Восходящее солнце

Я без излишнего интереса смотрела в одну точку, гонимая собственными сомнениями и слепыми страхами, и пыталась найти ответы на многочисленные вопросы, возникшие в утомлённой гаремными делами голове, в то время как поникший духом сыном сидел на самом краю материнского ложа и что-то упорно высматривал через узкую щель между дверью, ведущей на опустевшую террасу, и красочной стеной, сжимая мою холодную руку своими мощными, крепкими ладонями и пряча за спиной алую подушечку, накрытую роскошным платком из серебристой парчи, недавно привезённой в наш дворец по заказу Айше. Девушка уже успела за столь короткий срок приказать портнихам сшить из любимой ею ткани дюжину платьев с непростыми, требующими времени узорами, а продуманный Мехмед, воспользовавшись благим случаем, выделил круглую сумму на пошив изящного платка, с которым было бы нестыдно преподносить подарки или использовать его в качестве богатого дара. Сестра падишаха, недавно потерявшая супруга, но нисколько не расстроенная этим печальнейшим событием, счастливо улыбалась служанкам и примеряла новые украшения, подаренные ей Гевхерхан, сидя на высокой тахте в моих апартаментах, ведь в последние дни она крайне беспокоилась и молилась за моё здоровье, потому почти не покидала просторных комнат сражённой недугом Валиде Султан. - Матушка, я хочу преподнести Вам подарок, сделанный своими руками. Пусть он не достоин Вас, но я попытался сделать его с необыкновенным теплом, чтобы Вы смотрели на него и вспоминали о том, как сильно я люблю Валиде всех Валиде Султанш, - сын вытащил подушку из за спины и откинул прекрасный платок, отчего мои глаза тут же сощурились от ослепительного блеска, вызванного драгоценными камнями, коими пестрило всё изящное украшение. Это было дивной красоты колье и, признаться, оно ни в чём не уступало изделиям европейских мастеров - такое же всеобъемлющее в своём убранстве и до неприличия роскошное, ибо от одного только взгляда на это бриллиантовое чудо в глазах мерещились горы золотых монет. Любой нищий или крестьянин мог бы изрядно поправить своё положение, продав лишь крошечный камушек из окантовки этого колье, что уже говорить об истинной стоимости сего великолепия, заставляющего замирать от единого взгляда на него. И от этой величественной красоты действительно захватывало дух: на золотой основе по краям аккуратно располагались искрящиеся алмазы, словно чистое зеркало отражая наши удивлённые лица; в центре светился огромный каплевидный сапфир, окруженный теми же бриллиантами, а по бокам от него на алмазных подвесках чередовались изумруды и столь же синие, словно неизведанные океанские глубины, массивные сапфиры. Воистину детская радость переполняла мою многострадальную душу, а потому я с замиранием сердца смотрела на дорогой подарок и глупо улыбалась, одновременно замечая на себе крайне довольные взгляды Мехмеда. Он знал, какие я люблю камни и драгоценные металлы, обладал непревзойденным мастерством ювелира, а потому угодить пожилой матери для него не составило никакого труда. - Сынок, мой Лев, - я с восхищением протянула руки к украшению, намереваясь взять его, но по какой-то причине внезапно отдёрнула ладонь, чем удивила чрезвычайно радостного падишаха, который тут же упал духом и понуро опустил глаза, словно малолетний ребёнок, - спасибо за этот дивный подарок, но как я могу его принять? К чему мне это великолепное колье, если я и встать-то толком не могу... Где мне демонстрировать его красоту?.. Лучше подари его Айше, ведь ей очень пойдёт лазурный блеск сапфиров, он лишь удвоит её редкостную красоту. Любопытная дочь, услышав мои слова, обернулась, отбросила в сторону новые украшения и, презрительно ухмыльнувшись, состроила недовольное выражение лица, в то время как в бездонных карих глазах появился недобрый блеск, что указывало на жуткую обиду их прелестной обладательницы. - Простите, не принимайте моё поведение на свой счёт, Валиде, - она немного с грустью произнесла эту фразу, а взгляд заметно смягчился. - Мне ничего не нужно от Повелителя, который готов бросить мать в таком состоянии. Давай, расскажи нашей Валиде, что ты задумал, Мехмед! Гневный крик Айше словно гром среди ясного неба раздался под куполом просторных покоев, и, казалось, только я одна не понимала, что всё-таки происходит подле моей кровати, ведь Мехмед тотчас же вспылил и вскочил с места, направившись к не менее разъярённой сестре, что вскочила с тахты и со злости опрокинула шкатулку с жемчугом, который с шумным звоном прыжками покатился по полу. - Ты как смеешь так со мной разговаривать?! Не забыла, что перед тобой не просто брат, а султан, Повелитель мира! Ещё хоть слово скажешь, и я клянусь Аллахом, задушу тебя, не посмотрю, что ты моя сестра! Совсем забыла о правилах и традициях. Где ты набралась этой дерзости?! - Делай, что хочешь, Мехмед, я не боюсь ни тебя, ни смерти! В отличие от тебя, мы с Гевхерхан и Гюльнуш не бросили матушку в трудную минуту! Мы всегда рядом, а ты не можешь даже единожды пожертвовать своими интересами ради её улыбки! Ты знаешь, насколько прекрасна её улыбка? А мы знаем. Опомнись, Мехмед! - Ты думаешь, я ради себя это делаю, Айше? Мой долг - защищать эту великую империю от всех бед и мелких неурядиц, а также моим долгом является и улучшение её благосостояния! Я не позволю, чтобы мои подданные считали меня зависимым от гарема, а уж тем более от султанш! - Как ты можешь так говорить, как можешь сравнивать матушку с остальными султаншами и бросать её? Неблагодарный! Ты не достоин быть сыном нашей Валиде! - Хватит! - что есть силы закричала я, как только Мехмед занёс руку над Айше, намереваясь её то ли ударить, то ли задушить, и дети беспрекословно повиновались слову матери, застыв в тех позах, в которых находились во время моего возгласа. - Вы оба не забыли, что находитесь в моём присутствии? Что за кошка пробежала между вами, что за бесконечные распри?! Объясните мне наконец, что происходит! Сын тяжело вздохнул и отошёл от сестры, бросив на неё страшный взгляд, означавший что-то вроде: "Я ещё припомню тебе этот случай, не сомневайся!", но и такой исход событий доставил мне невероятное облегчение, а потому я поспешила отложить колье в сторону, так как всё это время прижимала его к груди, будто оно могло спасти меня от чего-то неминуемого. Встретившись со мной глазами, молодая султанша стыдливо опустила взгляд и уставилась в пол, но долго не смогла выдержать эту паузу, поэтому в скорости кинулась собирать крупный жемчуг, не подпуская к этому делу хватких служанок, сколько бы они не пытались предлагать госпоже свою помощь. Падишах осторожно подошёл к моей постели и в своей привычной манере откинул полы роскошного кафтана, усевшись на край ложа и с неловкостью и страхом взглянув на меня. Я знала, что этот печальный взор не предвещает ничего доброго и уже примерно догадывалась, о чём станет говорить сын и какие аргументы приводить в свою защиту. - Валиде, - Мехмед сделал паузу и сдавленно покашлял, - я бы хотел начать издалека, дабы не огорчать Вас и поступить по совести, как полагается в таких ситуациях, но я не в силах долго оттягивать время и ждать момента, когда не говорить об этом станет глупо. - Говори уже, Лев мой. Я много чего повидала на своём веку, поэтому удивить меня будет сложно, - я нежно улыбнулась сыну и дотронулась до его плеч, ожидая ответа на негласно возникший вопрос. - Я ухожу