Восходящее солнце

Распахнув глаза, я сразу стала вспоминать то, что произошло в короткие промежутки между реальностью и сном. Я дважды потеряла сознание: первый раз, когда узнала об этой сербской девчонке; второй раз я лишилась чувств, когда начались роды. В голове до сих пор эхом стоял голос Хюмы Калфы, вернее, фраза, сказанная ею: "Турхан Султан, осталось совсем немного, тужьтесь!... Госпожа, о Аллах, это невероятно! Это чудо!". Что являлось этим чудом, я не знала, но очень хотела выяснить причину восхищения старой лекарши, которая уже немало видела в своей жизни и её мало что могло поразить. Привстав и упершись локтями в подушку, я осмотрелась. Всё поплыло перед глазами от резкого перемещения в пространстве, но одно я сразу же смогла узреть: в комнате находились сразу 6 служанок. Одной из них была, разумеется, Гюльсур Калфа, а об остальных я не знала ничего, кроме того, что они слуги. - Эй, Гюльсур? - прохрипела я и удивилась тембру своего голоса. Несколько раз кашлянув, чтобы вернуть прежние нотки словам, я потерла тыльной стороной ладони глаза и снова оглядела комнату. Верная служанка с улыбкой на лице подошла ко мне и села на кровать, пристроившись неподалёку от моих ног. Она приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но тут же сомкнула уста в немом молчании. Карие глаза старой рабыни загадочно блестели, отчего всё вокруг казалось неясным и туманным. Где-то в глубине покоев издавались монотонные, ритмичные постукивания, будто кто-то топал ногой по каменному полу. Этот звук бил по ушам, разрезая пространственную тишину, словно острое лезвие ножа. Гюльсур положила мне руку на колени. От резкого прикосновения меня как будто ударило молнией, я вздрогнула и несколько раз моргнула. - Султанша, - тихо произнесла калфа и ещё раз улыбнулась. Гюльсур сделала рабыням жест, после которого они длинной вереницей двинулись в сторону резных дверей покоев, а вскоре и вовсе покинули апартаменты. - Госпожа, Вы должны быть безмерно счастливы! Я очень удивилась и приподняла бровь, в то же время пребывая в гневе. - Может, ты уже скажешь мне, что происходит, матушка Гюльсур? Я изнемогаю от нетерпения! - прикрикнула я и осуждающе посмотрела на калфу, при этом надув пухлые, упругие губки, словно маленький ребёнок. - Турхан Султан, у Вас родились двойняшки! Вы подарили нашей династии шехзаде и Султаншу! Безумно обрадовавшись, я всплеснула руками и воскликнула: - О Аллах! Гюльсур Калфа, радость-то какая! Благодарю тебя, Всевышний! Ты осчастливил осиротевшую мать! Я наклонилась в сторону тумбочки, которая стояла возле моей кровати, при этом не поднимаясь с постели. Взяв большой мешочек с деньгами, я поспешила закрыть дверцу и потрясла им перед ухом наслаждаясь звоном золотых монет. Через секунду этот мешочек полетел в сторону Гюльсур, которая обомлела от неожиданности. Она поймала его и склонила голову в чинном поклоне. - Благодарю, Султанша. Только вот... Здесь наш Повелитель. Он ждёт Вашего пробуждения во втором отсеке покоев, я должна позвать его. Улыбка пропала с моего лица, словно солнце перед сильным штормом. Сердце ещё помнило ту боль, которую он причинил мне своей изменой, к тому же развлекаясь с этой сербкой во время того, как я рожала. Злость затмила мне взор, я вздернула подбородок и посмотрела на Гюльсур. Она сидела в замешательстве, не зная, звать Падишаха или нет. - Зови, - в один миг развеяв все её сомнения, сказала я и поправила волосы. Калфа встала с кровати и скрылась за стеной, где находился султан. Раздался резкий звук тяжелых шагов. Из-за укрытия вышел Ибрагим. Его лицо светилось счастьем и радостью, будто ничего и не было, или он думал, что я настолько глупа, что не знаю трактовки произошедшего. Он держал на руках нашего сына, дочку же, спустя секунду, вынесла Гюльсур. От вида моих деток я растаяла и немного притупила злость. Ибрагим посмотрел на сына и, прочитав молитву, сказал: - Твоё имя - Мехмет! Твоё имя - Мехмет! Твоё имя - Мехмет! Падишах немного растерялся, не зная, кому отдать сына, чтоб взять на руки и дать имя своей дочери. Всё-таки, он нашёлся в действиях и подошёл ко мне. Я с трепетом взяла сыночка на руки и поцеловала его в крошечный лобик. Мехмет был очень похож на Ибрагима, что не очень радовало меня. Подняв глаза, я увидела, как Повелитель взял на руки дочь и начал читать молитву. - Твоё имя - Гевхерхан! Твоё имя - Гевхерхан! Твоё имя - Гевхерхан! Падишах коснулся губами нежной щеки дочери. Почувствовав прикосновение, она вздрогнула и заплакала. Ибрагим, словно испуганная лань, начал вертеться, в поиске средства, которое избавит его от детского плача. Гюльсур сжалилась над ним и протянула к ребёнку свои сморщенные, состарившиеся руки, но столь же крепкие, как и руки молодой девушки. Оказавшись в объятиях калфы, Гевхерхан сразу замолкла, словно почувствовала себя в безопасности. Девочка два раза всхлипнула и громко засопела, погрузившись в ангельски-чистый, младенческий сон. Я улыбнулась и снова посмотрела на маленького сына. Он тоже прикрыл