Первая кровь осени

Джиллиан танцует. Тугие колосья, набитые зернами, ударяют ее по бедрам и ладоням, когда она вертится, вытаптывая средь золотистого поля «ведьмины круги». Длинная юбка раздувается на ветру, точно колокол, и опадает, свиваясь жгутом вокруг юных бедер, не поспевая за движениями. Танец этот древнее языка, на котором Джиллиан училась говорить, и оттого у него нет названия – но к чему слова, если земля понимает ее и так, ветер понимает ее, зерно внутри колоса понимает ее, но главное – понимает небо, и вскипает облаками, точно перевернутая чаша с колдовским варевом. Тёмные, грозные с виду тучи несут в себе дождь, что так нужен посевам. Джиллиан кружится всё неистовей, губы ее раскраснелись, обращенные к небу глаза пылают, платье едва не соскальзывает с плеч, обнажая гладкую кожу. Она не просит – она соблазняет и требует, наделенная властью Матери-Земли, и пусть ее собственная, земная мать сколько угодно твердит о ее бездарности, в этот миг Джиллиан на пике своей силы, в своем праве и на своем месте. И небо, признавая ее право, роняет первые капли дождя на ее полураскрытые губы, а следом обрушиваются тугие струи, мгновенно смочив платье. Запрокинув голову, Джиллиан хохочет и раскидывает руки, обнимая дождь, а потом падает наземь, сминая и без того притоптанные колосья. После короткого, но сильного дождя земля парит и пахнет острее. Джиллиан гладит склонившийся над ее лицом колос. В старых поверьях небо – мужчина, а земля – женщина, и небо должно извергнуться, а земля принять его влагу, чтобы в сердце колоса зародился ребенок-зерно. Танцующая в поле ведьма лишь немного помогает этому процессу, делая тайное желание Матери – явным. Она перебирает колоски меж пальцев и думает – каково это, носить внутри зерно? Ждать того часа, когда оно появится на свет и даст начало новому обороту земного колеса, новому циклу? Каково это – принять в себя благодатный дождь и потом ждать, зреть, наливаться соками, становиться туго набитым колосом, чтобы однажды вскрыться и выпустить его на свет? Тень скользит по ее лицу. С хриплым карканьем небо расчерчивает стая ворон. Чучело, установленное на краю поля, их не пугает. Всех окрестных детишек – да, а вот воронам плевать, они будто смеются над пустоголовым стражем, садятся ему на плечи и тянутся выклевать пришитые к мешку мутные пуговки глаз. «Танцуй, пока можешь, - говорят их бесстрастные морды. - Мы подождем». Здесь и сейчас Джиллиан понимает, что неизбежное увядание настигнет и ее однажды, и она уйдет в землю спящим зерном. Все, что может она - это успеть дать потомство. Колос рассыпается в ее пальцах, обнажая темное нутро. Черные, будто сгоревшие изнутри семена падают в подол платья. Что, если семя окажется негодным? Джиллиан никогда не произносит этого вслух. И сейчас она, отряхиваясь, спешит к матери – рассказать, что у нее получилось вызвать дождь. Растревоженной стаей ворон время проносится мимо, и вот чуть повзрослевшая Джиллиан стоит на пустынной дороге, залитой солнцем, а навстречу ей идет черный человек. Именно так он зовется в старых легендах, и вмиг пересохшие губы Джил повторяют его имя – вот только человек он лишь внешне. Это дух перекрестков, к которому она взывала когда-то в беспечной юности, вместе с несколькими столь же наивными подружками. Детские игры с плетением соломенных куколок закончились, когда мать объяснила ей, что такое настоящая магия. Не гадать, но чувствовать; не рубить головы черным петухам, а незаметно переплетать нити мира, выправляя узор. Если б только все это выходило у нее так же хорошо, как у матери! «Ты звала меня», - говорит черный человек. Джиллиан слышит голос, хотя губы его не движутся. «Это было давно, - отвечает она. – Детские игры, детские желания. Я уже позабыла их». «Неужели у тебя совсем не осталось желаний?» - спрашивает черный человек, и в его безмолвном голосе слышится насмешка. Джиллиан храбро смотрит ему в глаза. Видит глубокие серые тени во впадинах морщин. Видит тлеющие угольки на дне зрачков. «Все, чего я когда-либо хотела – обладать силой, чтобы по-настоящему что-то менять. Но для этого, видно, нужно мне было родиться другим человеком. Здесь и сейчас моя сила только утекает сквозь пальцы впустую». «Что ж, ты хочешь стать другим человеком?» «Для этого уже, пожалуй, поздно. Моя жизнь уже расписана на годы вперед, и люди, которые любят меня или думают, что любят, меня не отпустят. Тюремщики, вот они кто. А главный надзиратель - вот» - и она гладит себя по животу, уже упирающемуся в тугой пояс светлого платья. «Чего же ты хочешь?» «Пусть у моей дочери будет дар! Хочу произвести на свет настоящую ведьму». «Твое желание невыполнимо». «Но почему? Говорят, тебе все под силу, кроме воскрешения мертвых – это дело для твоего старшего брата. Разве мое дитя мертво?» «Нет». «Так пусть у него будет дар посильнее моего!» «Что ж, эту просьбу я выполнить могу. Твое дитя будет странником, что ходит по перекресткам. Это мне вполне под силу». «Пусть так, - говорит Джиллиан, - хоть я и не понимаю до конца, что это значит, но твои слова пахнут свободой. Свободой выбора судьбы. Отличный подарок для моей девочки». «Ты знаешь цену, не так ли?» «Мне говорили, она довольно стандартна и предсказуема. Хотя сейчас у меня возникает вопрос – неужели с двенадцатилетней малышки ты потребовал бы того же?» Черный человек растягивает в улыбке черные губы. «Вот поэтому-то, моя дорогая, я так долго шел на твой зов». Слишком поздно она понимает цену его обещаниям и смысл этой странной игры словами. У нее рождается сын. Никто не говорит ей ни слова упрека, но семейное ремесло издавна передавалось от матери к дочери, и только так. Джиллиан решает, что это знак: пора бросать заниматься глупостями. Она уговаривает мужа переехать в город, навсегда оставляет родительскую ферму. В городе жизнь совсем иная, там не требуется даже умение заклинать дождь – там, напротив, пригодился бы талант разгонять тучи, но этому ее никогда не учили. Мальчишка растет самым обыкновенным, и она забывает о своей сделке. До тех самых пор, пока он однажды не исчезает на целый день. Они собирались всей семьей ехать в торговый центр, а вместо этого носятся по окрестностям, поднимают на уши соседей и полицию. Вечером Джилл находит сына мирно спящим в собственной комнате. На все расспросы он недоуменно отвечает, что никуда не убегал. И клянется, что был с ними весь день – в машине, а потом в торговом центре, где ему купили игрушку – дурацкого пластмассового робота. Робот лежит тут же, в кровати, бессмысленно моргая глазами-лампочками. Джиллиан совершенно точно не покупала такого сыну. После этого черный человек появляется в ее снах. Он не просит ничего сверх оговоренной и уплаченной цены. Он просто стоит на перекрестке и улыбается. Иногда он кого-то манит, подзывая, но не Джилл – в этом она уверена. Может быть, сына? Она так боится увидеть однажды, как