в поход, матушка. И возможно, на целых два года, может дольше. Как только я стану ненужным моей армии и главнокомандующему, то тотчас же вернусь к Вам, Валиде. Вы же дождётесь меня, я в это верю. В воздухе повисло неловкое молчание. Дети ждали моей реакции, а я в свою очередь ждала очередного возражения Айше, но дочка смиренно сидела на тахте и который раз подряд перебирала одни и те же украшения, старательно делая вид, что она ничего не слышит, но по дрожащим ресницам султанши и её сопению можно было с лёгкостью понять, что её гнев стремительно нарастает. В сердце зловещей тенью пробралась назойливая печаль, так яро пытающаяся овладеть разумом и заставляющая верить в истинность слов Айше, но какой-то голос будто твердил мне, что всё это пустое, что не стоит так убиваться и обвинять Мехмеда во всех смертных грехах, ведь в действительности прав именно он, если рассуждать с точки зрения положения султана в имперском обществе. Хотелось и плакать, и смеяться, поэтому и без того больное сердце ещё сильнее сдавило в ледяных оковах то ли страха, то ли беспомощности, словно мои собственные чувства настойчиво грозили убить меня раньше времени. Заплакать перед сыном - значит показать свою слабость, а я совершенно не хотела, чтоб меня жалели, а уж тем более отменяли такие грандиозные события масштаба всего мира из-за чувства сострадания к больной матери. Он должен был идти, и я понимала это как никогда ясно. - Ты прав, сынок. Европа - вот твоя цель. Я благословляю тебя, пусть Аллах пошлёт победу нашим храбрым воинам! Пусть сохранит моего сына в добром здравии для нас и великой Османской Империи! - с трудом выговорив эти долгожданные для сына слова, я протянула ему тонкую, жилистую руку, к которой падишах тут же прильнул губами и поднёс её ко лбу. - Спасибо, Валиде! Дай Аллах, Вы совсем скоро поправитесь и будете встречать победителей с распростёртыми объятиями возле дверей своих покоев! - Аминь, сынок, аминь. Спасибо за великолепный подарок, я очень довольна, - я крепко обняла широкоплечего сына и уткнулась носом в мех его кафтана, стараясь как можно дольше цепляться за эту возможность побыть рядом с ребёнком и не выпускать Мехмеда из цепких рук, но время расставания всё равно настало, а потому он в последний раз поцеловал мою дрожащую руку и неторопливо вышел из покоев, до последнего озираясь на лежащую в пышной кровати мать. Как только двери за спиной сына с треском захлопнулись, я тяжело вздохнула и прижала к лицу сухие костлявые ладони, легонько надавив на усталые глаза, которые уже пощипывало от напряжения и света, потоком вливающегося в комнату через громадные окна. Рядом с обездвиженными ногами лежало подаренное с любовью диковинное колье и изумительный платок, достойный только молодой и наипрекраснейшей султанши, и от одного только взгляда на сверкающие сапфиры уже хотелось расплакаться и молить Мехмеда не уезжать, но что-то всё время останавливало меня за секунду до истерики, будто всё моё внутреннее "я" не желало проливать в этот день горькие слёзы, каким бы тяжёлым он не был. - Матушка, почему Вы позволили повелителю уехать? Зачем Вы разрешили так поступить с Вами? - Айше осторожно взяла кусочек яблочного лукума из глубокой чаши и кинула его в рот, поспешно сложив перед этим все многочисленные украшения в огромную золотую шкатулку с османским орнаментом, оставив на тахте лишь ту злополучную коробочку с жемчугом, явно намереваясь что-то заказать у лучшего ювелира Стамбула. - Он должен был идти в этот поход, Айше. За столько лет я успела привыкнуть, что мой сын - Падишах, а повелителю свойственно уходить в дальние походы, ведь он и так долгое время уделял слишком много внимания охоте в обожаемом им Эдирне, поэтому пусть спешит, коли у него появилась тяга к сражениям и его меч рвётся в бой, дабы рубить головы противников. Он заслужил этот поход. Мехмед никогда не проявлял ко мне неуважения, всегда старался слушаться и выполнять все просьбы, бескрайне почитал и любил, не давал повода думать о плохом и делал всё для того, чтоб я гордилась ним как сыном, пусть иногда это у него получалось сравнительно плохо. Сын прав, это его долг - защищать границы Родины, долг как падишаха и просто османского воина. Я уже смирилась даже с тем, что он предпринимал несколько попыток воевать с Русью, так как я попыталась понять сына и найти ответ на терзающий меня вопрос. Так же как и я всяческими способами стремлюсь защищать целостность своей Родины, так и Мехмед старается во благо своей страны, ведь несмотря на то, что в нём течёт моя русская кровь, он всё же осман. Он - член Династии Османов, Падишах. Мой сын вырос здесь, в османских традициях и в османском обществе, поэтому именно здесь его Родина, здесь колыбель его души, а ни где-нибудь в другом государстве. Я понимаю моего Льва и поддерживаю в этом начинании, поэтому глупо злиться на него из-за похода. Султанша встала с тахты и плавной походкой приблизилась к краю моей постели, нежно присев на неё и устремив свой удивлённый взгляд на меня, словно осуждая в чём-то, но в то же время понимая истину этих слов. Айше не пыталась шутить, не отпускала по каждому поводу свои искрометные шуточки, не ухмылялась и даже не стреляла глазами: дочь просто сидела и смотрела на меня во все очи, словно силясь подобрать слова для последующей беседы. - Валиде, - наконец осмелилась заговорить султанша, - Вы впервые за столько лет с таким тяжёлым и печальным взглядом благословляли Повелителя, а теперь говорите мне, что всё в порядке, что Вы всего лишь стали мудрее и осознали ошибки. Вы думаете, я поверю? Что произошло, матушка? Вы меня очень пугаете. - Моя милая доченька, - я с улыбкой накрыла ладонь Айше своею и распрямила затёкшие плечи, - в тех землях, где я родилась, люди говорили, что умирающий всегда чувствует приближение своей смерти, и они никогда не ошибались. Я тоже чувствую её, она уже дышит мне в затылок, когтями скребёт по моей спине, царапая кожу, вносит в и без того поседевшие волосы крупицами ещё большую седину. Поэтому я точно знаю, что мы больше никогда не увидимся с сыном, он не успеет вернуться, его не встретит здоровая и посвежевшая мать, как бы сильно Мехмеду этого ни хотелось. Это наша последняя встреча. - Валиде! - Айше не на шутку испугалась таких серьёзных слов из уст больной матушки, что тут же кинулась ко мне в объятия и начать плакать что есть мочи, будто я уже в этот момент отдала Богу душу. Я нежно провела ладонью по волосам приёмной дочери, которую всегда безумно любила, и как можно крепче обняла султаншу, пытаясь её успокоить и отдать хотя бы часть своего душевного тепла. - Вы не станете нас бросать, верно? Вы же не оставите нас на растерзание Дилашуб Султан? Вы выздоровеете, матушка, слышите?! Я найду способ Вас излечить! - Дорогая моя, звёздочка моя ясная, частичка души моей... Я безумно рада, что вы, мои дети, так сильно любите свою матушку, несмотря на все мелкие неурядицы и редкие разногласия между нами. Но этот час когда-нибудь пришёл бы, рано или поздно вам пришлось бы хоронить Валиде Султан. - Только не в этом году и не сейчас, нет... Всё наладится, выход всегда есть! - дочка пуще прежнего зашлась в истерике и уткнулась носом в моё плечо, в то время как я с непринуждённой улыбкой продолжала гладить её волосы и прищуренными глазами смотреть в залитое светом широкое окно. - Нет, Айше, не в этот раз. Я чувствую её ледяное дыхание...

