. * * * Кинув мимолётный взгляд на часы, я снова закутываюсь в плед по макушку. Чашка с чаем остывает, а мне плевать. - Ты похожа на призрака, - раздаётся над моим ухом весёлый голос. Поднимая глаза, я приветствую улыбкой Гейла, засунувшего руки в карманы. Он неловко улыбается, поглядывая на меня, и я вижу, как тают снежинки на его волосах. – Бледная и грустная. Что-то произошло? Ты три дня не появлялась в городе. - Приболела, - отмахиваюсь и кашляю пару раз для убедительности. – Не хочу никого заражать. - Разве сейчас меня не должен отгонять от тебя Мелларк, увешанный баночками с лекарствами? – спрашивает он. Я мрачнею. - У тебя точно всё в порядке? - А разве не видно? Я Победительница Голодных Игр, любимица Капитолия! У меня всё восхитительно! – саркастично кривлю уголки губ. - Я не про это. Вы с Питом уже три дня не вылезаете из своих раковин: он хмурый, ты вообще пропала… Вы что, поругались? – неловко спрашивает он, ероша волосы на затылке. Я прищуриваюсь. - Теперь это стало достоянием гласности? - Это? - То, что мы «поругались», - я ставлю пальцами кавычки и в упор смотрю на Хоторна, скрестившего руки на груди. – Нечего больше обсудить?! Неужели его новая подружка ещё не дала предметов для сплетен? Что ещё произошло, пока меня не было? Гейл часто моргает, будто пытаясь осознать все, что я наговорила, а я чувствую волну стыда. Гейл не виноват в том, что Пит вдруг решил ограничить наше общение – он просто-напросто подвернулся под руку слегка взбешённой мне. И это единственное, в чём он виноват. - Расскажи мне, - тихо прошу я, смотря на парня. – Расскажи, что здесь было, пока я была на Арене. - Разве ты не знаешь всё в мельчайших подробностях? - Гейл… Он садится на корточки передо мной и долго смотрит на огонь. - Ты не думала о том, что он старше тебя? У вас четыре года разницы. Слухи по Дистрикту разные ходили, - прищуривается он. Огненные блики в серебристых глазах выглядят как-то неуютно, как-то… зловеще, что ли. - Ерунда какая, - фыркаю я. – Те, кто их распускает, просто не знают Пита. Он не такой. И я не такая, - добавляю чуть тише, чувствуя, как наливаются краской щёки. - Закрыть рты всем сплетникам не получается, - качает головой он. – Может, он испугался этих слухов? - Бред какой-то, - шепчу я. – Три года не боялся, а теперь вдруг стал опасаться за то, что подумают обо мне другие? Этого не может быть, - упрямо стискиваю зубы я. – Должна быть другая причина. И я до неё докопаюсь! - Зачем тебе это? - Я не могу понять его. Всё было нормально до того, как я отправилась в этот чёртов Капитолий! - Вот и ответ… - Господи, Гейл, прекрати отделываться общеизвестными фразочками! Я и так на взводе! - Может, он понял, что старше? Китнисс, он не имеет на тебя никаких прав – это то, что тебе должно было быть известно. Вы не связаны отношениями, ты причина его одиночества, он – твоего. Ты не ребёнок, Кискисс, и ты должна понять, о чём я говорю! – раздражается Гейл. – Ты никогда не думала о том, что и тебе придётся стать женой, матерью, расстаться с Питом? Он не всегда будет тем, кого ты знала. А ты больше не будешь той, которую знали мы. - Да что ж вы все на возрасте так помешались! – возмущаюсь я. – Можно подумать, если я младше, то глупее или не могу разобраться в том, что чувствую. Я не собираюсь выходить замуж и рожать детей, Гейл. Я никогда этого не хотела, а сейчас не хочу вдвойне – я Победительница. Вся моя жизнь будет на экране. Я не хочу той же участи и для своего ребёнка. - Ты хочешь этого для Пита? – едко спрашивает Гейл, и я понимаю, что мне нечего ответить. Я не знаю. Это тот самый случай, когда язык прилипает к нёбу, и слова застревает где-то по пути к горлу. Я не хочу, чтобы Пит стал рекламным болванчиком, участь которого предстоит мне. - Это он тебе сказал? – осипшим голосом