Свет двух настольных ламп освещал маленькую комнатку с сиреневыми обоями, отбрасывая множество хаотичных теней на многочисленные предметы, разбросанные по всему пространству помещения. На столе, который первоначально был предназначен для письма, горели две ароматические свечи. Из-за них воздух был пропитан тяжелым запахом мужского одеколона вперемешку с корицей. Единственным чистым и убранным местом оставалась прикроватная деревянная тумбочка, полностью выкрашенная в белый цвет, с отделкой золотого цвета. На ней, плотно прижатые к стене, аккуратной стопочкой лежали четыре блокнота, все полностью исписанные, кроме последнего, находящегося на самой верхушке шаткой пирамиды.
На огромной двухспальной кровати лежала девушка, забившись в угол. Темные волосы, кончики которых были сильно испорчены неудачным мелированием, беспорядочно спадали на ее плечи и лицо, давая девушке полностью скрыться в темноте. За дверью доносились голоса взрослых людей, которые постепенно перешли на ни чем не сдерживаемые крики. С каждым выкриком из коридора девушка вжималась в стену все сильнее и сильнее, и слезы катились по ее щекам гораздо быстрее, совершенно беззвучно капая на хлопковое постельное белье.
Это была
я. И, наверное, пролистав все свои четыре цитатника, я бы выбрала именно эту цитату, чтобы описать происходящее: "Жизнь – это то, что происходит, когда ты строишь совсем другие планы" Джона Леннона.
И вообще, цитаты - мой собственный мир. В нем я могу быть самой собой, тихой и одинокой. Почему мы не можем путешествовать по книгам, а должны каждое утро просыпаться в этом невечном мире? Но, как говорил Янковский, "если тебе не дано летать, то хотя бы ползай с гордо поднятой головой". Это я и пытаюсь сделать уже на протяжении полугода. Но одно дело - пытаться, совсем другое - получаться. Поэтому все мое окружение списывает внезапное исчезновение Деи Устиновой на дело времени. Но мы то с вами знаем, что время "не лечит, а приглушает боль".
В любом случае, я постепенно пытаюсь вернуться к прежней жизни. Никто не верит мне, даже отец приставил ко мне няньку, во избежание утраты еще одного члена семьи Устиновых. Но меня это мало заботит, я больше нервничаю за напрасные траты денег Виктора. Ведь эта няня ко мне в комнату не заходит, а я тут круглые сутки сижу, как в своем собственном мире. Не материальном, а, скорее, выдуманном и идеальном, где нет насилия, убийств и напрасных смертей. Да, именно так я вижу лучшую жизнь.
Но сегодня, увы, мне придется покинуть свою невидимую Черту безопасности. Хотя бы ради отца. Я за все эти шесть месяцев особо не думала, что страдаю не только я. Но никто и не говорил, что я не прирожденная эгоистка.
Я думала, что выбор и глажка одежды будет самым ужасным на сегодня, но нет, открыть дверь оказалось куда сложнее. Я чувствовала себя, наверное, как листочек, пытающийся оторваться от дерева. Ибо уж очень сильно я привязалась к своей комнате за это время. В коридоре горел яркий свет, и это напугало меня настолько, что не успела я выйти, как сразу забежала обратно в комнату и захлопнула дверь. В моем убежище постоянным источником света были лишь два светильника, которые светили мягким приглушенным светом. Но через несколько минут я заставила себя сделать повторную попытку и вышла в коридор.
Так много всего изменилось. Теперь половина фотографий, что висели вдоль всей дальней стены до лестницы на первый этаж, отсутствовали. Вместо них остались лишь пожелтевшие полоски от многочисленных рамок на обоях. А еще поменялась ковровая дорожка. Прошлая была нежно-бежевого цвета и нравилась мне куда больше, чем абсолютно синее и непушистое покрытие пола. Я сделала буквально пару шагов босыми ногами, осторожно проводя руками по стенам, как ламинат под моим весом предательски затрещал. С первого этажа послышались перешептывания и звуки некой возни. Я немного смутилась и уже была готова снова убежать в свое "
убежище", как снизу раздался нерешительный окрик:
- Дея, это ты,
солнце? - я сразу узнала голос своего отца. Сейчас было раннее утро, поэтому, наверное, он попивал кофе, собираясь на работу, когда я застала его врасплох.
