Первая кровь осени

Церковь пряталась у подножия холма, замыкавшего поселок с западной стороны. Наверное, если подняться наверх по каменистой тропе, можно было увидеть побережье. Мэтт не стал проверять предположение – остановился у дверей здания, в задумчивости рассматривая замшелые стены. Здание, должно быть, отстроили лет сто назад. Не так давно по меркам страны, где самые древние из монастырей еще помнили набеги викингов. Эта церковь была гораздо скромнее, не щеголяла барельефами и знаменитыми кельтскими узорами. Просто старый дом с крестами на крыше. Если верить Дэвиду, любая церковь – не более чем дом с крестами на крыше. Мэтт никогда не мог заставить себя верить во что-то просто так, без оглядки, без логических подтверждений. Да и в семье его никто не отличался религиозностью – непонятно, что вообще могло вдохновить родителей на переезд в эту страну, где найти сыну школу с исключительно светским образованием оказалось непосильной задачей.   Разве что дед со стороны матери, оставшийся в далеком Орегоне, всегда считал своим долгом посещать местную протестантскую церковь – не ради спасения души, но ради добрых отношений с соседями, заключавшихся в обмене новостями и сплетнями в ожидании мессы. «Душа моя давно пропала, тут и думать нечего, – шутил обычно дед, перекатывая в зубах неизменную деревянную трубку, – раз женился на ведьме, нечего и мечтать о райских кущах!» Ведьмы. Призраки. Духи. Слова, давно потерявшие смысл, фигуры речи, за которыми для большинства людей лежит обеспеченная материализмом благословенная пустота. Дедушка, видимо, считал, что делает жене комплимент, и только. Но если здесь, на столь далеком от материализма острове, страшные сказки внезапно обретают плоть – неужели и правда нет силы, способной разогнать вездесущую тьму? Он не сказал Лиэн, куда направляется, просто на обратном пути попросил высадить его в поселке. Неловко пошутил о пользе прогулок и свежего воздуха для его измученной психики. Почему-то был абсолютно уверен, что его маршрут для прогулок совсем не понравится хорошенькой ведьме. И это больше не простая фигура речи, ты ведь понимаешь, правда? Дверь со скрипом распахнулась. Молодой мужчина в мешковато сидящей сутане окинул незнакомца внимательным взглядом.  – Если ты не отмечен знаком фейри, входи, незнакомец, не стой у порога, – произнес он наконец. Фраза прозвучала как явная цитата, но источник сходу не вспоминался.  – Уверены, что не отмечен? – усмехнулся Мэтт.  – Это легко проверить. Если сможете войти... Священник чуть посторонился, и Мэтт поднялся по деревянным ступеням, невольно покосившись на тяжелый каменный свод над головой.  – И все же не могу гарантировать, что не имел дела с нечистью, – он развел руками и чуть улыбнулся, давая себе путь к отступлению. Если падре не настроен всерьез говорить о фейри, то и он с готовностью обратит все в шутку. Очень уж не хотелось выглядеть психом в глазах окружающих. И это, пожалуй, простительная слабость для недавнего обитателя психушки.  – Я знаю, чей вы гость, – кивнул священник. – Новости здесь разносятся быстро. Присядем? Он указал на ближний ряд деревянных сидений. В церкви было пусто – время утренней мессы давно прошло. Сквозь высокие окна пробивался приглушенный свет, рассыпая мягкие блики на полированном дереве скамей. К вечеру, должно быть, здание полностью скроется в тени холма, и загорятся подвешенные на цепях светильники, разгоняя подкрадывающуюся тьму.   – Я отец Уилан, – произнес мужчина, устроившись на скамье поодаль – не рядом, отметил Мэтт. Ровно на том расстоянии, чтобы можно было говорить, не повышая голоса. – Вы хотели со мной поговорить, не так ли? Имя смутно о чем-то напоминало. Мэтт присмотрелся повнимательней. Нет, они точно нигде не встречались. Священник был молод – наверное, младше самого Мэтта. Тонкие черты лица, которое можно было бы назвать красивым, если б не глубоко посаженные темные глаза. Узловатые худые руки крепко цеплялись за спинку соседней скамьи, выдавая напряженность позы. Признаться, Мэтт предпочел бы пообщаться с кем-то постарше, вроде их школьного настоятеля, пожилого толстячка, по своим обязанностям и возможностям больше напоминавшего школьного психолога из американской школы его детства.  – Исповедь? – неожиданно спросил священник. Таким тоном опытный мелкий барыга мог бы спросить его в подворотне: «Эй, парень, колеса не интересуют?» Мэтт нервно рассмеялся.  – Простите… нет. Признаюсь, католик из меня тот еще. Я, конечно, уважаю религию. Морально-нравственные ориентиры и все прочее. Как бывший коп, могу сказать: лучше бы людям иметь единые представления о добре и зле. И стараться, по возможности, оставаться на светлой стороне. Пусть даже и под страхом низвержения в ад.  – Речь политика из телевизора, – хмыкнул священник. – Многие сейчас думают так. Но почему-то, соприкоснувшись с тьмой, все вы приходите в церковь. В надежде получить какое-то волшебное оружие для борьбы с ней.  – Не мой случай, – Мэтт вздохнул. – Скажем так… что, если, прожив на свете три десятка лет, я вдруг узнал, что есть люди, которые смотрят на мир совсем иначе? Представьте, что они смотрят во тьму и видят в ней яркие цвета. Миллионы оттенков. Он почувствовал режущую боль в пальцах и понял, что, бессознательно сунув руку в карман,  сжимает в кулаке осколки цветного витража.  – Что, если человек, которому я верю почти как себе самому, говорит мне, что в мире нет ничего хорошего или дурного, есть только порядок вещей, установленный силами, которые мы даже не в состоянии осознать?  – Не знаю, утешит ли это вас хоть немного, но вы не первый, кто задается подобными вопросами после общения с мистером О’Хэйсом, – священник, казалось, ничуть не удивился странному повороту разговора.  – Надо полагать, вы не в восторге от его творчества.  – Во времена более честные за такое сжигали, – отец Уилан улыбнулся, будто стремясь сгладить резкость своих слов. Но глаза его на миг сверкнули таким фанатичным огнем, что Мэтт с легкостью представил себе этого энтузиаста во времена «более честные» с факелом в руке. «Точно. Не деревня, а заповедник непуганых фриков. И священник им под стать»  – За что, за сказки о фейри?  – За стремление смутить и запутать душу, тянущуюся к свету, представлением о том, что есть иные пути, кроме единственно верного.  – Но откуда уверенность, что ваш путь правилен? Не припомню ни одного человека, что прошел этот путь до конца и вернулся с благой вестью, – хмыкнул Мэтт. Разговор явно зашел не в ту сторону. Здесь ему успокоения не обрести. До того, как мир потерял свои четко очерченные, материалистические границы, религия была для него дешевым суррогатом психотерапии, снадобьем, отложенным на «всякий случай». На чёрный день. И вот, чёрный день настал, чёрный месяц, чёрных полгода, если уж на то пошло… время восхода чёрной луны, господи, откуда это вообще у него в голове? Итак, день, какого бы цвета он ни был, настал, но в доме с крестом на крыше ему вместо спасительной пилюли предлагают новые сомнения.  – Вообще-то, был один такой, – священник указал в сторону алтаря, туда, где, нарисованный аскетично бледными красками, простирал свои руки над паствой распятый Иисус.  – Ну да. Конечно, – Мэтт опустил голову.  – Вы скажете, что я предвзят к вашему другу, – отец Уилан выпрямился, сцепил пальцы на коленях. – Но я подозреваю, что у вас нет всей информации. Он не рассказывал вам, что его персоной интересуются в Национальном бюро по уголовным расследованиям?  – Он ведь работал в полиции, – полувопросительно произнес Мэтт. – Мы оказались замешаны в одно громкое дело… неудивительно, что…  – Да, я читал. Хотелось бы верить, что все так и было, – священник с сомнением покачал головой. – И что информацию он получил именно по таким… каналам, как утверждает. Мэтт, нахмурившись, пристально смотрел на священника. Странное напряжение сквозило в его движениях, позе, нервозной жестикуляции – руки его то и дело взлетали в воздух, словно пытаясь рисовать перед лицом неведомые знаки, но отец Уилан исправно ловил себя на этом и возвращал их на место, поспешно сцепляя в замок. Казалось, он долгое время мечтал хоть с кем-то обсудить столь болезненно важную для него тему. В городке, где самый верный шанс увидеть новое лицо – выловить на рыбалке утопленника и поглядеть на него… кто сильнее нуждается в исповеди, чем сам священник? От кого, черт возьми, он мог слышать эту шутку про труп?  – Мистер О’Хэйс пишет о бритве Оккама, не осознавая, что та приставлена к его собственному горлу, – с напором продолжал священник. – Если человек утверждает, что видел, как кого-то утащили осенние духи, а подробности гибели ребенка ему рассказал призрак… что проще всего предположить?  – Что он псих, – фыркнул Мэтт. – Так что там с НБУ*? – Ко мне приходили двое. Расспрашивали о нем. Через некоторое время после того, как он вернулся в дом матери. Задавали стандартный набор вопросов… Почему они вообще пришли ко мне, хотел бы я знать. Не потому ли, что хотели узнать, как близко ваш друг заглянул во тьму? И смог ли удержаться на краю? – Вы о чем? – Мэтт вынул руку из кармана и бегло осмотрел порез на пальце. Просто несколько капель крови, ничего драматичного. – Вы ведь читали книгу, Мэтт… мне можно вас так называть? На какую-то шальную секунду Мэтту показалось, что тот имеет в виду Библию. Какую же еще Книгу он мог упомянуть так, будто готов написать это слово с гигантской заглавной буквы. Но, черт возьми, он говорил об этом проклятом сборнике сказок от Дэйва.  – Да без проблем. И да, я читал книгу. Не полностью, но представление составил.  – Что ж… Психологи, изучающие поведение преступников, утверждают, что неспособность различать добро и зло – классическое определение психопата. Такие люди искренне недоумевают, когда их ведут на электрический стул* за убийство десятков детей. – Вы здорово разбираетесь в оттенках темной стороны, для представителя светлой, – Мэтт нервно передернул плечами. – Постойте, вы хотите сказать, что они подозревали его… – Маньяки такого типа часто тщеславны и жаждут признания. Как думаете, всех этих детей, что упомянуты в книге, и правда утащили осенние духи? Или это изящная литературная метафора? Мистер О’Хэйс так смело утверждает, что сама природа психопатична, что она  не видит разницы между добром и злом, что она переменчива… о какой природе он пишет, уж не о собственной ли? Мэтт с силой зажмурился и несколько раз встряхнул головой, точно пытаясь вырваться из липкой паутины слов. Бежать отсюда, бежать, пока крыша совсем не умчалась в свободный полет… … нет. Он не станет вести себя как последний псих перед этим субъектом. Он не псих. Не псих, а Дэвид – не маньяк… – Ладно, падре. Я ходил с ним в патруль много лет, о’кей? Я помню некоторые из этих случаев, что описаны в книге. Мы приходили к шапочному разбору, и чаще всего наша работа заключалась в том, чтобы передать информацию диспетчеру.  – Вы хорошо их помните? Никаких пробелов в воспоминаниях? Мэтт хотел возразить, но спину вдруг окатило волной холода. Спутанные картинки, что преследовали его с момента выхода из больницы, зашевелились под черепной коробкой стаей голодных гусениц. Черно-белое и цветное, свет-тьма или тысяча оттенков, ты застрял меж двух миров, выбирай, в котором меньше боли  – В этих делах есть детали, которые не разглашались, так? Простой патрульный не мог их знать. Эта девочка, танцующая на призрачном карнавале. Что, если со временем она начала вспоминать, что с ней действительно происходило? Да, наркотики и гипнотическое внушение, что еще нужно для создания контролируемой реальности в отдельно взятой голове? Удивительно, что ее вернули назад. Как будто контроль над сознанием жертвы  для ее похитителей оказался важнее. Цель – полностью погрузить ее в специально сконструированный мир… Только что напряженный, будто бы скованный некоей внутренней судорогой, священник буквально на глазах раскрылся, выбрался из кокона мышечных зажимов и теперь оживленно жестикулировал. Руки его будто жили отдельной жизнью, порхая перед ним гротескными белыми мотыльками. Короткие рубленые фразы сменились витиеватыми конструкциями. Так, пожалуй, говорят те, кто изучал язык – а может, и саму жизнь – по книгам, по классической европейской литературе, толстым пыльным томам в золоченых переплетах, что хранятся на самом верху библиотечных полок. А может, парень просто цитировал по памяти чужие выкладки?   – Возможно, я сейчас нарушаю ту самую тайну следствия, к которой ваши бывшие коллеги относятся едва ли не трепетней, чем мои – к тайне исповеди. Но по вашим реакциям я вижу, что вы уже в беде. Вам нужна помощь. Нужна смелость, чтобы оттолкнуть дьявола, какими бы приятными ни были его речи. Священник вынул из кармана потрепанный блокнот, заложенный карандашом, торопливо перевернул пару страниц. О господи, да он и правда конспектировал. Готовился к этой встрече? К нашему разговору?  – Скорее всего… если вы позволите, я… так, да, вот! «… Присутствуют две субличности, одна из которых полностью погружена в иллюзорный мир, сконструированный на основе народной мифологии. Вторая же занята рационализацией происходящего». Если честно, – тут отец Уилан на мгновение поднял взгляд от своих записей, – до недавнего времени я подозревал, что напарник, о котором пишет мистер О’Хэйс, не существует в реальности. Уж больно плоский, фрагментарный вышел образ. Можно предположить, что таким образом автор случайно или намеренно продемонстрировал нам свою вторую субличность, рациональную, что более-менее удерживает иррациональную в рамках…  – А может,  – Мэтт понимал, что должен бы разозлиться, но вместо этого его сотрясал сдерживаемый нервный смех,  – может, просто Дэйв не слишком-то умелый писатель, а? –… стремление контролировать сознание своих жертв, – священник поднял палец, призывая к вниманию, –  погружая их в тщательно выстроенный аттракцион архетипических кошмаров. К подобным личностям невольно тянутся слабые, неуверенные, зависимые люди. Контроль поначалу может проявляться как забота, может возникать иллюзия эмоциональной связи…  – Я не отношу себя к слабым и зависимым людям, святой отец, – сквозь зубы выдохнул Мэтт, наконец уловив в речи священника нечто, что можно было воспринять как оскорбление. Он почти хотел конфликта сейчас. Хотел драки. Что угодно, лишь бы вскрыть набухающий внутри гнойник пустоты, серой и бесконечной, поглотившей все цвета. Потому что в черно-белом мире воспоминаний это могло быть правдой. Одной из множества страшных правд.  – О, конечно. Ваш случай сложнее, – после секундной заминки ответил священник. Он наконец почувствовал агрессию собеседника, замер на мгновение, и неловко отодвинулся еще дальше. – А вот еще: образ тёмного и доминирующего женского начала, Матери-Природы, всемогущей и беспощадной...  – Я знаю таких парней, знаю, о чем вы говорите. Это психопрофиль насильника, который не в силах завязать нормальные отношения, и поэтому выходит на охоту в ночные подворотни. Дэйв не имеет к ним никакого отношения, вокруг него все время крутились девчонки, чуть  ли не дрались за него. Он прекрасно знал, как их очаровать.  – Но никто не задерживался в его постели надолго? – Что?  – Простите, это не мое дело, конечно. Я не его духовник. Но есть еще кое-что. Пропавшие девочки, то, как он описывает критерии, по которым «духи» выбирают жертв для похищения…  Все юные, красивые…  Мэтт засмеялся – нервным, надтреснутым смехом.  – Вся проблема в том, что вы не верите в фейри, святой отец. А я вот, кажется, начинаю.  – Он когда-нибудь предлагал вам наркотики? Священник наконец-то смотрел ему прямо в глаза. Он шел в наступление, он был уверен в своей правоте. В святости своей битвы за очередную заблудшую душу.  – Ваш друг и напарник когда-нибудь предлагал расслабиться необычным способом? Выкурить косячок?  – Никогда. Нам вполне хватало алкоголя.  – Он мог подсыпать их тайно. В алкоголь или кофе. У вас возникало ощущение странной расслабленности? Или спутанности сознания? В таком состоянии сложно замечать мелкие детали…  – Простите, святой отец. Я хотел лишь поговорить о философских проблемах, о добре и зле. А вы кормите меня отрыжкой своего чересчур живого воображения. Да будет вам известно, что все служащие полиции регулярно проходят медосмотры и сдают анализы. Подобную диверсию вычислили бы в течение первого же месяца. Но тебя поймали не сразу, ты был осторожен, правда?  – Но когда он уехал, вы не ощутили разницы в самочувствии, поведении? Мир стал черно-белым, это считается? … тот парень с таблетками подвернулся как нельзя кстати…  – Он погружает вас в свой мир. Отрезает от прежних контактов, от родных и близких… Мэтт в эту секунду точно знал, что чувствует граната с выдранной чекой, или бомба с истекающим таймером. Черт возьми, как же он хотел взорваться, выплеснуть на собеседника бессильную ярость… но не находил под собой твердой почвы, чтоб для начала хотя бы вскочить на ноги. Искал и не находил в себе детонатора, который запустит взрыв. Что-то мелькало на самой границе сознания, какая-то очень важная деталь, что-то, надежно доказывающее, что этот любитель популярных брошюр по психологии тотально, чудовищно неправ во всем… Парень с таблетками, ну же, ну же… вот оно!  – Хватит молоть чушь! – Мэтт поднялся и с облегчением расправил плечи. Гнев наполнил его, как воздушный шарик, адреналин в крови ощущался, как свежая «доза». Какое изысканное удовольствие, оказывается – орать на кого-то в полный голос.  – Я сам это сделал, сам, ясно? Это моя жизнь, и я разрушил ее до основания, и Дэвид тут ни при чем! И тот парень, что предложил мне наркоту, я… я помню его лицо. Дэвид совершенно ни при чем.  – Что ж, теперь ты знаешь в лицо своего демона, – священник казался безосновательно довольным. – Того, что князь лжи послал терзать тебя. Ответственность, ты всегда ненавидел это слово Когда узнал, что будет двойня, напился до полусмерти Слишком многое зависит, я не могу не могу не могу В мозгу словно рухнула очередная стена, за которой прятался очередной блок воспоминаний. Они наконец-то выстраивались в последовательность. Перевод в новый отдел. Задания, которые ему давали… Он погружает вас в свой мир, отрезает от прежних контактов … вот только этот ужасный «он» – не Дэйв. Кто-то еще, в чьих руках сходятся все нити, тонкие веревочные жилы окружавших его марионеток – людей, которые задавали вопросы. Осторожные, вкрадчивые вопросы. О том последнем вечере, когда они с напарником ходили в патруль. И отклонились от запланированного маршрута. Что он помнит? Что ему рассказал Дэвид? Они хотели знать, будет ли он выступать свидетелем. Но против кого, если вся банда мертва? Он не станет перекладывать ответственность, но, черт возьми, он ходил по слишком тонкому льду. Его подставляли и провоцировали. Ему пытался подсунуть наркоту каждый мелкий говнюк, которого он брал за шкирку на очередной облаве. Они убили бы его, но сначала хотели узнать, что знает Дэвид. И проще всего было его «сломать», свести с ума, сунуть в лечебницу и…  – Экстремальная психотерапия, да?  – пробормотал Мэтт. Волна адреналина схлынула, так и  не дождавшись разрядки, и теперь он едва держался на ногах. – Спасибо, святой отец, вы мне очень помогли…  – Летом к мистеру О’Хэйсу приезжали некие поклонницы, – сказал ему вслед отец Уилан. – Больше их никто не видел. Я передал их приметы той даме, что говорила со мной, агенту Хоган, и она ответила коротким «спасибо». Не знаю, что с ними стало. И эта рыжая язычница – я предупреждал ее, она играет с дьяволом. Сама идет в его сети. Что я могу противопоставить им? Даже самым нечестивым созданиям нужен свет маяка в ночи.  – Все не так, – пробормотал Мэтт. Он брел к выходу, цепляясь за спинки кресел, и священник поспешил следом, пытаясь помочь. Мэтт оттолкнул его руку.  – Я верю… в ваши добрые намерения, отец Уилан. Но вы ошибаетесь насчет Дэйва. И зачем так рисковать, рассказывая мне все это? А если я передам ему наш разговор?  – Он и так знает мое мнение, – ничуть не смутился священник. – Здесь все честны друг с другом.  – Охренеть, – честно прокомментировал ситуацию Мэтт. К тому моменту он уже вышел за порог, так что священник не стал призывать его не выражаться в церкви – только скривился в ответ.  –  Я знаю, что у меня нет доказательств, и вы не обязаны мне верить, – сказал он вслед, когда Мэтт стал осторожно спускаться по тропинке, с готовностью подставив лицо прохладному ветру. – Но с тех пор, как мистер О’Хэйс вернулся, я чувствую присутствие зла. Я просто это чувствую.  – Надеюсь, вы рассказали об этом парням из НБУ,  – отозвался Мэтт.  – Не парням. Леди. Агент Хоган, я говорил вам. Очень милая женщина, и сердце ее открыто Господу. У вас в кармане ее визитка, позвоните ей, если и вам будет, о чем рассказать. Мэтт остановился и сунул руку в куртку. Точно.  – Я когда-то был карманником,- сообщил ему отец Уилан и с неожиданным для его худощавой нервозной фигуры достоинством скрылся в дверях церкви.  – А я, – вполголоса сообщил Мэтт окружающим пустошам, – сейчас пойду в паб. Куда еще податься после церкви, правильно? Эндогенная депрессия. Мэтт помнил эти слова. Он читал статью в интернете, сидя в участке и страдая от безделья. Симптомы, описанные в статье, удивительно напоминали его состояние. Но пойти к врачу и все в красках описать – значило перечеркнуть свою карьеру. Которая только-только начала складываться. после смерти Дэйва, точно, он сделал все за тебя и благородно исчез с поля битвы, а ты строишь карьеру на его костях мерзкий шепоток за спиной: – это все его напарник… заткнитесь заткнитесь твари он не умер не умер Мэтт глубоко вздохнул и вновь принялся собирать цепочку воспоминаний с начала. Мутные окна домов, вдоль которых он брел, таращились на него укоризненно – человек без прошлого, куда ты идешь? Зачем? У меня есть прошлое, я выберу то прошлое, которое мне подойдет Депрессия. Дэйв уехал, а у него были сложные отношения с женой. Дети болели, он не высыпался и все чаще задумывался о том, что женился слишком рано, а мог бы еще… он сам точно не знал, что, но что-то же наверняка упустил, променял на домашний уют… что, романтику заброшенных парков, где танцуют духи? Черт возьми, он просто пытался жить нормальной жизнью. Новая должность, новые люди вокруг. Ответственность. Вся эта грязь, в прямом и переносном смысле, которую, конечно, видишь и в роли простого патрульного, но теперь в нее приходится погружаться по уши. Незакрытая вкладка со статьей про депрессию на служебном компьютере и… они нашли твое слабое место Парень, предложивший ему кое-какие почти безобидные таблетки – просто чтоб было легче работать. Он не был наркоторговцем. Коллега-доброжелатель. Наркоторговцем был второй, оформленный, впрочем, как официальный осведомитель полиции и потому наглый до безобразия. И третий… Нет, слишком просто. Слишком заманчиво объявить, что твое падение было тщательно просчитанной операцией. Поверить в заговор невиданных масштабов, направленный на то, чтобы один бывший патрульный съехал с катушек? Паранойя. Статью с таким названием он тоже, наверное, когда-то читал. Постоянное ощущение, что за тобой следят… Мэтт нервно обернулся. В дальнем конце улицы маячило несколько фигур в длинных одеяниях на удивление мерзкого желтого цвета. Просто рыбаки в клеенчатых плащах, с которых так удобно смывать кровь морских созданий.   