***

Могучие двери с противным щелчком распахнулись, нарушив привычную для подземелья тишину, и я на негнущихся ногах с трепетом зашла в угрюмую сырую темницу, где в сотни раз тише и темнее, чем снаружи, где ещё совсем недавно раздавались крики и мольбы о пощаде, где велась ожесточённая борьба за жизнь, но смерть одержала верх над своей извечной соперницей. Именно здесь он испустил свой последний вздох, здесь сиплым голосом читал молитвы перед единственным лучом света, проникающим в помещение через небольшое отверстие окна, здесь взывал к небесам и просил у Аллаха прощения. Я всё плакала и протяжно завывала, делая редкие неловкие шаги в одном направлении, пока не достигла цели и не остановилась почти у самой стены, с невероятной болью сжав веки и обхватив ладонями голову. У самых моих ног лежало бездыханное тело Ибрагима, ещё не успевшее остыть и превратиться в мертвый камень, предсмертный крик навеки застыл в его широко распахнутых глазах, а потому смотреть на него было в разы тяжелее, отчего сердце просто разрывалось на части, а душа металась из угла в угол, упрекая себя и весь мир в содеянном. Такой родной, такой любимый, но до неприличия сумасшедший. Это его врождённое безумие и вызывало неимоверную жалость, ведь таких людей не принято судить за их поступки, так как они не властны над своими действиями, не осознают всей сути совершаемого, но всё равно подвергаются осуждению. - Ибрагим.., - я села на холодный мокрый пол темницы, усыпанный какими-то крошками, и осторожно дотронулась до щеки покойного супруга, на которой всё ещё блестела дорожка от слезинки, выкатившейся из усталых глаз, измученных ожесточенной борьбой за выживание. - Как мы докатились до такого? Как смогли предать любовь друг друга? Ты не смог уйти от смерти, но вижу, что боролся... Я тяжело вздохнула и, поджав губы, провела рукой по его изрядно поредевшим за последние годы волосам, мрачным взглядом оглядела его тучное тело, как живой груз замотанное в необъятных размеров кафтан, его короткую шею, на которой красовались пурпурно-алые следы недавней работы палача, и от этих наблюдений слёзы лишь сильнее нахлынули и очередным порывом эмоций вырвались наружу. - Это мы... Мы тебя предали, Ибрагим. Я, Валиде Султан, паши и улемы. Самое страшное, что именно родная мать дала приказ убить своего ребёнка... Наверное, тяжело быть брошенным собственной матерью.., - я втянула носом столько воздуха, сколько могла, и прикрыла глаза, так как на миг стало трудно дышать от сдавливающей меня боли. - Теперь с благословения Аллаха на престол взойдёт шехзаде Мехмед. Наш сынок ещё такой маленький, а уже должен принять на себя эту тяжкую ношу... Но он справится, я верю, он покончит со смутой и станет достойным правителем, великим падишахом, какого ещё свет не видывал! Пустые глаза Ибрагима с ужасом смотрели куда-то в потолок, в шероховатую стену, поэтому я поспешно провела ладонью по длинным ресницам и прикрыла веки почившего султана, дабы мне не было так страшно и совестно находиться рядом с ним, но чтобы я не делала в данный момент, это уже не поможет мне избавиться от жутких воспоминаний. Этот взгляд убиенного падишаха будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь, а этот грех тяжким бременем повиснет у меня за плечами, с каждым разом оттягивая назад и увлекая за собой в бездну. - Прости меня, если сможешь. Я люблю тебя, Ибрагим, и буду всю жизнь оплакивать тебя. Я не брошу твоих детей, не оставлю без защиты маленьких шехзаде и султанш, пусть они и не мой крови, всегда буду рядом с ними и стану их опорой, не позволю Кёсем Султан распоряжаться их жизнями. Рядом с ними всегда будет сильная Валиде Султан, способная дать им кров и защиту. Прости меня... - Матушка? Матушка! - настойчивый тон Гевхерхан вырвал меня из воспоминаний, и я неохотно обернулась к дочери, которая с невероятным усердием безуспешно пыталась достучаться до меня и во все глаза уставилась на задумавшуюся Валиде. - Я немного отвлеклась, доченька, извини. Ты что-то говорила? - Настолько отвлеклись, что не заметили вошедшую Шебнем?! Хатун пришла оповестить Вас о приезде нашей дорогой сестры Бейхан, ведь узнав о Вашем состоянии, она тотчас отправилась в путь и наконец добралась до Стамбула, ведь, как Вы знаете, её дворец находится совсем не близко, - с улыбкой произнесла восхищенная Гевхерхан и приосанилась, увидев, что я тоже крайне обрадовалась визиту драгоценной гостьи. Бейхан была дочерью покойного падишаха Ибрагима и Айше Султан, но вопреки всем моим предположениям, выросла милой и учтивой девушкой, доброй, мягкой и великодушной, что совсем не вязалось с образом её матери - полной, неопрятной, нахальной и алчной женщины, потому-то девочка очень быстро привязалась ко мне и моим детям. Возможно, на её характер повлияло и то, что Айше умерла при родах, оставив малышку сиротой, и воспитывать её поручили кормилице, доброй и открытой рабыне, но едва девочке исполнился год, как заботливая бабушка Махпейкер Султан поспешила выдать замуж всех своих внучек, эта участь постигла и Бейхан. Всего девушка трижды была замужем: за Хасаном Пашой, за Ахмедом Пашой и за Османом Пашой, губернатором Диярбакыра, после смерти которого она и осталась жить в той же провинции, так как местное население очень любило султаншу и почитало. За свой маленький рост и вздёрнутый носик Бейхан получила прозвище Биби, данное ей гаремными девушками во время её недолгого проживания в Топкапы после смерти второго супруга, и это имя очень понравилось молодой султанше, в миг ставшей любимицей рабынь. Несмотря на то, что Бейхан была младше Мехмеда и Гевхерхан на три года, но старше Айше на год, это нисколько не мешало им быть близкими и сохранять доверительные отношения, поэтому на каждый праздник она старалась прислать какие-нибудь ценные дары из той провинции, где жила со своим супругом, всегда искала что-то редкое, особенное, дабы порадовать семью падишаха и Валиде Султан, ведь и меня она безмерно почитала, уважала, одобряла мои решения. Она совсем не походила на свою покойную мать, и это не могло не радовать. - Скажи Шебнем, чтоб она привела ко мне Бейхан и выделила госпоже просторные покои. Хочу поскорее увидеться с ней, - я поправила массивную корону и струящиеся по плечам локоны волосы, взглядом дав знак Гевхерхан, чтоб не сидела на месте, а поторапливалась когда того просят, и дочка послушно отправилась к дверям, что-то проговорив через узкую щель служанке и захлопнув их. - Сестра уже направляется в Ваши покои, с минуты на минуту будет здесь, - процитировала слова служанки дочь и села на тахту возле моей кровати, с волнением поглядывая на двери и одергивая подол бирюзового платья, и без того идеально сидящего на стройной фигуре дочери. Её синие глаза загорелись от томительного ожидания встречи, отчего госпожа стала ещё прекраснее, а её лучистый взгляд приносил мне невероятное счастье. И наше терпение было вознаграждено. Спустя некоторое время резные двери апартаментов распахнулись, и на пороге показалась невысокая фигурка молодой султанши, которая, казалось, с каждым годом становилась ещё красивее, величественнее, с возрастом приобретая всё новый шарм и неповторимую грациозность. Тёмные, как самая долгая ночь в году, волосы почти достигали пят и были украшены различными лентами, драгоценными камнями, в то время как на голове девушки светилась ясная, как солнце, диадема с рубиновыми вставками, необыкновенно дополняющая образ госпожи. Пламенно-алое платье идеально сидело по миниатюрной фигуре, изумительно выделяя осиную талию и подчёркивая царственную осанку сестры падишаха, от которой так и веяло благородством, а глубокие карие глаза так напоминали её отца, что