Лучший друг

– Чё трубку не брал? – это Макс говорит мне вместо «привет», когда мы пожимаем руки. Я чувствую, какие ледяные у него пальцы. Наверняка курил, пока ждал меня, и в кармане рука еще не успела согреться. – Телефон проебал утром, – отзываюсь, отпуская его ладонь. – Уронил на пути в метро и разбил к черту, – лезу в карман и демонстрирую разбитый в хлам «Самсунг». – Ну, ты, бля, даешь, – Макс вертит то, что раньше было смартфоном, в руке, тыкает большим пальцем в пошедший трещинами экран и возвращает телефон обратно. – Это только выбросить теперь. – Ага, – соглашаюсь. – Поюзаю пока старый, а после зарплаты, может, новый куплю. – Ага, если у тебя что-нибудь останется после того, как ты заплатишь за жилье этой жадной бабе, – с сарказмом говорит Макс. А я криво усмехаюсь. Эту тему он эксплуатировал уже два года, ровно с того дня, как я съехал от родителей и снял себе комнату в обшарпанной Химкинской девятиэтажке, хотя Макс и предлагал мне переехать к нему в оставшуюся ему от бабки двушку. Он просто не понимал. И, в общем-то, это не было чем-то удивительным. Потому что обычно у лучших друзей на друг друга не встает. И они не дрочат потом в ванной, давясь злыми слезами, понимая, что им ничего не светит. Я даже помню, когда это случилось со мной впервые. Мы с Максом тогда заканчивали десятый класс. На улице уже прочно стояла весна, лужи высохли, а деревья покрылись маленькими зелеными листиками. В тот день мы привычно гоняли в футбол после уроков. Жарко всем стало уже через первые десять минут игры. Куртки отправились на землю, равно как и толстовки. И вот когда Макс неловко, путаясь в воротнике, стянул с себя кофту, я остолбенел. Я смотрел, как он ведет рукой по животу, забравшись ладонью под влажную от пота майку, и не мог сдвинуться с места. Я не испытывал такого никогда. Ни просматривая порнуху, ни наскоро передергивая в душе, под смутные, хаотично всплывающие образы, увиденные в журналах и на соответствующего содержания сайтах. И я никогда не думал, что мне могут нравиться парни. Но тогда, стоя посреди футбольного поля, я об этом не думал. Я просто смотрел. В себя я пришел только после того, как меня кто-то окликнул, интересуясь, не заснул ли я там. В тот самый момент я и сообразил, что произошло, отшатнулся испуганно, отчетливо ощущая этот стыдный стояк. И полетел на землю вместе с проходившим за моей спиной одноклассником, по-идиотски запнувшись о его ногу. Упал я неудачно, заработав растяжение где-то в районе лодыжки. Потому что, едва я, матерясь, попытался подняться, ногу прострелила такая боль, что я едва не взвыл. Домой меня тащил Макс. Я чувствовал, как он крепко держит меня за талию, чувствовал каждый его палец, вдавленный в мою кожу через тонкую ткань футболки. Чувствовал его потяжелевшее от напряжения дыхание. И мне впервые хотелось, чтобы он просто съебался. Развернулся и ушел навсегда, оставив меня прямо там, посредине улицы. Но я просто ковылял, цепляясь за его плечо и шипя сквозь сжатые зубы от простреливающей ногу боли, даже не слушая философские рассуждения Макса о том, какой я идиот. Какое-то время я надеялся, что это пройдет. Даже пытался молиться, как бы глупо это ни звучало. Но в день моего восемнадцатилетия, лежа рядом с пьяным в хлам Максом на узком диване, прижимаясь спиной к его горячему животу, я вдруг своим обкуренным, едва соображающим от выпитого мозгом невероятно отчетливо, для моего состояния, понял, что это дерьмо не вытравить из меня ничем. Это понимание просто пришло ко мне из мутного ниоткуда, и я смирился. И оставшееся до моего полного вырубона время просто наслаждался тем, как моя задница тесно вжимается в Максов пах. Я оказался прав тогда. Потому что прошло уже пять лет, и я точно так же все еще хочу своего лучшего друга. – Эй! – мои мысли прерывает недовольный голос Макса. – Алё, гараж! Тоха! – Что? – походу, я прослушал какое-то его очередное предложение. – Идем, спрашиваю? – он кивает на вход в метро. – А то у меня сейчас яйца от холода