Гость из прошлого

…Медленно оранжевеющее, весеннее небо, было перечерчено уродливыми столбами густого черного дыма. Его потоки касались всех сторон света расползаясь гадкими чернильными кляксами, или подобно щупальцами огромного левиафана, пытались сожрать облака. Он поднимался отовсюду, расползаясь во все стороны, подобно язве и казалось что весь горизонт — едва различимый на фоне величественных руин — соединен с небом. Сквозь эти черные пятна пробивались дымные шлейфы ревущих ракет и инверсионные следы от двигателей реактивных самолетов, чьи мерцающие борта то, и дело появлялись в поле зрения. Этот дым, дым войны и множества смертей, удушливым покрывалом накрывал большой, некогда красивый прибрежный город, состоявший из множества небоскребов, дорогих бутиков и простых многоэтажных домов, в которых жили тысячи людей. Но те времена, когда улицы были заполнены галдящей, беззаботной толпой, а дороги стояли в гудящих днем, и ночью пробках, были забыты. Ключевое слово «были». Все здесь когда-то «было», а потом… Пришла война. Середина мая, для всего западного побережья США в этом году стала особенно жаркой. Впервые со времен поражения конфедератов, война, своим грозным шагом ступила на американскую землю, в единый миг разрушив иллюзию напускного благополучия. Портленд, Сан-Франциско, Лос-Анджелес и множество городов помельче, обратились в руины, исчезнув в пламени. Оставался лишь один из последних оплотов — Сиэтл — и именно за него шла самая ожесточенная битва… …Война бушевала в мире уже почти пять лет и начавшись по причинам известным лишь командованию обеих сторон, успела принести на Землю множество бед, и разрушений. Европа была перетерта в мелкую муку и теперь лежала в руинах, восстановить которые вряд ли удастся целому поколению строителей, Великобритания отныне безжизненный остров покрытый толстым слоем химических осадков от применения неизвестного вида БОВ, а часть Ирландии раздроблена после аварии на Дублинской АЭС. Западная и дальневосточная части России опустошены войной, и чудовищными требованиями все растущих требований промышленности, Япония оккупирована войсками КНР, насаждающими там новые порядки, ближний восток превратился в невероятную бойню по сравнению с которой окопы первой мировой показались бы солдатам раем на Земле. Мировые гиганты били друг-другу морды в последней схватке, в которой победителю достанется лишь пепел, и руины. Если бог и существует, то в эти годы, у него нашлись занятия поважнее чем наблюдение за сотворенным миром — даже когда отсветы пламени начали освещать райские облака, он вряд-ли оторвался от других дел. А может он и смотрел, ухмыляясь как ребенок, который разломал новую игрушку, и теперь с интересом изучает её внутренности, пытаясь понять, как же она работает. Куда бы ни упал его любопытный взгляд, куда бы ни потянулись пальцы, всюду был лишь хаос и разрушение. Земля окрасилась кровью, танки и самолеты разрушали города, воздух полнился гудящими роями боевых самолетов, а океан превратился в «шахматную доску» для ВМФ… …Сиэтл гремел как скотобойня, в которую его по сути и превратили. Бомбы и снаряды сыпались со всех сторон перепахивая некогда красивые, ровные дороги, и окончательно разрушая здания. Целые облака цемента, и кирпича и бетона, взлетали на воздух, засыпая все вокруг. Во всем Сиэтле не осталось целого здания или дома — все они были разрушены или полыхали, постепенно превращаясь в груды обожженного кирпича и угля. Здоровенные небоскребы осыпались, лежа на земле бесполезными грудами стекла, и стали, в которых красовались горы бесполезного офисного хлама, и уже начавших гнить человеческих тел. Вокруг них трещали задние пониже, от которых чаще всего оставался один лишь обгорелый фасад, за которым не было ничего, кроме огромной кучи перемешанного бетона. Эти фасады испещрялись пулевыми отверстиями и следами от осколков, а потом обрушались, перекрывая дороги, или погребая под собой самые маленькие, одноэтажные зданьица. Их судьба была незавидна — одной бомбы было достаточно чтобы типичный магазинчик, или книжный магазин, обращались в пыль. Впрочем, подобная судьба постигла не только их — порой целые дома, получив неудачное попадание, разлетались, словно сделаны из печенья — в ореоле огня, и кирпича, она трескались пополам, раскрывая некогда уютные, обжитые квартиры. Над кривыми рядами развороченных зданий клубился дым, и трещали ослепительные языки пламени, почти растворяющиеся на фоне встающего солнца. Дыма становилось все больше, весь север города был объят пожаром, чьи языки постепенно поглощали пригороды. Несколько подземных парковок и станций метро, изрыгали потоки огня, а на дорогах взрывались брошенные машины. В единые дни и часы, все что строилось веками, стало лишь прахом. Болезненно-громкое эхо сотен взрывов и залпов легких орудий, сотрясало душный воздух, ударяя по ушам, будто люди были на дне глубокого колодца. К нему примешивались сухие трели ручного оружия, визг реактивных снарядов и монотонный гул авиационных двигателей, чьи обладатели стальными тенями бороздили небо. К ним тянулись цепочки трассерных снарядов и дымные шлейфы зенитных ракет — иногда они даже настигали цель, заставляя самолет падать вниз, подобно подбитому фениксу, объятому своим-же огнем. Однако на место каждой сбитой «пташки» из-за горизонта тут же прилетала новая. Целые рои истребителей сплетались в плотные клубки, внутри которых сверкали длинные очереди курсовых пулеметов, и ракет. Ещё выше, сквозь линию черных, грязных облаков, просвечивали тени громадных туш дальних бомбардировщиков. Как боги, поражали они землю своими смертоносными грузом, погружая в полыхающий ад целые кварталы разрушенного города. Вой и визг стального груза, был слышен на многие сотни километров, а грохот раскатами грома накрывал округу, сама земля содрогалась. Раз за разом перепахивались укрепленные районы, окопы и траншеи превращались в кратеры, а наспех собранные бункеры, разлетались в мелкое крошево. Среди этой ужасающей разрухи чудом уцелел лишь центр города, во главе с вечно сияющей достопримечательностью — Спейс Нидлом. Его облик потемнел, покрывшись пылью и обгорев в пламени зажигательной бомбы, угодившей прямо в его купол, но башня стояла. С головокружительной высоты самолета, Город больше походил на огромную, подгоревшую лазанью — сплошь отвратительные желто-оранжевые оттенки раздробленного бетона, и кирпича, вперемешку с огнем, и целыми горами угля. Во всем этом великолепии расцветали розы взрывов и ударные волны всколыхивали новые облака пыли — каждый залп, каждая бомба и граната, добавляли красок к этой безумной картине бессмысленного разрушения. Среди них сияли горы битого стекла, окружающие самые широкие дороги, которые как отмершие артерии, продолжали объединять уже не существующие районы. Если приглядеться, и напрячь фантазию, то можно было увидеть как медленно двигались крохотные точки танков, и ещё более маленькие людишки, выполняющие свои приказы. Они терялись в огне и хламе, и казались такими незначительными, что невольно вставал вопрос — как же эти тараканы воюют? Они ведь, так уязвимы, так слабы, однако действия каждого из них, приводят к победе… …По одной