Выйти за грань

      Традиционный черный цвет, удобный для рабочей сумки-планшета размер. Мой очередной дневник с не менее традиционной надписью: «Дневник Уильяма Т. Спирса, руководителя департамента сбора Диспетчерского Управления Oбщества шинигами».       19 сентября 1888 года по летоисчислению мира смертных. Уже девятнадцатое. Осталось всего три месяца, а у меня нет не только подарка, но даже идеи относительно него.       К ведению ежедневных записей нас приучают еще в Академии, выдавая первокурсникам плотные кожаные тетради. В период стажировки их заменят блокноты, а после путь многих хранилищ часов и дней юных шинигами закончится в одном из измельчителей бумаги. А я все еще не избавился от этой студенческой привычки. Не самая плохая, кстати. Дисциплинирует мысли, делит время на четкие промежутки, помогает следить за соблюдением порядка сдачи отчетности в отделе.       Хотя и без дневника я точно знаю, кто именно задержит документы в очередной раз. И ладно бы, только приходно-кассовые ордера. Отчитываться о тратах с опозданием – практически освященная столетиями традиция департамента сбора. Оперативная работа сопряжена с тяжелыми физическими и нервными нагрузками и включает в себя не только неизбежные столкновения с демонами, но и опасность контакта с проклятыми душами. Очки Жизни, подготовленность сотрудника – не так и много мы можем противопоставить факторам риска.       Но Грелль меня достал!       Почему я сегодня снова не досчитался пяти квитанций и отчета за август?! Почему своенравный жнец, считающий своим долгом эпатировать все управление, выбрал для службы именно департамент сбора? Неужели я настолько виноват перед Всеблагой?..       17.31       День прошел по графику. Срывов и ЧП в течение дневной смены не зафиксировано. Диспетчеры работают в штатном режиме.       За консультациями обратилось 3 стажера.       Маловато.       Провести контрольный инструктаж с каждым из стажеров в присутствии куратора.       Да, исходя из анализа последних событий, технике безопасности следует уделить особое внимание.       Дело № 6664242 закрыто, отдел лишился двух квалифицированных сотрудников, я составил детальные положительные характеристики на диспетчеров Алана Хамфриза и Эрика Слингби. Но всё ли я сделал, что мог? Что, если бы...?       Нет, об этом нельзя даже думать.       Я сверился с циферблатом связного браслета. 17.55. Осталось только спуститься на этаж вниз, записать время выхода у дежурного, подзарядить браслет и домой.       Я как раз просматривал журнал учета рабочего времени, запоминая, кто и во сколько покинул департамент (пренебрегающих своими обязанностями сотрудников не становится меньше, как, соответственно, и моей сверхурочной работы), когда на столе у дежурного раздался сигнал вызова.       - Сэр, вас вызывают на 7 этаж.       Вызов на седьмой – это серьезно. За весь период руководства диспетчерским отделом я побывал там всего один раз. Повод был более чем внушительный – перемирие с демонами трещало по швам. Да и вызвали меня на заседание не как полномочного члена Совета, а как представителя диспетчеров. Руководство интересовало, готов ли департамент к переходу на военное положение, как оценивают аналитики возможные потери среди сотрудников и срывы графиков сбора вследствие мобилизации основной части оперативных специалистов. Но сейчас, насколько я владел информацией, проблемы с противником носят только разовый характер. Я сунул дневник в папку, поправил очки, так и норовящие все время съехать, и поспешил на вызов.       Мои опасения подтвердились – у дверей небольшой приемной, открывающейся в конференц-зал, членов высшего руководства встречал не секретарь, а мой непосредственный начальник – руководитель управления безопасности Эдвард Йорк.       - Добрый вечер, сэр!       Я ожидал получить такой же информационный пакет, который передо мной получили остальные приглашенные, уже проследовавшие на заседание, но не тут–то было.       - Добрый вечер, мистер Спирс! Останьтесь здесь, вы вызваны на тот случай, если ваших письменных показаний, приложенных к делу № 6664242, будет недостаточно.       Если что-то когда-либо и могло меня удивить, это был именно такой вариант развития событий.       - Я правильно понял, сэр, что дело о пропавших душах вновь открыто?       Йорк поморщился, в его исполнении такая мимика выражала явное недовольство моей тупостью, как подчиненного.       - Не о пропавших душах. На слушание вынесено дело подведомственных вам диспетчеров Алана Хамфриза и Эрика Слингби.       Я не собирался лукавить ни перед Йорком, ни с самим собой: при мысли о ушедших сотрудниках я испытывал сожаление, относительно управляемое чувство вины руководителя, но не боль. Зовите меня бесчувственным чурбаном, как часто говорит Сатклифф, но глубоких нравственных страданий этот факт у меня не вызвал. Да, я отправил характеристики согласно циркуляру о душах шинигами в отдел персонала. Но никогда не подумал бы, что созыв Высшего Совета по этому поводу возможен.       