There's no hiding room Некуда спрятаться, When every wound Когда каждая рана Brings the darkest place to light Выносит напоказ все самые потаённые уголки души.
- Как ты, наверное, знаешь, семьдесят пять лет назад произошло восстание, - начинает блондинка, но я перебиваю её, поднимая вверх ладонь. - В школе мы все учились. Я знаю, что Тринадцатый поднял восстание, а когда всё пало прахом, его уничтожили. А остальным навязали Голодные Игры. И я понятия не имею, кто вы такие и почему взорвали поезд. - Тринадцатый не уничтожили. Просто… мы живём незаметно для других, - пытается улыбнуться она. Я мгновенно перевожу на неё глаза. - Прячетесь? - Нет, Китнисс, ты не поняла. У главы Тринадцатого договор с Президентом Панема, - громким басом прерывает меня Эд. – Он не трогает нас, а мы не вынимаем из-за пазухи ядерное оружие. - У вас есть ядерное оружие? – елейным голоском переспрашиваю я, мгновенно реагируя на слова мужчины. Он смешно округляет глаза, а после закрывает рот обеими руками. - Тебе никогда не говорили, какое ты трепло, Эд? – зло спрашивает женщина. Я с трудом поднимаюсь на ноги, опираясь на её руку и сажусь. Эд не подходит. - Расскажите подробнее, пожалуйста, - прошу я тихо. – Я ровным счётом ничего не понимаю. - К сожалению, наше время ограничено, - шепчет Лиз. Я ловлю её руку, но она осторожно высвобождает пальцы. – Хеймитч объяснит тебе всё. И… мы надеемся на тебя. Эд приподнимает один из обломков, сжимая в пальцах катушку какой-то проволоки, цокает языком, пока Лиз дарит мне последнюю улыбку и что-то показывает Хеймитчу. Видок у ментора потрёпанный, но проблеск задумчивости в его глазах я всё же замечаю. - До встречи! – машет рукой Эд-говорун. Лиз толкает его в спину, и они оба исчезают под завалами. Встав с земли, я провожаю две серых спины. - Твои секреты однажды сведут кого-нибудь в могилу, ментор, - недовольно стону я, чувствуя лёгкую боль в лодыжке. Пытаюсь встать, но после бросаю эту бесполезную затею. – Возможно, и тебя самого. - Возможно. Но, заметь, я пока ещё держусь на ногах. - Не всегда, - с усмешкой замечаю я. – Не всегда. - Не важно, - обиженно насупливается он. - Важно. Расскажи мне то, о чём не успели они, - быстро проговариваю я, указывая головой за наши спины. – Цинна! - У Хеймитча получится лучше, - сжимает губы в полоску стилист. - Вот черт! Все наряды коту под хвост! Ну, попадёшься ты мне, Эд, - злится он. Я примирительно кладу руку ему на плечо. - Давайте-как лучше подумаем о том, как мы будем выбираться отсюда. Где все остальные? Машинист, безгласые? - Машинист, думаю, уже не проснётся, - говорит Хеймитч. – И поделом ему – тварь ещё та. Крыса капитолийская: если камеры чего-то не углядят, то он сдаст, как пить дать сдаст. - А с остальными что? – тихо спрашиваю я, хмурясь. Хеймитч пожимает плечами. - Выберутся из завалов. Вот только не надо только делать вид, что тебе нравятся капитолийцы – я тебя насквозь вижу, Огненная Китнисс, - Хеймитч кривится. - Я и не говорю, что они мне нравятся. Просто они тоже люди. - Они делали ставки, сколько ты проживёшь, - подначивает ментор. Я, болезненно скривившись, берусь за свою лодыжку. Она немного болит, но это ничего – переживу, бывало и больнее. - Меня кто-нибудь слышит? Здесь кто-нибудь живой есть? – настолько громко, насколько могу, кричу я. – Отзовитесь! Молчание. - Подайте какой-нибудь знак! Вам помогут! – продолжаю я уговаривать не видимых глазу людей. Чертыхаясь себе под нос, я подхожу к огромному покореженному железному листу, под которым мне почудилось шевеление. Пробую сдвинуть с места – ничего. Показалось. Едва не взвыв от обиды, я упорно бреду среди железных ошмётков. На секунду мне чудится, будто куски железа – трапеза гигантского зверя, который вот-вот настигнет и меня, и сердце пускается вскачь. Прибавляя шаг и при