спрашиваю я. - Нет. Это ты не со мной должна обсуждать, Кискисс. Я тебе тут не помощник, прости. - Ты промыл ему мозги? Насчёт возраста? – спрашиваю напрямую и смотрю в серые глаза визави. Он склоняет голову на плечо и лукаво усмехается. - Не в бровь, а в глаз… Он уже большой мальчик, Китнисс, и не нуждается в том, чтобы ему капали на мозги. Может, вам просто нужно отдохнуть друг от друга? - Давай мы сами будем решать, что нам нужно, хорошо? – лед в моём голосе вымораживает внутренности. И хоть какой-то частью мозга я понимаю, что Гейл прав, и я не имею никаких прав удерживать Пита подле себя, мечтательность грубой ниткой сшивает наше прошлое и парочку моментов настоящего, когда я чувствовала себя… собой. А это было лишь тогда, когда не было отчуждения и пустоты, возникших с отдалением Пита. Выходит, я и жить без мыслей о нём не умею? - Кажется, сейчас тебе лучше уйти. Мне надо подумать, - просто констатирую. Мне не хочется обижать Гейла, ведь, кажется, он искренне хочет помочь, но сейчас голова забита другим. Я даже не рассматривала возможность того, что Пит мог испугаться камер. А он мог? - Прекращай грызть себя, Кискисс. Лучший способ узнать ответ – спросить, - говорит он, ободряюще похлопывает меня по плечу и уходит. И снова вопросы без ответа. Интересно, я когда-нибудь смогу понять его до конца? Теперь уже, видимо, вряд ли… Сбросив с себя плед, я беру ненавистную уже чашку и несу её на кухню. В раковине уже несколько таких же посудин, и мне не остаётся ничего, кроме того, чтобы перемыть их – вот чему-чему, а к аккуратности меня приучили. И когда от коричневых разводов на светлых чашках остаётся лишь память, я решаю заняться генеральной уборкой. Мысли, не дававшие покоя целых три дня, как-то сами собой прячутся, уступая место более насущным проблемам: как выветрить из облюбованной мною комнаты застоявшийся запах спирта и оттереть от мягкого ковра кровь, вытекшую из рассеченной два дня назад ладони. Там же я и разбила бутылку, наполненную до половины спиртом, сворованным у ментора – до сих пор стыдно за свою слабость. Но, по крайней мере, я извлекла ценный урок: пить мне не нужно. Потому что то, как меня выворачивало, я не забуду никогда. - Китнисс! Громкий голос ментора застигает меня, когда я, ползая на корточках, оттираю кровь от ковра. Покончив с делом, я нехотя поднимаюсь на ноги и спускаюсь вниз. Обо мне три дня не вспоминали, и теперь, когда я решила хоть как-то освежить свою жизнь, обо мне вспомнили. Забавно. - Что-то произошло? - А я не могу просто так навестить подопечную? – отвечает он вопросом на вопрос. Я усмехаюсь. - Ты? Меня? Без повода? Не было такого раньше, - качаю головой и кладу на стол тряпку. – Так что за дело? - Тур Победителей. Как же Капитолий мог забыть про меня… Закусив губу, я смотрю на него, а после опускаю глаза. - Не хотел, чтобы ты от неожиданности онемела, когда Эффи снова пропищит «Сегодня важный-преважный день!» - Спасибо, - я действительно благодарна ему. Хоть Эффи и не виновата, но её капитолийский акцент, вечная бодрость и нескончаемый энтузиазм меня утомляют, и мне отчаянно хочется бросить в неё подушкой всякий раз. – Хочешь чего-нибудь? - Плохо выглядишь. Подыши воздухом – тебе полезно, - бросает ментор и выходит. Я поджимаю губы и, захватив тряпку, иду наверх – подышу после. Если успею. И лишь взойдя по лестнице, я понимаю, что он ни словом не обмолвился о так нагло украденных бутылках. * * * Закончив уборку ближе к полуночи, я даже не почувствовала усталости. Было только странное желание отмыть себя от всех событий последних трёх дней, хоть и отмывать было нечего. Приняв душ и выйдя из ванной с мокрыми волосами, я долго расчесывала пряди перед зеркалом. Спать не хотелось, хоть для отвода глаз и совести, я надела одно из творений Цинны, которыми он