из наиболее захламленных, и в то же время прямых улиц Сиэтла, в тени полуразрушенных домов, и сгоревших торговых центров, чьи разбитые стеклянные стены жарко мерцали в лучах восходящего солнца, медленно продвигалась небольшая группа усталых солдат. Они шли уже довольно долго, ещё поздно ночью, тайком преодолев линию соприкосновения с противником, и теперь двигались в неглубоком тылу, отчаянно надеясь сохранить себя незамеченными, как можно дольше. Возложенная на отряд «Дельта» задача, была слишком важна, чтобы провалить её. Они должны были пробраться в самое сердце города и овладеть Спейс Нидл, чтобы разместить на нем передатчики, и маячки, ориентируясь на которые, авиация могла бы наносить удары не подставляясь под огонь вражеской ПВО. По сути — суицидальная миссия. Штабные даже не скрывали этого, провожая отряд к линии фронта, едва ли не в сопровождении оркестра играющего реквием. Все перемазанные в густой, зловонной саже, пыли и гари, бойцы были почти неразличимы на фоне серых руин, со стороны выглядя как утренние тени, мельтешащие на грани восприятия, а яркие всполохи пламени, медленно пожирающего некоторые здания, окончательно смазывали очертания людей. Лишь проблески темно-зеленого камуфляжа, предательски выглядывающего из-под грязи, или неосторожные реплики, отпускаемые в адрес артиллеристов, и их семей, могли выдать солдат противнику. Они шли осторожно, словно призраки лавируя между громадными обломками зданий, завалившими всю проезжую часть, и горящими остовами техники — их было очень много, всего день назад, здесь была попытка прорыва. Провальная. И теперь несколько десятков стальных гробов намертво закупорили дорогу, сделав её непреодолимой для техники. Перекореженная, изорванная на куски броня была черна и покрылась рваными разломами, сквозь которые виднелись выгоревшие внутренности боевых машин. Казалось странным, что такая мощь, может быть сокрушена всего одним метким попаданием, и на фоне подобного, каждый пехотинец ощущал себя лишь крохотной мошкой, трепыхающейся во вселенском хаосе войны. Мало кто из танкистов успел покинуть машины, их черные, обугленные трупы скрючившись лежали рядом, или застряли в люках, лишь на половину покинув боевое отделение. Многие сплавились с окружающим мусором, став единым целым и уже было нельзя сказать, где заканчивается плоть, и начинается бетон или другое тело. Один из танков до сих пор горел, периодически принимаясь громко трещать, и пламя с него перекинулось на огрызок небольшого жилого дома, стремительно охватывая одну опустевшую квартиру за другой. Его крыша разгоралась быстрее всего, отпуская в и без того черное, искаженное небо, толстый столб черного дыма. Приходилось выверять каждый шаг, стараясь не споткнуться об очередную гору бетона, следить за каждым черным оконными провалом, и подвальным окном — смерть была повсюду, таясь, выжидая неосторожного движения, или падения. Она была изобретательна, каждый день собирая свою кровавую жатву душ. Мины и растяжки, снайперы, и засевшие в засаде отряды, перечислять можно долго… Оружие было в руках, и снято с предохранителя, боя не избежать и все это понимали, напряженно глядя на мир поверх колиматорных прицелов, рано или поздно, кто-нибудь совершит ошибку, или очередной патруль глянет не туда, и все… Конец… По двум соседним улицам, должны были двигаться ещё две штурмовых группы — «Гамма» и «Эпсилон», однако, они перестали выходить на связь уже очень давно, и бойцы «Дельты» боялись вызывать их. Боялись что услышат тишину, ведь там шли их друзья, и товарищи. Но, где-то в глубине давно зачерствевших, покрывшихся кровавой коростой душ, они знали — там все мертвы. Занять центр города силами нескольких отрядов, даже при поддержке авиации было невозможно, и лишь по счастливому стечению обстоятельств, бойцы «Дельты» смогли пройти столь далеко. Несколько раз они видели спешащие к фронту отряды и колонны техники, но ни разу не были замечены, во время скрываясь в руинах. Даже когда трое морпехов — патрулирующих улицу, и совершенно уверенных в своей защищенности — напоролись на лезвия ножей, никто не обратил на это внимания. Бойцы были профессионалами своего дела, незамутненные вопросами жизни и смерти, прошедшими через жесткие тренировки и ад многих лет боевых действий, на самых опасных участках фронта. И как бы страшно им не было, как-бы ни рвался наружу стресс, и ломило грудь от подавляемой злобы, они двигались вперед, в никуда…  …Чуть впереди отряда, серой тенью крался сержант «Дельты». То и дело он останавливался, и оборачивался, взглядом пересчитывая бойцов — с начала боев за Сиэтл, он уже потерял шестерых из-за собственного недосмотра. Довольно легко привыкнуть к тому, что с тобой в отряде люди опытные и натренированные, на которых можно положится как на себя самого — они не покинут строй без приказа, не полезут в руины за какой-нибудь цветастой штучкой, которая на самом деле мина, и уж тем более, не станут входить в здание через парадную дверь. Но после боев за западную Францию, когда силы НАТО, отчаянно цеплялись за каждый клочок своей земли, отряд потерял много хороших солдат, и им на смену пришли новички — фактически дети, ещё вчера прятавшиеся в бункерах, под опекой матерей и бабушек — они были вынуждены взять в руки автоматы, и принять тяжелое бремя солдата. У них не было ни навыков, ни инстинктов для выживания на передовой, однако иных резервов у родины уже не оставалось. Они постоянно отвлекались и выполняли приказы скорее под действием страха, нежели здравого смысла, и даже сейчас Сержант мысленно подмечал, что все новички дрожа от нервного мандража глядят себе под ноги, вместо того чтобы смотреть в прицелы. Для троих из них это вообще первая операция. «Совсем детей мне прислали» — Подумал командир, беззвучно перелезая через поваленную колонну. Ранее она подпирала козырек кинотеатра, уютно расположившегося на первом этаже высотки, но авиабомба, попавшая прямо в фасад, разметала дом на части, и колонны не выдержав напряжения, треснули пополам. — «И ещё говорят что среди солдат самый высокий уровень психозов… Вот какой муд… Одаренный офицер решил что они мне нужны?» Сержант хотел было сплюнуть, но вовремя вспомнил, что закрыл лицо плотной противоосколочной маской. Так-что вместо плевка, он ограничился мысленным — зато прямо всему генералитету в разжиревшие лица. Если он и понял что-то за годы войны, так это то, что при первой же возможности, надо делать вид, что рация сломана — ещё ни разу прямые приказы высших офицеров не приводили ни к чему хорошему, одно лишь присутствие «Дельты» на улицах Сиэтла было прямым доказательством этой аксиомы. Посылать на верную гибель целый отряд элитной пехоты… Да, сегодня кто-то из генералов явно принял больше антидепрессантов чем нужно, раз решил что три отряда смогут переломить ход боя одними-лишь своими руками, и головами. Но, можно ненавидеть генералов и приказы, а выполнять их все-равно нужно. Сержант был одним из тех людей, что умеют принимать свою долю безропотно, и следовать даже самым тупым приказам. По его мнению, вера бывает двух видов — слепая и обоснованная, и если в первом случае человек следует за символом веры полагаясь лишь на