этом болезненно морщась, я хожу среди обломков поезда. Поднимать голову не хочу – там металл острее и зверь, рождённый моим подсознанием, ближе. Но когда это Китнисс Эвердин не шла против своих страхов? - Китнисс, стой! – зовёт меня Цинна. – Кажется, там какое-то движение, - показывает он рукой направление. – Проверишь? Я сам поднимусь. Пожав плечами, я, бросив виноватый взгляд на Цинну, рву футболку. Ноющая лодыжка просит повязки, и я обвязываю мягкую ткань вокруг неё. Становится легче, и я спешу туда, куда показывал Цинна. - И за что ты мне досталась? – ноет ментор, подходя ближе и подавая мне руку, которую я гордо игнорирую, хромая мимо неё. – Гордячка, - презрительно фыркает он. - А сам-то? С трудом оторвав железный лист от земли (мои внутренности едва не лопнули), я вижу девушку, сжавшуюся в комочек. Она зажимает руками уши и что-то беззвучно шепчет, едва шевеля губами. - Эм, мисс? – зову её неуверенно, тихо. – Опасность миновала. Она не слышит. Продолжая что-то шептать, она осторожно водит руками по земле, после чего отрывает ладонь и пытается нашарить железку, скрывающую её от ветра. Натолкнувшись на воздух, ладонь замирает. - Эй, - подходит к ней ментор и бесцеремонно хватает за беззащитное запястье. Мне хочется возмутиться, но почему-то все возмущения замирают в горле. Хеймитч хмурится, после чего берёт вторую её руку. Она не открывает глаз. Её щеки бурые то ли от грязи, то ли от… крови? О втором думать не хочется. – В шоке, наверное… - А как тут не быть? – усмехаюсь я. Подойдя ближе, я несильно бью её по щеке. – Эй! Всё хорошо! Она открывает глаза, и я невольно отшатываюсь. Зияющая глазница кровоточит, дикий микс рвоты и ужаса подкатывает к горлу. - Мать моя… - полузадушенно шепчет ментор. – Твоя футболка порвётся ещё раз? - Цинна с меня скальп… - хочу пошутить, но глотаю шутку, проникаясь страданиями девушки. Быстро оторвав какое-то странное подобие ленты, я обвязываю её вокруг головы незнакомки, прикрывая страшную рану. – Останься с ней. - Может, я лучше пойду к Цинне? - С ней должен кто-нибудь остаться, - твёрдо говорю я. Отворачиваюсь и перевожу дух, глотая едкий дым. Где эти чертовы капитолийцы со своими планолётами и лекарствами?! Почему не спасают?! Вот только не нужно, чтобы меня выворачивало – проблем и так хватает… Оставив девушку на попечение ментора, я иду как можно дальше от страшной картины. - Здесь кто-нибудь есть? Подняв голову и приложив ладонь к глазам козырьком, я смотрю на горизонт. Цинна ведёт парня и девушку. Поднимаясь ему навстречу, я замечаю странный звук – гудение, перерастающее в гул. Несмотря на то, что я до чёртиков в глазах зла на капитолийцев, я готова расплакаться от счастья - прибыли. * * * - Ни слова о Тринадцатом. Улыбайся. Будь милой глупышкой, благодарной Капитолию за спасение после катастрофы. И пусти слезу счастья, если хватит силёнок, - выдыхает мне в ухо ментор, и я торопливо киваю, отлипая от него. Неуверенная улыбка весенним одуванчиком распускается на губах, и я с готовностью жмурюсь, не готовая к слепящим огням софитов. Главное – не волноваться и не показывать беспокойства. Остальное получится. - Дамы и господа, с нами снова Огненная Китнисс! – бодро приветствует меня ведущий, сверкая белозубой улыбкой. Я опускаю глаза, в которых стоят слёзы (софиты всё же успели заглянуть мне в душу), и делаю шажок ему навстречу. Стук каблуков заставляет расправить плечи – уроки Эффи не прошли впустую. Я спокойна. Я непобедима. Я бесстрашна. Я даже сильна. Кажется. Кого я обманываю?... - Здравствуй, Цезарь, - мило улыбаюсь, принимая его галантно протянутую ладонь. Он усаживает меня в кресло, после чего возвращается в своё, настороженно следя за каждым моим движением. Но я пытаюсь быть расслабленной. Я никогда не была так скована. - Рад видеть, что с тобой всё в порядке, - улыбается он. Довольно искренне. Или он настолько хороший актёр?