веки, показывая мне свои длинные реснички. Лицо Мехмета было таким невинным и искренним, что я даже пустила слезу. Втянув носом немного воздуха, я вскинула глаза и с вызовом посмотрела на Ибрагима. Он замялся и небрежно бросил Гюльсур Калфе: - Хатун, забери моих Шехзаде и Султаншу. Нам с Турхан нужно поговорить. Служанка склонилась в чинном поклоне и подошла ко мне. Я аккуратно передала ей сына. Водрузив шехзаде на одну руку, а султаншу на другую, калфа медленной походкой вышла из покоев, что-то шепча над ухом моей дочери. Проводив их долгим взглядом, я встала с постели и подошла к зеркалу, будто не замечая Ибрагима, который пристально смотрел на меня. На тумбочке лежал желтый платок и несколько диадем, украшенных жемчужинами и драгоценными камнями. Я выбрала одну из них и надела на голову, предварительно расчесав волосы, тем самым закрепляя платок. Падишах своим огненным взглядом буквально прожигал мне спину: даже не смотря на него, я чувствовала этот стремительный взор. Закончив приводить себя в порядок, я повернулась к Ибрагиму и фальшиво улыбнулась, изображая радость. Повелитель не увидел ничего подозрительного в этой улыбке и ответил мне тем же. Он сделал шаг в мою сторону и собрался положить руки мне на плечи, но я ловко увернулась, минуя этого капкана. С нескрываемым удивлением Ибрагим поднял руку и почесал затылок. - Турхан? Что происходит? Отчего такое поведение? - пробасил он и сделал лицо, исполненное негодования. - А разве ты не понимаешь? - усмехнулась я и театрально всплеснула руками, демонстрируя свою злость. - Нет, на данный момент я не понимаю тебя. Я усмехнулась и поджала губы. В сердце кипели адские костры из злобы и гнева, но разум всё ещё держал контроль над бурными эмоциями. Послеродовое состояние тоже лишило меня сил, из-за чего я еле-еле держалась на ногах. Стараясь сохранить дистанцию между мной и Ибрагимом, я сделала шаг в его сторону и начала говорить, попутно содрогаясь в рыданиях: - Не понимаешь, да? Как ты мог! Ты предал меня, развлекаясь с этой сербской девчонкой во время того, как я здесь мучилась, чтобы на свет появились наши дети! Ты растоптал моё сердце, плюнул мне в душу! Где же те клятвы в вечной любви, которыми ты засыпал меня совсем недавно? Или же, не было этой любви, ты просто посмеялся надо мной? Как ты мог! Звонкая пощёчина резкой болью отозвалась на моей щеке. От неожиданности я затихла и приложила руку к лицу, где полыхал след от руки Повелителя. Он ударил меня. Первый раз за всё время. И эта пощёчина стала роковой. Вся любовь, что была в моём сердце, вылилась в кристально-чистые воды Босфора, словно этот удар сделал в нём дырочку, через которую и просочились чувства. Я впервые почувствовала к нему лютую и слепую ненависть. Подняв глаза, я посмотрела на Падишаха. Наши глаза встретились, и я снова увидела в них тот самый огонёк жестокости, который имела честь узреть в первый день нашего знакомства. Теперь-то я знала, к чему он: в душе Ибрагим тиран, безжалостный деспот, и только в минуты всепоглощающего гнева он проявляет свою истинную сущность. - Не забывай, с кем разговариваешь! Ты - рабыня, а я - Падишах, властелин всего мира! Не тебе меня упрекать, твоя обязанность - радовать, а не доставлять мне проблем! Я имею полное право проводить ночи с Салихой и любыми другими рабынями, а ты, Турхан Хатидже, занимайся детьми и не суй свой нос, куда не следует! Если же и это не остановит тебя, то я скажу Валиде, чтоб она забрала у тебя шехзаде и султаншу! Сиди в своих покоях и не показывайся мне на глаза! Его глаза метали молнии, он был похож на греческого бога Зевса-Громовержца. Этот человек в один миг стал мне противен, хотя ещё два дня назад был самым любимым и желанным. Я смотрела на него глазами, полными ненависти, а недавно упивалась любовью от его взгляда. Ибрагим ухмыльнулся и решительными шагами двинулся в сторону выхода. Он ещё раз обернулся и кинул на меня небрежный и озлобленный взор. Вскоре, макушка Повелителя скрылась за дверьми покоев, и в апартаменты залетела Гюльсур с детьми на руках. Я сделала вид, что не заметила её, и осела на пол. Слёзы хлынули рекой, я не могла понять, почему плачу. Калфа осторожно подошла ко мне и тихо промолвила: - Турхан Хатидже Султан, Вам плохо? Позвать Хюму Хатун? Её старческий голос раздался настолько громко, словно тысячи глашатаев прокричали эту фразу. Он разрезал немую тишину, как ножницы пыльный лист бумаги, и осел эхом где-то глубоко в подсознании. - Оставь меня одну, Гюльсур. - Но, Госпожа... - Оставь. Меня. Одну. Служанка не стала долго спорить, так как понимала, что это бесполезно, и вместе с моими детьми покинула покои Хасеки Султан. Вероятно, она направлялась к Махпейкер, чтобы показать ей внуков. Я громко вскрикнула от безысходности и ударила кулаком по твердому полу. Неясная, слабая боль пронзила руку, но я как будто не чувствовала её и продолжала стучать по ковру. Слёзы стекали по щекам, превращаясь в дождь, а за окном сыпал белоснежный и чистый, как глаза младенца, снег...