мальчишка выбегает из-за ее спины и мчится туда, к перекрестку, будь он неладен. Она так боится, что вновь откапывает среди пыльных коробок в гараже старый блокнот, озаглавленный «Книга теней», и принимается рассылать письма по давно забытым адресам. И, как последнее средство, она спрашивает совета у матери. Они собираются однажды вечером – остатки тайного ковена, ныне больше похожие на клуб любительниц вязания. Все, кто может что-то сказать, сходятся в одном: иногда проще сбежать, чем бороться. «Этот парень – наш, южный, - со знанием дела говорит одна из старых подруг матери, черная, как ночь над луизианскими болотами. – Вскормлен поколениями беглых рабов, что притащили с собой Сантерию и прочие штуки. Может, тебе стоит уехать подальше? На северо-запад, а? Главное, постарайся, чтоб между вами была бегущая вода. Говорят, ребята из его племени этого не переносят. Поселись по ту сторону Мисиссипи, и он отстанет. На кой черт ему тогда мальчишка?» «Так может, он хочет, чтоб я посвятила малыша ему, - бормочет Джиллиан. – Может, ему нужен новый жрец, а? Может, он хочет учить его?..» Старухи многозначительно молчат. Страх пожирает ее заживо. Страх отдать своего ребенка неведомой силе… и страх, что сын продвинется на этом пути гораздо дальше нее. Да полно, не этого ли она хотела для предполагавшейся дочери? И вот, теперь вместо гордости ее душит зависть. Джиллиан прячет эту зависть за решительным отказом связываться с духами иной традиции. Она и ее сын, в конце концов – белые, где это видано, чтоб белый был избран вудуистскими лоа*? «Может, они наконец решили идти в ногу со временем и отказаться от расизма», - шутит кто-то. Но решение оставляют за ней, и Джиллиан бежит. Так далеко, как может – сначала за реку, потом и за океан, за килотонны бегущей воды. Бежит на остров, окруженный водой, вооруженная своей «Книгой теней», где исписано меньше половины страниц, и несколькими телефонными номерами, на случай, если ей и там понадобится помощь того сорта, что ни врач, ни священник оказать не смогут. Сын и муж не знают истинной причины переезда, но ей удается сплести непротиворечивую легенду. Черный человек покидает ее сны, и она не собирается звонить по записанным номерам, но сын продолжает путаться в мелочах – помнит события, которых не было, забывает, какого цвета его шкафчик в школе, и вот уже муж заговаривает о психологах, таблетках, диагнозах… «Он просто рассеянный, это стресс от переезда», - как заведенная, повторяет Джиллиан, и однажды приходит в магазинчик, торгующий «натуральными лекарственными средствами». Травы, камни, порошки без названия. Леди за прилавком – та, что ответила на ее звонок. Разумеется, каким еще бизнесом ей заниматься? «Я просто хочу нормальной жизни, - объясняет Джил. – Для меня и моего сына». И ей отвечают, что это возможно. Но услуги строгой леди с вороньими перьями в волосах, как и магия черного человека, имеют свою цену. «Однажды мы приведем ему невесту. А ты сделаешь все, чтоб они поладили. Не беспокойся, она не больна и не уродина. Славная девчушка из славного рода наших, которому не помешает свежая кровь. Мы здесь слишком долго варимся в одном котле, дорогая. И будем рады принять вас в семью…» Видение растворяется, стоит мне разжать пальцы. Перепачканная землей кукла падает на отполированное временем дерево скамьи. Я тянусь, чтоб сорвать с шеи подвеску-амулет на длинной шерстяной нити, и чувствую, как спину обдает нездешним холодом. Кто-то стоит рядом - кто-то из тех моих потенциальных собеседников, с которыми не стоит заговаривать в присутствии коллег, чтоб избежать внеочередного обследования у психиатра. Я не уверен, что хочу знать, кто там. Но рука замирает на шнурке. Я умею видеть духов, но не умею вызывать их по своему желанию – и в голову не пришло бы такому учиться, а уж тем более, покупать магические амулеты, предназначенные для этой цели. Так что, может, если я уберу эту чертову штуковину, мой призрачный гость исчезнет – вместе с шансом узнать, каким образом во всей этой запутанной истории замешана Джилл и ее сын. Особенно ее сын. … Да, я помню, что не так давно обещал рассказать вам историю об утонувшей девушке и ее суровом отце. Но так сложилось, что той историей я должен буду закончить книгу – того требуют и законы жанра, и логика жизни. Потому что, скажу без преувеличения, моя жизнь тогда едва не закончилась; а, продолжившись после столь крутого разворота, обрела новые, невиданные доселе краски. А до того мне хотелось бы подвести своего рода предварительный итог. Сделать выводы, и, может быть, даже постулировать некую мораль, как любили делать писатели прошедших веков. О, эта чудная литературная традиция, все эти «наставления юношеству» и прочие тексты, читать которые немногим более интересно, чем церковные списки! Спасибо мистеру Догерти, нашему преподавателю по литературе, за мое классическое образование и сформированный им безнадежно занудный тяжелый слог, на который я неизбежно сбиваюсь, погрузившись в пучины философских размышлений. Как бы то ни было, прежде, чем рассказать вам о борьбе русалок с организованной преступностью, я рискнул написать здесь историю о Джиллиан. Потому что она – пусть не обижается за меня на эти слова, если прочтет! – потому что она предстает здесь прекрасной иллюстрацией к моим «предварительным выводам». Почти закончив рукопись книги, я, по настоянию моего литературного агента, попытался написать к ней аннотацию и сформулировать в одной фразе или хотя бы одном образе ее основную мысль. Говорят, нормальные писатели начинают работу над книгой именно с этого; мне же подобные глупости и в голову не приходили. Так вот, перечитав текст, я обнаружил, что в нем красной нитью проходит образ Матери. Великой Матери дохристианских европейских культов, Ужасной Матери из теорий Юнга и видений Грофа, Матери-Природы из пропагандистских мультиков Гринписа – список почти бесконечен. До того, как авраамические религии принесли нам образ Бога-мужчины, похожего на изрядно похудевшего Санта-Клауса, древний мир знал, кому на самом деле стоит приносить кровавые жертвы. И Джиллиан, которая здесь становится матерью, вписалась в этот ряд архетипических образов как нельзя кстати. Я узнал ее историю «из третьих рук», если можно так выразиться. Не от ее призрака, нет – долгих ей лет на этом свете! Но до того я и не представлял, как много можно узнать о человеке, если обстоятельства сложатся должным образом. Мы думаем, что хороним прошлое – но порой оно бредет за нами, точно неупокоенный мертвец, не понимающий даже, что его здесь никто не видит. Кроме «одаренных» вроде меня, разумеется. Один давно читанный мною философ** утверждал, что мать всегда предает сына - ведь с момента его рождения она уже знает, что растит его для другой женщины, чтобы затем продать ей в рабство. Это ритуальная жертва, плата за вход в тайное общество имени