- Или мне просто кажется? - Я всё ещё немного в шоке, но прогнозы у врачей радостные. А как поживаешь ты? – очаровательно улыбаюсь, забрасывая ногу на ногу. - Да уж явно не так весело, как ты, - говорит он, копируя мой жест. – Твой Тур Победителей отменили, потому что поезд, на котором ты ехала, взорвался. Или его взорвали? Вот в чём вопрос, - подлой змеюкой последний вопрос сочится сквозь меня. - Понятия не имею, - не моргнув, лгу я. – Я была слишком занята больной лодыжкой, чтобы размышлять о причинах взрыва. Хеймитч вскидывает брови, и я едва удерживаюсь от того, чтобы развести руками. Я нутром чувствую, что он хочет, чтобы я была более искренней. Но что я могу сделать? Что я могу сказать? - На самом деле это было ужасно, - сжимаю губы в ниточку. Надеюсь воскресить в памяти хоть какие-то ощущения перед взрывом, но почему-то появляется окровавленная глазница девушки. Её зовут Леви – я специально узнавала. Она едва не умерла. Наши палаты были рядом, и я пробралась к ней ночью, чтобы узнать её имя – мой личный вид пытки. – Сначала всё было спокойно. Я зашла к Цинне, чтобы посмотреть платье, в котором должна была приехать в Одиннадцатый, а потом поезд резко толкнулся, и я потеряла равновесие. Стукнулась виском и отключилась. Когда пришла в себя, поезд уже был развален, кругом был дым и… ужас, - по щеке скатывается слезинка. Противно от себя, но театр одного актёра в моём лице уже почти привычен. – Вдобавок, я вывихнула лодыжку. - И ты всё равно пошла искать раненых? – спрашивает Цезарь. Вскинув брови, я озираюсь на Хеймитча. Он кивает. – Да, этим с нами поделился твой ментор, - проникновенно улыбается ведущий шоу. – Позволь мне пожать твою руку, которая держит не одно сердце в крепком захвате! Я протягиваю ему ладонь, заливисто хохоча. Внутри – содрогаюсь. Это что же за сердца такие я держу? Я знаю только одно. Кстати о нём… - Как, кстати, твоя лодыжка? Судя по каблукам на твоих туфлях, которым, кстати говоря, я даже завидую, всё уже в норме? – участливо спрашивает он. Я подтверждаю его слова, вытаскивая себя из кресла и дефилируя «от бедра» по сцене. Зал взрывается аплодисментами, а стоит мне развернуться – захлёбывается слюной восхищения. Я даже не удивлюсь, если в ближайшие дни Цинне упадёт несколько тысяч заказов – туфли от стилиста, чью работу похвалил сам Цезарь Фликерман, станут последним писком моды, не иначе! - Давай не будем о грустном, - решительно вытираю след от мокрой дорожки на щеке и натягиваю на лицо улыбку. - Цезарь, как ты думаешь, наши друзья… - ага, друзья! - … разделят мою радость? – прищуриваюсь и прикусываю губу. Концерт, устроенный мною минутой ранее зудит под кожей – я такая же лживая, как и капитолийцы: минуту назад плакала, а сейчас готова раскрыть самое драгоценное, поделиться наисокровеннейшим ради… ради того, чтобы меня не швырнули на растерзание этим же капитолийцам. Так чем же я лучше их? - Какой радостью? – недоумевает ведущий. Я нервно облизываю губы и выставляю на обозрение камер руку с кольцо матери Пита, которое не так давно воссияло на моей руке. Цезарь округляет глаза, и я, не удержавшись, бросаю взгляд на президентскую трибуну. До дрожи в коленках мне хочется, чтобы Сноу сжал свои накачанные какой-то гадостью губы в узкую нитку, понял, что я обошла его в его же игре… Что я победила. - Неужели Огненная Китнисс… Постой, а что же с твоим особым другом? – припоминает он, округлёнными глазами взирая на мои пальцы. Его замечание задевает какую-то противную струнку моей поющей души. - А за кого, по-твоему, я выхожу? – почти возмущаюсь, хмуря брови. Цезарь пару секунд беспомощно разевает рот, не в силах ничего сказать. А потом наклоняется ко мне, будто бы хочет поделиться каким-то секретом, и