непоколебимую уверенность в правости своего дела, то во втором, он знает на что идет. Сегодня он шел на смерть. Её дыхание уже давно морозило затылок, а в последние дни, стало почти физически ощутимо — даже глядя вчера вечером в грязный обломок зеркала, он видел не себя, а лишь размытую тень. У каждого из нас есть отмеренный запас времени — кто-то умирает рано, кто-то вовремя, а кто-то умудряется пережить отмеренный срок, и сержант был именно последним случаем. Это было совершенно неоспоримо, как-то что солнце восходит на востоке, а садится на западе — слишком часто он «Дельты» уходил живым оттуда, откуда не возвращаются. Выскользал даже из самых цепких захватов «костлявой», но сегодня, ей не придется гонятся за десантником. Он сам идет, ведомый непреодолимой силой долга… Где-то поблизости гулко чпокнул миномет, а следом за ним ещё три, или четыре и сержант замер в тени покосившейся стены. Ему на плечи опустились оборванные провода и ниточки стекла, склеенного расплавившимся пластиком. Рядом на колено присели двое товарищей — пулеметчик Степан (широкоплечий как шкаф, он напоминал орка из фантастики, а монструозного вида «Печенег» в накачанных лапах, лишь усиливал это сходство) и его заряжающий дрожащий от нервов и огромного груза в виде патронных коробов. Остальные засели по сторонам дороги, вглядываясь в командира, лишь двое новичков, слишком поздно осознавших что все присели, ещё мельтешили посреди дороги… Облаченный в такую же форму как и остальные солдаты, сержант сливался со стеной, издалека напоминая очередной обломок или обгоревший рекламный щит. На его потертом, влаговетрозащитном комбинезоне расцветки ЕМР-лето, не было никаких нашивок или знаков различия, ведь снайперы всегда бьют по офицерам — это аксиома не требующая доказательств со времен англо-бурской войны. Выделялся командир лишь одной вещью — небольшой черно-красной нашивкой расположившейся в складке на правом плече, прямо под выцветшим от огня триколором. На ней, толстыми, покрытыми металлической оплеткой нитками, был гордо вышит почти легендарный позывной. Массивные буквы, выполненные в готическом стиле гласили — «Вальтер», и все солдаты звали сержанта именно так, и никак иначе. Ходили слухи, что сержант столь давно не слышал своего настоящего имени, что забыл его, или предпочел забыть, оставаясь лишь одной из немногих легенд, Восьмой ударной армии. На самом деле, подобное прозвище, было не единственным, и мало кто не знал позывных командиров 13 Отдельного Ударного Батальона. Он был создан специально перед самой войной, в качестве ответа на появляющиеся в западных армия бригады особого назначения и сильно отличались от устройства обычных сил, начиная от названий (Они именовались по буквам греческого алфавита «Альфа» «Бета» Гамма» и тд), и заканчивая подготовкой, в которую впервые вошло изучение иностранного языка, и культуры. Планировалось, что в ходе боев, каждый такой отряд, будет знать менталитетные и прочие особенности именно своего противника, и сможет лучше предугадывать его действия. В зависимости от изучаемого языка, распределялись позывные. Отряд Вальтера изучал немецкий, а первый сержант никогда не расставался со своим любимым Walther PPK — солдаты не сговариваясь окрестили командира именем пистолета, и с тех пор, оно сменило троих хозяев. Первый погиб во время теракта, ещё до войны, второго застрелил снайпер, а третьим стал сам, нынешний Вальтер. За войну, бойцы «Дельты» совершили многое (как и их товарищи из прочих именных отрядов) и простые солдаты знали о смерти сержанта, однако, каждый раз он появлялся вновь, став символом, и легендой, и многие непосвященные думали, что Вальтер — человек бессмертный. «Хорошо что это не так» — Подумал он, отлипая от стены и жестом показывая что пора двигаться. Сам он аккуратно пригнулся и перемахнув через черный от угля остов машины, помог пулеметчику перебраться следом. — «Я не чертов герой, и уж тем более не легенда. Обычный солдат, натворивший за свою жизнь, чуть больше чем остальные.» Впрочем, он вполне подходил под лубочное изображение героя, с очередного агитационного плаката, хотя всегда раздраженно отрицал сходство, называя намекающих «слепыми дебилами». Даже по меркам рослых десантников его рост был выдающимся и перешагнул за два метра, заставляя бойца двигаться слегка на корточках или прижимаясь к стенам, дабы макушка не светила за километр. При подобных размерах, человек должен быть весьма неуклюжим, однако этот здоровяк нарушал все стереотипы, двигаясь подобно летучему газу, неуловимо и в то же время быстро. Каждое движение отточено многими годами практики, ему даже не приходилось обдумывать очередной шаг, чтобы точно знать куда он наступает — мозг сам, на фоновом режиме обсчитывал движения, освобождая разум для более важных дел, например наблюдению за окнами. На подобное можно глядеть вечно — настоящий хищник, в своей среде обитания. Вот он в одном месте, стоит, вглядывается в перекрестье давно треснувшего прицела, пытаясь вычислить замаскированные позиции, а вот «перетек» в другое укрытие, не потревожив ни единого камешка, лежащего на полу — тяжелые бронированные берцы, покрытые толстым слоем затвердевшей глины ступают мягко, как кошачьи лапы, но в то же время с ощутимым весом. Он был молод, вероятно один из наиболее молодых сержантов всей бригады, однако война лишила его всех радостей молодости. На его долю не выпало достаточно свободы, алкоголя и любви (последнее он вовсе считал уделом слабых). Вместо лекций он слушал как лейтенант орет в рацию, отчаянно вызывая артиллерийскую поддержку, вместо криков радости от сданного экзамена, он вслушивался в истощенные крики раненых, а залпы танков, и грохот бомб, заменили музыку. Фактически, он и не знал что такое быть молодым, вся его жизнь напоминала компьютерную игру выставленную на максимальную сложность, где никто не дает тебе времени обжиться, или подготовится. В довесок к подобному война оставила на нем неизгладимое клеймо. В буквальном смысле. Даже сейчас, когда голова сержанта была закрыта шлемом, сквозь запыленные стекла штурмовых очков, виднелись узкие, но очень глубокие шрамы оставленные шрапнелью — они тонкой паутиной покрывали все его лицо, от правой скулы, до левого виска. Из-за этого, физиономия бойца была в лучшем случае непривлекательной, а улыбка скорее устрашала, демонстрируя пусть и полный, но все же побитый набор желтоватых зубов. И пусть он не был обладателем самой страшной морды, Вальтер часто переоценивал собственную уродливость, под которой остались следы свежей юности, по этой же причине он сторонился зеркал. Шрамы чесались и болели, часто напоминая о себе, и Вальтер часто раздирал кожу ногтями пытаясь унять ужасающий зуд, будто под тонким слоем эпидермиса маршируют орды муравьев. Подбородок и впалые щеки покрывала извечная, острая щетина иссиня-черного оттенка — она росла быстрее чем сержант успевал бриться, однако, не дорастала до размеров бороды. Однако самой выразительной деталью были глаза. Окрашенные в оттенок стали, они не выражали ровным счетом ничего, кроме пустого, холодного безразличия — иногда он словно глядел сквозь этот мир, куда-то видимые ему одному миры. По словам