я невольно сжалась от боли, причиняемой мне каждым воспоминанием об Ибрагиме. За эти годы султанша очень выросла, даже постарела, но возраст нисколько не препятствовал её желанию отлично выглядеть и сохранять девичью красоту, потому она по-прежнему оставалась нежной розой, украшением гарема. - Валиде Султан, - Бейхан с счастливой улыбкой преподнесла мою руку к губам и ринулась обнимать меня, а я лишь с не меньшей радостью обхватила султаншу руками, - я так счастлива снова видеть Вас! Мне очень жаль, что всё так вышло... К сожалению, мне стало известно о Вашем недобром здравии... - Здравствуй, дорогая Бейхан, - я оглядела госпожу с ног до головы и довольно улыбнулась. - В моём возрасте это свойственно, не переживай, милая. Как ты? Как идут дела в Диярбакыре? - Хвала Аллаху, там всё хорошо. Я тоже в полном порядке. Очень соскучилась по Вам и Повелителю, по милым деткам. Гюльнуш ведь здесь? Хотелось бы и её увидеть. - Здесь, конечно же. Чуть позже я позову её сюда. - Гевхерхан, моя прекрасная сестрёнка! - Бейхан кинулась в объятия к сестре, которая всё это время наблюдала за нашей беседой и с нетерпением ждала внимания со стороны султанши. - Как же я скучала по тебе и Айше! - И мы, Бейхан, - дочка поправила волосы и с восхищением принялась разглядывать сестру. - Ты совсем не изменилась, ни капельки, будто годы тебе ни по чём. - Ты преувеличиваешь, родная, я жутко состарилась, но правда в том, что у меня действительно есть преимущество, ведь мне ещё не приходилось брать на руки своих детей. Надеюсь, однажды я всё-таки стану матерью и познаю это великое счастье, лишь бы муж нашёлся подходящий среди пашей. - Аминь, Бейхан, аминь, - Гевхерхан печально улыбнулась и бросила на меня неоднозначный взгляд, словно обвиняя меня в том, что сестра всё ещё не обзавелась семьёй. - Это дело времени. Султанша рассеянно кивнула и по моему приглашению прошла к тахте, присев рядом с Гевхерхан и долгим взглядом осмотрев громадные апартаменты, в которых мало что изменилось после её последнего визита, кроме моих ног, конечно же, и приближенных служанок, ведь часть из них я пожелала выдать замуж из-за неподходящего возраста - чем старше прислуга, тем она нерасторопнее. Бейхан с некой досадой взглянула на прикрытую пышным одеялом часть моего тела, но тут же сменила выражение лица и одарила нас всех потрясающей улыбкой, так как знала, что я чертовски не люблю жалости со стороны других и отвергаю любые попытки утешать меня. - Я слышала, что Вы выдали замуж Уммю Гюльсум, Хатидже и Эметуллах, дочку Афифе Хасеки. Должно признать, это было мудрым решением. Младшие девочки получат прекрасное воспитание в семьях знатных государственных деятелей. Осталось только Бехидже и Фатьму замуж выдать, как только подрастут, - мечтательно протянула султанша и покачала головой, поймав на себе подозрительный взгляд златовласой госпожи. - Повелитель так пожелал, счёл это уместным. В последние годы он слишком увлечён этой поэтессей Афифе, наверное, это она посоветовала ему принять такое решение. Я лишь занималась организацией празднеств, - пояснила я и недовольно поджала губы, жестом попросив служанку подать воды. - Махпаре определённо не нравится такое поведение падишаха и его расположение к другой рабыне, но она с честью сохраняет спокойствие. - Очень печально, что Афифе Хатун так и не удалось стать матерью наследника... Родить двух сыновей с разницей в год и так скоро их потерять... Никому не пожелаешь такого горя... А ведь такие великие имена им дали - Ибрагим и Сулейман... Жаль... - К сожалению, Бейхан, это так. Но она снова беременна и, дай Аллах, в этот раз осчастливит нас. - Дай Аллах, Валиде, дай Аллах. - В Диярбакыре, как погляжу, все обо всём осведомлены, - усмехнулась Гевхерхан и опустила голову, так как не любила разносить слухи и порицала тех, кто внимал этим лживым сплетням, но отчасти она понимала, что в людских пересудах всегда есть доля правды. - Ничего не упустят. Какие молодцы! - У нас много о чём говорят. Целые легенды слагают, - султанша сделала вид, что не заметила упрёка в словах старшей сестры и продолжила настаивать на своём, будто хотела сказать что-то важное, но не могла решиться. В одно мгновение я осушила доверху наполненный стакан и передала его сонной служанке, что уже который час стояла подле моей кровати и ждала каких-нибудь указаний, и девушка тут же выполнила поручение, захватив с собой вазу с фруктами, что уже сравнительно давно опустела и лишь занимала место на столике. Я с нескрываемым интересом устремила свой взгляд на Бейхан, давая девушке понять, что меня заинтриговали её наблюдения, а потому она широко улыбнулась и заправила за ухо выбившуюся прядь, смутившись таким вниманием со стороны Валиде. - И о чём же гласит людская молва? - наконец задала я прямой вопрос Биби Султан, и она тут же поспешила на него ответить с искренним энтузиазмом. - Народ встревожен, особенно бедная его часть: говорят, что Вы при смерти и скоро покинете нас, власть сменится, гарем возглавит Дилашуб Султан. Люди любят Вас, а поэтому очень боятся этого прискорбного события, упаси Аллах. Говорят, что тогда изменится абсолютно всё, мир перевернётся. - Пока мой Мехмед управляет государством, Салиха Дилашуб не станет Валиде Султан. Исключено! - процедила я сквозь зубы, заставив султанш вздрогнуть и приосаниться. - Насколько мне известно, нашего повелителя не очень любят в Юго-Восточной Анатолии, так как считают, что империей распоряжаются женщины и отпрыски Кёпрюлю, к которым у народа нет никакого доверия. Если покойные Мехмед Паша и Ахмед Паша ещё были в почёте, то нынешний Визир-и-Азам не может похвастаться тем же. Империя держится на уважении к нашей Валиде Турхан Султан, но стоит Вам уйти, как она рухнет при первой же возможности. Бунта в этом случае не избежать. - Неужели в Диярбакыре настолько ненавидят моего сына? - Скорее, недолюбливают, ибо ненависть слишком сильное чувство, как и любовь. Империя на грани, Валиде, и я не властна над этим, хоть и всячески подавляла общественное мнение своими силами. Долго их не удержишь. Я тяжело вздохнула и прислонила ладони к щекам, не зная что и делать с обрушившейся на меня новостью, ведь это означало только одно - с моей смертью настанет конец и моему сыну, а этого я допустить никак не могла, но и помощи просить было не у кого, ведь Мустафа Паша оказался властолюбивым, чванливым и корыстным, во всём перечил мне и не желал слушать советов, даже просьбы мои выполнял с неохотой, словно ему было в тягость возиться с пожилой Валиде Султан. Вероятно, он считал меня старой и помешанной на благотворительности интриганкой, мечтающей заполучить в свои руки власть над действиями Великого Визиря ради лживого чувства господства над всем и вся, но он глубоко ошибался. Своим демонстративным равнодушием он лишь больше выводил меня из себя, делая хуже только самому себе, ведь узнай Мехмед о его неповиновении Валиде Султан, то буйная голова строптивого паши тотчас же окажется на плахе, а на его драгоценном месте очутится второй родной сын Мехмеда Кёпрюлю или любой другой паша, более достойный и услужливый, нежели прежний. Я осталась одна со своими проблемами, и никто не мог мне помочь - только я сама могла избавиться от тяжкого груза, от этого бремени, но в силу проблем со здоровьем не имела такой возможности. А нужно было действовать, и как можно скорее. Взяв у служанки стакан с шербетом я лишь покачала головой и глубоко задумалась о нависшей над нами проблемой, в то время как султанши, не обременённые ни чем и не рассуждающие о ближайшем будущем, тихо беседовали и смеялись, сидя на тахте подле моей кровати. Даже сложно представить, какая жизнь ждёт их без меня...