щедро меня одарил ещё тогда, по возвращению в Двенадцатый. Проворочавшись в кровати пару часов, я забываюсь тревожным коротким сном. Как обычно проснувшись от собственного крика, одеваюсь и спускаюсь на первый этаж – там особенно слышно, как надрывается дверной звонок. - Кто там? – на всякий случай спрашиваю, косясь на своё одинокое пальто на вешалке. - Кто там? Человек в белом мундире распахивает мою дверь, и я делаю шаг назад, не сводя с него настороженных глаз. Целая делегация на пороге моего дома воскресным утром… Либо у меня были крупные неприятности, либо они у меня сейчас появятся. - Ну что же вы так пугаете нашу милую Победительницу, - слышу я смутно знакомый голос. – Девушка обескуражена – мы вломились без предупреждения в воскресенье утром. Мы вас не разбудили? Обладатель знакомого голоса выходит из белой кучи миротворцев, и у меня едва хватает сил, чтобы устоять на ногах. - Нет, не разбудили, - почти шепчу я, испуганными глазами смотря на тщедушного человека в белоснежном костюме, - президент Сноу. - Вот и хорошо. Вы не проводите меня туда, где мы можем поговорить без лишних глаз? - Конечно. По-хорошему признаться, открыть дверь и обнаружить на пороге президента страны по меньшей мере странно. Как будто наткнуться на осу-убийцу вместо обычного насекомого - и осознать это в момент укуса. - Мисс Эвердин, давайте договоримся: мы не будем лгать друг другу, - улыбается мужчина, а в колючих маленьких глазках плавает интерес. – Это значительно сэкономит время и вам, и мне, - продолжает говорить он, и я безвольно киваю. Какое там врать! Мне бы хоть язык от нёба отлепить, чтобы звук издать… В обычной обстановке кабинета я даже почти не различаю цветов. Ослепительно-белое пятно, застрявшее перед моими глазами, мешает даже в окно посмотреть. - Как вы себя чувствуете? Последние три дня о вас не было слышно в Дистрикте, - радушно говорит он. Я чувствую себя гостьей в своём же доме. - Откуда вам известно? - Дорогая мисс Эвердин, у меня глаза и уши повсюду. Но это не главное. Вам нравится ваш новый дом? - Да, благодарю, - словами не передать, как же я его ненавижу. – Но, я думаю, вы пришли сюда не для того, чтобы поинтересоваться о том, как у меня дела. - Вы весьма проницательны для своих лет, - расплывается он в ядовитой улыбке. Ещё одна фраза про мой возраст, и я взорвусь. - Что ж, не будем ходить вокруг да около. Полагаю, вы не знаете о договоре Победителя? - Договоре Победителя? – переспрашиваю я, а внутри всё покрывается тоненькой ледяной корочкой, точно все мои внутренности ужалены мелкой ледяной змейкой. Желудок скручивается в узел, и тошнота подкатывает к горлу. - Вы же не думаете, что любовь народа можно заслужить только убив пару человек на Арене, верно? За всё приходится платить. Ваши спонсоры ждут, когда же вы сможете оплатить их услуги. Первый порыв – сбежать. Мой взгляд мечется между стулом и дверью, я просчитываю количество шагов к отступлению, но природный характер, противный и опасный, откуда-то выползает и начинает царапать горло. - Вы пришли сюда, чтоб обсудить стоимость моего тела? – с ненавистью шиплю я, глядя в блеклые, выцветшие с годами прежде голубые глаза Президента. – Помните, что мы договорились не лгать. - Нет. Я здесь не для того, чтобы обсуждать цену – её уже назначили. Сейчас всё дело в том, что вам нужно поставить парочку подписей. - И вы действительно думаете, что я это сделаю? – выгибаю бровь я. – Если да, то вы плохо меня знаете. - Я знал, что вы мне откажете. Но ведь не только ваша жизнь зависит от этого. Бог с вами, мисс Эвердин, неужели вы хотите, чтобы пострадал мистер Мелларк? Задыхаясь от неожиданности, я вытаращиваюсь на Президента. Он по-прежнему с улыбкой смотрит на меня, но я явно вижу там уже другие искорки – презрение, может, удивление… Злобу. - Не