шёпотом, слышным в самых отдалённых уголках зала, спрашивает: - Неужели это тот самый молодой человек, к которому ты так льнула, когда приехала обратно в Двенадцатый? – хитро спрашивает он, и я вижу на боковых экранах сцену, где мы с Питом стоим друг напротив друга. В моих глазах стоят слёзы, Пит прижимает свою ладонь к моей щеке… Хочу расплакаться от обиды: самое интимное – и то напоказ! Но, кажется, это уже становится нормой…So why not assume Так почему бы не предположить, That straight out of the womb Что еще в чреве матери I've been marked by a beast of some kind Я был заклеймён каким-то чудовищем?
- И когда же ты планировала рассказать нам о радостном событии? – обиженно осведомляется Цезарь. – Неужели вы так и оставили свою помолвку в секрете от всех? Китнисс… - Я была удивлена не менее твоего, Цезарь! Но когда видишь любимого человека на колене и с кольцом, все мысли куда-то улетучиваются, - мечтательно проговариваю я и давлюсь малодушной мечтой промыть себе рот с мылом. Лгунья из меня сейчас почти превосходная – и я ненавижу себя за это. Может, потому что боюсь, что Пит воспримет мои слова за правду? Или то, что наша помолвка отнюдь не похожа на ту, которую я только что «рассекретила»? - Охотно верю, - добродушно прищуривается ведущий. – Но ты ведь так молода! Тебе всего-то семнадцать… - Именно поэтому мы и решили подождать до моего совершеннолетия, чтобы не возникло никаких проблем из-за возраста, - очаровательная улыбка сводит скулы. Так и вижу Президента, скрипящего зубами, и на долю секунды расплываюсь в искренней улыбке. Но тут же приказываю себе не расслабляться: самое ответственное впереди. – Ведь проще подождать пару месяцев, а потом наслаждаться счастьем тихого семейного уюта, чем носиться со всякими документами. - Рад за тебя, Китнисс. Давайте пожелаем счастья Китнисс и её новоиспеченному жениху! – бодренько призывает Цезарь, и громкая волна аплодисментов и криков закладывает мне уши. - Благодарю, - улыбаюсь искренне, но вымученность всё равно проскальзывает на экраны. Чертыхаюсь и стараюсь замаскировать свой страх под усталость. - Дамы и господа, с нами была Огненная Китнисс! – громогласно восклицает Цезарь. – Но прежде чем мы отпустим её, сам Президент лично пожмёт руку отважной девушке, которая является символом духа, силы и свободы граждан Панема! Поприветствуем его бурными аплодисментами, леди и джентльмены! Усталость как рукой снимает. Застыв в напряжении, я слежу за каждым шагом тщедушного мужчины в белом, с иголочки, костюме. За ним по пятам следует симпатичное белокурое создание с очаровательно зелёными глазами, одетое в белоснежное одеяние. Кто эта девочка для Сноу? - Ты раскрыл все мои карты, Цезарь, - с добродушным прищуром (ага, конечно!) Сноу смотрит на ведущего. Тот виновато опускает глаза, но мне прекрасно видно, что ему ни капли не стыдно. От такого количества притворства уже подташнивает, но мне удаётся сдержать эмоции и принять вид девушки, которой надлежит пройти через ответственнейшее из испытаний. – Но ты прав. Действительно, не каждый Победитель может похвастаться таким количеством смелости и безрассудства. Змеиное шипение чудится мне уже всюду. - А если бы вы пострадали, мисс Эвердин? Население Панема и ваш жених в частности не простили бы мне этого, - змеиные глаза смотрят на меня. Вопреки здравому смыслу я расправляю плечи и гордо смотрю в его глаза. Я обыграла вас, президент Сноу, и это была ваша собственная игра. Так что кусайте локти! - Но всё обошлось, - бодро вставляет ведущий. – Краем уха я слышал, что у вас есть феноменальное заявление для наших друзей, - как бы невзначай говорит он. - Ты в курсе всех моих секретов, - добродушно хохочет он. Девочка мило улыбается и с таким обожанием смотрит на старика, что во мне просыпается недоумение: кем этот ребёнок