Let the sky fall

Стефан усмехнулся, услышав, как отворяется дверь в его камеру. Верёвки, пропитанные вербеной и воткнутый в плечо осколок стекла, не давали ему возможности двигаться, так как любое движение было болезненным для вампира. Сальваторе уже догадывался, кто к нему направляется. И не ошибся. — Знаменитый Стефан Сальваторе, — фирменная ухмылка Клауса разожгла в Стефане давно утихшую ненависть к гибриду, — и на чём же ты попался? — Тебе виднее, — прошипел Сальваторе, вновь пытаясь освободить руки от верёвок. Древний вновь усмехнулся и взглянул на Стефана. Для младшего Сальваторе так и осталось загадкой, как гибрид нашёл его в Новом Орлеане, причём в одном из самых заброшенных уголков этого города. Как Майклсон вообще мог узнать о местонахождении вампира? И откуда гибрид узнал, что Стефан вновь сорвался? — С чего вдруг ты, святой Стефан, решил прекратить вести свой “правильный” образ жизни? — В поисках рая часто можно найти в себе дьявола, вместо того, чтобы стать святым, — ответил Стефан, нервно дёрнувшись на стуле. Он не хотел говорить с гибридом, не хотел слушать Майклсона. Сальваторе хотел почувствовать вкус крови. Хотел почувствовать, как хрустят шейные позвонки его очередной жертвы. Клаус тяжело вздохнул, направляясь в сторону выхода. Древний совершенно не интересовался спасением души Сальваторе-младшего; но он видел, как переживает Кэролайн, а заслужить её доверие для Майклсона было очень важным. В конце концов, почему бы вновь не попытаться завоевать Кэролайн Форбс? Оказавшись в коридоре, который вёл к выходу из подземелья, Клаус встретился с Кэролайн: Форбс буквально налетела на него, и даже в воздухе можно было почувствовать ярость вампирши. Блондинка даже не обратила внимания на руки гибрида, которые оказались на её плечах; она даже не сразу заметила и самого Майклсона. Кэролайн лишь отмахнулась от Клауса, когда тот начал что-то говорить и просто влетела в камеру Стефана. — Ох, мне стоило догадаться, что ты попросила своего любимого Клауса найти меня, — усмехнулся Сальваторе. — Всё ещё надеешься вернуть хорошего Стефана к жизни? — Десять лет, — проговорила блондинка, — десять лет я была рядом с тобой, старалась быть для тебя самым лучшим другом. — Скрывая от меня свадьбу Деймона с Еленой, ты нашу дружбу не улучшила. — Господи, Стефан! Неужели ты думаешь, что я скрывала их свадьбу ради Деймона? Ты совсем с ума сошёл? Я оставила всех ради тебя, всех друзей и маму. Маму, которая больна раком. Я оставила её одну десять лет назад и оставила её одну сейчас. — Тебя об этом никто не просил, — хмыкнул младший Сальваторе.

