Навсегда перестал мечтать

— Эй, просыпайся, — толкаю сопящего Макса, отчего тот распахивает свои глаза. Он хотел что-то спросить, но я не дал, подхватил на руки и вынес из машины. Арик положил на освободившиеся место Марка и попрощался со мной кивком головы, после чего я захлопнул дверь. Им сейчас надо в больницу, а мне домой. Я быстро отнёс Макса в подъезд, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, а потом, оказавшись в своей квартире, поставил его на ноги. Он оглянулся, любопытно рассматривая прихожую, и зацепился взглядом за зеркало. — Тут довольно тепло, так что можно снять это, — стаскивает с него этот проклятый плед, а он, ни оказав, ни капли сопротивления, просто остался стоять и смотреть на себя в зеркало. Увидев его обнажённую спину, я на миг замер. Толстые не очень заметные шрамы пересекали его спину. Я не удержался и коснулся его, отчего парень вздрогнул и обернулся. Провожу рукой по всей спине, останавливаясь на небольших шрамах на ягодицах. — Это какой скотиной нужно быть, чтобы сделать такое? — стараюсь сдерживать эмоции, но не получается, и вся злость вытекает вместе со словами. Макс начал нервничать и отходить от меня. Дошло все до того, что я вжал его в стену, а он испуганно замер, тихонечко дыша на обои. Вовремя опомнившись, я отошёл от него на приличное расстояние. — Извини, я не сдержался, — проговариваю извинения, а он недоверчиво смотрит на меня. — Ладно… Чувствуй себя как дома. Хотя, это и есть твой дом, так что можешь делать все, что хочешь. Одежда есть в шкафу, я её не трогал. — Это мой дом? Но он же твой… И откуда здесь моя одежда? — спрашивает, заглядывая в комнаты. — До всех этих неприятностей мы встречались и любили друг друга. Но ты меня забыл и забыл все то, что произошло в этом доме. Да, ты тут жил со мной. Уже как год. Блондин удивлённо округлил глаза, а я тепло улыбнулся ему. Такой милый в своём удивлении и незнании. Он, словно зверёк, осваивается в доме нового хозяина. Успокоиться только тогда, когда обследует все уголки, и залезет во все щели, которые только можно. Побегая по комнатам, он наткнулся на спальню, а там и на кролика, сидящего и жующего сено. Макс посмотрел на него из дверного проёма, а потом подошёл поближе и присел на корточки. Просунул палец и погладил его по ушам, не решая коснуться макушки. — Не бойся. Он тебя не укусит и не цапнет, — говорю ему, стоя немножко позади, и он, послушав меня, наконец касается его и, слегка подразнив Мотю за носик, убирает руку от клетки. Он хотел пойти дальше исследовать квартиру, но я услышал, как у него заурчало в животе, потому и остановил. — Ты голоден? Когда и последний раз нормально ел? — спрашиваю, ведя его на кухню. — Вчера. После того, как меня вчера кинули в подвал, у меня и крошки во рту не было, — говорит, садясь за стол. — Почему ты сразу же не сказал? — залезаю в холодильник, доставая остатки вчерашней пиццы, которой я вчера очень быстро ужинал. Ставлю в микроволновку на пару минут и сажусь напротив блондина. — Меня учили брать что-то только тогда, когда предложат, — тихонько говорит, опуская взгляд на руки. — Послушай, Макс. Я не твой прошлый хозяин, я не Валентин, и у меня здесь другие правила. Точнее, их тут вообще нет. Ты не животное, ты - человек, и если тебе что-то надо, то ты сразу говоришь мне. Если что-то беспокоит, если что-то болит или тебе не здоровится, то сразу сообщаешь мне. Это не клетка, ты спокойно можешь выходить на улицу и гулять, только в моём сопровождении. Мало ли потеряешься, заблудившись. И не надо называться меня господином, хозяином, или как ты там привык называть Валентина. Меня зовут Даня, и я отношусь к тебе, как к равному, не как к подзаборной собаке. Пока я говорил, еда уже успела разогреться, поэтому я, оставив парня думать, достал ему тарелку с пиццей из микроволновки. Поставив перед его носом, я стал наблюдать, как он опасливо дотрагивается до горячей корочки, как, обожгясь, быстро засовывает палец в рот и слегка обиженно смотрит на меня. Не удержавшись, усмехаюсь, а он, встрепенувшись, возмущается: — Чего смешного? — Ничего, — улыбаюсь, смотря прямо ему в глаза. Он чего-то смущается и опускает взгляд. - Ешь. Я пока что сделаю чай. Дальше он молча начал уплетать пиццу, когда она немного подостыла, а я, поставив перед ним кружку чая, стал наблюдать за ним. Он ни разу не замкнулся об этом, хотя в прошлом повысил бы голос. Наверно, он привык, что за каждым его шагом следит чуть ли не весь дом, поэтому не реагирует так остро на мой пристальный взгляд. Жалко мне его… Перекусив, я попытался заставить его надеть хоть что-то, чтобы не демонстрировать перед всеми свой срам, но он ни в какую не соглашался, продолжая ходить по моему дому в нагише. Сказал, что он привык и так ему удобнее. Вот это заставило меня задуматься. Надо срочно что-то менять, ведь так дальше дело не пойдёт. Ему придётся выходить в люди, но не голышом же он пойдёт на улицу, так же? Не знаю как, но придётся его перевоспитывать, хотя