сослуживцев, знавших его ещё в бытность рядовым, Вальтер был добродушным и спокойным человеком, готовым всегда, и в огонь, и в воду, но, постоянное кровопролитие, и стресс, окончательно выпили из него все соки. Исчез страх, исчезло чувство облегчения после боя, даже огонь веры в правое дело давно угас, а прежние идеалы, стали лишь тенями среди других теней. Как робот, выполняющий свою программу, он выполнял приказы, спал и ел, не ощущая того что делает. Даже эмоции он проявлял строго отмеренными дозами, а в последнее время максимум на что он стал способен, это усталая, хмурая улыбка, больше похожая на болезненный нервный тик. Лишь адреналин и нервы, могли вынудить Вальтера засмеяться чуть громче чем обычно, а прежний кураж боя у него сменился холодным, жестоким автоматизмом. От него не стоило ждать пощады или иных слабостей, даже обезоруженный, обездвиженный противник в его глазах все ещё был лишь противником, заслуживающим пулю. Впрочем, под критерий «противник» у него попадали и гражданские, часто по собственной тупости попадающие в самую гущу сражения… …Война для сержанта началась давно, даже слишком давно, и конца на горизонте не предвиделось. Да и какой конец может быть для связанного силой долга бойца, всю свою жизнь лишь убивавшего, и выполнявшего приказы? Смерть, или забвение, когда все закончится. По мнению Вальтера, уж лучше смерть, нежели всю оставшуюся жизнь шугаться каждого оконного блика, думая, что это снайпер, лучше, чем спать в ванной, рефлекторно опасаясь дождя из раскаленных осколков, лучше, чем вспоминать все, что уже сделал. Лучше, чем проходить мимо счастливых, но на удивление неблагодарных людей, за чьи бессмысленные жизни, ты проливал свою, а главное чужую кровь. Действительно, для него не было пути назад, такие люди, не должны возвращаться к мирной жизни… …Впереди показался небольшой, ровный поворот, плавно переходящий в площадь перед Спейс Нидл — по сути до него было два жалких километра. Зоркие глаза Виктора — отрядного снайпера, который чисто из личной прихоти носил с собой ещё и «муху» — уже могли различить билетные кассы и вкопанные по бокам от них зенитки. «Странно» — Подумал сержант, на автомате включая рацию и в очередной раз приказывая глядеть в оба. — «Мы уже как два поворота назад, должны быть мертвы.» Шрамы на лице опять зачесались — верный признак того что что-то явно не так. Вальтер не прожил бы столь долго, если бы не прислушивался к своему чутью, и прямо сейчас оно утверждало что где-то рядом подстава. Вот только где? Командир в очередной раз сжал руку в кулак и опустил её к поясу, призывая отряд присесть, а сам принялся искать бинокль. В снаряжение солдата 2020 года входило много всякого хлама, большая часть из которого доказала свою полную бесполезность. Например тактический визор, который пытались впарить всем младшим офицерам, и сержантам, сдох на второй же день, после попадания осколка, а переносной датчик жизненный форм, и вовсе требовал от владельца встать столбом, и не дышать, что равнялось смерти. Поверх костюма, на Вальтере был тяжелый модульный бронежилет из комплекта «Ратник — 3М», издалека напоминающий средневековую кирасу времен крестовых походов, но защищала она намного лучше. В основу легли тяжелые титановые пластины с подкладкой из кевлара и балистического геля, а в крайнем случае, поверх брони можно было надеть дополнительные защитные модули (которые боец естественно вынужден носить с собой, в рюкзаке, добавляя лишние 15 кг, к грузу). В дополнение к ним, плечи сержанта закрывали покатые наплечники соединенные с толстым кевларовым горжетом, призванным защитить горло от мелких осколков. Практика показала что он не справляется даже с толстыми щепками, а потому сержант смело вставил внутрь керамические пластины, залутанные с пленного бойца бундесвера. Пробить такой бронежилет было сложно даже с близкой дистанции, а пистолетные пули и вовсе не могли повредить сержанту, оставляя на броне лишь небольшие вмятинки. Поверх жилета была натянута разгрузка, под завязку забитая снаряженными магазинами к АК-18 и гранатами, мерно покачивающимися на специальных карабинчиках. Толстые РГПМ-5 выглядели как консервы, с чекой, и весили немало, однако даже одной такой гранаты хватало чтобы превратить небольшой броневик в гуду обломков, а подвал с пехотой в комфортабельный склеп. Левый бок Вальтера перетягивал отдельный подсумок под подствольные гранаты и сигнальные дымы, а за ними притаилась пузатая фляга с красной звездой в центре — привет из далекого советского прошлого. Она каким-то чудесным образом выглядела совершенно новой, хотя боец носил её с самого начала войны — даже приятная, оливково-зеленая краска не потрепалась. Ниже, на поясе, висело множество подсумков с дополнительным снаряжением, вроде веревок, фонаря, тактического планшета, дальней рации, и прочих необходимых вещей, среди которых несколько выбивалась из колеи оторванная голова манекена, используемая как приманка на снайпера. На Правом бедре, поверх набедренника из кевлара, висела кобура с наградным ПММ и два магазина к нему. Около них, покачивался зловещий, слегка загнутый нож, чье лезвие было аккуратно заточено и затерто сажей. В отличии от пистолетов, ножи Вальтер любил и владел искусством боя на них, на уровне превышающим обычные способности солдата. За широкой спиной десантника, висел плотно сбитый, перетянутый множеством застежек рюкзак, и большой кислородный баллон, покоящийся в специальной «люльке». От его скошенной, армированной горловины куда-то под шлем уходил тонкий металлический шланг. При желании, броню можно было переключить на замкнутый цикл, и не дышать всей той дрянью что витала в воздухе. Правда, по мнению сержанта, баллон больше мешался, нежели помогал — например стрелять лежа на спине, почти не представлялось возможным, а вес баллона в заправленном состоянии превышал все допустимые приличия. Голову защищал плотный шлем, по виду напоминающий легендарную «сферу», только в отличие от неё, шлем был герметичным и оснащен продвинутой электроникой. У левого уха пристроилась встроенная рация, справа тихо потрескивал крохотный компьютер-анализатор, который постоянно сканировал окружение на предмет радиации и газов. Из всего списка хай-тек новинок, он был единственным, по настоящему полезным устройством, и вовремя сигнализировал об надвигающемся звиздеце. Лицо Вальтера закрывала бронированная полумаска, по бокам от которой расположились шуршащие банки кислородных фильтров, нужных скорее для защиты от пыли, и гари, нежели газа. За ними прятались массивные металлические застежки держащие тяжелые штурмовые очки с толстым, поляризованным стеклом. Но настоящий шедевр оружейной мысли был в руках десантника. АК-18 с 30-миллиметровым подствольным гранатометом модели «Гагарин» (подобное название гранатомету дали за особые боеприпасы — гранаты со встроенным двигателем, летящие прямо, и способные поражать технику). Это было надежное как свои предки, увесистое оружие. Пусть не такое точное как европейские образцы и не такое легкое как американские, зато убойное. Вальтер на своем опыте убедился, что смачный удар прикладом может сломать шею, а пули вполне способны пробить средний