Даже если он и готов поверить в персональную «теорию заговора», здесь ему точно бояться некого. Если не считать, конечно, Дэвида, воплощение зла, по официальной версии местной церкви. Паб был открыт – полдень давно миновал, и у стойки уже обосновались несколько завсегдатаев. По испитым лицам и мутным взглядам несложно было догадаться, что это место – их подлинная обитель. А может, и последнее пристанище. «Обломки кораблекрушения, вот на что это похоже. Эти люди, этот город… Потемневшее, прогнившее дерево, рваные лохмотья сетей, ржавые цепи. Месиво, разбросанное по берегу штормом, притягивает взгляд и одновременно страшит, и ты никогда не рискнешь всмотреться в него по-настоящему пристально… чтобы невнятные белесые пятна среди обломков не сложились в очертания тел». …Говорят, лодки береговой охраны в ту ночь долго и бестолково сновали вдоль пирса, щупая фонарями темную воду. Но выловленных тел было гораздо меньше, чем ожидали увидеть обалдевшие от происходящего копы…  – А мы всё ждали, когда же ты зайдешь, – с обескураживающей непосредственностью заявил мужчина за стойкой, широко улыбаясь. «Если и он достанет из кармана книжицу с конспектом и начнет зачитывать цитаты из американских бихевиористов, клянусь, я вобью эту ухмылку ему в глотку так глубоко, как только смогу».  – Я Мартин, – представился бармен, протянув массивную и жесткую ладонь.  – Мэтью.  – О, мы знаем!  – Здесь не так-то просто укрыться от взглядов, а? – Мэтт натянуто рассмеялся.  – Шутишь, парень? – хмыкнул пожилой пьянчуга у стойки, живо разворачиваясь к нему. Древний стул под ним протяжно заскрипел. – Здесь единственный шанс увидеть новое лицо – вытянуть в сетях утопленника! Немногочисленные посетители поддержали шутника довольным смехом. Мэтт вежливо посмеялся со всеми, и вряд ли кто обратил внимание, как он на мгновение замер, скованный ужасом. Просто расхожая шутка, он ведь мог слышать ее в любом дурацком телешоу, верно?  – Ну и каково это? – спросил бармен, протирая стакан.  – Что?  – Быть персонажем книги, конечно.  – Ах, это, – Мэтт усмехнулся и осторожно опустился на второй столь же рассохшийся стул. – Довольно скучно, если честно.  Особенно второстепенным. Всех занятий-то – герой наблюдает пейзажи и думает монологи.  – Нуу, не скажи, монологи-то там как раз у главного героя, – возразил бармен. – Чего тебе налить, Мэтью? Первый раз – за счет заведения.  – Честно говоря, мне сейчас никак нельзя алкоголь, – Мэтт постарался изобразить самую искреннюю печальную мину, на какую был способен. – Только на днях из больницы выпустили.  – Так за это и надо выпить! – радостно толкнул его в бок локтем сосед.   – Тогда пива, – решил за него бармен и повернулся к крану. – Оно у нас целебное, не прогадаешь! Ну разумеется. Кто же поверит ирландцу, пришедшему в бар, что он не намерен пить.  – А мне как обычно, – поднял палец его сосед. – Я, чтоб ты знал, Гэри.  – Рад знакомству, – Мэтт не сразу сообразил, что его собеседник представился. Имя его, искаженное на местный манер, прозвучало непривычно.  – Как думаешь, он ведь напишет о нас? Об этом месте? – спросил Гэри, хитро склонив голову набок.  – Кто, Дэйв?  – Ну да. Нам ведь есть о чем порассказать!  – Да что тут может быть интересного! – подал голос парень в комбинезоне, до того дремавший в углу.  – Твои рыбацкие истории?  – Походил бы по морю с мое, не зубоскалил бы тут! – осадил его старик. – Да что там, мы из сетей порой такое вычищаем! По наступившей тишине Мэтт понял, что все ждут его реакции. Не рассказа же – наверняка старый прохвост все свои байки уже не раз изложил всем желающим, сидя за этой самой стойкой.  – Какое? – спросил он нейтрально.  Старик придвинулся ближе, доверительно дыхнул перегаром в ухо.  – А щупальца, например. С мою руку размером, с присосками. Ни на одну тварь, что я знаю, не похожи.  – Кто их видел, те щупальца? – хмыкнул парень издалека и демонстративно опустил голову на руки, собираясь дремать дальше.  – А я, например, книгу однажды вытянул, – сообщил гулкий бас где-то за спиной. Мэтт повернулся. В полумраке прорисовалась грузная фигура нового действующего лица – мужик в рыбацком комбинезоне, далеко не таком новом и ярком, как у его коллег на улице.  – Книгу?  – Точно. Страницы такие тонкие-тонкие, как из водорослей плетеные. И знаки непонятные. Я ее только на солнце вытащил, так она тут же скукожилась. В слизь превратилась.  – И кто же это книги под водой читает, рыбы? – поддел его скептически настроенный парень. Гэри только махнул рукой в его сторону.  – Известно, кто… Ты вот что, если хочешь историй, я… - Я не ищу историй, – прервал его Мэтт.  – Вообще-то я ищу работу. Затем и пришел, собственно. Может, кому нужен хотя б разнорабочий? Гэри откинулся назад на стуле и уставился на него долгим оценивающим взглядом, пожевывая губу.  – Хочется, знаете, что-то делать руками и получать за это деньги, – пояснил Мэтт, чувствуя себя неловко под этим взглядом. Рыбак недоверчиво покачал головой.  – Не похож ты на парня, который много работает руками.  – Вот такой у меня выдался период в жизни, – Мэтт пожал плечами. – Хочется посвятить себя простым занятиям.  «Предается пороку редукционизма» – бесплотный голос Дэвида в голове насмешливым эхом процитировал его собственную книгу. Мэтту показалось даже, что губы рыбака шевелятся, повторяя ту же самую фразу, запнувшись на сложном слове. Так и начинается паранойя. Все вокруг только о тебе и говорят, правда? Шепчутся за спиной, обсуждают… персонажа популярной книги.  – Я бы взял тебя в бригаду, да сезон заканчивается, – с сожалением сказал Гэри. – Тут зимой такие шторма! Никто не ходит. Разве что… За спиной глухо стукнула дверь. Взгляды всех присутствующих на мгновение скрестились в одной точке – а потом подчеркнуто нейтрально разбежались в разные стороны. Трое рыбаков в желтых клеенчатых плащах, которых Мэтт уже видел на улице, молча прошествовали мимо стойки и уселись за дальним столиком. Отчего-то они смотрелись здесь чужеродными элементами, хотя мрачные небритые лица под форменными капюшонами не слишком-то отличались от физиономий местных завсегдатаев. Один из них отряхнул плащ, прежде чем откинуть его на спинку, и ворох мелких брызг рассыпался по полу. Кажется, снаружи снова шел дождь.  – Видал? – в шепоте Гэри было столько презрения, что им впору было рыбу глушить. – Корпоративные…, чтоб их! – он явно «проглотил» крепкое словцо.  – Поосторожней, приятель, – миролюбиво произнес Мартин. – Ребята тоже хотят расслабиться после работы.  – Конешшно, – прошипел старик, едва не сплюнув под ноги. – Всю ночь гоняли на своих катерах, м? Уж их-то береговая охрана не шерстит, как нас. Все спелись…  – С тех пор как их компания тут шарится, нам улова почти не остается, – поделился рыбак, тоже вполголоса и склонившись к Мэтту. – Работают на какую-то иностранную контору, куда только наши комитеты смотрят!  – Давно бы им крылышки подрезали, да у них база на Чертовых камнях, – палец старика уткнулся в старую карту на стене, где вдоль изрезанной мелкими заливами линии побережья рассыпалась цепочка крохотных островков – в масштабе помельче и не заметишь.  – Вот разве что к ним попросись, может, им и на сезон плевать, как и на наши законы, – хохотнул рыбак. По тону его было ясно, что стоит Мэтту последовать этому «совету», и его имя будет навечно занесено в списки самых страшных предателей. Надо будет поговорить с этими ребятами, отметил Мэтт про себя. Но не здесь и не сейчас, конечно.  – Что же они ловят у Чертовых камней? – спросил он, с сомнением покосившись на кружку с подозрительно светлым пивом, которую пододвинул ему бармен.  – Может, русалок, – снова хохотнул рыбак. – У них там гнездо, это всем известно. Глубоко внизу, под скалами.  – Длинный у тебя язык, Брэдли, – Гэри неодобрительно покачал головой. – С такими вещами не шутят.  – А я и не шучу. Морские девчонки мне никогда зла не делали, с чего мне о них дурно отзываться? Надеюсь, эти парни их не обижают.  – Вы что же, их сами видели? – поинтересовался Мэтт.  – Да почти все наши их видят. В ясную погоду выйди в море – сам увидишь. Вылезают на камни, да не целиком, а так, что плечи видно. И волосы гладкие такие, блестящие…  – Поболтаешься пару дней в море без баб, так начнешь фантазировать, глядя на тюленей, а? – бармен подмигнул Мэтту. – Больше их слушай. Ты вот что, насчет работы, загляни завтра после обеда. Вернется хозяин, я с ним потолкую, может, у нас найдется что.  – Спасибо, – Мэтт не без труда соскользнул со скрипучего стула. Рыбаки в желтом на мгновение повернули головы на звук, но тут же отвели равнодушные взгляды. – Тогда я пойду еще поспрашиваю, о’кей? Он хлопнул Гэри по плечу и подвинул тому свое нетронутое пиво. – А про русалок я Дэйву передам, конечно же. По-моему, сюжет может выйти занимательный.  – О’кей, приятель, – засмеялся тот, явно передразнивая его американское словечко. Дождь усиливался, хоть с утра все приметы и предвещали ясный день. За все годы жизни здесь он так и не привык к этой непредсказуемой погоде. Может, потому, что одним из первых ярких впечатлений детства в памяти отпечаталось совсем иное: бескрайние золотистые поля пшеницы, зеленые с бурой дымкой цветущих метелок поля кукурузы, пыльная дорога, жаркий и сухой воздух – океан в тысяче миль отсюда, он еще не знает, что вообще бывает так много воды в одном месте; пыльная дорога поднимается на пригорок, и он пыхтит, топча ее своими разноцветными детскими башмачками. Мать в легком платье и широкополой шляпе, ее силуэт будто плавится по краям под жаркими лучами солнца. Она остановилась в паре шагов впереди и торопит его. «Быстрее, малыш, – говорит она, – не задерживайся. Уж кому-кому, а тебе не стоит долго стоять на перекрестках. Задумаешься и свернешь не туда, что мы будем делать?» Мэтт не удивился бы, окажись это воспоминание ложным. Слишком много скрытого смысла теперь мерещилось ему в этой простой фразе. Но он мог бы поклясться, что с детства отчего-то и правда безотчетно опасался перекрестков, старясь быстрее проскочить их, даже на машине. Будто искушение свернуть «не туда» всегда подстерегало его. Впрочем, здесь с перекрестками было плоховато. На удивление длинная улица никак не желала заканчиваться или хотя бы с чем-нибудь пересекаться. Бесцельные шатания оказались утомительней, чем, к примеру, патрулирование района «на своих двоих». Кажется, всю сознательную жизнь он если и двигался куда-то, то имел при этом строго определенную цель. А теперь он плыл по течению… точно персонаж по воле неумехи-писателя, что полкниги закручивает «завязку», никак не решаясь перейти к активным действиям. До сих пор все его действия несли в себе отрицание. Зайти в церковь и отказаться от исповеди; зайти в бар и отказаться от пива. Ладно, где же еще попробовать найти утешение доброму ирландцу? Герой подобной истории, пропитанной национальным колоритом, дальше непременно отправился бы к женщине, подумал Мэтт, глядя на знакомую вывеску, расписанную буквами-рунами. Лиэн уже успела занять свой пост за прилавком. На столешнице дымился конус благовоний, роняя пепел аккуратными столбиками.  – Ну и как тебе наш свежий воздух? Не слишком воняет рыбой и перегаром? – с улыбкой поинтересовалась она.  – Дождь смывает все запахи, – он стянул с плеч влажную куртку. – Не против, если я тут пережду немного?  – Ну конечно, – она тут же оказалась рядом, подхватила куртку, невзначай скользнула ладонью по его плечу. – Повешу ее к обогревателю. Мэтт вздрогнул от ее прикосновения и тут же нервно рассмеялся, пытаясь сгладить неловкость.  – Прости за бестактность, но, – рыжая чуть прикусила губу, задумчиво глянув на него. – Ты боишься женщин, людей вообще или прикосновений как таковых?  – Я просто… наверное, отвык. Не так сложно выйти из психушки, как вычистить ее из своей головы.  – Прости, если тебе неприятно, я больше не стану…  – Нет-нет, не извиняйся. Все замечательно, правда. Еще вчера ты смотрела на меня как на опасного психа, а сегодня пускаешь в магазин погреться, заботишься… все-таки у меня нечеловеческое обаяние, а? Лиэн звонко расхохоталась, прикрыв рот ладонью.  – Вот уж правда, людям до тебя далеко. Разве что троллям из северных сказок!  – Меня сегодня спросили, не отмечен ли я знаком фейри, – поддерживая полушутливый тон, продолжил Мэтт. – Что бы это значило, не расскажешь?  – Ничего, над чем следовало бы раздумывать, – Лиэн едва заметно нахмурилась. – Говорил с нашим священником?  – Разведывал обстановку. Ты знала, что он недолюбливает Дэвида?  – Недолюбливает, ха! Да он считает его серийным убийцей. Неужели он тебя не просветил?  – О да, – Мэтт усмехнулся. – Рассказал еще, что Дэйвом интересуются кое-какие службы. Ладно, у святого отца богатая фантазия, но… Ведьмочка едва до потолка не подпрыгнула от возмущения. Вот уж кто готов защищать Дэвида до последнего, мысленно отметил Мэтт.  – Старая климактерическая сука из Бюро и бывший героинщик с недотрахом? Ну да, безусловно, тебе стоит верить им больше, чем другу и напарнику. Этот твой отец Уилан сжег себе мозги химией еще в пятнадцать, до того как его подобрал наш старый глава прихода. Я знала достойных священников, но этот ошибся то ли с профессией, то ли с эпохой!  – Безусловно, бывшим наркоманам веры нет, – кивнул Мэтт. Лиэн замерла на полуслове, щеки ее вспыхнули. Впервые за все время их знакомства Мэтту пришло в голову, что она, должно быть, младше его лет на семь. Стоит делать скидку на это. На бескомпромиссность молодости и отсутствие глубоких шрамов, оставленных жизнью.  – А можно поинтересоваться, почему ты всех определяешь через отношение к процессу размножения?  – Потому что мир состоит из процессов созидания и  разрушения, как чудесно сформулировал Дэвид, – ответила девушка, несколько сбавив обороты.  – Да, пожалуй… хотел бы я знать, за которую команду играет он сам.  – Если останешься до весны, сможешь сам убедиться, – улыбнулась Лиэн. – Если все получится, мы отпразднуем Бельтейн, как много веков здесь не праздновали. – Представляю, как обрадуется отец Уилан, – усмехнулся Мэтт. – Но до весны… так далеко мои планы не простираются. Не уверен даже, что будет завтра. Вот разве что ты мне погадаешь. – Да не вопрос! Но только в этот раз ты платишь за прорицание, договорились? – подмигнула ему Лиэн.  – Не то чтобы я была слишком меркантильной, просто это нарушение правил. Вроде как ты остаешься мне должен, и между нами возникает связь, тонкая ниточка. Чем больше таких ниточек, тем крепче каждый из нас привязан к земле. А я хочу летать, понимаешь?  – Не очень понимаю, но всячески приветствую, – улыбнулся Мэтт. – Хотя бы на метле для начала, неплохо будет смотреться. В сочетании с этой юбкой.  – Мужчины! – фыркнула рыжая, скорчив неубедительную гримаску. Мешочек с рунами уже плясал в ее нетерпеливых руках.  – Вот только с деньгами у меня сейчас туго, пока не нашел здесь свободных вакансий… – запоздало спохватился Мэтт.  – Значит, расплатишься чем-нибудь другим, – улыбнулась девушка. Мэтт очень постарался не заметить в ее словах двусмысленности.  – Какой вопрос ты хочешь задать?  – Лиэн запустила руку в мешочек, перекатывая меж пальцев шлифованные деревяшки. Она вполне может различать их на ощупь и дурить тебя, не правда ли?  – Что мне делать? – Мэтт беспомощно развел руками. – Знаю, вопрос дурацкий.  – Отчего же… просто недостаточно ясно сформулирован. Что делать, чтобы достичь… чего, какого именно результата?  – Чтобы больше не терять то, что имею? Чтобы не разрушать свою жизнь дальше? Чтобы не было так больно?..  – Так понятнее, – серьезно кивнула Лиэн и вынула руку из мешочка. На прилавок шлепнулась плоская дощечка с руной, напоминавшей букву R. И вторая, словно прилипшая к ней, украшенная одной только вертикальной чертой.  – Иса… и Райдо, – девушка растерянно провела пальцем по гладкой поверхности дощечек. – Но это бессмыслица. Я хотела достать только одну, клянусь!  – Что это значит? – беспокойство гадалки невольно передалось и Мэтту.  – Останься и уезжай. Это руны с противоположными значениями. Движение и остановка. Не понимаю… в прошлый раз, когда я пыталась тебе гадать, у тебя будто бы вовсе не было судьбы, а теперь что же, ты живешь две жизни одновременно?  – Да, похоже, придется мне выбрать только одну, – печально усмехнулся Мэтт. – Хотя бы для того, чтоб перестать пугать гадалок. Брось, Лиэн, это ерунда.  – Я могу уточнить, – рыжая нервным движением сгребла дощечки обратно. – Переформулировать вопрос.  – Не нужно. Все в порядке, правда. Людям свойственно бояться неопределенности, но я, кажется, уже начинаю привыкать.  – Людям свойственно бояться… даже собственной природы, – задумчиво отозвалась девушка. – Или природы в целом. Всего первобытного, хаотического, не вписывающегося в рамки. Чего боится отец Уилан, как думаешь?  – Похоже, что Дэвида. Говорит, вместе с ним сюда пришло зло.  – Он боится Матери. Ее первозданной силы, с которой не совладать никому из мужчин. Мэтт и не заметил, как она подошла слишком близко. Ее дыхание пахло травами, и боязно было коснуться волос – казалось, это рыжее пламя запросто опалит кожу.  – Знала бы ты, как я своей мамы порою боялся, – рассмеялся Мэтт. – Думаешь, это наша общая беда? Лиэн осторожно коснулась изящными пальцами его плохо выбритой щеки.  – Пусть платой будет поцелуй, – предложила она, улыбнувшись краешком губ. – За это не слишком информативное гадание я не рискну просить больше.  – Хм, я  знаю одного парня, который не прочь будет расплатиться за меня, – Мэтт неуклюже попытался обратить все в шутку. Рыжая лишь недовольно фыркнула.  – Наши с Дэвидом дела это наши дела, понятно? И чего вы, парни, так серьезно ко всему относитесь?  – Я… – Мэтт не нашелся, что ответить. Глаза ведьмы оказались вдруг совсем рядом, заслоняя собой весь остальной мир.  – Я… не настолько безнадежен, как ты думаешь, – сказал он, наконец, и в подтверждение своих слов потянулся к ее губам. Лиэн прильнула к нему на мгновение, но не стала слишком углублять поцелуй. Через секунду отстранилась и облизнула губы, бросив на Мэтта озорной взгляд исподлобья.  – Теперь я узнаю твои мысли, – сказала она со смешком. – И напишу о них отчет в НБУ.  – Ну, разумеется, именно так они и работают, я не сомневался, – столь же шутливым тоном ответил Мэтт. Если в ее поведении и был намек на возможность продолжения, Мэтт его не уловил. Впрочем, он никогда и не мнил себя знатоком женских душ. Вероятно, для успеха ему следовало страстно прижать рыжую ведьму к стене, или распахнуть ногой дверь в подсобку и швырнуть ее на гору пыльных мешков… Впрочем, от исповеди и выпивки он сегодня уже отказался, стоило ли нарушать столь удачно начатую аскезу?  – Теперь тебе не спасти свою душу, сколько ни слушай проповеди отца Уилана, – продолжила Лиэн. Ароматический конус на стойке успел догореть, и она небрежно смахнула рукой горку невесомого пепла. Мэтт проследил взглядом, как серое облачко осыпалось на пол.  – Я слышал, что у рыжих вовсе нет души, – поддел он ее в ответ.  – О, расскажи это Дэвиду. Ему понравится.  – Он – другое дело. Он же подменыш фейри, разве по нему не заметно? Жрет всякую дрянь  вместо человеческой пищи и пугает священников. Лиэн рассеянно улыбнулась. Вгляд ее скользнул куда-то за плечо Мэтта. Обернувшись, он увидел только пустую улицу за стеклом витрины. Что-то мелькнуло на границе поля зрения – край омерзительно-желтого рыбацкого плаща?  – Дождь закончился, – задумчиво произнесла девушка. Подходящий момент для встречи с пыльными мешками в подсобке, определенно, был безвозвратно упущен. Фейри не едят человеческую пищу, а еще они не пользуются водонагревателями. Из душевого шланга минут пять извергалась ржавая, застоявшаяся вода с металлическим запахом. Сцена в лучших традициях фильмов ужасов: героиня открывает кран, а оттуда хлещет струя крови. Мэтт представил себе, что в бачке валяется отрубленная голова одной из пропавших читательниц, и его едва не стошнило. К черту больное воображение, какой в нем прок, если ты не писатель-визионер нового поколения, предположительно серийный маньяк. Вода сменилась нормальной, когда Мэтт уже всерьез задумался о том, что проще будет намылиться и выйти под дождь. Горячая вода пульсирующим коконом обвила тело, милосердно отгородив его от внешнего мира со всеми его священниками, ведьмами и глубоким символизмом в каждой мелкой детали. Мира, в котором пространство между вещами не заполнено пустотой, как бы парадоксально ни звучало это утверждение. Стоит присмотреться внимательнее к этой пустоте, как она превращается в кипящий бульон ассоциаций, смыслов и контекстов. И при каждом движении они липнут к коже, как паутина, забиваются в глотку, туманят взгляд. Хочется смыть их, содрать эти липкие нити, выцарапать из-под кожи, куда они уже, без сомнения, успели прорасти, побегами и корешками, бесконечно ветвящимися гифами грибницы…  – Знаешь, если долго мыться в кипятке, кожа слезет, – сказал Дэйв где-то за спиной. Мэтт вздрогнул от неожиданности, и движение оказалось слишком интенсивным после секунд, или же веков, блаженного небытия. Тело будто судорогой сковало на мгновение. Он развернулся к двери, вытирая лицо. Вода действительно стала слишком горячей, а он и не заметил.  – Кожа слезет, и кто знает, что окажется под ней, – меланхолично отозвался он. – Ты правда считаешь, что это нормально, входить без стука? …Когда-то давно, кажется, множество жизней назад, Мэтт безо всякого стеснения мог выйти из кабинки в общую душевую, едва прикрывшись полотенцем. Как и все остальные ребята в участке. Когда-то, всего одну жизнь назад, он трясся под слишком холодными струями из шланга в душевой, где и в помине не было никаких отдельных кабинок и перегородок. Санитары предпочитали выстраивать их вдоль стены на кафельном полу, точь-в-точь как пленников для расстрела, только права смотреть в глаза своим палачам им не оставляли, приказывали развернуться к стене. А вместо автоматов у них в руках были шланги. Считалось, что пациенты не в состоянии должным образом помыться сами, и в отношении большинства это было чертовски верно. Мэтт вспомнил лицо Билли-дебила, парня с напрочь сожженными химией мозгами. Каждый раз, когда в спину ударяла первая струя холодной воды, Билли начинал орать. Каждый раз в ожидании этого момента он впадал в состояние, опасно близкое к панической атаке. Он зажмуривался или напротив, таращил глаза так, будто они вот-вот выскочат из орбит, обхватывал себя руками и начинал часто дышать, втягивая воздух через полуоткрытый рот с высоким, испуганным аханьем. Впалая грудная клетка ходила ходуном – дефективный поршень из кожи и костей, тщетно пытающийся наполнить энергией безнадежно поломанный механизм. Вот таким ты меня видишь, милая Лиэн, да? Вот таким я бы стал рано или поздно, гротескным монстром с одной из черно-белых картинок И каждый раз, за мгновение до подачи воды, Билли мочился под себя. Видимо, от ужаса. Никто не любил оказываться рядом с ним в душевой, именно по этой причине…  – Я стучал, – сказал Дэвид, разгоняя обоссаных призраков прошлого одним движением руки, бросающей полотенце. – И пока ты не отзывался, я успел детально представить себе безжизненное тело в луже крови. А ты, я смотрю, всего лишь решил сварить себя заживо, гораздо менее эффективный вариант.  – Я думаю, что тебе стоит прекратить представлять себе мое тело, приятель, – Мэтт с усмешкой покачал головой. – Определенно, это какая-то нездоровая тенденция.  – По крайней мере, это безопаснее, чем представлять, что у тебя в голове, – Дэвид смотрел на него слишком пристально, чтобы это могло быть только шуткой.  – Надо же, – Мэтт обернул полотенцем бедра и двинулся к выходу. В доме было ощутимо холоднее. Прикосновение холодного воздуха к обнаженной коже было даже приятным, но он не питал иллюзий: к вечеру опять придется натягивать пару свитеров, чтоб согреться. Чертов дом был слишком велик как для одного жильца, так и для двоих, и упорно не желал прогреваться. Точно рептилия, погрузившаяся в оцепенение в ожидании лучших времен, он держал температуру вровень с заоконным туманом. Может, грезил, что когда-нибудь его пыльное нутро согреют изнутри многочисленные жильцы, поделившись теплом своих тел и чувств. Его строили для большой семьи, не для писателей со странностями и их свихнувшихся приятелей.  – А я вот прочел очередную главу твоей книги. И оказалось, ты-то как раз дохрена знаешь о том, как устроена изнанка моей головы. Настолько дохрена, что я рискну задать вопрос: да неужто ты не предвидел, что будет со мной, если ты сбежишь и оставишь меня в этом гадюшнике одного? С моей-то нездоровой склонностью к простым решениям.  – Я надеялся, что твоим простым решением будет держаться за свою семью, – тихо ответил Дэйв. Без тени осуждения в голосе – но Мэтт все равно завелся. Злость, которую в нем разбудил священник, никак не желала утихать.  – И какого хрена ты вообще берешься на всю страну так смело рассуждать о моей жизни? Или ты, когда пишешь, забываешь, что персонажи твоей книги – живые люди, что они существуют в реальности?  – Если честно, когда пишу, я забываю, что я существую в реальности, – Дэйв выделил голосом «я», и для пущей убедительности прижал ладонь к груди, будто пытаясь поймать это самое зыбкое и эфемерное «я», ускользающее из плена грудной клетки. – Только это и придает мне смелости вообще хоть что-то рассказывать. Я-существующий ни за что бы не решился на подобную авантюру: для этого я слишком привык притворяться частью интерьера. Психопат путает субъект и объект, в этом его главная ошибка «Заткнись», сказал Мэтт своему внутреннему голосу. Внутреннему отцу Уилану с горящими глазами и цепкими пальцами несостоявшегося инквизитора. Святой отец говорит, что ты – псих. Что для тебя люди – абстрактные идеи. Легко свести человека к идее, и провести анализ, расчленяя. Да, он сам как-то зачитывался статьями по бихевиоризму. Видел себя в мечтах великим детективом, а как же без этого. Все ушло, кануло в туман вместе с верой в то, что мир можно постичь посредством логики. Мир внутри или снаружи, без разницы. Логика – тонкая пленка, налет на поверхности, упругая кожица манящего темной сладостью плода, чье имя – хаос иррационального. Он устало опустился в кресло, размышляя о том, что надо уже разжиться собственным комплектом одежды, а не таскать футболки у Дэвида, пусть даже их запас и кажется бесконечным. Черт его знает, когда он успевал кататься по всем этим ярмаркам, спортивным турнирам и литературным конвентам, эмблемы которых украшали бесчисленные футболки. Присматривал новых жертв, разумеется. Маньяки часто посещают массовые мероприятия. Наверное, чувствуют себя покупателями в продуктовом магазине, выбирающими десерт для праздничного ужина. Мэтт уронил лицо в ладони и с силой потер виски.  – У меня, кажется, наверху валялся теплый халат. Сейчас поищу, – сообщил Дэвид откуда-то из красноватой темноты за пределами закрытых век. – Ты в нем будешь похож на почтенного отца семейства. Да что там, в нем любой будет похож на собственного предка три-четыре поколения назад. Мэтт поневоле рассмеялся. Смех был приятным ощущением, он щекотал грудь изнутри крохотными пузырьками, точно в бокале шампанского. Смех возвращал его в тот мир, где есть цвета, где можно верить людям и не искать скелетов в шкафу и скрытых мотивов… где поцелуй женщины это просто поцелуй, а не древнее колдовство, и забота друга это не попытка «погрузить тебя в специально сконструированный аттракцион иллюзий», или как там выразился падре… И оттуда, из спасительной темноты, вынырнуло очередное воспоминание. Как Дэйв, честно и открыто глядя ему в глаза, говорит «Ты можешь взять отгул на этот вечер, я пойму. У тебя же семья. Пожалуйста, подумай, хочешь ли ты так рисковать, подумай дважды». Но они идут в эти чертовы доки вместе, плечом к плечу, и получают по пуле на брата, и… Не думать не думать не думать о ране на груди и расползающихся рваных краях ты не умер нет нет … и в этой истории они, конечно, выглядят идиотами, самонадеянными наглецами, заигравшимися в героев, наивными мальчишками, решившими, что одна сорванная сделка наркодельцов что-то изменит в этом насквозь прогнившем мире. Но, черт возьми, эта история никак не стыковалась с предполагаемым безумием Дэвида. Не маньяк он, не психопат, которому плевать на всех, кроме себя. Святой отец тихо сходит с ума здесь, в захолустье, у него острый ум писателя детективов и воображение режиссера триллеров – право же, вот кого бы Дэвиду взять в соавторы! Но его там не было, когда этот чертов «визионер нового поколения» словил пулю в плечо, выдергивая какую-то малолетнюю сторчавшуюся бомжиху из доков из-под перекрестного огня мафии и спецназа, а значит… «Когда я открою глаза, – сказал себе Мэтт, – когда я открою глаза, все будет хорошо». Он не был уверен, что именно в данном случае «всё», и что в данном случае вообще может значить это туманное «хорошо». Какое-то знакомое чувство возникло на миг, необъяснимая легкость в теле, точно пародия на невесомость, что возникает в первые секунды в едущем вниз лифте. Знакомое, кажется, с детства, когда он точно так же играл, стоя на крыльце…закрывая и открывая глаза… Он распахнул глаза и тут же сощурился от слишком яркого света. Слишком много воспоминаний на сегодня. Дэйв никуда не ушел. Сидел в напряженной позе на корточках, глядя на него. Наверное, прикидывал, не вызвать ли врача.  – Просто воспоминания, – пробормотал Мэтт. – Собираю их, как паззл. Это сложно… не все кусочки подходят друг к другу. Ты вроде спрашивал как-то, из чего строится личность?  – Это был риторический вопрос, – мягко уточнил Дэвид.  – Конечно. Но у меня есть прекрасный ответ. На данный момент моя личность строится из непротиворечивых воспоминаний. Это как реставрация… восстановление разбитого витража. Из кучки разбитых стекол. У вас ведь был витраж на кухне?  – Был, – невозмутимо кивнул Дэйв. – Нашел старые фото, да?  – Нет… заглянул в память дома, – Мэтт пару секунд наслаждался недоумением собеседника, а потом вновь рассмеялся. – Видел остатки на чердаке.  – Никто сейчас  не ставит витражи в домах. По крайней мере, в таких домах, – Дэйв с явным облегчением поднялся. – Лично я вообще за минимализм в дизайне. А ты, я вижу, тоже за минимализм. Хоть и начинаешь синеть от холода.  – Это потому что кто-то, черт возьми, утащил мою одежду в стирку, стоило мне из нее вылезти, потом пообещал какой-то халат, но до сих пор стоит и треплет тут языком! – огрызнулся Мэтт.  – Точно, – Дэвид исчез в дверях бесшумно, как истинный потомок фейри. Впрочем, последовавший за этим громкий топот ног по лестнице слегка подпортил впечатление.  – Эй, Дэйв, скажи мне, что твой халат не сделан из той же чертовой овцы! – крикнул Мэтт ему вслед и поплотнее запахнул полотенце. Воспоминание мелькало на границе сознания, робко топталось на пороге, будто понимая, что его черед пока не пришел. Порог… Мэтт стоит на пороге, крепко зажмурив глаза. Ему лет десять, наверное, судя по ощущению тела – маленького и легкого. Он играет в игру, которой научила его бабка. «Женился на ведьме, так нечего мечтать о райских кущах» – ворчит в глубине памяти дед. Все это что-то значило. «Когда я открою глаза, – говорит себе мальчишка, стоящий на пороге, – когда я открою глаза, дедушкин сарай будет синим, а не зеленым». Игра цветов. Игра с цветами. На мгновение под закрытыми веками вспыхивает образ сарая – сейчас он серый, точно на старом фото. И небо над ним серое, и частично скрывающие его ветви непомерно разросшихся в этом году яблонь… Но когда мальчишка откроет глаза, сарай точно будет какого-то определенного цвета. «Может, судьба – она не как нить, а как дерево. Одна ветка так, другая этак...» – говорит Дэйв. Определенно, все это что-то значило. Но Мэтт вовсе был не уверен, что готов вспомнить, что именно. – Парень из магазина клялся самолично доставить материалы, как только получит что-то подходящее, – сказал он, когда Дэйв вернулся. – Похоже, рад был предлогу, чтоб посмотреть на твое жилье. Да, и рыбаки в местном баре хотели знать, напишешь ли ты о них. У них полны карманы историй про русалок и бесхозные щупальца в сетях. А еще у них тут локальная война с монополистами, ты знал? Чудная вышла бы книга. Остросоциальная. «Битва за макрель» или что-то в этом духе.  – Не выйдет, у меня весьма паршиво с реализмом, – рассмеялся Дэйв. Он притащил не только халат, но и чистые штаны с рубашкой, так что Мэтт с радостью завернулся в целый ворох одежды.  – Живешь в бардаке, а шмотки тащишь в стирку при виде малейшего пятнышка… словно маньяк какой-то, – сказал он, искоса наблюдая за реакцией напарника. Тот рассмеялся. Слишком естественно, слишком… хватит, черт возьми  – Ты это называешь малейшим пятнышком? По мне так ты бродил где-то по колено в грязи. Понимаю, дороги у нас не очень.. Или ты ходил на пристань? Там по пути непросыхающая лужа, местная достопримечательность… Он болтал еще что-то, но Мэтт уже не слушал. Слово «пристань» отозвалось в голове мучительным, тянущим чувством. Потемневшие доски и серый бетон причалов. Место, где случилась судьбоносная перестрелка. Он ни за что на свете не хотел возвращаться в этот проклятый район, но мальчишка-связной назначил встречу именно там. Будто специально хотел, чтобы Мэтт нервничал. Хотя откуда ему было знать?.. Кровь давным-давно смыло волнами и дождем, но он прекрасно помнил, где именно была темно-красная, почти черная в лунном свете, маслянистая лужа  – Они сделали меня чертовым контрольным закупщиком, представляешь? – хрипло произнес он, не узнавая собственного голоса. – Парни из наркоконтроля. Как в том телешоу про контроль качества, где домохозяйка идет на рынок, а за ней следуют телекамеры.  – Да. Им стоило взять кого-то с нервами покрепче, – хмыкнул Дэйв. Помолчал, видимо, ожидая, что Мэтт вывалит на него еще парочку внезапных откровений-воспоминаний, и, не дождавшись, спросил:  – А что там с русалками? Что-нибудь новое или в том же духе, что моя история про мерроу*?  – Кажется, я ее еще не читал, – Мэтт пожал плечами. – А еще я узнал, что тебя ищет НБУ.  – А чего меня искать? – Дэвид удивленно вздернул брови. – Я вроде всегда здесь. Агент Хоган снова в городе?  – Нет, я… – Мэтт смешался. – Говорил кое с кем. «Здесь все честны друг с другом». Точно. Куда ему со своими «городскими» понятиями.  – Отец Уилан и его священная война против меня? О, он забавный, – весело сказал Дэвид. – Но если он будет морочить тебе голову своими теориями, я не постесняюсь повозить его мордой о стену. Пускай отлучает меня от церкви, предает анафеме или что там у них положено. Визитка была в кармане. Проверил ли он карманы, прежде чем сунуть штаны в машинку? Не в этом ли настоящая причина…? А еще твоя рыжая ведьма меня поцеловала, вот так-то.  – Да я сам ему сегодня едва не двинул! Не беспокойся, – Мэтт покачал головой. – Я никогда не имел привычки слепо верить священникам. Хоть, может, и стоило бы. Так просто – взять и согласиться с кем-то однажды установленными правилами о том, что хорошо и что плохо. Без всей этой твоей туманной философии насчет относительности и единства инь и янь.  – А знаешь, образ простого работяги удается тебе еще хуже, чем прежде, – вздохнул Дэвид. – Хотя казалось бы, в психушке тебе запросто могли выжечь половину мозгов, вот было бы счастье, наконец-то никаких заумных размышлений, а? Мэтт на секунду задумался, прикидывая долю шутки в этой шутке. Потом скомкал валявшееся рядом мокрое полотенце и швырнул его в напарника.   – Размечтался! Они больше не применяют электрошок. Только химию. И беседы, беседы без конца… Длинные худые руки в перчатках. И смуглое лицо. Итальянец или кто-то еще из южных народов, черноволосых и порывистых в движеньях. Мэтту все равно, он тупо смотрит на руки.  – К тебе посетитель, Мэтт. Будь сегодня паинькой, – угрожающе говорит над ухом санитар. – Я не хочу тебя снова привязывать.  – Мы хотели бы знать, – с легким акцентом говорит посетитель, – что говорил ваш друг по поводу своего героического поступка? Он отлично поработал с информаторами. У него большой талант. Как и у вас, конечно. Так прискорбно видеть вас в таком состоянии. Вам могла светить отличная карьера.  – Да он же ни черта не соображает, и чего вы распинаетесь, – хмыкает санитар за спиной. Рука в перчатке на мгновение исчезает, чтобы вернуться с купюрой, зажатой меж длинных пальцев.  – Оставите нас ненадолго, о’кей?  – О’кей, – ворчит санитар, чуть насмешливо повторяя чужеродное словцо. Мэтт поднялся, опираясь на спинку кресла.  – Пойду-ка почитаю о русалках на сон грядущий. Жди критики!  – С нетерпением, – отозвался Дэвид. – Только не закапывайся слишком глубоко в психоанализ, как наш святой отец! Книга лежала на видном месте – в круге света от настольной лампы. С аккуратно вложенной вместо закладки визиткой агента Хоган. ______________________ * понятия не имею, как они на самом деле сокращают это название * не в Ирландии. Священник явно начитался американских бихевиористов, вроде Джона Дугласа * ирландское название «водных дев».