всё же приходится властелину империи Голодных Игр? – И действительно, у меня есть небольшое объявление. Спонсоры настолько прониклись героизмом мисс Эвердин, что соизволили устроить в её честь бал, на которых будут приглашены особые гости, - почему-то последнее словосочетание заставляет меня насторожиться. Без подсказки изумлённо распахнув глаза, я рассыпаюсь в благодарностях. Девочка то и дело бросает на меня осторожные, полные восхищения и любопытства взгляды, и я помечаю в своём списке дел узнать у кого-нибудь, кто она такая. Великодушно отпустив меня, Сноу и Фликерман остаются на сцене обсуждать какие-то политические вопросы. Я же, ведомая безгласым, иду к лифту. Обессиленно нажав на кнопку «12», я вздыхаю и съезжаю спиной по стеклянной стенке. Провожая усталым взглядом пролетающие этажи, я уговариваю желудок не бунтовать. В последние дни, наполненные лишь беспокойством и страхом, мне не нравится его поведение. - Ты была на высоте, - без привычной ему ехидцы замечает ментор, стоит мне ступить на наш этаж. Когда он успел подняться? Я ведь ушла первой! - Ох, и не начинай, - устало потираю виски пальцами и опускаюсь на стул. Впрочем, подступившая к горлу истерика мешается с отчаянием, и мне приходится оторвать себя от стула и взять стакан воды. – Я не знаю, как мне пережить этот бал с его «особыми гостями», - фыркаю и кривлюсь. – Как сильно я вляпалась на этот раз, что скажешь? - Ну, учитывая то, что ты собралась замуж вопреки желанию Президента, объявила это по телевидению и посмела не затрястись от страха, когда его белое Высочество снизошло, чтобы пожать твою мужественную лапку, думаю, не так уж и сильно. Максимум, что тебе пока грозит – это вычурная свадьба по последнему слову Капитолия. За билеты на это торжество капитолийцы перегрызут друг другу глотки. Потом камеры на каждом шагу, которые будут следить, как идёт жизнь молодой пары. Возможно, через пару недель они успокоятся: им нужна страсть, бешенство и нескончаемый поток гадостей и пошлостей. А у вас с Мелларком сплошная тишь и гладь, так что, думаю, вас быстро оставят в покое. Да не трясись ты так! Будет гораздо более интересно узнать, что новоиспеченные супруги ожидают пополнения. Не это ли причина, по которой тебя выворачивает постоянно? – ментор выразительно смотрит на мой живот. Возмущённо округлив глаза, я посылаю ему предупреждающий взгляд. - Просто страшно, вот и желудок бунтует. - Ну-ну, - фыркает мужчина. - Лучше помолчи. Мы молча сидим напротив друг друга и думаем каждый о своём. Вздохнув, я встаю со стула, но тут меня с ног сбивает бешеная волна гормонов… - Китнисс, девочка моя, как ты посмела не рассказать мне о том, что ты выходишь замуж?! Подруги так не поступают! Боже, вы будете потрясающей парой! Почему вы не захотели пышной помолвки? Я бы устроила все! Как полагается бы устроила! Боже… Надеюсь, вы не собираетесь устраивать такую же тихую свадьбу? Я не прощу тебе, Китнисс! – тараторит Эффи, сжимая меня в объятиях. Состроив умоляющие глазёны, я смотрю на ментора. «Спаси!» - говорю одними губами, на что мужчина лишь усмехается и качает головой. Онемев от такого предательства, я вздыхаю и опускаю голову на её плечо. - Задушишь, - хрипло выдыхаю в ухо Эффи. Она вздрагивает, после чего я, наконец, получаю свой законный кислород. - Ох, прости. Так о чём мы? Ах да, сегодня ночью состоится бал в твою честь. Цинна уже занимается платьем, так что ты должна пойти к своей команде подготовки. Они уже ждут тебя в твоей комнате. Вперёд, вперед! – подталкивает она меня в спину. Откуда в ней столько энергии?! - Бал через три часа, а ты ещё не готова, дорогая! Мысленно смирившись со всем предстоящим ужасом, я покорно бреду в свою комнату. И пусть удача будет на моей стороне! * * * - Кто может быть этими особыми гостями? – спрашиваю я у