***

Июль 1683 года. "Дорогая моя Муаззез! Казалось, ещё вчера мы с тобой, молодые и не видевшие гаремной жизни во всех её красках, сидели в шатре и в шутку спорили, кто же из наших сорванцов быстрее выведет главного евнуха из себя и загоняет его до умопомрачения, а когда наши ожидания не оправдывались или всё-таки сбывались, то вдвоём хохотали во весь голос, а наши служанки подхватывали эту волну смеха и тоже потешались над озорными шехзаде, пусть и пытались скрывать это от внимательных глаз султанш. Оказывается, это было настолько давно, что помнят об этом только небеса и мы. Наши дети выросли, стали взрослыми, мудрыми мужчинами, а мы постарели и утратили прежнюю красоту, завяли и сбросили свои лепестки, словно садовые розы с приходом осени, но истина не изменилась - мы по-прежнему остаёмся султаншами, властительницами гарема, верными друзьями, прошедшими через огонь и воду, дабы добиться нынешних высот. Мы столько раз разочаровывались в этой жизни, но всегда находили поддержку в лице друг друга, ведь даже в самые тяжёлые моменты мы не покидали этих стен и ценили то, что имели, даже пытались помириться с Салихой, но она настойчиво отталкивала нас, считала себя лучше остальных и довольствовалась гордым одиночеством. Мы оставались преданными дружбе, Муаззез, хотя нам часто говорили, что в этих холодных стенах её не существует, как, впрочем, и любви в целом. Ты помогала мне, и за это я благодарю тебя от всего сердца и прошу прощения за причиненную боль, ибо я нередко сомневалась в твоих чистых намерениях, особенно после смерти Тиримюжган, которую ты так безжалостно предала смерти. Я не забыла этого, ведь любила её как родную сестру, но всегда отчаянно пыталась выбросить это из головы, так как не могла отказаться от тебя, бросить преданную подругу из-за самовольного убийства столь ценной для меня служанки. Не могла. Прошу тебя, госпожа моя, если в один прекрасный день я предстану перед Аллахом, то не бросай моего сына и султанш, защити моих внуков и поддержи Махпаре, умоляю тебя. Я вверяю гарем и своих детей тебе, никогда не забывай об этой просьбе и гляди в оба, ведь враги всегда рядом, они так и ждут какой-нибудь ошибки, дабы устранить Мехмеда и стереть его в порошок. Опасайся Салихи, избавься от неё при первой же возможности или она избавится от наших сыновей, так как ей терять нечего, а за будущее шехзаде Сулеймана она намерена бороться изо всех сил, что только есть у неё в запасе. Помни мои слова, Муаззез, ибо я оставляю на тебя весь свой прежний мир, успевший за столько лет стать родным. Хасеки Валиде Турхан Хатидже Султан." Свернув в трубочку написанное за несколько минут послание к подруге, я осторожно положила его в украшенную золотом и алмазами шкатулку и тщательно запечатала её, ведь печать самой Валиде Султан мало кто осмелится сорвать до положенного срока, да и так надёжнее - сразу видно, если письмо читали. Оглядев результаты своей работы долгим и придирчивым взглядом, я с опаской обернулась и взглянула в наполненные печалью глаза Керема, что уже который час наблюдал за действиями своей госпожи и недоумевал, к чему все эти меры, ведь ага продолжал искренне верить, что болезнь отступит, а я снова вернусь к прежней жизни, будто этих страшных дней и не было вовсе, потому он и был всегда рядом, мой преданный слуга и без памяти влюблённый мужчина. "Султанша, посмотрите, как прекрасно вокруг! Лето, цветы так и манят своим волшебным ароматом!" - до сих пор звучали в ушах беспечные слова вдохновлённого весной Керема, что изо дня в день разрывали моё безутешное сердце, причиняя невероятную боль и без того растерзанной муками душе. Признаться, в последние месяцы мне действительно стало намного лучше, ибо я даже решилась наивно полагать, что смерть изменила свои планы на меня и позволила пожить ещё немного, но только через несколько дней сердцем почувствовала, что чертовски ошибалась, ведь болезнь снова дала о себе знать. Жуткие боли пронзали меня с ног до головы: иногда я душераздирающе кричала, сжав зубами подушку, чтоб никто не слышал моих диких воплей, а иногда резко теряла сознание, так как сердце билось через раз и в любой момент могло замереть навеки, заставив меня покинуть этот мир и оставить детей круглыми сиротами. Один лишь Керем видел мои страдания и единственный из всех знал, какие ужасы испытываю я с приходом ночи и насколько велик мой страх перед внезапной гибелью. Чтобы поднять мне настроение он шёл на самые отчаянные поступки, ведь однажды решился сводить меня в сад, посадив в огромный паланкин и заставив остальных евнухов и стражей нести меня на плечах в течение всей прогулки, а сам шёл рядом с ними и что-то увлечённо мне рассказывал, но я не слышала его слов, ибо разум мой занят другими мыслями, и все они касались исключительно моего сына, которому грозила опасность в случае моей внезапной смерти. Я безумно скучала по нему и желала видеть сына рядом, но он уже более полугода находился в походе вместе со своими фаворитками, однако Махпаре в этот раз осталась в столице, так как вышедшая замуж Гюльсум забеременела и нуждалась в поддержке старшей хасеки. Я всем сердцем чувствовала, что больше никогда не увижу моего Мехмеда, об этом вежливо намекали и мои неподвижные ноги, ставшие для меня невероятным стыдом и обузой, отчего я нередко запиралась в своих покоях (вернее, просила об этом Гевхерхан или Айше) и что есть силы плакала, горько, отчаянно, надрывно, будто желала выплакать все слёзы без остатка, а заботливые, потерявшие любую надежду дочери бросались к моей постели и тоже рыдали, оплакивая жалкое состояние их постаревшей матери. - Керем Ага, - окликнула я замершего неподалёку от меня слугу, и он, переваливаясь с ноги на ногу, тотчас же подошёл ко мне, сверкнув своими печальными глазами. - Отдашь это письмо Муаззез когда придёт время. - И когда же оно придёт, Турхан Султан? - с недоверием взглянул на меня евнух и аккуратно обхватил свёрток тонкими пальцами, совсем не похожими на мужские, словно боялся навредить столь ценному для госпожи посланию. - Ты сам поймёшь, когда нужный момент настанет. И поверь, это случится в скором времени, даже глазом моргнуть не успеешь. Керем переменился в лице и тут же поник, словно понял, о каком именно событии я пытаюсь донести до него, а потому сию же минуту подошёл к моей постели и присел на самый край, жалобными глазами уставившись на меня с немой мольбой о помиловании. Я тяжело вздохнула и поджала губы, легонько похлопав верного слугу по ладони и взглядом намекнув, что ничего уже не изменишь, да и стоит ли противиться судьбе, когда будущее так очевидно, что даже страшно представить иной исход. Я уже смирилась с этой бесконечной зимой, ибо весна моей души давно закончилась, обратив привычное бытие в беспробудный кошмар, от которого душу обволакивало холодом, а сердце покрывалось толстой коркой льда. - Я ведь уже говорила тебе, Керем. Моим благотворительным фондом будут управлять Гевхерхан и Айше, а помогать им должны ты и Бейхан, чтоб султаншам не такими утомительными казались благие дела. Часть моего имущества, некоторые поместья и земли я переписала на тебя, Шебнем и Эхсан в качестве подарка за долгую и верную службу, ведь вы всегда были преданы мне, всегда уважали труд, и за это я уважаю вас. Вы ни в чём не будете нуждаться. Шебнем я уже поручила ухаживать за могилами Тиримюжган и Гюльсур, ибо их вечная память не должна покрыться слоем пепла и зарости сорняки, эти женщины умерли ради меня, погибли, сохраняя преданность своей госпоже, заменили мне родственников. А насчёт моей мечети ты всё знаешь, - услышав эти совсем уж печальные слова, Керем стал чернее тучи, ведь я уже не раз заводила подобный разговор, а преданный евнух до смерти не любил эту тему и всячески отвергал её при любом упоминании. - Султанша, я... - Довольно, Керем, ты должен принять это как неопровержимый факт, ведь нельзя изменить действительность. Я угасаю, мои силы иссякают, утекают в бездну, и каждое новое утро я молюсь Аллаху, благодарю