стоит переходить мне дорогу. Вам чудом удалось сохранить свою жизнь после того, как вы обливались слезами после гибели трибутки из Одиннадцатого – это вызвало волнения в Дистриктах. Система управления не любит, когда кто-то выбивается из общей картинки. - Системе следовало быть крепче, - поджимаю губы я. Сноу кладёт на стол какие-то бумаги. Я слежу за его руками. Липкий страх, сиропом пропитавший мои внутренности, подсох, и противная корочка застыла внутри, неприятно скребя тонкую кожу изнутри. – Если она не хочет разрушиться. - Системе следовало крепче держать в узде непослушных маленьких охотниц. Вы любительница плыть против течения, мисс Эвердин, и удача пока была на вашей стороне. Но что произойдёт, если однажды она вам изменит? Вы не боитесь за своих друзей? Ведь несчастные случаи в шахтах – это распространённые бедствия. Одно неверное движение – и канарейка больше не поёт… Подумайте об этом. Гейл. - По дороге в школу дети часто находят неприятности, а человек, с детства находящийся у огня, может за ним не уследить. Чтобы вспыхнуло пламя, достаточно всего лишь искры, мисс Эвердин. Неужели вы собственноручно подожжёте фитиль? Он продвигает кипу бумаг ближе ко мне. Руки трясутся, и я начинаю теребить пуговицу. Пит, Рори, Вик, Пози, Хейзел… Они все в опасности. И всё из-за того, что я всего лишь оплакала свою союзницу, к которой так сильно привязалась! - Одна подпись, и я лично гарантирую им безопасность, - продолжает Сноу. Безопасность? А она вообще существует? Я больше не уверена в этом. Я смотрю на пальцы старика и представляю, как он сжимает моё горло, давит волю, не оставляя шансов глотнуть воздуха. В отчаянии опустив глаза, я пробегаю строчки Договора, и волосы становятся дыбом. Честь цепляется за все пути к отступлению, и я вздыхаю, выбирая один из самых рискованных. - Сомневаюсь, что я имею право подписывать этот документ, - заявляю я и поднимаю глаза. – Официальная документация может быть подписана законным представителем – родителем или опекуном. Восемнадцати мне ещё нет, - мило улыбаюсь и смотрю на Президента. – Уж извините, Президент Сноу, но я законопослушная жительница своей страны. - Законы можно и поменять, - бросает он мне в лицо, но договор всё же забирает. – Не сомневайтесь – я уполномочен. Охоту за пределами Дистрикта нельзя назвать стопроцентным соблюдением закона. И помните, что лучше не переходить мне дорогу, - выдыхает он мне в лицо и выходит, аккуратно прикрыв дверь. Вместо вполне логичного триумфа я чувствую лишь страх. Топкая бездна отчаяния засасывает меня, и я беспомощным котёнком барахтаюсь в ней, не в силах выбраться. Я только что собственноручно подписала Питу и другим смертный приговор. Ноги отказываются слушаться, точно вместе со спокойствием Сноу унёс и мою способность ходить. Оставив бесполезные попытки выбраться из кресла, я прижимаю дрожащую ладонь ко рту и больно прикусываю пальцы, чтобы не потерять сознание. Боль немного приводит в чувство, и я снова чувствую похмелье, хотя в моем рту не побывала и капля алкоголя. Всё в тумане. Не в силах смотреть туда, где сидел мой палач, я отворачиваюсь и утыкаюсь взглядом в колени. Пытаюсь успокоиться, но выходит из рук вон плохо: каждая мысль словно пощёчина. Я зверь, попавший в ловушку и отчаявшийся выбраться. Ужас приходит тогда, когда я медленно, по стеночке, выхожу из кабинета. Глотая страх, я пару раз оступаюсь и больно приземляюсь на колени. В конце концов, я сдаюсь и сползаю спиной по стеночке. Закрыв руками лицо, пытаюсь понять, что делать. - Китнисс! Какой знакомый голос… Хочу откликнуться, но язык не слушается. И как я только смогла говорить в присутствии Президента? - Китнисс!

What a wicked game to play, Как же подло вести такую игру, to make me feel this way. Заставлять меня чувствовать себя так.