Цинны, крутящегося вокруг меня. Платье сидит как влитое, но стилист всё равно критически осматривает каждый миллиметр струящейся светло-серой ткани. - Понятия не имею. Может, те спонсоры, которые организовали праздник, - его смешит мой тяжёлый стон, - или другие Победители. Если Победители, то наверняка будут Финник Одейр и Джоанна Мейсон, - говорит он, поправляя длинную юбку. – Идеально. Ты похудела в последнее время. - Это не прозвучало как комплимент, - замечаю я, подходя к зеркалу. - А это и не комплимент, - хмурится он. – Я не хочу ушивать все платья, так что будь добра – питайся нормально. - Договорились. Восхищённый вздох застревает где-то в груди. Осторожно, кончиками пальцев, пройдясь по ткани, я рассматриваю себя в зеркале. Да-а-а… Красивое платье способно до неузнавания изменить девушку. - Оно великолепно, - шепчу я, разглядывая украшение из стразов на талии. Будто морозные завитки на стекле… - Главное украшение платья – сама девушка, - тепло улыбается стилист. – Повернись. Сзади платье ещё красивее. Почти полностью открыта спина, но это не кажется вульгарным или откровенным. Наоборот, мне кажется, будто оно ещё больше скрывает все ненужные детали от чужих глаз. - Ты волшебник, - говорю искренне и, улыбнувшись, снова смотрю на изящные узоры. Дабы не испортить, не трогаю руками. Цинна придирчиво осматривает крупные локоны, в которые завиты мои волосы, и добавляет несколько шпилек со стразами на верхушках. - Теперь ты похожа на девушку, которая собирается выйти замуж. - Был бы рядом ещё жених, - грустно говорю я, вспоминая наше прощание на перроне. - Думаешь, Питу понравилось бы такое платье? - говорит стилист, и я улыбаюсь. - Думаю, да. Впрочем, Неужели Пит не мог поехать вместе с нами? - В Тур Победителей? Не думаю. Да и то, что Тур отменили, не особо бы помогло Питу попасть сюда. К тому же не забывай, что сегодняшний бал – вечер в честь твоей отваги, а не в честь вашей помолвки. Для многих жителей Капитолия ваша свадьба – бельмо на глазу. - Почему? Неужели они не передерутся за билеты? – хмыкаю я. - не могу представить ничего более захватывающего, чем дерущиеся капитолийцы. Клочки пуха и перьев несуществующих в природе цветов летят во всех стороны, а их хозяева усердно пытаются расквасить друг другу носы… Что может быть интереснее? - Ауч, - смеётся стилист. - Ты права, это бы так и выглядело. В такой интерпретации звучит смешно и жалко, но для них это настоящая трагедия – не попасть на событие года, - замечает Цинна. Я закатываю глаза. - Это смешно и жалко. И трагедии бывают посерьёзнее. Ладно, неприятная тема. Когда мне нужно выходить? – перевожу тему и бросаю взгляд на часы. - Думаю, уже сейчас. Тебе не сказали, что бал будет проходить в президентском дворце? - Что?! Видимо, самые приятные сюрпризы ждут меня впереди… * * * Высокие потолки празднично украшены. Огромные окна велики до такой степени, что на минуту мне кажется, будто я через них могу увидеть весь Панем. Всюду лепнина, различные статуи, изображающие голых карапузов с луками в пухлых ручонках, обнажённых девушек, застывших в неудобных, по моему мнению, позах, легкоатлетов с дисками в руках… Да уж, что может быть более красивым, чем миллион обнажённых тел в коридоре? - Поражена? – шёпотом спрашивает Эффи. Я пожимаю плечами и безразлично обвожу взглядом всё вокруг. - Да, это… красиво. - Мне тоже так кажется. Посмотри на это чудо! – её тонкая рука с наманикюренными пальчиками обводит все помещение, но я замечаю, что указательный палец (ай-ай-ай, Эффи, а как же манеры?) указывает на изображение безрукой обнажённой дамы. В голове всплывает картинка из учебника по искусству, который Пит буквально заставил меня проштудировать, объясняя это обогащением моего внутреннего мира. Что ж, видимо, он был прав. - Венера Милосская? – спрашиваю