его за то, что взошло солнце, а я смогла лицезреть его лучи... Смерть близко, она дышит мне в спину и настойчиво зовёт к себе, но я тщетно пытаюсь ей сопротивляться. Ай, хватит уже... Ты ведь привёл их ко мне, как я просила? - Конечно, Валиде Султан, наши шехзаде ждут Вашей аудиенции. - Пусть войдут. Слуга склонил голову в чинном поклоне и тотчас же ринулся к дверям, еле передвигая ногами и шаркая ними, как свойственно лишь старикам, а я в это время напрягла руки и с трудом приподнялась над подушками, вместе со всем телом подтягивая и тяжёлые, неподвижные ноги, дабы предстать перед гостями в должном виде. Заправив все выбившиеся пряди в строгую причёску, я лишний раз отряхнула обшитый жемчугом лиф платья и с тревогой выдохнула, устремив свой взгляд на двери, что в ту же секунду распахнулись по приказу главного аги гарема. Весь мир будто замер, а на пороге показались две важные, статные фигуры, скромно склонившие головы и скрестившие руки за спиной, и от их появления мне стало и волнительно, и как никогда радостно, словно я увидела своего сына после долгого похода, длившегося более 5 лет. Мужчины прошествовали внутрь моих покоев и остановились возле ложа Валиде Султан, как можно скромнее опустив глаза и стараясь не смотреть на сражённую недугом мать падишаха. Это были Сулейман и Ахмед, сыновья Салихи и Муаззез, уже который год заточённые в Кафесе и находящиеся под моей личной защитой, ибо Мехмед ни один раз пытался избавиться от младших братьев, дабы обеспечить безопасность себе и будущее своим детям и внукам, но я из-за своей чрезмерной честности не позволяла ему убить ни в чём невиновных шехзаде, а потому опекала их, как могла, и обеспечивала наследникам комфортное существование в пределах Кафеса, насколько это было возможно в их положении. Сулейман был очень похож на свою мятежную мать, Салиху Дилашуб - такой же светловолосый, величавый, даже некие рыжие проблески виднелись в его волосах, но глаза у шехзаде были столь же глубокие и карие, как у его отца-падишаха, отчего мне на миг стало тяжело и душно в этой комнате, ибо от одного только упоминания об Ибрагиме моё сердце пронзала беспросветная печаль. Несмотря на такую неприятную схожесть со своей матерью, шехзаде Сулейман отличался простотой характера, не любил ссоры и ругань, больше предпочитал заниматься каллиграфией и молиться, отчего всегда казалось, будто он и не сын Салихи вовсе. Ахмед же, напротив, сильно походил на Ибрагима, иногда проявлял своенравие и мог обидеть другого, но в целом имел характер, схожий со старшим братом Сулейманом, возможно, потому, что вырос рядом с ним, а после так же, как и он, был заточён в Кафес, хотя обычно это заключение делает из шехзаде безумцев, глупых тиранов, не думающих о политике и любых делах государственной важности, поэтому я всегда удивлялась тому, насколько непохожими на остальных были эти шехзаде. - Валиде Султан, - хором проговорили царственные братья и снова поклонились, отойдя в сторону. - Для нас честь предстать перед Вами. - Шехзаде Сулейман, шехзаде Ахмед... Добро пожаловать, мои храбрые Львы! Простите, что я смею с вами говорить, находясь в столь неприглядном виде и бедственном положении, - я протянула руку наследникам, и они по очереди коснулись её губами и преподнесли ко лбу, выражая своё уважение к матери их старшего брата-падишаха. - Не стоит извиняться, Валиде, мы были осведомлены о Вашем здравии. Хвала Аллаху, Вы в скором времени поправитесь и снова ослепите нас всех своей красотой, хотя Вы и сейчас прекрасны, - неторопливо произнёс Сулейман и безмятежно улыбнулся, заставляя своей искренней улыбкой улыбнуться ему в ответ. - Дай Аллах, причина, по которой Вы позвали нас, не связана с Вами? - Увы, это касается меня и вас, мои шехзаде. Надеюсь, вы довольны теми условиями, что я обеспечила вам? Я бы хотела, чтобы Кафес меньше всего походил на заточение, - я ощутила резкую боль, пронзившую сердце, словно лезвие ножа, и скорчилась от внезапного приступа, но он так же быстро отступил, как и охватил меня, поэтому наследники почти ничего не заметили. - Да пошлёт Вам Аллах долгой жизни, мы всем довольны, госпожа. Вы позволили мне видеться с матушкой, пусть редко, но это истинное счастье! - воскликнул Ахмед и тотчас же снова поцеловал мою руку, в то время как в глазах Сулеймана отразилась невероятная печаль, ибо я уже долгие годы не пускала Дилашуб во дворец и ограждала наследника от дурного влияния помешавшейся на власти матери. Я единым жестом пригласила мужчин присесть, и они тут же повиновались, выбрав для себя мягкую тахту, обшитую зелёным бархатом, на которой обычно любили отдыхать Гевхерхан и Айше, обмениваясь последними новостями из жизни гарема и государства в целом. - Если Вы довольны, то и я могу спать спокойно, - я немедленно приказала стоящей неподалёку служанке принести шербет и сладости и одарила наследников ослепительной улыбкой, но в скором времени изменила выражение лица на безмерно печальное. - Я хотела поговорить с вами на одну тему, если позволите. - Мы слушаем Вас, Валиде Султан. Я нервно сглотнула и поправила ладонью край причёски, не зная, как начать столь тяжёлый для меня разговор, но заметив удивлённые и заинтересованные лица шехзаде, решилась на этот шаг. - Если вы помните, то однажды я спасла вас от неминуемой казни и взяла под свою защиту. Пусть это было давно, но вы до сих пор живы и ни в чём не нуждаетесь, хвала Всевышнему. - Вы правы, султанша, за это мы будем благодарны Вам всю оставшуюся жизнь, и.., - начал было Ахмед, но я вежливо его прервала, пытаясь продолжить ту мысль, которую хотела донести до слушателей. - Это мне дорогого стоило, я едва не лишилась доверия собственного сына, но Аллах уберёг меня от ненужных потерь и с лихвой вознаградил за проявленное бесстрашие. Я очень люблю вас и уважаю, именно поэтому и хочу взять с вас слово, обещание. - И что же вы хотите, Валиде Султан? - Сулейман в удивлении приподнял бровь и приосанился, так как понял, что произнесённое сейчас вряд ли понравится им обоим, но перечить не стал. Набрав полную грудь воздуха, я с трудом заставила себя произнести эти слова, от которых зависела дальнейшая жизнь всей моей семьи и моего рода. - Поклянитесь мне, что если когда-нибудь один из вас станет падишахом, то он ни в коем случае не притронется к моим внукам, не казнит их. Это моя единственная просьба, ибо больше мне ничего не нужно, кроме как знать, что моя семья будет в безопасности. Вы клянётесь Аллахом, что не причините им вреда? - Но, султанша.., - попытался возразить ошеломлённый неожиданной просьбой Сулейман, но я резко оборвала поток его слов, подняв ладонь вверх и сделав серьёзный взгляд, от которого по спине пробегал холодок, и всё так же настойчиво твердила одну единственную фразу. - Вы клянётесь? - Клянусь Аллахом, что ни за что не лишу жизни своих племянников и всегда буду их защищать даже от самого себя, - Ахмед встал с тахты и склонил голову, первым решившись на отчаянный шаг, в то время как Сулейман продолжал сидеть на своём месте, пребывая в тяжёлых думах. Я прекрасно понимала, что принять такое решение весьма нелегко, но ждала от каждого наследника положительного ответа, вернее, всей душой надеялась на это. - Отлично. А ты, Сулейман? - я устремила свой взор на задумавшегося шехзаде, и он приподнял глаза, широко улыбнувшись мне и кивнув головой в знак согласия. - Клянусь, Валиде Султан. Да будет Аллах свидетелем, что я пообещал Вам быть справедливым к своей семье. - Хвала Аллаху! Вы осчастливили меня, мои шехзаде! Наконец принесли шербет и огромную чашу с лукумом, а потому я пригласила шехзаде занять прежние места и отведать угощений, ведь теперь я была абсолютно спокойна за будущее своих внуков, ибо клятвы слетели с уст обоих наследников, а в соблюдении их я нисколько не сомневалась. Теперь изменится всё, даже небо над головой будет казаться совершенно иным, ведь моё сердце избавилось от ещё одной боли, ему стало легче, а душа освободилась от лишних мук, терзающих её изо дня в день...