Кали, богини-разрушительницы. Мою мать, к слову сказать, сложно обвинить в подобном. Иногда мне кажется, что гораздо больше, чем моим воспитанием, она была озабочена тем, чтоб меня не утащили с собой фэйри. Странно, пожалуй, говорить такое, но мы с ней были не слишком близки. Сейчас, после ее смерти, перебирая старые книги с загнутыми страницами - была у нее такая варварская привычка отмечать интересные места - я понимаю, что, может быть, большая часть ее жизни была и останется скрытой от меня. Тот период, когда она, поддавшись веяниям нового века***, танцевала босой на деревенских холмах, я уже не застал. При мне она старалась быть благочестивой прихожанкой, хотя сколько в том было искренности, сложно судить. Может, она тоже втайне мечтала о дочери; может, духи с холмов, где ступали ее босые ноги, в насмешку подарили ей сына, столь непохожего на мужа, что пришлось спешно уезжать из деревенской глуши, чтоб не слушать насмешек местных бабок; может, это ее и сломало, заставив обратиться к иной вере - почем мне знать? Мы с ней были потерянной ветвью рода, сорной травой на тщательно возделываемой грядке аристократических амбиций деда. Нас никогда не звали на общие торжества, на многолюдные званые обеды или рождественские ужины с многочисленными родственниками. Быть может, поэтому я с нехарактерной для себя сентиментальностью любил присутствовать на чужих праздниках – если, конечно, меня приглашали. Вот и сейчас я почти случайно оказался в доме, где вырос мой друг. Сидел за столом в окружении небольшого, но дружного семейства, громче всех смеялся над непритязательными шутками, пытаясь согреться теплом чужого семейного очага. А после ужина вышел в сад, соблазненный видом качелей, подвешенных к ветке старого дуба. Сел на шаткую деревянную дощечку, рассеянно перебирая в мыслях события уходящего дня. Рука будто сама потянулась в карман, где до сих пор болтался амулет, в некотором роде врученный мне свидетельницей – по крайней мере, одна леди явно хотела, чтоб кто-то его нашел.  Вообще-то я не сторонник рискованных экспериментов. Но в тот момент отчего-то расслабился и совершенно не ждал подвоха. В конце концов, это был вечер тяжелого дня, который и без того принес достаточно потрясений, в очередной раз перевернув мои представления о «невозможном». Впрочем, не буду забегать вперед – или назад, так как я действительно рассказываю эту историю задом наперед. Хорошо, что мистер Догерти еще жив, не то возник бы за моим плечом туманным силуэтом, полным укоризны. Наверное, это распространенная иллюзия – получив внеочередную долю ошеломляющих событий, человек почему-то думает, что на этот день, неделю или месяц с него хватит. Можно подумать, кто-то отмеряет положенный нам опыт на невидимых весах! Как бы не так. Я покрутил амулет в руках – три хитро переплетенных металлических треугольника, то ли кельтский, то ли более северный символ. От него не исходило никаких загадочных эманаций, свечения – ничего такого. До тех пор все наблюдаемые мною странности были связаны с людьми или духами, с колдовскими предметами я особенно дела не имел, поэтому понятия не имел, можно ли вообще что-то уловить, просто держа в руках подобную побрякушку? Но однажды мне уже удалось, утаив вещдок, приблизиться к разгадке дела. Что, если и этот предмет обладал связью с кем-то из мертвецов, которых в этой истории было, как минимум, двое? Пожал плечами, я надел амулет на шею и некоторое время прислушивался к ощущениям – да нет же, ничего особенного. Оттолкнулся ногами от земли, пробуя на прочность шаткую конструкцию, рассчитанную явно не на мой вес. Рассохшиеся веревки качелей протестующе скрипнули и неожиданно замерли, точно остановленные уверенной рукой. Я почувствовал, что сиденье заметно потяжелело, словно кто-то сел рядом. Повернувшись, я заметил рядом с собой на сидении фигурку, связанную, как мне показалось поначалу, из выцветшей травы или пакли. Кукла могла быть мороком – духи порой оказываются способны демонстрировать мне несуществующие предметы или даже пейзажи. Я протянул руку и коснулся ее. Ощущение было точь-в-точь, как от прикосновения к мертвому телу – холод и тянущее чувство пустоты. А потом в сознании вспыхнули картины, вопреки ожиданиям, наполненные жизнью и страстью. Юная девушка, до странности похожая на хозяйку дома – если бы, конечно, время было бы так любезно на мгновение убрать ей пару десятков лет – кружилась среди бескрайнего поля с золотистыми колосьями, спорила с силами, которые призвала, затем бежала от них. А я всего за мгновение этих лихорадочных видений успел побыть и ею, и колосом, которого касалась ее рука, и вороном, что летел над перекрестком, и едва пробудившимся плодом в ее чреве. Хорошо, что подобные впечатления имеют свойство стремительно таять в памяти, превращаясь в бледную тень самих себя, не то сидеть бы мне давно в комнате с белыми стенами, бессмысленно раскачиваясь и ощущая себя сотнями предметов и людей одновременно. То самое ощущение единства всего во вселенной, за которым с переменным успехом гоняются мистики всех времен – знали бы они, как мало от него толку, когда оно посещает голову такого простого и незатейливого парня, как я, совершенно к нему не готового. Выронив куклу, я схватился за шнурок на шее. Первым паническим желанием было сорвать его, но… разве не хотел я узнать разгадку этой истории? Тем более, что за моей спиной, судя по всему, уже стоял кто-то, способный к диалогу. Я готов был увидеть парня с места происшествия или, может, его мертвую подружку, но все оказалось еще запутанней. Мертвое дитя – вот еще один навязчивый образ моих историй. Думаю, любой психоаналитик захотел бы обсудить этот факт подробнее. Но, к счастью для моей психики, с мертвыми детьми я общаюсь чаще, чем с психоаналитиками. Ее белое платьице было испачкано землей. Покроем оно странно напоминало пелерину, что надевают на младенцев в роддоме, и тонкий пластиковый браслет на руке только усиливал впечатление: я точно видел похожие на ручках детей в больницах. Однако девочке было уже лет пять, не меньше.  - Твоя кукла? – спросил я, указав на игрушку. Девочка бросила на нее беглый взгляд, но не стала поднимать. Уставившись на меня глазенками-бусинками, она изрекла:  - Ты другой. Отличаешься. Зачем ты пришел? Голос ее звучал непривычно. Будто ребенок копирует взрослые интонации, готовые фразы, подслушанные из чужих разговоров. Я не помнил, делают ли так живые дети в ее возрасте. Вроде бы дочки моего напарника предпочитали конструкции попроще, со словами вроде «дядя», «хороший» или «на ручки». И уж вряд ли они способны были заключить, что я «отличаюсь»… от кого, интересно? От среднестатистического патрульного в моем возрасте?  - Я здесь в гостях, а ты? – ответил я, исподтишка рассматривая девчонку: нет ли следов повреждений, от которых она умерла? Если бы это оказался неупокоенный призрак, жаждущий мести или хотя бы достойных похорон тела, даже не представляю, как объяснил бы хозяевам дома необходимость раскопок на их участке.  - Здесь мой дом, - гордо ответила она. - Здесь моя семья. Мама иногда приходит играть со мной. Ты теперь тоже будешь играть со мной? Ты меня видишь! Даже мама не видит, а ты видишь. И у тебя есть ключ. Хочешь найти кого-то, кто ушел?  - Что? – я несколько обалдел от ее напора. – Что это значит?  - Кого-то, кто ушел. Преставился, - нетерпеливо пояснило дитя. Мне снова резанула слух искусственность ее речи. – Или что-то, что похоронено. Что она имеет в виду, выяснилось не сразу. Впору было решить, что ребенок фантазирует – но, честно говоря, я сомневаюсь в богатстве фантазии существа, которое не прожило ни дня. Да, как выяснилось в ходе последовавшей странной беседы, где слова перемешивались с пугающими образами, моя маленькая собеседница некогда родилась мертвой. Но, вопреки неписаным законам мира иного, не осталась навеки крошечным, ничего не соображающим существом со скрюченным синюшным тельцем – подобные безобидные призраки, должно быть, рассеиваются почти сразу, если были должным образом оплаканы. Она же продолжала расти, ее кормили и обучали те, кто знал, как и зачем это делать. По роду своей деятельности эта малышка имела дело со всем, что мертво, забыто и заброшено. Прошлое, которое похоронено так глубоко, что смрад его разложения почти не достигает поверхности. Обряды, имеющие своей целью избавление от прошлого, поистине причудливы и разнообразны. Вот, например, Джиллиан, переехав сюда, обрезала густую копну волос,  достигавшую ей до бедра, и сплела из них куклу, строго соблюдая последовательность узлов. Когда они с мужем купили этот дом, тихой безлунной ночью Джилл вооружилась лопатой и похоронила куклу на положенной глубине, под раскидистым дубом, чья массивная ветвь вскоре послужила основой для качелей. Годы спустя, когда дитя оказалось похоронено здесь же, с молчаливого согласия хозяйки дома, два колдовских создания, очевидно, притянулись друг к другу, воссоединились некими неведомыми мне подземными путями. Так что когда моя собеседница заступила на свой пост, тайна Джиллиан открылась ей одной из первых. - Бабушкина кукла, - прокомментировала девочка. Игрушка за время нашего разговора оказалась у нее в руках, а затем была бережно упрятана под платьем на впалой детской груди. Образы танцующей Джилл, растерянной Джилл и Джилл убегающей на край света тут же вспыхнули и погасли в моем сознании одномоментно – как это обычно бывает в «разговорах» с призраками, которые не утруждают себя превращением информации в слова.  - Почему ты решила показать мне это?  - Семья, - тонкие плечики приподнялись и опустились. – Ты тоже теперь – семья?  - С чего ты взяла?  - Потому что у тебя ключ. Узел мертвых. Девочка уверенно ткнула пальцем в мою грудь, где на шнурке до сих пор болтался амулет - предмет, который, по-хорошему, должен был давно лежать в отделении с вещдоками. Если бы детектив Флаэрти не была такой карьеристкой. Ладно, попробуем выразиться помягче: если бы она была способна прислушиваться к самым безумным версиям. Вот засада – начал историю с конца, и теперь совершенно не представляю, как подвести ее к началу. Стоило бы рассказать ее по порядку, попытаться закрутить детективную интригу… но такой уж из меня «реалист», увы: картинки, невесть кем помещенные мне в голову, порой оказываются ярче и важнее, нежели реальные события. Как я уже сказал, этот ребенок не был простым призраком. По правде сказать, до того момента я не встречал никого и ничего подобного. Да и не поверил бы, услышав ее историю от кого-то еще. Я хочу сказать, даже парень, видящий с детства всю эту потустороннюю муть, имеет право сохранить хоть какие-то крохи неверия и скептицизма, а? Да, я смотрел в мир духов широко открытыми глазами, но при том упорно отказывался верить, что есть люди, добровольно лезущие в этот мир в поисках силы, власти и черт знает чего еще. Иначе говоря, колдуны и ведьмы. Нет, разумеется, в существовании сумасшедших, считающих себя таковыми, сомнений у меня не было, но чтоб эти создания, танцующие на пустынных холмах и осенних заброшенных крышах, соглашались кому-то служить или помогать? Полно вам, я слишком часто и близко их видел, чтобы поверить в такую возможность. Слишком уж чужды они всему человеческому, слишком очевидно их равнодушие к людским делам. Те же из них, что порой взаимодействуют с людьми, к несчастью и ужасу последних, заботятся о чувствах их не более, чем фермер, забивающий скот. Часто ли вы, к примеру, размышляете о представлениях коровы о добре и зле? Именно поэтому не далее как утром того же дня, услышав от потенциальной свидетельницы слово «ведьма», я презрительно скривился. Хэнк Доннелли, с которым я в тот день заступил на дежурство, повторил мою гримасу с почти зеркальной достоверностью. Не сомневаюсь, что Мэтт проделал бы то же самое, только он в этот день взял отгул. Как специально подгадал, честное слово! Именно в этот день нам достался особенно «веселый» вызов. Подозрение на самоубийство, запертая изнутри квартира с одиноким жильцом, начавшим источать аромат, не оставляющий никаких надежд – чудесно, ровно то, что нужно бедным патрульным сразу после завтрака. И ни у кого нет запасных ключей – не тот район, чтоб нас встречал в холле предупредительный консьерж. Жильцы, конечно, высунулись из квартир, едва мы принялись ломать дверь. Запах тут же стал сильнее, и предусмотрительный Хэнк сунул в ноздри пару клочков ваты с ментоловым маслом, предложив и мне такие же. - Пару дней лежит, думаю, - со знанием дела произнес он. - Мы вчера его не видели, точно, - подала голос пожилая леди, вышедшая из соседней квартиры. – Наверное, Бетси знает, когда он в последний раз выходил… боже мой, кто-нибудь позвонил Бетси?  - Думаю, тебе лучше сходить за ней, милая, - сказала другая соседка. – Такие новости не говорят по телефону. - Пожалуйста, оставайтесь здесь, - предупредил я жильцов, когда дверь все же удалось снести с петель. Парень лежал на полу, скорчившись, точно ребенок в утробе. Дешевый ковролин вокруг него был перепачкан чем-то белым. Если точнее, складывалось впечатление, что кто-то пытался заключить мертвое тело в круг из белого порошка. Границы круга кое-где были размазаны.  - Звони в убойный, - прогнусавил Хэнк сквозь свои носовые фильтры.  - Уверен? Признаков насильственной смерти не видно.  - Признаков, что он это сам устроил – тоже. Хотя упаковки от таблеток надо бы поискать. Но лучше перестраховаться. Вдруг это, ну, к примеру, ритуальное убийство?  - Ладно, ты сегодня старший, - я пожал плечами. – Если что, ржать будут над тобой. Но детектив Бренда Флаэрти, прибывшая вскоре в сопровождении сонного патологоанатома, смеяться была не настроена.  - Только этого мне и не хватало, - тоскливо произнесла она, окидывая взглядом открывшуюся ей сцену. – Оккультное дерьмо.  - У него на полке книжки про гадания и силу камней, - поделился с ней Хэнк, который успел осмотреться в квартире, пока я препирался с любопытными соседями, желающими знать подробности. – И китайский гороскоп.  - Ну, хорошо хоть, что не про черную магию и вызов демонов, - жизнерадостно произнес я, повернувшись к детективу. – От китайского гороскопа, насколько мне известно, еще никто не умирал. Бренда нехотя улыбнулась в ответ. У нее была совершенно чудесная улыбка, из тех, что освещают и преображают даже самое некрасивое лицо. Наверное, именно эта улыбка и была причиной нашего оставшегося в прошлом недолгого, но приятного романа. Вообще-то детектив Флаэрти была совсем не в моем вкусе – высокая и крупная, с большими грубыми руками, командным голосом и плоским невыразительным лицом, украшенным разве что россыпью веснушек. Но я в глубине души согласен с тезисом, что некрасивых женщин не бывает. Мы не сошлись в ином – Бренда очень, очень хотела забраться как можно выше. «Каждый имеет право мечтать о лучшей жизни», любила повторять она, и по мере сил претворяла свои планы в жизнь, делая карьеру. Отношения с простым патрульным в ее схемы никак не вписывались. Впрочем, расстались мы с ней добрыми приятелями.  - Что, думаешь, вызванный им демон мог забрать его душу? – деловым тоном спросила она. Патологоанатом покосился на нас и хмыкнул.  - Знаю я этих «демонов»! В паре кварталов отсюда в подворотне можно их купить по две сотни за пакетик.  - Что, парень просто обдолбался?  - Экспертиза покажет, - он надел перчатки, надвинул на лицо повязку и осторожно присел на корточки рядом с трупом. – Но обычно людям не приходит в голову чертить вокруг себя магические круги, если у них в порядке с головой.  - Побудьте тут, ребята, пока Сэл закончит, - Бренда кивнула в сторону дверного проема.  - Я только схожу к машине, передам, что мы тут застряли, - кивнул Хэнк и поспешил выскочить из квартиры. Я встал у двери, скрестив руки на груди. Бренда прошлась по периметру комнаты и, чуть помедлив, распахнула окно, пуская в комнату свежий воздух. Вовремя – я уже начинал чувствовать вонь даже сквозь фильтры.  - Только сквозняка мне тут не хватало, - проворчал патолог, но сильно возмущаться не стал.  - Нашел что-нибудь? – спросила его детектив, рассеянно скользя взглядом по стенам. Я знал, что рассеянность ее обманчива – потом она сможет описать в отчете обстановку комнаты с почти фотографической точностью. Бренда и правда была хорошим детективом, только вот слишком уж переживала, когда ей попадался потенциальный «висяк». Считала это личным оскорблением от мироздания, что ли.  - Следов насильственной смерти нет, - патолог неопределенно хмыкнул. – Вообще похоже на остановку сердца. Хотя в его возрасте… Я бы проверил аптечку на сердечные капли или что-нибудь такое.  - Сейчас, - кивнув, Бренда направилась к двери ванной. Снаружи донеслись шум и крики, и я отодвинул поставленную было на место чуть покореженную дверь.  - Пустите меня! – потребовала темноволосая девушка, глядя на меня с вызовом. В глазах ее блестели слезы, но выглядела она скорее полной решимости, чем скорбящей. И еще она была на удивление хорошенькой, так что я аж немного «завис», рассматривая ее.  - Это Бетси, его девушка, - сообщила мне одна из столпившихся в коридоре женщин.  - Простите, мисс, я не могу никого пустить на место преступления. Но я сейчас позову детектива… Выбор слов был ошибкой. По собравшейся группке людей тут же пронеслась волна тревожного шепота: «убийство… его убили…»  - Это она сделала, - Бетси принялась нервно кусать свои чуть припухшие,  чувственные губы. – Эта проклятая ведьма! Так и знала, что этим кончится.  - Кто, простите? – я оглянулся через плечо. Бренда, похоже, еще возилась с аптечкой в ванной.  - Его… новая девушка, - голос Бетси мгновенно упал почти до шепота. Ей явно было неприятно говорить об этом при свидетелях. – Они в своем магазинчике продают всякую дрянь, занимаются настоящим колдовством! Она ведьма! Пожилая леди из квартиры напротив осуждающе покачала головой и поджала губы. Хэнк, подошедший с рулоном желтой ленты для маркировки места преступления, тоже взглянул на девушку с изрядной долей скепсиса.  - Иди позови детектива, а я тут все заклею, - сказал он мне. Стоило мне повернуться спиной к Бетси, как та молнией метнулась мимо меня в квартиру, оттолкнула меня с неожиданной силой, больно стукнув острым худеньким плечом. Нам с Хэнком вдвоем едва удалось схватить ее возле самого трупа.  - О, Дэнни, значит, это правда, - всхлипнула она и тут же перешла от слез к бешенству: - А вот нечего было связываться с этой образиной! Бренда выскочила из ванной уже со стаканом воды. Перехватила девушку под локоть, заворковала с ней профессионально ласковым тоном и немедленно увела беседовать на кухню. Хэнк кое-как приладил обратно к петлям вынесенную дверь и все-таки затянул проход желтой лентой. Патолог поднялся, громко щелкнул перчаткой, стягивая ее с руки, и объявил, что ему тут делать больше нечего, а вот нам стоит дождаться труповозки и помочь ребятам с погрузкой. Ну разумеется, на кого же валить эту черную работу, как не на нас! Я подошел поближе к окну, а на самом деле - к неплотно закрытой двери на кухню. Голоса женщин пробивались сквозь дешевый пластик.  - Но почему вы так считаете? – нейтральным тоном спросила Бренда.  - Потому что… слушайте, вы ее вообще видели? Ее фото, я имею в виду? Посмотрите на страничке Дэниела в фейсбуке. Это стоит видеть. Боже, они смотрелись как Франкенштейн и его монстр. Эта ведьма весит, наверное, килограмм девяносто.  - И он расстался с вами ради нее? – в голосе детектива теперь было чуть меньше сочувствия. - Вот именно! Слушайте, я уверена, она с ним что-то сделала. Может, это гипноз или, я не знаю, вуду. Ну не может же все это быть просто так. Они случайно встретились на каком-то дурацком фестивале, и вдруг раз – и они уже неразлучны. Все наши друзья были в шоке. Я хочу сказать, она, знаете, была, ну… не его уровня. Ну, вы ведь видели Дэнни?  - Честно говоря, я нечасто оцениваю тела пострадавших по подобным критериям,  - сухо ответила Бренда. Причина смены ее настроения была вполне понятна: они с Бетси принадлежали к разным лагерям. Тайное общество хорошеньких, но безнадежно поверхностных куколок против тех, кто на танцевальных вечерах всегда остается стоять у стены. Детектив Флаэрти не могла спокойно слышать, как кто-то клеймит женщину за недостаточную привлекательность. Я точно знаю, потому что за время отношений с ней выслушал немало феминистических проповедей. - И почему же вы считаете, что эта… - зашелестели страницы, видимо, Бренда сверялась с записями, - мисс О’Тилл могла навредить Дэниелу? Раз уж у них были отношения?  - Да потому что потом ее приворот перестал действовать! – почти торжествующе объявила Бетси. – Три месяца назад они наконец расстались. Я думала, Дэнни вернется ко мне… и он вернулся бы, если б только успел! Ох… Кажется, она наконец осознала, что произошло, а может, вспомнила, что ей, согласно избранной роли, сейчас следует безутешно рыдать. Впрочем, вскоре всхлипывания сменились шелестом салфеток и шмыганьем носом.    - То есть, в течение этих трех месяцев вы не виделись, я правильно понимаю? – уточнила Бренда.  - Ну, я… иногда заходила поздороваться, я ведь живу в соседнем доме, - со вздохом призналась Бетси. – Все соседи меня знают, они тоже были на моей стороне! Никто не понимал, почему он вдруг связался с этой…  - Мы обязательно побеседуем с мисс О’Тилл, - заверила ее Бренда. – Где, вы сказали, она работает?  - Такой маленький магазинчик со всякими, знаете, колдовскими штуками, - в голосе девушки появилось неподдельное презрение. – Не помню, как он называется, но это примерно в…  - Эй, ребята, удачное начало смены, а? – в комнату ввалились парни из «труповозки» - хотя избави боже так назвать их в лицо, конечно.  - Сэл сказал, сперва на токсикологию его, - сообщил им Хэнк, кивая на труп.  - Да пофиг, - жизнерадостно отозвался кто-то из ребят. – У нас еще два вызова. Закинем в лабу, пусть сами там разбираются, куда… Дверь за моей спиной распахнулась. Бренда царственно кивнула вновь прибывшим. Бетси выглянула из-под ее локтя и сдавленно пискнула.  - Ох, а можно мне… взглянуть на него еще разок?  - Тело выдадут вам позже… - начала было Бренда. Потом, видимо, сообразила, что выдадут его скорее ближайшим родственникам, а Бетси даже не была с ним помолвлена, и махнула рукой: - Только пожалуйста, не прикасайтесь.  - Да, я понимаю… - неуверенными, мелкими шажками девушка приблизилась и склонила голову, молча глядя на труп. Я напрягся, ожидая истерики – возможно, сейчас ее вновь придется оттаскивать силой. Но Бетси держалась молодцом, только заморгала чаще и тихо сказала:  - На нем все время была эта… я не знаю, подвеска? Теперь нет. Неужели Дэнни наконец ее снял?   - Что за подвеска? – живо поинтересовалась Бренда.  - Такая… три треугольника, переплетенные! – девушка вяло попыталась что-то изобразить в воздухе, но рука тут же бессильно опустилась. – Неважно. Это что-то из их колдовских штучек. Дэнни таскал ее даже после того, как… Я думала, это ее подарок. Но какая теперь разница? Бренда принялась расспрашивать ее дальше, но мне пришлось отвлечься, чтоб помочь ребятам от криминалистов. Когда мы упаковали беднягу Дэниела и я поднялся обратно, детектив уже стояла у дверей в одиночестве.  - Скоро прибудет человек из домоуправления, будут ставить новую дверь, чтоб квартиру не разнесли милейшие соседи, - она скривила лицо в мрачной гримасе. – Пока ждете их, опросите всех на этаже, чтоб зря времени не терять. Может, кто-то что-то видел. Но я ставлю на передоз. В аптечке у парня есть довольно сильные седативы.  - Ты уже нашла эту подвеску?  - Ради бога, Дэйв. Теперь мы ищем проклятый колдовской амулет? Нет, не нашла, хотя, если хочешь знать, осмотрела комнату еще раз. Или ты думаешь, она могла быть ценной? И стать мотивом?  - Ничего я не думаю, - я развел руками. – Мне за это не платят, в конце концов. Думать – твоя работа.  - Мог бы подучиться и сменить работу, - наставительно произнесла Бренда. Это был отголосок нашего с ней давнего спора. Я не стал встревать в него снова.  - Да брось, что может быть лучше моей работы? Вот сейчас пойду поболтаю с милыми старушками, возможно, какая-нибудь угостит меня пирогом, и день можно будет считать удачным! Когда детектив Флаэрти нас покинула, я, кивнув подошедшему Хэнку, собирался уже постучать в квартиру слева по коридору.  Но тут из квартиры покойного донесся какой-то невнятный шум.  - Ты слышал?  Хэнк нахмурился.  - Нет. Но давай заглянем. Похоже, уходя, детектив неплотно захлопнула за собой окно, и оно вновь распахнулось. На подоконнике сидела птица – потрепанная жизнью черная уличная ворона. Когда мы снова вошли в комнату, она нахохлилась и громко каркнула.  - Ничего себе, - присвистнул Хэнк. – Я думал, это сказки, что они летят на запах трупов…  - Я о таком не слышал, но почему бы и нет? Раз они питаются всякой падалью…  - А ну, пошла вон, тварь! – Хэнк замахнулся на птицу, и та с недовольным кряхтением, пугающе похожим на человеческое, перевалилась через подоконник и улетела.  - Ладно, иди к соседям, пока они не разбежались, - пробормотал я. – Я проверю тут все еще раз… Хэнк посмотрел туда же, куда смотрел я, но явно не увидел девушку, закутанную в темную шаль, которую я заметил только что. Не обращая внимания на нас, та склонилась над письменным столом, что-то высматривая.  - Учти, на тебе все квартиры от входа досюда, - проворчал мой временный напарник и вышел. Я не сомневался, что он не позволит мне отлынивать.  - Эй, - я негромко окликнул призрачную девушку. – Привет. Ты в курсе, что тут стряслось? Ужасающая наивность, но отчего бы не попробовать? Глядишь, смог бы порадовать бывшую подружку парочкой мистических откровений, чтоб помочь раскрыть дело. Девушка никак не продемонстрировала, что слышит меня. Наклонилась, подергала один из ящиков стола – тот оказался закрыт – и без единого звука исчезла.   Я подошел к столу, вынув из кармана салфетку – еще не хватало оставлять тут отпечатки! Потянул за ручку того самого ящика и многозначительно хмыкнул, увидев валяющийся на дне его металлический кулон в виде трех переплетенных треугольников. Специальных пакетов для вещдоков у меня с собой не было, так что пришлось завернуть его в ту самую салфетку. Вечером, после окончания смены, я ждал Бренду в небольшом кафе через дорогу от нашего участка.  - Судя по тому, что свидетельские показания ты так и не запросила, дело закрыто? – спросил я, едва детектив пригубила заказанный мной кофе.  - О, не беспокойся, я подошью их к делу, - она усмехнулась. – У Сэла не было других срочных трупов, так что он сразу занялся нашим парнишкой. Так что уже к обеду я знала, что это сердечный приступ. На фоне бессистемного использования кучи препаратов. Успокоительных и не только. И еще какая-то дрянь из китайского квартала для ускорения метаболизма. Ты в курсе, кем он работал?  - Да уж, милые старушки по соседству меня просветили, - я подмигнул ей. – Фотомодель, а? Ты уже нашла его фото в трусах от Кельвин Кляйн?  - Разумеется! – в тон мне ответила Бренда. – Но, пожалуй, я не стану украшать этим фото свой шкафчик.  - Понятно, почему за него девицы чуть ли не дрались, - я покачал головой. – Вот только с чего бы ему жить в дешевом квартале? Не успел раскрутиться? Или спускал деньги на что-то еще?  - Это неважно, Дэйв. Парень умер от естественных причин. Ну, если их можно назвать естественными. Стресс, таблетки… Ужас, что делает эта индустрия фальшивой красоты с молодыми людьми. Любые жертвы, лишь бы соответствовать неким мифическим стандартам!  - А с его подружкой-ведьмой ты не говорила?  - Нет, - Бренда помрачнела. – Там такая история, знаешь. Короче, я читала фейсбук парня, пока ждала результатов вскрытия. Интернет, конечно, сильно облегчает дело, теперь уже и свидетелей опрашивать не нужно… Короче, эту Дороти О’Тилл здорово доставала Бетси – ну, эта красотка, что сопли распускала над трупом - и свора ее подружек. Вот где настоящие ведьмы, ты бы видел! В комментариях под каждым фото, каждой записью. Оскорбляли ее, потом, видимо, она от них закрылась, тогда продолжили у себя на страничках. Когда узнали, где она работает, стали делать всякие картинки в фотошопе, где ее привязывают к столбу и сжигают. Шутки про инквизицию всякие. Вот она мне сразу не понравилась, эта фифа! Так и знала, что недаром. - Понятно, почему Дэнни не спешил к ней возвращаться, - вздохнул я. Бренда грустно улыбнулась.  - Я тебе главного не сказала. Я позвонила на работу мисс О’Тилл. Мне сказали, что она умерла несколько месяцев назад. Судя по нашим данным, самоубийство, причем вполне однозначное – таблетки, ванна, вены. Вот и еще одно объяснение, откуда у здорового парня в двадцать с небольшим такой стресс, а? Когда одна твоя подружка довела до суицида другую! Причем Бетси никто даже не сообщил, что она сделала. Думаю, мне стоит ей позвонить, рассказать, отчего ее соперница вдруг исчезла из фейсбука.  - Серьезно? Что ж она за ведьма такая, - я покачал головой. – Могла бы порчу навести на соперницу для начала. Зачем же так сразу.  - Не смей, - Бренда уставилась на меня тяжелым взглядом. – Как не стыдно глумиться над подобным.  - Извини, профессиональный цинизм, видимо, - я развел руками. – Тебе он тоже по табелю полагается, кстати. Ну согласись, какая-то шекспировская муть: одна отравилась, у второго сердце не выдержало. И все из-за любви.  - Я пыталась восстановить события, - Бренда покачала головой и залпом допила кофе. – Похоже, сначала Дэнни ее все-таки бросил. После чего эта сучка Бетси не преминула написать об этом торжествующий пост. Дороти написала у себя на странице «простите, сестры, я не справилась», и отправилась принимать свою последнюю ванну. Ее начальница сказала, что Дэнни был на похоронах и был очень подавлен. Кстати, она, согласно последней просьбе Дороти, передала ему тот самый кулон на память. Это действительно что-то из их ассортимента. И раз Дэнни его носил, значит, чувствовал вину…  - Вот этот? – Я вынул из кармана сверток и отогнул уголок салфетки.  - Да ты, верно, издеваешься! – глаза детектива негодующе вспыхнули. – Знаешь, какие проблемы я могу тебе устроить, за стянутую улику?  - Я подумал, вдруг это важно, - я пожал плечами и продемонстрировал Бренде широкую улыбку наивного дурачка. – Нашел его, когда ты ушла. Оформишь, как улику?  - Зачем? Только запутывать дело, - Бренда нахмурилась. – И я была бы тебе крайне признательна, если б ты не трепался про все это в отделении. Ведьмы, круг из соли, оккультные мотивы… Незачем раздувать дело из ничего.  - А круг, значит, был из соли, - я кивнул, убирая амулет в карман.  - Ну да, - нехотя признала Бренда. – Я взяла образец, думала – вдруг наркота? Ну и что это должно значить, по-твоему? Парень смешивал разные успокоительные, догонялся алкоголем. В какой-то момент мозг не выдержал, видимо, ему начало что-то мерещиться.  - Его могли запугивать специально, - я увидел, как детектив скривилась, и примирительно поднял руки. – Ладно, ладно. Не стану портить тебе послужной список. Да и как бы я мог это сделать? Ты детектив, тебе виднее. Мои теории никого не интересуют. Два вопроса, и закроем эту тему: где именно работала О’Тилл и как она выглядела? Есть фото?  - Сейчас покажу, - хмыкнула Бренда, доставая из сумки портативный компьютер. – А зачем тебе?  - Интересно, так ли она была страшна, как описывает свидетельница.  - Она была чудесной девушкой, - агрессивно сказала Бренда, открывая для меня страницу фейсбука. – Не смей зубоскалить, или я не стану больше с тобой разговаривать.  - Да, и вправду симпатичная, - кивнул я, глянув на аватарку погибшей. – И с чего все взяли, что стройность всегда равна красоте? Некоторые любят, чтоб у женщины были формы… Собственно, формы Дороти меня интересовали в последнюю очередь. Лица было вполне достаточно. Именно ее призрак был в квартире Дэниела. Бренда бубнила еще что-то про несущественность внешней красоты и важность личностных качеств партнера. Я кивал, соглашался и ждал, пока она напишет на бумажке адрес магазина.  - Ты хороший парень, Дэйв, - неожиданно сказала Бренда, выписывая адрес. – Этим и страшен. Тебе сложно отказать. С плохими дело иметь значительно легче, честное слово. На любого злобного мудака у меня найдется управа. Но ты не такой, просто легкомысленный и боишься по-настоящему за что-то отвечать. И поэтому предпочитаешь играть в частного детектива вместо того, чтоб сдать экзамены и заниматься этим официально.  - Да с чего ты взяла, что я стану что-то выяснять? Может, мне просто интересно посмотреть на настоящих колдунов, - рассмеялся я.  - Ну, если соберешься в этот магазин, спроси при случае, не продаются ли у них приворотные зелья, - фыркнула Бренда. Должен признаться, об этом я как-то забыл спросить. У меня оставалось меньше часа, чтоб добраться до дома, куда меня ждали в гости, поэтому в тот вечер я ограничился звонком в магазин. Сказал, что днем звонила «моя напарница, детектив Флаэрти». Что мы нашли упомянутый амулет. И что для расследования крайне полезно было бы узнать его мистическое значение.  - Это валькнут, узел мертвых, - после небольшой паузы пояснил мне глубокий, низкий женский голос. – Подробнее вы можете прочитать в каталоге у нас на сайте.  Каталог сообщил мне, что сей предмет должен помочь в общении с ушедшими предками, являясь неким ключом, открывающим врата в загробный мир. Мимо подобных заявлений я всегда проходил с презрительной миной, но в этот вечер мне предстояло пересмотреть свое мнение о возможностях современных «ведьм»… …  - У тебя есть ключ, значит, ты хочешь кого-то найти. Я люблю игру в поиски, - радостно объявил мне ребенок. – Дай мне имя или что-то, чтоб я взяла след.  - Что, например?  - Что-то. Как волосы бабушки. «Предмет, принадлежащий человеку, которого нужно найти, - сообразил я.  – Мертвецу. Взяла след… точь-в точь как служебная собака».  - Этот... как ты говоришь, ключ? – полувопросительно сказал я, доставая амулет. – Он лежал возле тела убитого. Сможешь найти этого человека? Где он сейчас? Малышка нахмурилась, сосредоточившись. Выражение ее лица было бы комичным, если б не контекст ситуации в целом.  - Он очень испуган, - сообщила она через некоторое время. - Так испугался, что перестал дышать. Мне позвать его сюда? Ты накормишь меня за это?  - Как мне тебя накормить? – спросил я и получил ответ в виде образа. Более яркого, чем мне хотелось бы.  - Пожалуй, оно того не стоит, - поспешно пробормотал я, невольно ожидая истерики, обиженного взгляда или хотя б разочарованного вздоха – но дитя лишь моргнуло в ответ. -  Просто я не уверен, сколько именно крови тебе надо, и…  - Не обязательно твоей, - равнодушно пояснила девочка и легко соскользнула с качелей. – Если захочешь поиграть, приходи еще. С ключом. Потеряв интерес к скучному дяде, не желающему проливать ни свою, ни чужую кровь, девочка исчезла, не попрощавшись. Впрочем, вряд ли ее когда-либо учили поведению в обществе живых. Дух парнишки, испугавшегося «так сильно, что перестал дышать», мне-то, на самом деле, был ни к чему. Что с ним произошло, теперь понятно было и так, хотя предъявить обвинение его бывшей подружке, или ее начальнице – в конце концов, именно та передала амулет Дэнни - было совершенно невозможно.  - Я не собиралась его убивать, если вам интересно,- произнес над моим ухом грустный женский голос. Я подскочил на месте, завертел головой, но нигде не обнаружил собеседницы.  - Дороти? – наугад предположил я. Ответом мне стал еще один грустный вздох.  - Малышка позвала меня. Жаль, я раньше не знала, что могу ее попросить, может, она помогла бы мне связаться с Дэнни. Я просто хотела поговорить с ним. Но он не хотел меня слушать. А потом приходили другие и мешали. Он так боялся! А я просто хотела поговорить… - Не хочу навязываться с запоздалыми советами, но, знаешь, поговорить с ним при жизни было бы более эффективно, - не удержался я.  - Может быть, - согласилась невидимая Дороти. – Я многого не знала при жизни. Наставница не говорила мне всего. Это было испытание, я не справилась. Но, может, если мне удастся найти Дэнни здесь… Я попытался расспросить ее подробнее, что за испытание, о чем речь, но больше никто не отозвался – на этот вечер духи оставили меня в покое. «Ключ» я протаскал с собой еще целый день на следующем дежурстве, и убедился, что я, видимо, последний человек, кому стоит носить с собой амулеты, имеющие отношение к миру мертвых. Может, для них он обладал особым запахом, или притягательной аурой, или действительно приоткрывал ту дверь, в которую живым лучше до срока не заглядывать, только к концу того дня я порядком устал видеть в каждой зеркальной витрине отражения бледных рож, стоящих за моей спиной и жадно раздувающих ноздри. Пожалуй, от долгого нахождения рядом с такой штуковиной любой, даже самый отъявленный материалист постепенно съедет с катушек, ощущая зачатками интуиции молчаливое присутствие рядом. Что уж говорить о бедняге, чья психика была расшатана жизнью с настоящей ведьмой! Поэтому после смены я наконец отправился в магазинчик, полный душных запахов трав и сияния полированных кристаллов, и положил амулет на прилавок.  - Думаю, следствию он больше не понадобится, - сказал я, стараясь казаться равнодушным служакой, для которого этот предмет - не более чем причудливая игрушка. Женщина с вороньими перьями в волосах кивнула, убирая «ключ» в стол.  - Спасибо, что принесли его, мистер Киллоран, - произнесла она. Я был уверен, что не называл своего имени по телефону. Может, она звонила в участок и узнавала, кто ведет расследование? Впрочем, если бы это было правдой, у Бренды, да и у меня, были бы неприятности. А Бренда не преминула бы высказать мне все, что думает о наглых патрульных, возомнивших себя детективами. Но она больше не заговаривала со мной об этом деле. Мы с ней еще пару раз выпивали в баре, а потом она удивила нас всех, вдруг выскочив замуж за одного парня, богатого иностранца, едва ли не миллионера. Это было так на нее непохоже, и так неожиданно, что болтливые кумушки обоих полов в управлении язвили, мол, она его приворожила. Я же с тех пор неизменно отклонял приглашения в тот гостеприимный дом, где пустые качели у старого дуба порой принимались качаться сами по себе, невзирая на полное отсутствие ветра. Помимо прочего, мне было неловко смотреть в глаза Джиллиан. … Если верить историческим хроникам, в средневековой Европе некогда бушевала настоящая эпидемия колдовства. Трудяги из инквизиции едва справлялись с возросшей нагрузкой. Едва ли не в каждом селении можно было найти по ведьме. И, вот напасть – сожжешь одну, так через год другая займет ее место! Разумеется, чем красивее была женщина, тем страшнее оказывались ее колдовские преступления. Это сейчас, как видите, критерии резко изменились. Если разобраться, инквизиция была первоначально создана для борьбы с еретиками (тут принцип был тот же - чем богаче еретик, тем чернее его ересь). В какой же, интересно, момент эти ребята увлеклись и возвели в ранг врага церкви саму дающую жизнь Природу? Известно одно: там, где женское начало подавлялось и угнеталось, оно все равно вылезало наружу – злым, кривым, отравленным корнем. Но, честное слово, никогда бы не подумал, что этот принцип касается Ирландии тоже. Я хочу сказать, у нас ведь не было такой уж суровой инквизиции. За что бы нашим женщинам, нашим ведьмам так обижаться, а? Варили бы свои приворотные зелья, как делали еще до первых христианских миссионеров. Да и что проку в этих зельях – мы и так у них под каблуком. Однако же ведьмы, с которыми я столкнулся, вели себя так, точно решили соответствовать голливудским стереотипам о самих себе. Иначе говоря, они были жестоки и мстительны. И были гораздо успешнее в причинении смерти, нежели в любви.  Как позже разъяснили мне компетентные в данных вопросах лица, у Богини множество лиц. Ведьмы нашего городского ковена сами выбрали поклоняться именно тёмной Её ипостаси. Первая кровь, которую они пролили, была посвящена голодным духам осени, и она проявила, точно реактив, попавший на фотопленку, всю накопленную городом мерзость. Велико искушение обвинить их скопом во всем, что происходит в городе. Признаться честно, я некоторое время даже следил за тем магазинчиком, пытаясь вычислить его постоянных посетителей и посетительниц. Но ничего подозрительного обнаружить мне не удалось, а вскоре случилась иная история, круто изменившая мою жизнь. И в ней, как ни удивительно, снова были женщины, готовые яростно мстить за то, что считали несправедливостью. Тень мистера Догерти в моем сознании вновь шепчет, что в конце непременно должна быть мораль, но, в самом деле, что мне остается тут сказать? Может, так: «не обижайте женщин – каждая из них может оказаться настоящей ведьмой?» Или так: «прошлое никогда не умирает полностью». Хотелось бы мне выражаться яснее, но в книге, которую может прочесть каждый, это будет слишком опасно. Я только надеюсь, что те из нас, кто стоят на перекрестках, - между жизнью и смертью ли, или между разными жизнями - смогут выбрать правильный путь. __________________________ * духи в традиции вуду ** Этот «философ», честно говоря, один русский писатель пседонаучной белиберды, и в его книге нет больше ни единой мысли, достойной цитирования. Впрочем, вероятно, и эту он где-то спер, поэтому обойдется без библиографической ссылки. *** имеется в виду философия NewAge, со всеми вытекающими.