её, приближая губы к уху. Она удивлённо округляет глаза, но кивает. Хеймитч что-то бормочет, занятый своими мыслями, и это бормотание приводит её в чувство. Расположив нас в нужном порядке, она включает режим улыбки и ведёт нас во дворец под громогласный марш, звучащий из каменных стен. - Это пытка. Готова? – спрашивает ментор, которому выпала честь сопровождать меня. Моя ладонь так вывернута в его руке, что каждый видит кольцо, удобно устроившееся на моём безымянном пальце. - Как обычно. - Это значит нет? – сарказм в его голосе уже кажется чем-то, без чего я не представляю старого ментора. - Это значит пошли уже. Пятнадцать шагов Эффи уже сделала. Блестящие, как стекляшки, улыбки сопровождают каждый мой шаг. Гром аплодисментов почти неслышен, так как я сосредоточена на своих ногах, делающих шаги. Хеймитч похихикивает от моего выражения лица, но я отвечаю тем же, видя его лицо, когда его глаза касаются стаканов с выпивкой. - Ты должен контролировать мои шаги, а не уровень вина в бокалах, - усмехаюсь я. – Бедняжка Хеймитч. - Назовёшь меня так ещё раз, и я испорчу твою чудную причёску подзатыльником. Вперёд, солнышко. Эти надутые индюки ещё не облизали твою ручку и не поздравили с помолвкой. Это твой вечер, Китнисс, наслаждайся! Да только вот не наслаждается. Схватив со стола бокал с голубой жидкостью, я делаю глоток. Спирт обжигает горло, но заглушает лестные слова о моей красоте, словно из Рога Изобилию сыплющиеся на мою бедную голову. - Китнисс, позволь представить тебе, - щебет Эффи разрушает все наслаждение о сладкой неги, в которую меня погрузил напиток. – Плутарх Хевенсби! Он стал новым Распорядителем Игр. - Вместо Сенеки Крейна? – выгибаю бровь и очаровательно улыбаюсь. – Должно быть, новая должность вам по вкусу? Эффи делает предупреждающий взмахи руками, но мне наплевать. Осторожничать с этими мерзкими псами – Распорядителями – это совсем себя не уважать, а я, Слава Богу, пока отсутствием гордости не страдаю. - Весьма и весьма, - вежливо отвечает он. – Не согласитесь ли вы подарить мне один танец? - Думаю, она согласна, - стремится вернуть ситуацию под контроль сопровождающая. А чего ещё от неё ожидать? Морального перерождения? - Не откажусь, - подтверждая её слова, я подаю ему руку. Он заинтересованно останавливается глазами на кольце, но не говорит ни слова. - Песня как раз начинается. Кажется, удача благосклонна к нам сегодня, - замечает он, и его рука останавливается чуть ниже моей лопатки. Ни дать ни взять – джентльмен. - Возможно. И всё же, вы довольно туманно ответили на мой вопрос. - Я был единственным, кто не выразил своё несогласие открыто, поэтому меня повысили, - объясняет он, кружа меня по начищенному полу. - Должно быть, это весьма увлекательно. - Не сказал бы. Скорее уж опасно: мало ли людей захотят убить меня за то, что я придумываю их способ умереть. Почему мне кажется, что вы будете одной из них? Не переживайте, этот разговор не уйдёт за рамки танца. - Мой опекун научил меня говорить правду. Ответ да. Я бы отнеслась к тем, кто убил бы вас. Так же изощрённо, как и вы придумываете способы для убийства этих несчастных. Думаю, Брайан сказал бы вам большое спасибо, - я просто сочусь сарказмом. Он смеётся, и я хочу заткнуть его глотку его же смехом. - Мистер Льюис. Да, забавный молодой человек. Но выживает сильнейший, не так ли? Сильнейшей оказались вы. - Я выжила благодаря его жертве. Сильнейший из нас двоих он. - Вы самокритичны. - Я умею смотреть на себя не через призму самолюбования. Я выжила, а не победила. Впрочем, вам не понять – это ведь вы создаёте Арены, на которых дети убивают детей. - И совещание по поводу одной из них состоится сегодня ровно в полночь, - он улыбается и достаёт часы. – Тик-так, а время капает. Вы когда-нибудь пытались услышать шелест песчинок