вряд ли мои уговоры будут эффективней порки Валентина. Последним я никогда не стану пугать Макса. Не хочу, чтобы он ещё и в моём лице видел опасность. Я не хочу быть для него объектом неприязни и ненависти. Я хочу, чтобы он меня хотя бы понял и простил, но понимаю, что прошу многое. Нельзя так. Я продолжал потакать желаниям Макса и позволял ему ходить без одежды. Парень за неделю освоил всю квартиру, начал сам ходить на кухню и, не стесняясь, брать еду из холодильника. Немножко, но за эти дни он прибавил в весе, хотя это было не очень заметно. Но я замечу все… Смотря на то, как он сидит на полу в спальне и возится с Митей, я понял, что очень счастлив видеть его здесь, рядом со мной, в своей квартире. И плевать, что он не помнит меня, что о сексе и каких-либо чувствах и речи быть не может, главное — он со мной. Я думал, что тогда, потерял его окончательно и в течении этих трёх месяцев думал так же. Но сейчас он здесь, и это меня радует. Конечно, так будет не всегда. Когда-нибудь он вспомнит, что я сделал с ним, и возненавидел, не дав шанса на прощение. Я относился к нему, как к пустому месту да ещё и сказал однажды после секса, что потратил на него обеденное время. Сказал так, как будто обед мне был важнее секса с ним. И за это я себя никогда не прошу. Я на него не обращал внимания после Нового года, довёл до того, что он начал искать забытье в алкоголе, а потом повелся на какую-то левую видеозапись и, от ревности, изнасиловал его. Это просто ужасно, и я понимаю, что мои оправдания очень жалки, ведь изнасилование из-за ревности — это ни о чем. Да и зачем мне оправдываться? Я понимаю, что натворил, осознаю свою вину и готов сделать все, чтобы он простил меня. Я недостоин его и его страданий. Попросту недостоин. Он слишком прекрасен и чист для меня. Он добрый и отзывчивый, никогда не опустится до мести. Не понимаю, как он влюбился в такого ублюдка, как я. Внешность? Возможно, не зря я модель. Однако быть с таким мудаком, терпеть унижение и не наилучшие обращение с собой — все это ради внешности? Не думаю. Но любил меня, любил не смотря на то, что я так с ним обходился. Он был мне верен, он всегда поддерживал меня своим словом, а иногда просто присутствием, он не требовал от меня ничего, просто смотрел на меня влюбленными глазами и говорил, что любит. И вот эту прелесть я обвинил в измене? Боже, где я тогда потерял мозг? Ревность — штука плохая. Когда тебе посчастливилось её почувствовать, то твоей половине будет не очень хорошо, как, например, Максу в тот день. Ревность тогда затмила разум, все мои чувства и окутала меня дождливым тёмным облаком, не давая ни шанса избавиться от неё. Где-то кроха сознания кричала, старались пробиться через эту толстую стену, что Макс не мог так поступить, он любит только меня, его слова и поступки не могли быть просто фальшью, но мозг не обращал внимания, и я причинил боль своему любимому из-за глупой ревности. Я сломал все, не разглядел в той видеозаписи лжи, а потому и обвинил в том, чего Макс попросту не совершал. Мне стыдно за это. Как-то придя домой с колледжа, я быстро пошёл в душ, ибо тогда пришлось ехать на общественном транспорте из-за гололеда на улице. Не хотелось мне лишний раз рисковать своей жизнью и глупо умереть в аварии. Я простоял слишком долго в метро, отчего вспотел и у меня заболела голова от всей этой возни и слишком большого количества народа. Намывшись в своё удовольствие, я вышел из ванной и пошёл в спальню за чистой домашней одеждой, но в комнате мне встретил не большой сюрприз. Макс стоял раком на кровати, широко разведя ноги, и ждал меня. Его промежность блестела от смазки, которую непонятно как он нашёл. Я сначала удивился, но потом разозлился. Подойдя к кровати, я взял его за шею и заставил сесть. Макс охнул, но послушно сел. — Что это такое? — смотрю на него, держа полотенце на бёдрах, которое хотело вот-вот упасть. Парень стыдливо опустил глаза, скомкал одеяло я руках и что-то тихо пробубнил себе под нос. Я встряхнул его, — громче говори. — За все надо платить, — говорит чуть громче, все также не поднимая глаз. — За что? — не понимающе спрашиваю. — За еду, за кровать, за крышу над головой, за воду. За все это надо платить. — Кто тебя такому научил? — отпускаю его и, поправив полотенце, сажусь на край кровати. — Хозяин… Бывший хозяин, — немного потупившись, отвечает. — Я тебе повторяю ещё раз: я не твой прошлый хозяин. Здесь нет правил. Я не буду покупать тебя за удовлетворение твоих естественных нужд. Я вообще тебя покупать не буду и не потому, что ты мне не нравишься — я хочу, чтобы ты сам этого хотел. Запомни раз и навсегда — если я делаю что-то для тебя, то я не пытаюсь найти выгоду в этом. Я делаю это потому, что я люблю тебя, Макс, и потому, что ты мне нужен. Он смотрит на меня округлившимися глазами, а я молча встаю и, взяв в шкафу вещи, выхожу из комнаты. Все, что я хотел сказать, я сказал. И я не требую ответа от Макса. Я попросту хотел сказать, что люблю его. Даже таким.