- Да, пап, я хочу кушать, а Нина не принесла мне завтрак, - я нагло лукавила, но надо же мне было придумать причину своего "выхода в свет". Но сильнее всего меня поразил собственный голос. За шесть месяцев я его абсолютно забыла, ибо разговаривать было особо не с кем. Он показался мне грубее, нежели я ожидала, и увереннее.
- Эм, еще слишком рано, наверное в твоей комнате спешат часы, - полностью сбитый с толка ответил мне отец. - Хотя, это не важно. Спускайся к нам, милая.
Я сделала еще два шага к белой винтовой лестнице, и крепко сжала руками края футболки. Несколько ступенек отделяли от меня от взгляда отца и Нины. Я буквально чувствовала, как они проедали лаковую поверхность ступеней своими взглядами. Я не знаю, наверное, это нормально, что я так нервничаю. Хотя, ничто из моего поведения нельзя было назвать даже похожим на норму. Вся моя жизнь перенеслась за невидимую Черту входа в собственную комнату, как бы прискорбно то не было. И это тоже отнюдь не было нормальным.
Мокрые от пота руки сжали перила, и я начала медленно спускаться вниз. В голове всплывали картинки балов девятнадцатого века, моменты, когда девушки в изящных, пышных платьях, словно птицы спускались по винтовым лестницам медленной и легкой походкой. Я тоже шла достаточно спокойно, только все равно была больше похожа на только что родившегося утенка. От понятия этой ужасной истины настроение мое быстро переменилось и стало хуже отвратного. Ведь я должна была убедить всех в своем здравии, а не в замкнутости. Поэтому, на последнюю ступеньку лестницы я опустилась почти вся в слезах, и оказалась в паре метров от обеденного стола, за которым с газетой в руках сидел мой отец, а ровно напротив него - моя нянька, сорокалетняя Нина Алексеевна.
- Эм, привет, пап. К-как дела? - я всеми силами попыталась выдавить улыбку, но на губах, как мне показалось, появился звериный оскал. Я осторожно откашлялась и подошла к кухонной плите в полном молчании. На ней стояла сковородка, которую когда-то купила моя мама, в ней был свежеприготовленный омлет. Я хотела достать из подвесного шкафчика тарелку, но, открыв его, увидела, что теперь там стояли кружки. Плюс десять к смятению.
- Милая, тебе нужна тарелка? - из-за моей спины выглянула тетя Нина. Я легонько кивнула головой, чувствуя себя пятилетним ребенком, который и шага не может сделать без взрослых. Женщина достаточно быстро достала из крайней дверцы справа белую тарелку с черными краями и подала ее мне.
- Спасибо, Нина Алексеевна, - я взглянула на тарелку, даже она была новой в этом доме. На меня нахлынула двойная волна грусти: папа явно пытался избавиться от всех воспоминаний, что остались от
нее. И совместные фотографии снял, и сервиз, что покупала
она, выкинул. Разве что про сковородку забыл.
Хвала небесам, столовые приборы оказались на своем месте. Я положила маленький кусок пригоревшего омлета на тарелку и села в дальнем конце стола. В голове до сих пор раздавался звук вальса, с каждой секундой он звучал все громче и громче, норовя заставить меня кричать и биться в истерике.
- Дея? Все хорошо? - я резко вскинула голову вверх. Звуки музыки резко пропали, оставив в моей голове полную пустоту, за что спасибо папе. Он смотрел на меня пристальным взглядом, буквально бросал молнии своими серыми глазами.
- Да, я просто... Просто все так поменялось, - я постаралась говорить уверенно и спокойно, но из меня никогда не получится актриса, точно не сегодня. Поэтому я почти сразу перевела взгляд с отца на омлет, даже он, как мне показалось, молча усмехался надо мной.
- Ты права, солнце. Я, мы с Ниной сделали этот дом уютнее и удобнее.
- Не ищи оправданий, - неожиданно для самой себя отрезала я, бросая грубый взгляд в сторону двух взрослых людей. Пусть не считают меня тупой.
- Милая, ты хорошо себя чувствуешь? - я ненавижу это. Все эти "милая", "прекрасная", "любимая"... Я далеко не любима в этой семье, и не куплюсь на этот развод. Я никогда не буду ценна человеку, который был готов сдать меня в психушку, но, хвала небесам, остановился на таблетках.
