В поисках истины

Все обретает форму, содержание: и образы, и мысли, и слова…. Андрей Храповицкий

Я не была уверена, что сделала правильное решение, когда согласилась принять предложение Андерсона. На самом деле мне хотелось просто отдохнуть после почти месячной операции по отлову тех батарианцев в системе Траверс. Хотелось взять вещи и оправится туда, где будет тихо. Желательно на какую-нибудь дальнюю колонию Альянса. Тем более не залеченное до конца ранение давало о себе знать. Сломанное запястье до сих пор ныло. Зачем ему была нужна именно я? Да кто ж его знает. До последнего я отнекивалась и говорила, что у меня отпуск и мне плевать на всех. Пускай сами испытывают свой корабль. Тогда он сказал, что на корабле будет турианец, который будет решать, брать ли меня в Спектры. Это меня не впечатлило. И я упрямо настаивала на своем. Что я устала и хочу просто отдохнуть от этого бюрократического ада под названием «Альянс». Вместо того, чтобы реально искать тех батарианских захватчиков я половину времени составляла кучу всякой неинтересной документации и разных отчетов. Хотя мне-то это зачем было? Я ведь просто рядовой солдат. Даже не помощник капитана. Но потом я вспомнила, что отдыхать я совсем не умею. Максимум несколько дней и я уже начну сходить с ума от того, что ничего не делаю. И уже начну скучать по армейскому пайку и жесткой кровати в капсулах. — Я бы на твоем месте приняла предложение. — мать на той стороне экрана вновь высказывала свое мнение. — Если мне нужен был твой совет я бы его спросила. — проворчала я. — Тогда не вижу смысла в разговоре. — фыркнула она. — Так-то мы с тобой не виделись уже три года. — я тоже была не в восторге от этого разговора по душам. Но меня начинала мучить совесть, что мы с ней не разговариваем. — Не знала, что тебе присуща меланхолия и тоска по прошлому. Я думала, что ты уже привыкла к армейской жизни. И вдруг ты снова со мной связываешься и жалуешься на жизнь. Ты вроде бы выросла из того возраста когда я тебе нужна была. — А ты хоть раз была рядом со мной, когда мне реально нужна была твоя помощь? — Зато теперь ты можешь делать все сама. Вон, какую ты заварушку устроила на Торфане. До сих пор удивляюсь, как у тебя духу хватило ослушаться прямого приказа. — усмехнулась Ханна. Каждый раз мы с ней связываемся, и не можем нормально поговорить. Только начинаем обвинять друг друга во всех смертных грехах. Хотя не могу не признать, что мне это даже доставляло некоторое удовольствие. Такое ощущение, что она не тот человек, который вынашивал меня девять месяцев. Такое ощущение, что мы с ней просто соседки, живущие на одной лестничной площадке и видимся каждый день. Но это далеко не так. Сеансы связи у нас бывают довольно редко. Чаще всего она в тех местах, до которых даже связь не доходит не то, что какая-то помощь. Но иногда крайне редко на нее нападают какие-то ностальгические чувства, и она пытается со мной связаться или пишет длиннющие пространные письма, оставляя их на моем терминале связи. Довольно часто она в такие моменты вспоминает отца. Каким он был. И как она его любила. Чаще всего она в такие моменты была довольно пьяна. Ее язык заплетался и довольно часто, она отключалась прямо посреди сеанса связи. Что ж. Очень мило и по-домашнему. Вот только мне это не нравилось. Не нравилось когда ко мне подходит майор Дженс и говорит, что там опять моя пьяная мать просит меня через терминал связи. Он тогда так покровительственно хлопает меня по плечу и говорит, что никому не расскажет какая моя мать любительница выпить. Вот это меня злило. И на следующий день о том, что со мной вновь связывалась мать, знал уже весь корабль. Все шушукались за моей спиной и показывали пальцем даже не стесняясь. Я продолжаю сидеть в столовой. За день мне приходится выслушать просто тонны словесного дерьма от моих сослуживцев. У меня в голове уложится не может, как ее все еще не погнали со службы за такие пьяные выходки. О таких разговорах «по душам» мы предпочитали не вспоминать. Просто делали вид, что не было ничего такого. Потому что ей было стыдно, а я просто не говорила об этом. К чему мне лишние проблемы. У меня и так работа нервная. — Мне всегда было интересно, как такая бесхребетная женщина, как ты могла подняться выше сержанта. — язвительно произнесла она, улыбнувшись уголком рта. Меня раздражало, что мы с ней так похожи. Нет, даже не раздражало… Меня это приводило в бешенство. Что мы с ней носим одно лицо на двоих. Иногда я даже ловлю себя на том, что улыбаюсь как она. Те же жесты и та же ироничная улыбка на лице. Как же мне хотелось сорвать с лица кожу. Как же мне хотелось переделать себя. Полностью. Чтобы было не намека на то, что они мои родители. И чтобы ничего не показывало, что я их дочь. — А меня всегда удивляло, почему мы с тобой считаемся родственниками. — проворчала я. — Сара Шепард. Сеанс связи окончить Экран потух, и я уронила голову на согнутые руки. Как же она меня раздражала. Эта манера разговора. — Что я такого сделала, чтобы мне достались такие родители. Мне не хотелось вспоминать этого ублюдка. Не хотелось снова оказаться во власти своих детских кошмаров и страхов. Не хотелось возвращаться к тем воспоминаниям, которые как мне казалось, я зарыла глубоко в себе. Но на поверку они лежали на поверхности, и стоило мне только немного посидеть одной, так сразу лезли в голову. Несознательно провожу по запястью, которое неприятно ныло. Это возвращает меня к реальности. Видимо, было время снова принять обезболивающие таблетки. Выдвигаю ящик стола и на ощупь пытаюсь нашарить пузырек с таблетками. Но его там не оказалось. Улыбаюсь. — Как всегда. — глубоко вздыхаю и выпрямлюсь на стуле. — И откуда бы им взяться. — провожу рукой по лицу и волосам. — Удивительно если они появятся там. — разваливаюсь на стуле и, скрестив руки на груди, смотрю на стену. Ханна никогда не была образцом для подражания. Никогда не помогала мне. Никогда не защищала от нападок отца. Никогда не позволяла обращаться к ней просто «мама». Только Ханна или Шепард. Помню после очередного спарринга с отцом он сломал мне руку. Вернее, руку сломала я, когда он со всей силы ударил меня ногой в живот, и я стукнулась спиной о переборку, а потом и вовсе перелетела через нее и упала в яму с всякими инструментами. Тогда я в довесок ко всему еще и разбила лицо. И мать подошла ко мне и сказала: «Вставай. Пойдем. Надо было лучше защищаться». И ушла. А я лежу и плачу. От боли и обиды. Просто лежу и рыдаю, прижимая саднящие ладони к окровавленному лицу.