бронежилет НАТО. Несмотря на возраст и уже видимый износ, оно ещё ни разу не клинило, и хозяин очень внимательно следил за его состоянием, перебирая при первой же возможности. А вот прицел подкачал — отечественный аналог голографа треснул пополам, и заменить его было нечем. »«Черт, надо будет снять с кого-нибудь новый, может повезет, и попадется АСОG» — Подумал сержант, в очередной раз жалея что взял это пафосное дерьмо вместо добротного ПСО. Он наконец нашел бинокль и слегка приподнявшись, всмотрелся в дорогу впереди. Дорогой это безобразие назвать было нельзя — сплошное скопление воронок и кратеров от упавших здесь снарядов, между которыми остались крохотные участки чистого асфальта. Под взрытой землей виднелись разбитые вентиляционные шахты, перерубленные кабели и обломки канализационных труб, из которых до сих пор текла вода. Отравленная хлором, она полнилась трупиками вездесущих крыс, и частями тел людей. Вокруг часто лежало осиротевшее оружие или части обмундирования, сорванные в порыве агонии. В одной из ближайших воронок, Вальтер разглядел тело танкиста — он лежал наполовину погрузившись в воду, и по той части что осталось сверху, нагло ползали голодные грызуны, пытающиеся прогрызть плотный рабочий комбинезон. Слева от танкиста раскинув обгоревшие руки, лежал ещё один боец, уже не поддающийся идентификации — зубы крыс изуродовали его до неузнаваемости, обглодав лицо, и всю грудь. Даже аптечка, лежащая на его коленях была растерзана серыми пожирателями. Вальтер без интереса изучил трупы в оптику — смерть уже давно не вызывала у него никаких эмоций, а вид тел стал привычным. Дома вдоль улицы раздолбанные как и все вокруг, выглядели мертвыми, правда у многих сохранились первые, а порой и вторые этажи. Это было удивительно. Во время бомбежек и обстрелов, многие дома развалились под собственным весом, проваливаясь внутрь самих-себя и теперь от них остались лишь стоящие стены. Они напоминали театральные декорации, плоские, не скрывающие ничего кроме горы бетона, кирпичей, и останков прежних обитателей. Со временем они обрушались, перегораживая дороги, и разрушая соседние здания. Сейчас все было как обычно — обвалившиеся стены, пробитые фасады и испещренные осколками кирпичи. Вокруг окон расползались уродливые пятна гари, среди которых Вальтер различил несколько обугленных человеческих фигур, свисающих вниз. Одна из них лежала поперек отваливающегося балкона, сжимая в руке пулемет, а две других, торчали из окна на первом этаже. Рядом в стене небольшой пролом, за которым виднеются сплавившиеся в однородную массу кирпичи. Знакомая картина — зажигательный снаряд попал внутрь, не оставив бедолагам ни единого шанса. Справа от дома, поперек небольшой улочки раскочевряжился подбитый Т-80 — газотурбинный двигатель выгорел дотла, а из почерневшего ствола до сих пор валил желтоватый дымок. Весь левый борт танка походил на расплавленный сыр. Металл потек от чудовищной температуры, спаивая гусеницы и катки, а плиты динамитной защиты взорвались сами по себе, оставляя размашистые черные пятна. «А ведь почти прорвался» — Подумал сержант, переводя свое внимание чуть дальше. Дома едва различимые за поворотом выглядели более целыми. Они напоминали сержанту московские «Сталинки» со всеми их монументальными колоннами и стенами. Здоровенное здание было наполовину разрушено, и все этажи выше четвертого, попросту смело, а левое крыло обратилось в руины. Окна выглядели как черные пятна, стекол в них не осталось, но весь первый этаж был цел. Даже темная арка ведущая в закрытый двор умудрилась сохраниться. Над ней висела грязная, изорванная тряпка с намалеванным красным крестом, который ну никак не вязался с тремя трупами, аккуратно прислоненными к стене неподалеку. Все выглядело слишком безмятежно чтобы быть правдой — ещё два квартала назад, слева и справа Вальтер видел отряды противника, окопанную технику и пушки, а сейчас такая тишина? »«Слишком подозрительно» — Вальтер опустил бинокль и опять взялся за оружие. Он бы ни за что не решился вести здесь солдат, но выбор был не особенно велик — соседние улицы могли вообще не сохранится, или быть заминированными. Быстрый взгляд на часы. Сержант медлил. Скоро окончательно рассветет и тогда их точно заметит любой пролетающий вертолет. «Ладно. Никто кроме нас!» — Сержант поднял руку, готовясь дать отмашку, как вдруг на другом конце улицы, в одном из окон что-то ярко блеснуло, и эхо выстрела, волной прокатилось вдоль разрушенных домов. Сержант рефлекторно присел на корточки, ощутив как пуля почти-что почесала ему шею — снайпер долго выжидал, целился и все-таки промазал. По величайшей иронии, пуля поразила другую цель. Один из новичков, тихо охнул, роняя из рук оружие и хватаясь за простреленное горло. Темные потоки артериальной крови вырывались сквозь неплотно сжатые пальцы и потекли вниз, смывая с камуфляжа пыль, и грязь. Не успел солдат упасть на пыльную землю, как ещё две пули, поразили стоящего рядом с ним и тот рухнул как подкошенный, рефлекторно вдавливая спусковой крючок. Автоматная очередь, резанула по верхним этажам домов, вызвав волну из бетонного крошева. Солдаты вокруг, бросились в рассыпную, повинуясь скорее инстинкту, выработанному годами, нежели здравому смыслу. Двое рванули на другой край улицы, но зацепили мину-лягушку, не замеченную ранее — та с воем пружин подпрыгнула и крутанувшись взорвалась прямо перед их лицами. Дождь из вольфрамовых шариков, хлестанул по улице, с шумом ударяясь об бетон, и пробивая тонкие укрытия. С хрустом разлетелись чудом уцелевшие стеклянные двери какого-то магазинчика, и в нем сдетонировала ещё одна мина. Двое несчастных, рухнули на спины, даже не успев понять, что их убило — маски шлемов покрывали десятки круглых отверстий, а стекла очков заляпались кровью.  — Всем лечь! — Рявкнул сержант, движением руки включая шлемофон и перекатываясь за ближайший бетонный блок. Кислородный баллон предательски впился в хребет. — Снайпер на двенадцать!!! Огонь короткими! Следим за тылами! «Зелень» забейтесь куда-нибудь, и следите за флангами! Его руки перехватили автомат покрепче, а сердце забилось в бешеном, боевом ритме, наконец ощутив как долго накапливавшийся адреналин, выплескивается в кровь. Теперь жизнь уже ничего не значила, был только Вальтер, противник и бой. В такие моменты время для него замедлялось, все становилось будто более размеренным, а радиус обзора сужался до размеров прицела. Руки сами знают что делать с оружием, глаза знают куда смотреть, а жопа раньше времени предупреждает об опасности. Больше никаких эмоций, чистый автоматизм. Сержант тяжко вздохнул, слыша как его солдаты принимаются «постукивать», подыскивая себе удобное укрытие. Каждый давно знал свою функцию и отряд действовал как качественные швейцарские часы, естественно если не брать в расчет новичков, которые слишком буквально приняли приказ «забиться». Вальтер в последний раз глянул назад и осторожно выглянул из-за края бетонного блока. Горе-снайпер спрятался не очень хорошо и вычислить его не представлялось чем-то сложным. Все слишком очевидно — конечно он в самом высоком окне, на углу здания. Стереотипно до безобразия. Вальтер задержал дыхание, краем