Увидев злость и агрессию на моем лице, в разговор вмешалась Нина:
- Виктор, тебе не пора на работу? - я проследила за взглядом няни и тоже посмотрела на часы. Была половина восьмого утра.
- Да, пожалуй, присмотри за моей дочерью, - я неким подобием улыбки ответил бухгалтер, встал из-за стола и начал застегивать пиджак.
- Нет. Пускай она тоже уйдет!
- Дея! Нина Алексеевна тоже здесь находится! - узнаю отца во всей красе: покрасневшее от внезапной злости лицо, вздутые вены на шее. Ну, наконец, хоть кто-то в этом доме снял с себя маску.
- Нина Алексеевна, найдите мне ноутбук и уходите, пожалуйста, - я всеми силами старалась быть вежливой, но руки сами по себе сжали нож и вилку, болезненно впиваясь в сталь, или из чего они там были сделаны.
Наступило молчание. Женщина просто не знала, кого слушаться, поэтому ждала ответа или же приказа от моего отца. Я же старалась отдышаться, ибо в голове снова начинал звучать знакомый мотив вальса. Как странно, я не боюсь ни темноты, ни высоты, а какой-то мелодии и людей в костюмах. Нет, мне стоит перестать думать о
том вечере, ибо ничего хорошего из этого точно не выйдет. Я снова открываю глаза и внимательно смотрю на отца, замечая, что на глазах появились первые слезы.
- Нина, достань из левого ящика моего стола в кабинете ноутбук и дай его
моей дочери, - как же четко он отчеканивал каждое слово. - Я буду ждать тебя в коридоре.
Я осталась одна в большой комнате. Все пошло совсем не так, как я хотела. Вместо налаживания отношений я их только расстроила. Ну почему я такая? Такая, такая...
Как мама. Вальс Цветов в моей голове достиг своей кульминации. Пары носились по кругу в своих призрачных костюмах и масках, со скоростью сменяя друг друга. Я четко увидела пухлые губы в красной помаде, когда в комнату совсем неожиданно вошла Нина:
- О Дьявол! Нина! - по моим щекам потекли слезы. Этот вальс должен был давно закончиться, но он только продолжался и продолжался, не желая прекращать мои муки. - Выключите, выключите
его.
- Дея, все хорошо, здесь не играет музыка! Слышишь, здесь тихо, совсем тихо! О боже, деточка, ты пьешь таблетки?! - ее голоса было почти не слышно за этой призрачной мелодией духовых инструментов. Я четко знаю, что произойдет в начале шестой минуты. И вот оно происходит:
в зал влетают люди в масках и начинают стрелять, стрелять без особого разбора.
- Нет, нет, мама, мама, убегай! - я знаю, что именно сейчас обладательница прекрасных губ, слегка выглядывающих из под маски, безмолвно упадет.
Я открываю глаза и поднимаю голову. Не знаю, сколько времени прошло, но Нина до сих пор сидит рядом со мной на коленях. В ее руках виднеются две таблетки, названия которых я смогу ответить, хоть разбудите меня поздно ночью: Бефол и Галоперидол. Я осторожно киваю своей няне и запихиваю две таблетки в рот. Они мне правда помогают. Только, разве что, иногда вызывают усталость и головокружения. Но это ничего по сравнению с тем, что я испытываю, не принимая их.
Эти приступы, они стали частью моей жизни на следующий день после
ее смерти. Они ловят меня и загоняют в угол в самых неожиданных местах. Сначала начинает тихо наигрывать этот вальс Чайковского, потом люди, мотающиеся в танце, а под конец - фееричное появление наемных убийц, что пришли по душу мэра города. Он, так, к слову, не был убит. До сих пор не могу понять, зачем они стреляли в других людей. Уж слишком нелогичными кажутся действия этих двух молодых наемников, что отсиживают сейчас свой пожизненный срок в "Вялой Петле". Я пыталась разгадать эту головоломку пару месяцев, но мне пришлось бросить свои попытки, ибо они вызывали учащенные галлюцинации и срывы. Именно в тот момент я нашла свой новый письменный мир - цитаты. Они и успокаивают меня, и дают возможность закрыться ото всех в своем разуме.