***

5 июля 1683г. Книга моей жизни прочитана и оставлена в стороне, её шуршащие страницы, истёртые до дыр, покрылись толстым слоем древесной пыли и пепла несбывшихся надежд, а вся та неистово жгучая боль, выпавшая на мой век, испита мною без остатка. Была ли я султаншей на самом деле или же всю свою сознательную жизнь лишь примеряла на себя эту маску, скрывая под ней хрупкую, обездоленную девочку, истосковавшуюся по родным и тщетно мечтающую вернуться в родные края, дабы снова познать их тепло и столь привычный свет ясного солнца? Хотела ли я стать такой, какой сделала меня жизнь в проклятом гареме, где даже самые стойкие сходят с ума и пускаются во все тяжкие, где терпкий запах крови заполняет каждый коридор, а угрюмые, мощные стены пропитаны ледяным страхом и тайнами, коих немало скрывается в тёмных закоулках мрачного дворца? Пыталась ли я изменить своё будущее, дабы забыть прошлое, мечтала ли о почестях и неоспоримой власти, надеялась ли на любовь и силу веры, ведь даже её мне пришлось навсегда изменить во имя спокойствия и благополучия детей? Я никогда не забывала о совершенных в трудные годы грехах, потому так самозабвенно молилась в своей мечети и взывала к лазурным небесам, чтоб великий Аллах избавил меня от тяжкого груза прошлого, что подобно камню тянулся следом за мной на протяжении всей жизни и не давал спокойно уснуть, ибо в самых страшных кошмарах передо мной снова представали задыхающаяся Кёсем и убиенный Ибрагим, в пустых глазах которого таился застывший ужас от осознания неминуемой участи. Молитвы не помогали заглушить голос живой совести, и даже благие дела оказались бессильны перед могущественным взором самого Всевышнего, именно поэтому он и послал мне эти муки в наказание, дабы я умерла в страданиях и очистилась от всей грязи, покрывавшей мою душу. Ледяное дыхание смерти уже болезненно обжигало мою кожу, потому я тщательно готовилась к встречи с ней и дорожила каждым днём, ибо любой из них мог быть последним, солнце могло больше не взойти. Погрузившись в свои бренные мысли, я настолько увлеклась, что совсем не заметила прихода старшей хасеки сына, а потому Махпаре с завидным спокойствием поклонилась и присела на край моего ложа, устремив взгляд своих восхитительных карих глаз на полусонную султаншу. Женщина как всегда выглядела великолепно, всё в её внешности было безукоризненно и заставляло любого обращать свой взор на неё, ибо венецианка обладала потрясающим вкусом: красное шелковое платье идеально сидело по стройной фигуре султанши, а роскошный кафтан с османским орнаментом придавал ему небывалое изящество; завершила образ аккуратная корона из чистого золота, украшенная рубинами и алмазами и всем своим видом кричащая о богатстве и высоком положении её обладательницы. Гюльнуш слегка провела ладонью по волосам и еле заметно приподняла уголки губ в безмятежной улыбке, но тут же настроилась на серьёзный лад и нахмурила брови, ожидая услышать что-то не совсем приятное из уст Валиде Султан. - Госпожа, Вы меня звали? Что-то случилось? - тихий, но уверенный голос Махпаре подобно грому прозвучал в таинственной тишине, чем заставил меня вырваться из пучины мыслей и обратить свой взор на терпеливо ждущую внимания невестку. - Что? Ах, да, Махпаре... Звала, дорогая. Ты не знаешь, где Гевхерхан и Айше? - выпалила я первое, что только пришло на ум, и с безумной улыбкой уставилась на удивлённую таким вопросом Гюльнуш, которая не стала медлить с ответом. - Насколько мне известно, султанши сейчас у Бейхан Султан, обсуждают последние новости гарема. Вы об этом хотели со мной поговорить? - Разумеется, нет, - наконец очнулась я и вспомнила об истинной причине, по которой позвала к себе Махпаре, поэтому напряглась всем телом и накрыла своей ладонью тоненькую ручку хасеки. - У меня несколько другая проблема. - Я вас внимательно слушаю, Валиде. Я долгим взглядом окинула заинтересованную невестку и поджала сухие губы, так как знала, что мне будет тяжело говорить об этом вслух, но ждать я больше не могла, поэтому собралась с силами и постаралась успокоиться, после чего и начала разговор издалека, с каждым словом приближаясь к основной теме. - Год назад я приглашала к себе гадалку и просила её, чтоб она узнала будущее моей семьи, так как даже в те славные дни я уже чувствовала близость кончины... - Валиде Султан! Не пугайте меня, Аллах-Аллах, Вам ещё рано покидать нас, не говорите глупостей! - перебила меня черноволосая госпожа и выпучила глаза от испуга, что есть силы вцепившись тонкими холодными пальцами в мою костлявую руку, но я единым жестом отвергла все её отчаянные возражения и столь же спокойно продолжила. - Как уже говорила, я звала гадалку. В тот день она много чего рассказала мне, но всё это было покрыто пеленой тайн, ибо хатун по-своему трактовала события и говорила то, что всплывало в её голове, а мне только оставалось строить догадки и расшифровывать всё самой. И, знаешь, со временем я почти всё поняла, за исключением некоторых мельчайших деталей, и оказалось, что всё не так плохо и загадочно, как вздумалось. В видениях Шехсан Хатун была и ты, - услышав это, Махпаре встрепенулась, воодушевилась и навострила уши, а в глазах женщины метнулись искры заинтересованности. - Я? - тонким голосом прохрипела от неожиданности венецианка и тут же умолкла, застыв в ожидании продолжения важной беседы, а я утвердительно кивнула матери моих внуков. - Львице с орлиными крыльями суждено стать великой султаншей, императрицей, вершить судьбы людей. От неё и продолжится род Османов, от её львёнка. - Орлиные крылья?.. Львица?.. Венеция? Это ведь Венеция, а я единственная венецианка среди хасеки нашего повелителя. Это значит, что я буду Валиде Султан? - в глазах женщины разгорелось всеобъемлющее пламя, и ничто не в силах было его потушить, ибо Махпаре поняла всё должным образом и вынесла правильный вывод, поэтому и смотрела на меня с восхищением, в то время как моё сердце разрывалось на части от внезапно нахлынувшей боли и сковавшей всё тело в своих оковах. - Мне неведомо, что станет с вами после моей смерти. Если будешь всё делать правильно, то станешь Валиде, но если допустишь хоть малейшую оплошность, то враги тотчас же воспользуются этим и уничтожат тебя. Поэтому будь мудрой, Махпаре, защищай своих сыновей от любых невзгод, ибо они самое ценное, что есть у тебя и династии, - размеренным тоном проговорила я и прижала руку к груди, внутри которой вспыхнул пожар, а его огни пожирали в своих языках всё моё дряхлое тело, убивая последнюю тягу к жизни и высасывая все соки из растерзанной души. - Я всегда буду помнить о Ваших советах и напутствиях, даже не сомневайтесь, - Гюльнуш крепко сжала мою руку, перед этим коснувшись её губами, и тепло улыбнулась, словно вспомнила о чём-то приятном и дорогом её сердцу, отчего и мне на миг стало привольно. - Вы всегда были и остаётесь моей путеводной звездой, султанша, ведь Ваша судьба достойна восхищения, как и все Ваши деяния, ибо наша Турхан Султан немало сделала для Османской Империи. С того момента, как я попала в этот дворец в качестве подарка для нашей султанши и оказалась у Вас в служанках, не было ни дня, чтоб я не смотрела на Вас с трепетом и неимоверным уважением, мне всегда хотелось хоть на самую малость стать похожей на Вас, а Ваша материнская любовь и благосклонность ко мне и вовсе сделали меня несказанно счастливой. Ваша ангельская красота, Ваши ум, истинное благородство и величайшая мудрость вызывали бурю восторга у юной рабыни Евгении Вории, и до сих пор я не могу даже