отвалятся. И на сеанс опоздаем. – Ага, пошли, – соглашаюсь, и мы идем к хлопающим пластиковым дверям. *** После кинотеатра и энного количества часов шляния по ТЦ, мы решили завалиться к Максу домой, чтобы опробовать на его третьей «плойке» свежекупленную игру. Тем более, он соблазнил меня тем, что вчера его мама была у него дома и наварила кучу жрачки. В том числе и мои любимые «ежики» – комочки из мясного фарша и риса. Так что мы сели в маршрутку и поехали к нему на «петрашку». И вот теперь я, сидя на диване, доедал остатки «ежиков» прямо из кастрюли, а Макс, матерясь, пытался найти в меню субтитры, ибо английского на нормальном уровне ни я, ни он не знали. – Во! – нужное слово я нахожу глазами случайно. – Стой, придурок! Листни назад! Макс послушно листает и, наконец, включает несчастные субтитры. Берет контроллер и плюхается на диван рядом со мной. Начинается кат-сцена, которую Макс, по своему обыкновению, тут же принимается комментировать, иногда толкая меня в бок, чтобы обратить мое внимание на тот или иной факт. Я привычно киваю, молча наблюдая за событиями, а потом зацепляюсь за то, что колено Макса прижато к моему. Чертовы лишающие спокойствия мелочи. Тихонько отодвигаюсь, чтобы не мучить себя. Макс моего движения не замечает, он занят тем, что пытается ударить ребенка, которого главный герой несет на плечах, головой об стену*. *** – Нифига, уже час ночи, – Макс отбрасывает контроллер и с хрустом потягивается – была как раз его очередь играть. – Глаза закрываются. – Черт... – я пытаюсь прикинуть маршрут, которым мне будет лучше всего добраться до дома. – На электричку я уже не попаду. – Какая, нахуй, электричка? – лениво интересуется Макс. – Постелешь себе на диване. – Спасибо, друг, – хлопаю его по коленке. И вдруг зависаю на этом прикосновении. Чувствую под ладонью мягкую ткань его домашних штанов, через которую пробивается тепло его тела. Прикосновение затягивается непозволительно долго для тех, кто называет себя друзьями. Я понимаю это тогда, когда Макс, с какой-то напряженной улыбкой интересуется, чего я вдруг застыл. Блядь... В горле у меня пережимает, сердце в груди колотится. Неуверенно касаюсь пальцами широкого запястья Макса и, закрыв глаза, неловко мажу губами по его приоткрывшимся в недоумении губам. Он отшатывается, отталкивает меня от себя. Вскакивает на ноги. В болотных глазах непонимание и злость. – Охуел?! И я с обреченной ясностью понимаю, что это конец. Сегодня я проебал не только телефон, но и лучшего друга. – Извини, – меня хватает только на это. Поднимаюсь на ноги и иду из комнаты. Макс за мной не идет, так что кроссовки и куртку я натягиваю в одиночестве, равно как и открываю дверь. Сил ждать лифта нет. Так что я бреду вниз по лестнице, тщательно глядя под ноги. Не знаю, зачем. Заплеванные ступени не представляют ровным счетом никакого интереса. Под козырьком подъезда тяжело опускаюсь на лавку и зябко прячу руки в карманы. Идти мне все равно некуда. Пальцы нащупывают сигаретную пачку. Автоматически достаю ее, выбиваю сигарету. Прикуриваю. Пальцы ожидаемо замерзают уже через полминуты. Глубоко затягиваюсь и выпускаю дым в морозный прозрачный воздух. Он лениво клубится, неспешно растворяясь. Мыслей нет. Мне просто пусто. А еще зверски холодно. Наверное, уже за полчаса таких посиделок я отморожу себе все что можно. Опускаю голову, опираясь локтем о коленку. На кончике сигареты мерцают веселые теплые искры. А потом... Резкий сигнал домофона заставляет вздрогнуть. – Тох... Неуверенно поднимаю глаза. Макс стоит, придерживая дверь. Растрепанный, в домашних трениках, в куртке поверх всего этого безобразия. А в глазах какое-то странное беспомощное выражение. – Пошли домой, Тох, – говорит тихо. – Чё ты на ночь глядя поедешь. Молча поднимаюсь и иду за ним. И когда за нами хлопает тяжелая подъездная дверь, мои губы расползаются в идиотской счастливой улыбке. __________________________________________________ *Думаю, каждый, кто играл в «Heavy Rain» пытался это сделать)