***

— Будто я, — воскликнула Форбс, прижимая телефон к уху, — главный враг! Нет, Бонни, ты представляешь, что этот придурок вытворяет? — Ты можешь, пожалуйста, не кричать? — сказала Беннет-Гилберт в свою очередь, — я недалеко от дома Деймона, боюсь, они с Еленой услышат. — Мне плевать! — вновь крикнула блондинка, — тысячу раз плевать! Из-за Елены случился весь этот кошмар, и я не собираюсь мириться с этим! — Что ты сделаешь? — вздохнула Бонни, — убьёшь её? Отругаешь? — Не смешно, — шикнула Форбс, — я что-нибудь придумаю. Будь уверена. Майклсон слушал этот разговор, не переставая ухмыляться. За эти десять лет не поменялась лишь одна вещь — энтузиазм Кэролайн Форбс. Это и было тем, что понравилось Клаусу в этой девушке, которая когда-то давно отчаянно пыталась защитить Тайлера Локвуда от превращения в гибрида. Запах миндального масла, голубые глаза и снисходительный тон — Древний и подумать не мог, что вообще умеет чувствовать. Вся жизнь Клауса была сосредоточена на получении физического удовольствия — будь то секс или убийства — а любовь, по мнению гибрида, была уделом слабых. Чувства к Кэролайн были для Клауса самым неожиданным из всего, что случалось в его жизни. Но он и не пытался отрицать эти чувства, не пытался от них избавиться. Для Майклсона попытки добиться Форбс стали некой игрой: она была для гибрида приманкой, а он вёлся на её уловки, словно безответно влюблённый подросток. Клаус знал, что Кэролайн лишь отвлекает его внимание; в душе, которая, как думал Клаус и все окружающие, уже давно покинула гибрида, теплилась слабая надежда, что Форбс тоже испытывает что-то к Майклсону. Это было безумием. Для каждого из них. Клаус чувствовал себя сумасшедшим, когда поцеловал Кэролайн на её выпускном. Единственное, чего желал гибрид с того момента, как впервые увидел блондинку — взаимности. Клаус делал всё, чтобы заслужить доверие девушки, но её поведение тысячу раз доказывало Первородному, что взаимности от вампирши он никогда не получит. И лишь клятва о том, что гибрид забудет о городе Мистик Фолс, подтолкнуло Кэролайн к поступку, которая она впоследствии называла “лучшим безумием”. Правда, говорила блондинка так лишь в своих мыслях. Форбс чувствовала себя уязвимой в обществе Клауса, а без поддержки Стефана ей с каждой минутой становилось хуже. Девушка пыталась увидеть в этом чужом и жестоком Потрошителе своего лучшего друга с самой чуткой душой на Земле. Кэролайн с каждым взглядом на «тёмного» Сальваторе убеждалась, что обязана его вернуть и не так уж и важно, какой ценой. Она даже готова была стать вечной рабыней Клауса, лишь бы только тот помог ей избавить Стефана от безумного альтер-эго Потрошителя. Но вряд ли Кэролайн думала о том, что Клаус вновь надеется на взаимность со стороны девушки. На старом телефоне блондинки сохранилось голосовое сообщение от гибрида, которое она получила более десяти лет назад. Форбс была в одном шаге от входной двери, сжимая в руке сумку с вещами, когда домой вернулась её мама. Какой Новый Орлеан, когда мама безумно устала и проголодалась? Кэролайн, таким образом, тянула два года, пока идея с переездом к Первородному не отошла на второй план. Хоть девушка и никогда не распространялась о своих чувствах, но каждая случайная интрижка вновь и вновь напоминала ей о том тёплом дне в лесу, когда она в первый и, как девушке казалось, последний раз прикасалась к руке Клауса. Блондинка тогда в каждый поцелуй (а их было не менее ста) вложила все чувства, начиная с ненависти и заканчивая странной любовью к этому мужчине. Форбс, наверное, тысячу раз выла от жуткой боли, до крови кусала губы и плакала, уткнувшись в подушку, боясь разбудить Стефана. Тысячу раз задавалась вопросом, от которого сходила с ума. Почему он уехал в Новый Орлеан? Ответа девушка не находила. Кэролайн придумала миллион теорий, но ни одна из них не была доказана. Почему сложные геометрические теоремы могли быть доказаны за минуту, а ответ на простой вопрос найти было невозможно? Невозможно? Наверняка это было невозможно лишь потому, что Кэролайн боялась правильного ответа на свой неправильный вопрос. Но правильного ответа не существовало. Не существовало, потому что ни одна девушка не привлекала Майклсона более чем блондинка из провинции в Вирджинии. Только после встречи с Форбс Клаус понял, что любить — это не глупо. Глупо было сбегать из города из-за какого-то незначительного волнения ведьм в Новом Орлеане. Их попытки убить его всё равно не увенчались бы успехом, как и у миллиарда других существ, которые старались уничтожить Майклсона. Единственное, что могло уничтожить древнего гибрида — любовь этой девушки. И у Кэролайн получалось. С каждым днём у Форбс получалось уничтожать Клауса всё лучше и лучше. Девушка и не подозревала, что уничтожает жестокость Майклсона, миллиметр за миллиметром приближаясь к его душе. Гибрид уже привык к лёгкому запаху миндального масла, который доказывал, что Кэролайн была в его библиотеке. На поиски Стефана ушла неделя, а на поиски Кэролайн — бесконечность. Может, на поиски души Клауса уйдёт немного меньше времени?