частично воплотить в жизнь то, что смогли сделать Вы. Не покидайте нас, госпожа, Вы мне как матушка... Я обещаю, что никогда не заставлю Вас огорчаться. - Моя Гюльнуш Султан... Береги своих детей, стань следующей Валиде Султан, не позволяй Салихе Дилашуб занять место, принадлежащее тебе по праву. Но.., - я осеклась и сделала суровое лицо, отчаянно борясь с нарастающей силой сердечной боли. - Я знаю, на что ты способна, Гюльнуш. Ни в коем случае не трогай несчастных Сулеймана и Ахмеда, ведь если с их голов упадёт хоть волос, то я достану тебя даже с того света и жестоко покараю, так как шехзаде находятся под моей личной защитой. Это мои мальчики, Махпаре, и я никому не позволю обидеть их или причинить им какой-либо вред, ибо за столько лет они стали мне родными и близкими людьми, наравне с Мехмедом. Усвой это и не совершай ошибок. - Как прикажете, Валиде Султан. Клянусь, что ни за что не стану представлять угрозу для наследников, - со всей серьёзностью произнесла удручённая Гюльнуш и с тревогой оглядела меня, так силы начали покидать бренное, изувеченное муками тело пожилой султанши, и я медленно стала превращаться в тяжёлый камень, лишённый и чувств, и души. - Отлично... Не бросай моего сына... Спаси его от беды, доченька.., - на одном дыхании прошипела я и разжала дрожащие пальцы Махпаре, в то время как мой взгляд приковала к себе таинственная фигура, своевольно расположившаяся около дверей в апартаменты Валиде и пронзающая меня своим любопытным взором, в котором было всё: и лютый страх, и обжигающее тепло, и невероятная надёжность, ибо хотелось верить ему без единого слова, да слова и не требовались, ведь я впитывала его доброжелательность вместе с воздухом, ощущала её всеми фибрами души. Тяжелый, последний вздох надрывно вырвался из изнеможённой груди и неясным шипением раздался среди мёртвой тишины просторных покоев, столько лет служивших мне пристанищем. Передо мной стоял мой покойный сын Ахмед, сжимающий в руках что-то светлое, похожее на книгу в золотой обложке, и широко улыбался, всем своим видом маня к себе, но я отчего-то неистово боялась его, ибо знала, что он пришёл за мной, но умирать отнюдь не хотелось, как бы старательно я не готовилась к этому событию. Глаза мужчины излучали свет и дарили только ощущение спокойствия, говорили о том, что где-то там меня ждёт лучший мир, вся моя погибшая семья, но страх сковал меня с ног до головы, запихнув в свои тесные ледяные оковы. Я попыталась осилить его и сделала первый неуверенный шаг, встав с продавленной кровати и обнаружив, что мои ноги снова могут слаженно двигаться и что встревоженная чем-то до потери сознания Махпаре совсем не заметила моих действий. Она в слезах кинулась куда-то в сторону террасы, обхватив руками рот и пухлые щёчки, а в карих очах женщины отразилась такая глубокая печаль, какой я ни разу не видела в глазах Гюльнуш, потому мне на миг стало стыдно за свой внезапный уход, ведь я же умерла, не так ли? Сын сделал несколько шагов ко мне и остановился, протянув свою руку испуганной Валиде Султан. Но Валиде ли я теперь? Нет. Я снова Надя, русская девочка Надя, снова потерявшая смысл жизни и отправившая в путь, который продолжится в лучшем месте, где я, наверняка, встречу тех, кого так давно мечтала обнять и по ком лила горькие слёзы все эти годы, всю свою сознательную жизнь. Нет больше ни власти, ни титулов, ни дорогой одежды и звонких монет, есть только моя душа, светлая душа, избавившаяся от бренного тела и тяжкого груза вселенских грехов, что так долго тянулись за мной таинственной тенью. - Вы готовы, матушка? - Да, мой милый. Я осторожно вложила свою ладонь в светящуюся руку улыбающегося сына и в последний раз оглядела покои, в которых прошли мои самые счастливые годы и в которых происходило столько событий, что помнят об этом только луна и звёзды, но и то лишь меньшую часть. Осознав, что все мои дела на этом свете успешно завершены, я непринуждённо улыбнулась и вместе с сыном сделала робкий шаг навстречу яркой пучине небесного света...

***

Я - Надежда... Младший ребёнок и единственная дочь Ольги и Степана Яковлевых, любимица отца и ясная звездочка старших братьев, с детства окутанная любовью и заботой ближних, не знающая горя и мук, нужды и тягот. В 12 лет потерявшая всю свою семью и оторванная от родных мест безжалостными татарами, а после проданная в Крымский дворец как живой товар, никому не нужная русская рабыня. В моей душе пылал огонь слепой ненависти ко всему миру, мне хотелось умереть, дабы избавиться от этих мук и воссоединиться с погибшими близкими, но Господь не позволял мне совершить страшный грех и окончательно разочароваться в жизни, поэтому он дал мне великий шанс найти второй дом и снова обрести мирское счастье. Я - Надежда, волею судьбы оказавшаяся во дворце турецкого султана в качестве подарка для его царственной матери, Надежда, ослепившая всех своей красотой и сумевшая показать себя перед грозной Валиде Султан, которая и определила моё дальнейшее будущее, отправив на обучение к своей образованной дочери Атике Султан. Я научилась жить в гареме и соблюдать его правила, перестала лить горькие слёзы и заставила себя бороться с неуёмной тоской по прошлой жизни. Я стала сильной, уверенной в себе, смогла увидеть в обыденном то, чего не видели другие, и тем выделялась среди остальных рабынь, наивно надеющихся на благосклонность небес. Я - Турхан, своенравная и ни перед кем не склоняющая головы, обращённая в ислам и получившая такое имя за свою стать и внешнее благородство, сумевшая покорить сердце шехзаде Ибрагима и стать частой гостьей его покоев. Если бы я только знала, что обрету свою единственную любовь так внезапно, то поторопила бы время и быстрее бы оказалась в объятиях любимого. Ибрагим стал моим счастьем и моей погибелью, дарил ласки и заставлял лить слёзы, умел огорчить, но тут же успокоить, отчего мне никогда не было с ним скучно, и я тонула в океане страсти и любви, забывая о насущных проблемах... Жаль, что этот счастливый миг так скоро сменился чередой бед и невзгод, лишив сна и покоя... Я - Турхан, ради своих детей совершившая страшный грех, захлебнувшаяся слезами собственной любви, уничтожившая всех, кто угрожал моей семье. Турхан, которая осмелилась на то, чего бы никогда не сделала без серьёзного повода, оказавшаяся во главе государства с малолетним сыном на руках, но не потерявшая себя в этой борьбе и продолжающая любить того, кто причинил мне столько страданий... Турхан, разделившая власть со своим ребёнком, но сумевшая вовремя от неё отказаться, чем вызвавшая бескрайнее уважение со стороны своей семьи и османского народа. Я стала Валиде Султан этого великого государства, прославилась как покровительница бедных, вершила правосудие и боролась за честность и справедливость, совершала благие дела везде, где ступала моя нога, чем заслужила огромную любовь народа. Первая в османской истории женщина, построившая имперскую мечеть, последняя влиятельная Валиде Султан. Я - Турхан Султан, примерная мать султана Мехмеда, Гевхерхан Султан, потерявшая своего старшего сына Ахмеда, когда тот был совсем маленьким. Приёмная мать Айше Султан и верная защитница наследников Сулеймана и Ахмеда, не позволившая убить их родному сыну. Мать, окутывавшая всех своих детей любовью, доверием и заботой, встретившая старость в кругу своей семьи, познавшая радость жизни, какую только можно было познать в стенах гарема, уважаемая и любимая народом... Я - Валиде Турхан Хатидже Султан. Я ухожу, дабы осветить путь к вершинам своим потомкам.