времени? - Пытаетесь стать романтиком? Напрасно. Вам не пойдёт эта роль. Тик-так, тик-так, а время капает, и наш танец уже закончился. Было приятно поболтать, - приседаю в полушутливом реверансе и поднимаю голову, смотря вверх. Взрывающиеся салюты рассыпают гроздья звёзд по небу, и я улыбаюсь. Впервые за этот вечер искренне. - Красота Капитолия поражает, не так ли? – женский голос за моей спиной. - В Капитолии есть красота, - улыбка принадлежит звёздам. К девушке она не имеет никакого отношения. - Но ты ненавидишь его, - искушающе шепчет девушка. – Давай же, признай это, Китнисс Эвердин. - Не знаю кто ты, но мне не нравится, что ты так старательно меня искушаешь, - оторвавшись от чудного зрелища, я смотрю на ту, что прервала мое любование небом. – Джоанна Мейсон. - Китнисс Эвердин, - издевательски протягивает она. – Тебя не знает только ленивый. - Возможно. Да и ты на слуху. - Не так, как ты, птичка. Тайная помолвка, взрыв, устроенный Тринадцатыми, Игры… Да, насыщенный график. Ты хотя бы поспать успеваешь? Ходят слухи, что ты уже того, - у неё негромкий смех и такой же голос. - Того? Её руки спускаются к животу. Изумлённо округлив глаза, я смотрю на девушку. - Слухи… Обидно. - Ты знаешь о Тринадцатом? – чуть подойдя к ней, я задаю волнующий меня вопрос. Забрав из моих безвольных пальцев бокал, она делает глоток. Улыбается. - Я много чего знаю, Эвердин. Но старый добрый дедушка Сноу знает больше моего, - сокрушается девушка и поправляет чёлку. – Наслаждайся спокойной жизнью, птичка. Хеймитч сказал, что ты пошла против Сноу. Это рискованно. - Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, - отговариваюсь общеизвестной фразой и отбираю у неё свой бокал. Она усмехается. - То, что в этом бокале, гораздо крепче любого шампанского, Китнисс. Хочешь дружеский совет? Не налегай на бурбон, - ухмыляется она. - А ты как обычно первая в списке раздающих дружеские советы? – сладко-пряный голос напоминает мне кого-то, но разум, затуманенный вопросами не собирается давать разгадку. - Леди и джентльмены! – усиленный динамиками голос, кажется, проникает под черепную коробку. – Прошу внимания! Сегодняшний Бал Отваги будет ознаменован ещё одним событием, которое взбудоражит вашу кровь! – бодро объявляет Президент. К нему, стоящему над всеми нами, подходит та самая малышка, одетая в длинное белое платье. - Кто эта девочка? - Его внучка, - напряжённо отвечает девушка. Из шкатулки, которую она держит, он вытаскивает желтоватый конверт, на котором есть какая-то надпись. Цифры. - Семьдесят пять, - шепчу одними губами, и сердце стремительно ухает вниз. Нехорошее предчувствие ускоряет кровь в моих венах.You're not crazy for leaving Хочешь до сумасшествия уйти, Just crazy for staying so long А просто бредишь тем, чтобы остаться. I'm amazed you're still breathing. Я поражен тем, что ты все еще дышишь.
- Дабы напомнить всем, что Революция унесла не только жизни врагов, но и жизни друзей, родных и близких, Жатва 75-ых Голодных Игр будет проводиться среди родственников и близких уже существующих Победителей. Пусть удача всегда будет на вашей стороне! Приятного вечера. Бокал выпадает из стремительно слабеющих пальцев. Кто-то ловит меня, оседающую на пол, и забрасывает мою руку себе на шею. - Не показывай слабость. Не дай ему сломить тебя. Слабость. Сломить. Точно. Предательская конечность приставляется к боку. На лицо я натягиваю маску безразличия. Становлюсь так ровно, как позволяют норовящие упасть плечи. - Молодец. Не теряй личика, Сойка, - шелестит голос Джоанны. – Он пытается тебя сломать. Не дай ему. Её слова звучат чересчур поздно. Я почти сломана.And I'd rather die than see you do time И я скорее умру, чем увижу, как ты терпишь наказание For the wrongs that you can't make right. За все ошибки, которые не в состоянии исправить.