Я уселась на большом диване в зале, проводив Нину. Она так не хотела уходить, мол, боится за меня и не хочет, чтобы были плохие последствия. Но я не верю ей. Все эти люди смотрят на меня, как на бедную девушку, потерявшую мать. Но ведь это не так, я попросту психически нездорова. Почему людям так сложно меня понять? А вот писатели, они, по большей части, все были не в себе. Наверное, именно поэтому я и понимаю их фразы, ставшие цитатами. Мне интересно их читать и обдумывать, постоянно приходя к новым выводам, которые, порой, совсем не были оптимистичными.
Этим я и занималась до наступления обеда: перечитывала свои любимые цитаты. Это занятие всегда погружало меня в себя с головой, и не ездили бы за окном машины, и не ходили бы, разговаривая, люди, то я бы чувствовала себя как за Чертой. Вас, наверное, пугает ход моих мыслей? Так вот, меня тоже. Я разучилась понимать, чего хочу, а чего нет. Я перестала различать, когда надо смеяться, а когда плакать. Всему виной долгое одиночество, хотя, если быть честной, я бы согласилась вечно быть одной. Но мне надо заставить людей думать, что я достойная дочь многоуважаемой корреспондентки . Я не могу замыкаться в себе вечно, ведь так и до психушки не далеко.
И свой первый шаг на пути к "успеху" я делаю прямо сейчас. А именно, открываю крышку ноутбука и заново регистрируюсь во всех этих модных социальных сетях и нахожу своих одноклассников и друзей. Мои пальцы, с непривычки, совсем медленно находят нужные буквы и вбивают текст с черепашьей скоростью. Я тихо вздыхаю, пока жду ответа от своей хорошей подруги. Конечно, мое сердце почти перестало биться, ибо это слишком странно: я и компьютер. Руки невольно вздрагивают, когда ноутбук издает слабый звук, означающий, что мне пришло сообщение.
Я: Привет, Милена! Ты еще не забыла меня?
М. К.*: О-о-о, это не шутка? Дея Устинова, ты ли это?! :D
Я: Странно, не правда ли? Как дела?
М. К.: Тогда привет, лябефь** моя! Все по-старому, те же тупые одноклассники, та же куча домашней работы, скука! А ты как? Все хорошо? ;)
Я невольно улыбнулась. Ну, если Милене кажется своя жизнь скучной, то с чем сравнимы мои последние месяцы? С пустотой, разве что.
Я: Меня там не отчислили? А так, я не делала ничего.
М. К.: Все шесть месяцев?!
М. К.: Нет, конечно, тебя не отчислили! Ведь все знают о ситуации, что у вас сложилась. Мне очень жалт, правда.
М. К.: Ой, жаль, а не "жалт".
Я: Спасибо за соболезнования, но все уже хорошо. Значит, я могу в любой день спокойно прийти в школу?
М. К.: Да, приходи, я буду очень рада! Так жаль, что первые три месяца учебы тебя не было, но ничего, мы все наверстаем!
Я: Надеюсь на это. Спасибо большое, Милена, пока.
Я немного подумала и, несмотря на протесты сознания, добавила смайлик.
М. К.: Обязательно. Надеюсь на скорую встречу. х
Я откинулась на спинку дивана, в некоторой степени довольная собой. Я сделала это! Нормально поговорила с человеком! И давайте, пожалуйста, опустим тот нюанс, что у меня дрожали руки и пересохло в горле от страха. Я все равно сделала это! Гордость впервые за долгое время переполняла мое тело, из-за этого я даже почувствовала прилив энергии. Это все было настолько странным для меня, ибо обычно во мне еле хватало сил на написание пары цитат, а тут, ну хоть горы свернуть, всегда пожалуйста! Я настолько растерялась, что даже не знала, куда выплеснуть этот внезапный приток адреналина.
Через несколько минут тяжелых раздумий я положила ноутбук на диван и пошла в гостиную. Эта огромная комната с фисташкового цвета обоями всегда поражала гостей своей простотой и красотой. До сих пор помню, как я гордилась именно этой комнатой с высоким потолком. А теперь уже взрослая я переступила линию порога. Как же быстро время летит. В ее дальнем углу стоял рояль. Когда-то я проводила за ним многие часы и радовала гостей дома своим талантом игры на данном инструменте. Но теперь пальцы неумело пробежались по клавишам, издавая непонятные звуки.