Наверное, я представлял довольно красноречивую картину, в которой смешались шок, недоверие, надежда и непонимание, потому что в ином, более сознательном состоянии я не мог пропустить появление в приемной еще одного жнеца.       - Учитель! Небрежно спадающие на глаза серебристые волосы чуть скрывают полоску шрамов.       - Учитель, это правда?       Единственный, перед кем я склонял голову не по протоколу.       - Не сейчас, Уилли.       Легкий отстраняющий жест, корректный сухой тон.       Через секунду он скрылся за пологом зала. Мистер Йорк последовал за ним, плотно прикрыв двери. И в мыслях у меня не было подслушивать. В голове билось: «Не может быть! За последние несколько веков никого ни разу не вернули». Но если это все-таки возможно, я готов просидеть здесь сутки, недели, написать километры объяснительных, да что там, даже на полевую работу вернуться стажером и терпеть любые выходки Сатклиффа.       Всеблагая, услышь меня! Я, Уильям Ти Спирс, прошу вернуть их.       Время. Иногда оно тянется недопустимо медленно. Я раз десять сверился с браслетом, изучил графики возможных колебаний смертности в секторах Лондона и пригородах, подготовленные группой аналитиков управления (хотя мог заняться данными завтра с утра), начертил в рабочем блокноте три шахматных доски, а из зала так никто и не выходил.       Если бы дело сразу отправили в архив, я бы не думал о своей роли в этой истории. О том, что если бы я не зарылся в отчеты и схемы, если бы не только руководил работой отдела, но и знал, почему диспетчер Алан Хамфриз возвращается с заданий, пряча глаза за стеклами очков, почему диспетчер Эрик Слингби вопреки своему кредо трудоголика стал брать отгул за отгулом. Если бы. Чего я еще не знал и не понял? И кого я могу потерять еще?       В пальцах хрустнула, рассыпаясь по блокноту, черная офисная ручка. Я внезапно ощутил контраст между обезличенностью рабочих кабинетов управления и седьмым этажом. Хай-тек и алый шелк стен, строгие жалюзи и тяжелый бархат. Что-то в этом было, на грани понимания, но мысль не успела окончательно оформиться, потому что в сопровождении целителей из зала заседаний выходил Алан Хамфриз. Сменивший лишь первую пару взрослых очков, со своей грустной улыбкой и взглядом, в котором светилась глубина понимания и любви к миру, недоступная мне. Тот же, но другой. Я не мог сказать точно, что именно в нем изменилось. Взгляд стал острее, шаг сдержаннее. А следом за ним, но в другом направлении, задумчиво опустив голову, шел Эрик. Даже под конвоем шинигами Особого отдела он не выглядел ни сломленным, ни удрученным. Он должен был осознавать, что будущее, ради которого его вернули, страшнее отправки на нижний уровень. А он улыбался. Я бы даже сказал, что он счастлив, особенно в те минуты, когда их с Аланом взгляды встречались.       Они шли к разным лифтам. Еще вчера в аналогичной ситуации я бы только нахмурился, поправил очки и перевернул эту страницу. Да, бросаться с криками: «Дайте же им попрощаться!» и возрыдать на ближайшем плече медицинской или военной униформы в стиле разве что Грелля Сатклиффа. Я поступил проще. Предъявил удостоверение, подтвердил, что эти двое являлись диспетчерами моего отдела, что они будут себя держать в дозволенных рамках, и просто попросил.       А потом молча смотрел, как возвращенные стоят в плотном кольце наблюдателей и никого не замечают. Оказывается, проститься можно недотянувшимися кончиками пальцев, дрогнувшими уголками глаз, блеском линз. Во взгляде одного – ожидание, в ответном – отрицание. Во мне начала закипать злость. Что же ты отрекаешься-то заранее, без борьбы, Эрик Слингби! Если ты его сейчас ранишь, никакой Шип не сравнится.       - Эрик… – повторял Алан.       Да скажи ему что-нибудь. Не молчи, идиот! Не на день расстаетесь, на века. Оставь хоть тень надежды. Внимательность сотрудников отдела, как обычно, на нуле.       - Только живи. Пожалуйста, – единственное, что смог произнести падший.       - Я буду тебя ждать!.. – надрывно, как тогда во время схватки, когда Алан безрассудно бросался под косы, пытаясь спасти людей от Эрика, Эрика от Себастиана Михаэлиса и меня. Как Хамфриза вообще угораздило стать ангелом смерти!       Я понял, что проблемы только начинаются. Надо ставить точку. Мнение целителей явно совпало с моим, потому что они подали знак конвоирам, и те увели Эрика.       - Уильям-сан…       Грелль, когда ты нужен, тебя никогда нет. А я не умею ни утешать, ни сочувствовать, поэтому просто прижал к себе Алана. Ни слов, ни ласки, только крепко держу. И когда я почувствовал, что он через мгновение отстраняется, сказал твердо и четко:       - Возвращайся в отдел. Мы тебя ждем.