Гость замечает меня не сразу: я слилась со стеной, по всей видимости. Тяжело ступая по ступенькам, Хеймитч (я узнаю его по запаху нестиранной рубахи и перегару) кладёт мне ладонь на плечо. - Не расскажешь, что произошло? И какого чёрта здесь делали миротворцы? Что ты натворила? Я убираю дрожащие руки от лица и долго смотрю в глаза мужчины. Он не выдерживает моего взгляда, и его тяжёлый вздох прокатывается по узкому коридорчику. - Китнисс! Этот голос я узнаю из тысячи. Взгляд следит за Питом, который, тяжело дыша, ищет меня глазами. Хочу подать ему знак, мол, здесь я, подними голову, но Хеймитч успевает раньше и встаёт. - Помоги. Пита больше и просить не нужно. Резво взобравшись по лестнице, он бросается ко мне. Я прижимаюсь к нему и утыкаюсь лицом в рубашку. И только тогда первые ручейки слёз скатываются по моим щекам. - Тише, тише, - приговаривает Пит, поглаживая меня по волосам. Его запах, его руки, его объятия… Господи, как же я скучала! Он подхватывает меня под коленями и, держа второй рукой спину, поднимает в воздух. Я крепко сцепляю пальцы на его шее. Хеймитч отходит в сторону, и Пит несёт меня вниз, в гостиную. Устроившись около камина, они ждут, пока я начну говорить, но единственное, о чём я могу думать – это рука Пита в моей ладони. И его незавидная участь из-за моего упрямства и гордости. - Договор, - удаётся мне выдавить. Я не смотрю ни на кого из них – слишком стыдно. – Договор Победителя. - О чём ты? – тихо спрашивает Пит. Я поднимаю голову, чтобы слёзы закатились обратно, но они, ясное дело, не закатываются. Почему-то мне смешно. - Договор Победителя. Сколько спонсоров помогало мне, Хеймитч? – губы дрожат. Пит пересаживает меня к себе, укрывает в своих объятиях, и я с благодарностью принимаю его ласку, как изголодавшийся зверь. - Я не думал, что он придёт так скоро. - Не думал? - О чём вы? – спрашивает Пит. Я прожигаю ментора глазами, в которых ясно читается: «Предатель». Он вполне мог бы меня предупредить, но предпочел промолчать. И как его после этого назвать?! - Победителей покупают. Спонсоры, помогавшие на Арене, просто зажравшиеся жители… словом, любой, готовый заплатить за ночь с ним или с ней. Я не думал, что Сноу заявится так скоро. Обычно приходит к совершеннолетним. Рука Пита на моей талии каменеет. Я боюсь оторваться от него и лишь разглядываю свои ладони. - И ничего нельзя сделать? – спрашивает парень, вытирая моё лицо. – Должен быть выход! Почему она должна ложиться под них? - Ты оптимист, как я посмотрю, - усмехается ментор. – Победители уязвимее всех. На неё будут действовать через тебя. Зуб даю – Сноу припугнул Китнисс тобой, - прищуривается мужчина, но в глазах плещется сожаление. - Это правда? – тихо спрашивает Пит. Я киваю, и новая соль оседает на щеки. - Он пригрозил, что поменяет законы, когда я сказала, что не подпишу. Он сделает это? – поднимаю глаза на ментора и прикусываю губу. – Он может? - Может, почему нет. Но ты единственная из тех, кого я знаю, кто не побоялся не подписать договор. - Тебе нет восемнадцати. И, по-хорошему, документация должна проходить через меня, - задумчиво говорит Пит. - Объясни это ему, - усмехаюсь я. Пит целует меня в висок, и я прикрываю глаза, прижимаясь крепче. - Выхода нет только из гроба, - упрямо настаивает Пит. Хеймитч пожимает плечами и встаёт, потирая поясницу. - Пойду я, а вы думайте, если не лень. Но дохлое дело. Пит нехотя отпускает меня, и я иду к двери, чтобы проводить ментора. Он оборачивается на пороге, чтобы что-то сказать, но осекается. Лишь по-отечески треплет по щеке и сжимает пальцами плечо. - Я не думал, что это произойдёт так скоро, Китнисс. Прости. Качнув головой и слабо улыбнувшись, я вздыхаю и иду обратно в гостиную.

The world was on fire Мир был в огне, and no one could save me but you. И никто, кроме тебя, не мог спасти меня.

- После такого мне и начинает казаться, что лучше смерть на Арене, чем такая жизнь, - говорю я, усевшись рядом с Питом. Он ласково касается моих волос, и я прижимаюсь к его плечу, глядя на огонь. - Это не для меня. Проще было умереть. - Не говори так, - глухо отзывается он. Я усмехаюсь. - Почему? Знаешь, что он ещё сказал? Он сказал, что я любительница плыть против течения, и удача пока была на моей стороне. Но что произойдёт, если однажды она мне изменит? Движение справа я сначала слышу, а после теряю опору, потому что Пит садится передо мной. - Он прав. Ты любишь плыть против течения, любишь забывать про правила и разрушать стереотипы. Но больше ты не будешь одна. - Да ладно? – почему-то мне и смешно, и муторно. - Потому что я больше не отпущу тебя. Помнишь, ты советовала разобраться в себе? – с улыбкой спрашивает он. - Это после моей пьяной истерики? – уточняю так, на всякий случай. Просто нужно разрушить последнюю надежду на то, что мне это приснилось. - Да. Я разобрался. И… Я знаю, что ты против этого, да я и сам никогда этого не хотел, но всё же спрошу. Китнисс Эвердин, ты выйдешь за меня?