Я отыскала в одном из ящиков нотную тетрадь и полностью перелистала ее, в поисках хоть чего-то легкого и красивого. Нашла некую мелодию под названием Капель, она и в правду показалась мне очень простой, но, начав ее играть, я поняла свою огромную ошибку. Она была слишком быстрой и стремительной. Мне пришлось так сильно напрягать свои пальцы, которые скакали с клавиши на клавишу, что они устали уже за пару минут. Ну, ладно, я ведь только начала вспоминать былые времена.
По возвращению к дивану я поняла, что ноутбук буквально разрывается от сообщений. Мне писали абсолютно все: от старых друзей до мимолетных знакомых. Я невольно улыбнулась, быстро отвечая на каждое сообщение буквально парой слов. Меня переполняла гордость. Я все-таки сделала это. Но ведь этот день является лишь первым, а значит, у меня впереди трудный путь к успеху.
Интересно, мама гордится мной? Смотрит на меня сейчас с небес и улыбается? Если да, то, мам, я делаю это для тебя. Ведь ты наверняка не хотела, чтобы я провела свою жизнь так, как делала это последние полгода.
***
Неожиданно послышался хлопок входной двери, и я подскочила на ровном месте. Черт, уснула! Я с максимальной скоростью, которую могла себе позволить, схватила ноутбук и бутылку сока, мигом прыгая через ступеньку по винтовой лестнице в сторону своего убежища. Только закрыв дверь в комнату на замок, я поняла, что нахожусь в безопасности и опустилась на пол. За моей спиной раздался крик "Ава, где ты, любимая?" Отец. Я решила промолчать и снова открыла крышку ноутбука.
Сообщений стало гораздо меньше, но они все еще были. Я с интересом перешла на страницы пары людей, которых абсолютно не знала, но которые утверждали, что мы знакомы. Они были из моей школы. И все. Больше ничего, что могло бы нас связывать. Поэтому я закрыла ноутбук, утратив всякий интерес к происходящему. Все-таки, я ужасно устала. И да, употреблять слово "ужасно" в письменной речи не очень корректно и бла-бла-бла, но мне все равно, на самом деле.
Я уже лежала в кровати, когда в дом вернулась Нина. Меня бесит, что эта женщина живет в нашем доме. Точнее, я боюсь, что между папой и ней есть некая связь, помимо деловых отношений. Это буквально давит мне на мозг, и я раздуваю из мухи слона. Но не могу я ничего поделать, папа не имеет права любить кого-то снова, кроме
нее. Он не имеет права делать
ей больно, даже если и не видит ее каждый день. Но ведь
она здесь, смотрит на нас, осуждает или гордится.
Я закрыла глаза, полностью заворачиваясь в одеяло. Я была готова разрыдаться, поэтому мне надо было переменить курс своих мыслей. Но в голову лезли лишь воспоминания о маме, о том, как она целовала меня в лоб и жестко наставляла, давая мощный толчок вперед. Никто больше не может так делать. Никто просто не понимает, как со мной нужно ладить. Это бесит меня даже сильнее, чем то, что Нина живет в соседней от отца комнате. Это еще раз подтверждает, что
она незаменима и неповторима.
В голове снова начинает зарождаться мелодия вальса. Ну да, конечно, давай, добей меня. Именно сейчас только этого и не хватало. Подхожу к столу, тушу обе свечи, из-за которых вся комната пропиталась приторными запахами химии, и зачеркиваю еще одну дату в календаре.
23 Ноября
На этом-же столе нахожу упаковки таблеток и беру из каждой по две, чтоб уж наверняка. В глазах уже начинает мутнеть, вся комната буквально рассыпается и вновь собирается из мелких кусочков, когда я окончательно ложусь на кровать и накрываю себя с головой одеялом.
Сквозь мой чуткий сон я не раз за ночь слышу, как к комнате подходит Нина, аккуратно пытаясь услышать, дышу ли я вообще. Интересно, она была бы рада, если бы ничего не услышала? О боже, что за бред я несу? Конечно, нет. Через пару минут стояния под дверью она всегда осторожно уходит, оставляя за собой слабый запах ванили.
Ей никогда не заменить маму. Никому и никогда.