глаза фиксируя как у подножия мнимого снайперского укрытия, начинают двигаться и обычные пехотинцы. Они вылезали из внутреннего двора, и окон, принимаясь вести пока-что беспорядочный огонь. Но не они интересовали сержанта. Вот, окно на третьем этаже — следить за ним внимательно. Ошибка- самоуверенность сержанта подвела его, и заодно лишила жизни одного лишнего бойца. Чуть дальше, на два или три окна — мимолетное движение, блик прицела. Выстрел — рядовой из свежего пополнения, уткнулся носом в землю, в метре от Вальтера — шлем пробило насквозь и мозг яркими брызгами окропил камуфлированную спину. Но, дело сделано, снайпер себя выдал. Сержант выдохнул дал длинную очередь, обозначая отряду цель и на снайпера обрушился град свинца. Вокруг снайперской точки, размашистым вальсом заплясали пули. Они выбивали неплотно держащиеся кирпичи, крошили оконную раму и врывались внутри выгоревшей квартиры. Но ответный огонь и не думал прекращаться. Снайпер был либо туп, либо очень храбр. Тем временем все вокруг зашевелилось, и забегало. Люди в бежевом камуфляже уже начали организованно обстреливать десантников. Вальтер, злобно сморщился — отряд был далеко от своих, и ещё дальше от помощи. Он, переполз чуть левее, активно загребая руками обломки кирпичей, и достигнув края укрытия, резко выкатился на открытое место, давая короткую очередь, по окнам. Его выстрелы выбили облачка красной пыли, и выломали пару чудом уцелевших оконных рам. В одном из них наметилось размытое движение, и Вальтер прицелившись «на глазок» выстрелил из подствольника. Граната «Гагарин» прозванная так за внешнее и конструктивное сходство с космической ракетой с хлопком покинула подствольник. Пролетев пару метров, она врубила двигатель и издав жуткий вой, пролетела над улицей, отбрасывая на неё свою дымную тень. Миг, и окно занимаемое снайпером разлетелось на куски, увлекая за собой часть фасадной стены. Здание вздрогнуло и кирпичи с грохотом посыпались вниз, засыпая арку. Среди них, сержант удовлетворенно заметил пару трупов, изорванных в клочья. По всему фасаду поползли трещины, и балкон, на котором лежал труп с пулеметом, рухнул вслед за куском стены. Двое врагов оказались слишком нерасторопными и исчезли под кусками бетона. В ответ, на позицию обрушился настоящий град из пуль, вынудивший Вальтера откатиться назад. Они чиркали так близко, что можно было разглядеть их тени. В дополнение ко всему, где-то вылупился второй снайпер. Руины не могли служить нормальным укрытием, от снайпера, и такого количества автоматчиков, и к тому моменту, как Вальтер перезарядил полупустое оружие, ещё трое его солдат, оказались пригвозжены к земле. Вокруг тел растекалась кровь, а бетонные блоки и кирпичи разлетались на куски, обдавая бойцов шрапнелью из бритвенно-острых осколков. Дождь из них с треском провалился в паре метров позади, и в воздухе повисло красное облако пыли, вперемешку с дымом. Одна из очередей пришлось в укрытие пулеметчика Степы, который отчаянно пытался поставить свой «печенег» на сошки — однако всякий раз когда он выкатывался, по нему отрабатывали парой очередей, и вскоре его укрытие превратилось в швейцарский сыр. Пара неудачных попаданий срезали угол укрытия, и очередной шквал обломков прошелся по бойцам. На этот раз неудачно — пара здоровенных осколков тюкнули лежащего на спине бойца. Его голова дернулась и разряженный автомат упал на живот, обжигая уже мертвого владельца ещё не остывшим пламегасителем. По статистике медцентра, больше половины ран получено бойцами не от пуль, а именно от осколков — если до войны Вальтер слабо в это верил, то сейчас, лежа под шквалом из мелкой шрапнели, молился чтобы очередной смертоносный кусочек не скользнул ниже нужного. Даже тупой осколок кирпича, вполне мог пробить кевлар на вылет, что очень слабо совместимо с сохранением здоровья. В общем ситуация из контролируемого боя, начала перетекать в неконтролируемый кровавый пипец, грозящий провалом задания. Бойцы натолкнулись на почти непреодолимое сопротивление, срочно требовалось отступить и перегруппироваться. Вальтер оглянулся ища глазами путь к спасению себя и своего отряда. Здания вдоль улицы были как одно разрушены, и лишены какой-либо тактической ценности — спрятаться в них было равносильно самоубийству. Пара гранат и вы мертвец, погребенный в личном склепе из бетона, и кирпича. Лишь одно здание внушало мнимое доверие — одноэтажная прачечная, с провалившейся крышей, поверх которой лежал большой рекламный баннер, в виде здоровенной мишени, под которой было подписано «гарантированное поражение грязи!». Точнее заинтересовал солдата её подвал, чернеющее окошко которого было разворочено мощным взрывом, и теперь напоминало пещеру дракона. Только вместо сокровищ внутри наверняка ждут мины или засада, а может и просто горы стиральных машинок, которых хватало и снаружи. Вариант забиться в нору Вальтеру не нравился, но выбора особенно не было.  — Внимание отряд! — Вальтер зажал тангенту нашлемной рации и перекатившись на метр влево, принялся постреливать одиночными, вынуждая противника пригибаться. Он с удовольствием отметил, что среди американцев тоже есть потери, пять или шесть тел лежали посреди улицы обтекая кровью, а ещё один прихрамывая отходил назад. Не судьба. Вальтер хорошенько прицелился и выстрелил. Раненый запнулся об свою ногу и упал лицом вперед, брызжа кровью из простреленного затылка. Рука сержанта опустилась к поясу, зацепив сразу две дымовых гранаты. — Отступаем к прачечной! Быстро! Степа прикрывай, Андрей первый, Сема, помогаешь ему тащить раненых, радист второй! По моей команде! Он дернул предохранительные кольца и размашистым движением швырнул гранаты в разные стороны. Серые перфорированные цилиндры со звоном раскатились по ямам и издав по тихому хлопку, начали источать густой, почти непроницаемый дым, гадкого горчичного оттенка. На его фоне камуфляж бойцов был почти неразличим, а те умники что решат пройти сквозь него без масок, быстро пожалеют об этом.  — Давай! Давай! Пошли! Бегом!!! — Гаркнул Сержант подгоняя зазевавшихся подопечных и сам вскакивая на ноги. Медик Андрей — худой, и поразительно лысый схватил сразу двоих раненых, и при помощи полноватого Семы, потащил их в укрытие, не чураясь при этом сыпать руганью как заправский извозчик. Под его ногами путались новички, которых переполнял адреналин, скорее вредный в их случае чем полезный. Пулеметчик наконец-то получив простор для обстрела, принялся всаживать в дым длинные сияющие очереди и «печенег» довольно загремел, пожирая патронную ленту. Пыльные латунные гильзы зазвенели по битому кирпичу, и Степа довольно заулыбался — у него были особые отношения с пулеметом, почти семейные. Сейчас его огонь был единственным что сдерживало врага от резкого прорыва.  — Черт! Ещё кто остался?! — Вальтер с трудом сдерживал ругань, замечая что трое или шестеро новобранцев только начали выполнять приказ. Похоже до американцев дошло, что десантники отступают, и сквозь дым начало прилетать гораздо больше пуль чем раньше. Несколько почти прошуршали по подсумками сержанта, заставив того отпрыгнуть назад, последней каплей стал заряд из гранатомета. Ракета пролетела в метре над землей и врезавшись в остов танка, проделал в нем ещё одну дыру. — Шустрее! Шустрее! Епрст! Вдруг из дыма вынырнули две фигуры и Вальтер не целясь накрыл их очередью. Попал лишь в одного, прострелив человеку грудь и ноги, а последняя пуля из магазина, прострелила лицо. Труп мусорным мешком рухнул на кирпичи, обтекая кровью. Второй успел прицелиться глядя на на Степу сквозь темные линзы противогаза, но выстрелить не успел. Неуверенная очередь, чиркнула по груди, и труп с шумом сполз в воронку. Вальтер сменил магазин и оглянулся — один из новобранцев с ужасом глядел на то что натворил.  — Я убил человека… — Вдруг промямлил он в рацию, и как-то странно покачнулся, не иначе как от переизбытка чувств. — Я черт возьми это сделал…  — Давай в укрытие дятел! Не то сам станешь трупом! — Сержант принялся поливать дым в такт со Степой. Пулеметчик последним вскочил со своей позиции и держа «печенег» за ручку помчался к подвальному окну. Проскользнув мимо Вальтера он нырнул в подвальное окно и когда Сержант уже думал последовать за ним, позади громыхнул взрыв. Ещё один противник подорвался на своей же растяжке, и теперь окроплял улицу своими останками.  — Господи, благослови мины и тех идиотов что про них забывают… — Прошептал Сержант последовав за Степой… …Соскользнув на заднице по щебню Вальтер включил фонарик и быстро огляделся: подвал был тесным, и темным, по сути небольшое квадратное помещение, уставленное неровными рядами здоровенных стиральных машин, внутри которых гнило забытое бельё. В дальней части, были антресоли, заставленные коробками от стирального порошка и прочим хламом, свойственным подобным местам. Впрочем, Вальтер никогда не был в прачечной, а потому гора подозрительных баллонов, не вызвала у него опасений, в отличие от раскиданных повсюду коробок от порошка.  — Сеня, Степа, держите вход, не подпустите близко. — Скомандовал сержант, отряхивая зад от камешков и одновременно доставая из подсумка увесистый кирпичик спутниковой рации. — Остальные рассредоточиться, и смотреть под ноги, тут точно есть мины! Андрей уже занимался ранеными, коих оказалось всего двое. Уложив их на пол, медик принялся химичить со своей аптечкой и бинтовать бойцов, а рядом с ним нервно шутил Сема.  — Ну что, ви, таки, стонете… — Приговаривал он, пытаясь успокоить молодого новобранца, которому прострелило ногу. — Это, таки, всего-лишь нога! Вторая есть! А, порвал бы штаны на заду, так ржали бы над тобою всем кибуцем! Шутка была так-себе, но переизбыток адреналина в крови, выдавил из каждого тихий нервный смешок. Даже новички, видимо считающие что очутились прямиком в аду, подавленно заулыбались, ощущая как самообладание медленно возвращается. Первый бой всегда самый тяжелый — сознание отчаянно отказывается подчинятся и кажется что вокруг творится настоящий хаос. Все бегают и стреляют непонятно куда даже когда врага не видно, командиры орут, а вокруг рвутся бомбы — кто угодно психанет и побежит бросив оружие. Или погибнет, так и оставшись стоять столбом. Лишь те кто доживали до момента психологической разрядки, имели шансы стать ветеранами, и похоже сегодня отряд обзавелся парой претендентов. Они ржали столь громко, что эхо уходило на улицу.  — Заткнись ради бога… — Сквозь рвущийся наружу смех, прошипел Вальтер, сжимая свистящую и моргающую лампочками рацию. — Я штаб вызвать пытаюсь! «База»! «База»! Ответьте «Дельте- главному»! — «Дельта-главный» База в канале. Говорите. — Голос оператора с трудом пробивался сквозь оглушительный треск помех и грохот пулемёта, однако это была лучшая связь за последние несколько дней. — «База», «Дельта» увязли! Слишком сильное сопротивление! Требуется срочная авиационная поддержка, в квадрате Б76! Как слышите?! Тут всю улицу перепахать надо! — Принято, «Дельта-главный». Обозначьте свою позицию! Вальтер снял с пояса цветной дым и кинул его гранатометчику Арсению. Тот повертел гранату в руке и спросил.  — Что, прямо на дорогу кидать? Мыж тут хер пройдем потом!  — Нам тут не парад устраивать!!! Кидай!  — Ну, выж начальство, вамж виднее… — Сеня пожал плечами (от чего РПГ на его спине опасно накренился, цепляя боевой частью стену) и от души замахнувшись швырнул гранату. Едкий красный дым, плотным потоком устремился в небо привлекая внимание «небожителей».  — «Сокол-1.5.» Подтверждает визуальный контакт! — Прошуршала рация, а где-то на фоне голоса затрещали автоматные очереди. — Ожидайте контакта… Саундтрек God Is An Astronaut — Shining Through Эти слова успокоили большую часть солдат, но не Вальтера. Он как никто другой знал, что обещанную авиацию можно и не дождаться. Тянулись томительные минуты ожидания, на фоне которых все более подозрительным казалось то что американцы не пытались пойти на штурм прачечной, точнее их на улице как не бывало, все разбежались или попрятались, видимо правильно поняв что означает дымовой сигнал. И тут, когда дым уже сошел на нет, и первые бежевые каски, показались в доме напротив началось представление. Сначала раздался громкий гул мощных двигателей и две размытые тени промелькнули в небе, на мгновения закрывая собой рассвет. Потом свист падающих бомб и наконец раздался грохот, подобный грохоту от землетрясения. Он все нарастал и нарастал — пилоты взяли с упреждением, методично вскапывая улицу. Десантники как один сели на пол, готовясь к приближению бомб. Взрывы гремели так сильно, и так близко, что даже стук собственного сердца казался далеким, а все тело сотрясалось. Чьи-то крики моментально угасли в реве пламени и осколков, охвативших улицу. Ужас и смятение смерть и опустошение шли к врагу. Прачечная затряслась как сумасшедшая, и с её потолка посыпалась пыль. Стиральные машинки задрожали принимаясь хаотично прыгать, а пара антресолей рухнул на них сверху, рассыпая порошки. Где-то вдали отчетливо загрохотали гусеницы ЗСУ и застучали пулеметы, но тут же стихли в грохоте. Две машинки начал биться друг о друга, добавляя ещё больше хаоса в происходящее. Снаружи творился настоящий ад. Бомбы градом сыпались на дорогу перед ней, окончательно разрушая её и вскапывая земли. Горы окровавленного песка, асфальта и бетона взмыли в воздух, и мощный поток мусора, ударил в подвальное окно, захлестнул подвал. Взрывы становились всё громче и ближе, и даже шумоподавители в шлемах уже не спасали. Десантники рефлекторно зажимали уши, и закрывали головы, и каждый взрыв отдавался у них внутри все сильнее. Стучали зубы и челюсти, кто-то из новобранцев тихо рыдал, от столь неожиданного ужаса — казалось нигде нельзя укрыться от бомбы. Не сбежать и не спрятаться. Неожиданно очень мощный удар обрушился на прачечную, по ее потолку поползли трещины, а со стен начала сыпаться старая штукатурка. Второй удар показался еще громче чем первый и по подвалу прокатилась волна горячего воздуха. Одна из стен осыпалась, увлекая за собой арматуру, и в этот же момент сквозь рев бомб, до ушей сержанта донесся другой, более глухой, но более массивный грохот осыпающегося бетона.   — «Перекрытия! Бомбы упали слишком близко!» — Понял он, глянув на трескающийся потолок. Взрывы и сотрясения, окончательно доканали старюу прачечную и меж бетонных плит поползли толстые трещины, и разломы, сквозь которые вниз посыпалось крошево, вперемешку с остатками бытовой техники. Теперь смерть была неминуема, либо под обломками, либо под бомбами. Но, между верной смертью и просто смертью, Вальтер выбрал второе.  — Все срочно на улицу, прачечная сейчас рухнет!!! — Гаркнул он, рывком поднимая двоих ближайших бойцов. В подтверждение его слов одна из потолочных плит со скрипом сдвинулась, под весом упавших частей остального здания и вниз посыпались обломки крыши. Солдаты словно ужаленные бросились к щели, через которую они сюда попали. Первый же вылезший тут же рухнул назад, с огромным осколком в лице, но труп тут же оттолкнули и бойцы исчезли в круговерти бомбардировки. Медик и Сема в почти паническом темпе вытаскивали раненых. Первый понимая что происходит, сам встал на ноги, а второй от страха потерял сознание.  — Быстрее!!! — Орал на них Вальтер, принимаясь помогать им, вытолкнуть последнего раненого на поверхность. Но долго здание не могло держаться, вновь раздался скрежет и прачечная всем своим весом обрушилась на не успевших выбраться из нее бойцов. Плиты с грохотом бетона и треском арматуры перекрыли выход прямо перед его лицом, и все вокруг погрузилось в пыльный полумрак, в котором все непрекращая двигалось. Бетон и осколки катились сверху, все сжимая и сжимая свободное пространство. По шлему и бронежилету забили камни. Позади кто-то истошно закричал и крик быстро превратился в мокрый хрип. Вальтер дернулся назад, но споткнулся об газовый баллон и упал, пропахав лицом небольшую дорожку, и когда он попытался встать… Ему на ногу упала тяжеленная стиральная машина. Раздался хруст ломаемой кости, перед глазами полыхнули искры, а с губ сорвалось смачное ругательство. Боец зашипел от боли, ощущая как металлический уголок впивается в раздробленную кость. Осознание боли сотрясало, но страха не было. — Черт! Бл@ть!!! Не выбраться никак! — Подумал он дергаясь как пришпиленная к пенопласту бабочка. Он дергал ногу, ощущая как куски голени трутся друг о друга и подвывал от боли. Сквозь штанину уже пошла кровь — открытый перелом… Фонарик мигал и дергался, а бетон вокруг гремел, вновь и вновь приходя в движение. Прачечную трясло, стиралки продолжали падать и подскакивать. Мимо пролетал чья-то каска, измазанная в крови. Прокатились пузырьки от промедола и размотанный бинт. Несколько плит громыхнули позади, ещё одна поехала спереди и её острый край врезался в баллоны, валяющийся теперь повсюду. Один из них треснул и из него с оглушительным шипением начал выходить непонятный, синий газ. Под его давлением баллон подобно ракете полетел и едва не пробив Вальтеру голову, попал в одну из стиральных машин, прямо в барабан. Та вопреки всем законам логики включилась, барабан закрутился, и загремел разорванным баллоном. Где-то в глубине машинки защелкало электричество и газ вспыхнул, осветив крохотное пространство вокруг. Нереальный жар устремился наружу, охватывая машинку и антресоли вокруг. Огонь был ярким и каким-то неестественно плотным, а по его краям рвались ярко-фиолетовые язычки, от которых даже цемент начинал шипеть, и сплавляться. Машина стала напоминать врата ада и словно подтверждая это сравнение, начала со страшной силой засасывать всё вокруг.  — Что за! Да у меня глюки! — Вскрикнул сержант, впервые за год или два, ощущая неприятный укол в груди. Машинка тянула и тянула, поднимая бетонные осколки и кирпичи. Они исчезли в пламени, как-будто проваливались в другой мир. Вальтер почувствовал что, и его самого вытаскивает, и тянет в стиралку. Удивлению бойца не было предела — при его весе поднять Вальтера было почти невозможно, а тут он почти парит в воздухе! Его нога растянулась вызывая ужасающую боль, кости терлись друг о дружку, вспарывая кровоточащую плоть. Ему бы оторвало ногу, если бы на другой край плиты не рухнул кусок крыши прачечной, и плита не встала на дыбы, осыпая все вокруг пылью. Нога сержанта высвободилась и не успел он уцепиться за что-нибудь, как его понесло прямо в эту адскую машинку. Здоровенного десантника просто подняло в воздух, и с силой водоворота начало затягивать внутрь. Не успел он ничего понять, как обе его ноги оказались затянуты в адскую круговерть, касаясь полыхающих стенок.  — Странно — Мелькнуло в голове сержанта. — Кажется что у этой штуки нету дна.  Вальтер руками уцепился за края барабана не давая затянуть себя полностью, по его шлему, маске и перчаткам стукали мелкие заостренные камушки, автомат калашникова тоже пытался затянуть хозяина прямиком в ад. Языки пламени лизали форму и голову, ноги жгло и Вальтер был уверен что они уже спеклись как новогодняя утка. Камней становилось все больше и больше. В плечи и грудь уже били булыжники размером с кулак. В одном из них оказалась острая арматура. Она пробила ему ключицу и Вальтер со стоном отпустил руки. Его обдало нестерпимым жаром. От боли сержант начал терять сознание сознание. Все вокруг вращалось и гудело, кожу жгло и морозило одновременно, а перед глазами пылала сплошная стена огня, тащащего его куда-то в неизведанные глубины ада. В легких гулял пожар, сердце колотилось пропуская по удару или два, нога горела, обдавая все кровью, а автомат бился об торчащую из ключицы арматуру. Зрачки пылали и слезились, истекая каплями крови перед ними мелькали черные пятна и ужасающе реалистичные галлюцинации. Они сменялись со страшной скоростью, но каждая навеки въелась в память, как сочная фотография. Картины казались столь реальными, что даже воздух вокруг менял температуру и запах. Увиденное ужасало и завораживало одновременно, пробирая до мурашек. Рушащаяся останкинская башня, под грузом которой целый район исчезает в облаке пыли, а следом за ней приходит взрыв; тонущий в бушующем пламени Париж, в огне, мечутся люди, воздух полон самолетов, все разлетается и пылает, а зажигательные бомбы расцветают подобно огненным розам; огромная железная стена, под которой толпятся сотни беженцев и черное, сыпящее пеплом небо; Вальтер собственной персоной, идущий куда-то по улице странного, ни на что не похожего города; ядерные грибы огненным ковром покрывающие землю, вой сирен ГО и моментальная гибель миллиардов людей; космический корабль падающий сквозь атмосферу, от него отваливаются куски, все горит и взрывается, на борту виднеется надпись «Крестоносец» и наконец что-то выдающееся. Перед взором мелькнули ядовито-зеленые луга, густые леса и огромное озеро, как вдруг ужасающий жар схлынул и Вальтер ощутил такую боль, что заорал во все горло. Вокруг что-то лопалось и трещало, будто он разбивал громадную вазу, вокруг пошли трещины сквозь которые проступала чернота, или это его зрение начало сбоить. Сквозь треск он услышал испуганный женский вскрик, и топот чьих-то каблучков. Звук, такой домашний, такой мирный, а на фоне уже стало тихо… Вальтер со стоном распахнул пылающие глаза и сквозь обгоревшие очки, покрытые множеством царапин, увидел как ему показалось абсолютно розовую женщину, она что-то кричала. Сержант собрал силы и из последних сил протянул к ней руку. — Помогите… — Прохрипел он, уже не понимая что делает. Пальцы руки сжались в кулак и Вальтер громко икнув, блеванул кровью, и только после этого окончательно потерял сознание.