Let the sky fall

Ребекка много думала. Она думала о том, чтобы поведать Кэролайн о своём плане, думала о реакции Клауса на её действия (Майклсон при этом начинала хихикать, как безумная, представляя выражение лица брата), думала о возможных последствиях, к которым приведут её действия. Древняя понимала, что груз вины за содеянное убьёт Стефана, словно лавина, поэтому девушка и пыталась придумать метод, благодаря которому сможет медленно и не совсем болезненно вывести Сальваторе из состояния Потрошителя. За последние несколько дней Ребекка проделала огромную работу: блондинка успела съездить в Мистик-Фолс, достать дневники Стефана, приехать обратно в Новый Орлеан и ознакомиться с содержимым всех записных книжек Сальваторе. Древнюю заинтересовало то, как Лекси (по записям Сальваторе-младшего она поняла, что Лекси была лучшей подругой Стефана) возвращала своему другу человечность. Лекси постепенно выводила Стефана из состояния Потрошителя, но даже медленное возвращение чувств причиняло вампиру огромную боль. Ребекка пыталась выбрать подходящий момент, чтобы пробраться в подземелье, но Клаус будто читал её мысли и практически не покидал Сальваторе-младшего. Но однажды судьба улыбнулась Древней: Марсель сообщил о том, что очередной враг Клауса пытается добраться до него и вся компания покинула дом Майклсонов. Ребекка вздохнула с облегчением, не обнаружив даже Кэролайн. Неужели Клаус не заметил её отсутствия? Первородная не теряла ни минуты. Девушка быстро спустилась в подземелье, но не на вампирской скорости (будто чувствовала). Дверь в камеру Стефана была распахнута и блондинка прислушалась к тому, что происходило внутри. — Стефан, я лишь хочу помочь, — Форбс! Конечно, где же ещё она могла быть! — Ты не можешь мне помочь, — ответил Стефан и у Ребекки встал ком в горле, — тебе это прекрасно известно. — Нет, я могу, — сказала в свою очередь Кэролайн, — я могу, потому что я знаю Стефана Сальваторе и он не монстр. Ребекка постучала по двери. В голове у Древней уже созрел план. — Кто здесь? — спросила Форбс, глядя прямо на Ребекку. Майклсон сделала несколько шагов назад. — Эй! Кто здесь? — продолжила говорить Кэролайн, следуя за Древней. Ребекка показала Форбс сообщение, которое набрала в своём телефоне, и Кэр потребовалось несколько минут, чтобы понять суть плана. — Вы что, заменяете друг друга? — усмехнулся Стефан, увидев вошедшую Ребекку. Кэролайн вошла за ней, заперла дверь и встала у стены. От Форбс требовалось только молчание и отличная актёрская игра (ну и помощь, если Сальваторе вырвется). — Можно и так сказать, — ответила Майклсон. Девушка подошла к Сальваторе-младшему и встала напротив него. — Стефан, можно вопрос? — Разве у меня есть выбор? — вновь усмехнулся вампир. — Почему ты отключил чувства? — Ребекка скрестила руки на груди и продолжила смотреть на Сальваторе. Ей показалось или он на минуту замешкался с ответом? .. — Потому что без эмоций легче, — пожал тот плечами, — чувства — это самая большая слабость вампира. — Кто это сказал? — Кэтрин Пирс, — Кэролайн фыркнула, а Ребекка хмыкнула. — Это, наверное, прозвучит глупо, но Кэтрин Пирс никогда не отключала чувства, — сказала Майклсон, не отрывая взгляда от Стефана, — как она любила говорить? Ах, точно. «Я не отключала эмоции, а смирилась с ними», — передразнила Пирс блондинка. — Так что, Стефан, я уверена на тысячу процентов, что так называемая слабость вампира — не причина, по которой ты отключил чувства. — С чего вдруг тебя это заинтересовало? — рука Сальваторе-младшего дёрнулась, голос дрогнул, и в эту минуту Ребекка поняла, что спонтанно выбранная стратегия работает куда лучше, чем та, над которой она работала последние несколько дней. Как только Майклсон услышала голос Кэролайн в камере Стефана, то сразу поняла, что постепенный вывод Сальваторе из состояния Потрошителя не сработает. Если она будет понемногу возвращать ему чувства, то он понемногу начнёт умирать. Внутренний суицид — это довольно распространённое явление среди вампиров. Многие новообращённые не могут справиться с жаждой крови, убийствами, жуткой болью — как от солнца, так и от появления клыков и сверхсилы — и убивают себя. Сначала — морально, внушая себе, что такие монстры не заслуживают жизни и, оказываясь полностью эмоционально опустошёнными, убивают уже своё тело. Такие испуганные новообращённые даже могли утонуть; Ребекку всегда интересовало: почему? Неужели они настолько слабы и немощны? Нет. Они не слабы. Они напуганы. Так же, как и Ребекка когда-то. Многие из этих самоубийц — подростки, которых обратили чисто случайно, ради забавы. Многие из этих самоубийц — подростки, которые уже находились в стадии внутреннего суицида. Ребекка прекрасно понимала, что Стефан — и есть тот самый подросток, которого обратили против его воли. Поэтому выход был один: быстрое освобождение от Потрошителя. Или Стефан умрёт. — Меня интересует поведение Потрошителя. Особенно, такого талантливого, как ты. — Ты с этим поведением прекрасно знакома ещё с двадцатых годов. — Не настолько хорошо, чтобы анализировать поведение риппера. — Да зачем тебе его анализировать? — Стефан уже заметно нервничал, что не могло не радовать Ребекку. Давай. Включай. — Затем, милый и дорогой Стефан, — вампирша приблизилась к Сальваторе и зашептала ему на ухо, — что ты не Потрошитель. Ты просто запутавшийся парень, который самым лёгким выходом считает отключение чувств, а не признания слабости и поражения. Кэролайн внезапно почувствовала, как что-то сжалось внутри неё. Сердце, может быть? Но секундная слабость помогла девушке осознать, что сжалось не её сердце, а Стефана. Будто оно собрало в себя последние силы на то, чтобы это сделать. — Это же убьёт его, — прошептала Форбс, делая шаг вперёд, — Ребекка, это убьёт его. — Ты говоришь, без эмоций легче? — продолжила говорить Древняя, не обращая внимания на Кэролайн, — легче, да? Конечно, в этом ты прав, — девушка посмотрела в глаза вампиру, — но, Стефан, ты упускаешь одно: с эмоциями вампир куда лучше, чем без них, лишь потому, что он более похож на человека. Неужели тебе так нравится убивать людей из-за ненависти к себе и чувства вины? Как ты там говорил в двадцатых? «Убийство — это удовольствие»? Такое ли это удовольствие? А, в первую очередь, — стоит ли это удовольствие твоего внутреннего саморазрушения, Стефан? Есть люди, — сглотнула Ребекка, — люди, которые будут с тобой, несмотря на то, каким мудаком ты иногда бываешь, — девушка вздохнула. — Ты заставляешь этих людей страдать, ты заставляешь их покидать родной дом и семью, ты заставляешь их заботиться о тебе, ты заставляешь их беспокоиться за тебя, а потом — бум! — ты заставляешь этих людей думать, что вся эта забота была напрасной, ведь ты ничего не даёшь взамен, а только забираешь! Когда у тебя есть эмоции, ты даришь любовь и доброту, Стефан, ты даришь надежду. Ты не представляешь, как много людей хотели бы быть такими же, как и ты: преданными, храбрыми, заботливыми, человечными. Думаешь, кто-то захочет быть похожим на Потрошителя? На жесткого и бездушного убийцу? Ты хочешь быть таким. А знаешь, почему? Потому что ты не видишь в себе тот свет, который излучаешь одним лишь своим появлением. Взгляни, — Майклсон опустилась на колени перед Сальваторе, который слушал её, прикрыв глаза, — взгляни на себя, — девушка коснулась ладонями щёк парня, — ты не убийца, Стефан. Ты лучше всего этого, — вампир открыл глаза, — ты лучше, чем какой-либо другой вампир или человек. Ты человечнее всех людей вместе взятых. Майклсон смотрела на Сальваторе так же, как и когда-то в двадцатых годах: нежно, отчаянно и влюблённо. Она не убирала руку со щеки парня и почему-то точно была уверена, что в глубине души он чувствует то же самое. Стефан часто дышал, не отрывая взгляда от вампирши; внутренняя битва подходила к концу, и парень чувствовал, как человечность, гордо вонзая последний клинок во врага, побеждает бесчувственность и становится единственным владельцем головы вампира. Разум был чист настолько, что Сальваторе-младший мог услышать, как капля пота стекает по его виску вниз по скулам, продолжает свой путь по шее, а потом впитывается в ворот футболки; раньше он бы и внимания не обратил на такую мелочь. Именно в этот момент ровное дыхание и спокойствие означали окончательный конец войны с Потрошителем, в которой мясник, несомненно, был повержен.