Восходящее солнце

Прошло 2 года. Салиха Дилашуб забеременела и вскоре родила здорового шехзаде, которого нарекли Сулейманом. После этого она была отлучена от покоев Падишаха. У Ибрагима появились ещё 3 фаворитки - Хатидже Муаззез, Сачбагли и Шивекар. Они тоже понесли от него, но только Муаззез удалось родить здорового наследника, Ахмеда, в то время как сын Сачбагли появился на свет слабеньким и болезненным. Услышав о том, как назвали сына Хатидже, я очень расстроилась, так как сразу вспомнила своего первого Львёнка. Шивекар же в столь короткий срок успела родить троих детей от султана: Шехзаде Орхана, Шехзаде Джихангира и Атике Султан, но эпидемия оспы забрала у этой несчастной женщины её мальчиков, а сама она отправилась в Старый Дворец, лишенная расположения повелителя. Я сожалела об этой потере и сочувствовала горю, и неподдельно, а от чистого сердца. Мы имели очень теплые отношения друг с другом. Девушки часто навещали мои покои, мы могли часами разговаривать на любые темы. Я, как бы это ни казалось странным, не держала никакой обиды на этих женщин. Может, причиной тому послужило отсутствие любви к Ибрагиму? Ответ на этот вопрос кроется глубоко в моей душе, куда я ещё не изведала путь. Кёсем Валиде Султан хорошо общалась с Салихой, со мной и Хатидже она поддерживала враждебные и напряженные отношения. Хатидже Муаззез получила статус Хасеки и поселилась в роскошных покоях. Салиха была лишена титула "милой сердцу", вернее, Ибрагим даже и не присвоил матери своего второго сына столь высокий пост. Девушку это угнетало, но мы старались успокоить её и убедить в том, что звание Хасеки ни о чём не говорит, и что она может спокойно жить со своим сыном в гареме, имея определённое влияние. Конечно, наши факты звучали неубедительно и нелепо, но Дилашуб перестала заводить об этом разговоры, чем очень обрадовала меня и Муаззез. Меня же девушки воспринимали равносильно Валиде Султан (при том, что мне было всего лишь 17 лет), слушали советы, внимали моим словам и безумно почитали. Это ужасно раздражало честолюбивую и властную Кёсем, она старалась подавить моё влияние в гареме, но у неё это очень плохо получалось. В итоге, наша взаимная ненависть друг к другу переросла в откровенную вражду. Тёмные тучи нависли над сводами дворца Топкапы в ожидании бури. Я сидела в своих покоях с Хатидже Муаззез и разбирала украшения. Она вышивала какой-то причудливый узор на персидском шёлке, вместе с тем напевая какую-то песню. Её мотив был до боли знаком, будто я где-то уже слышала эту мелодию. Сердце затрепетало в жажде узнать природу этой музыки. Голос девушки был нежным и красивым, словно у лесной нимфы или русалки-сирены. Насторожив слух, я застыла с рубиновым колье в руках и промолвила: - Хатидже, что ты поешь? Можешь мне спеть? Султанша подняла глаза и удивленно посмотрела на меня. Глаза матери шехзаде светились добром и благоуханием. Она отложила в сторону пяльца и взяла в руки стакан шербета. - Конечно, спою, Султанша, - с теплотой сказала она и своим ангельским голосом начала дивную песню: - "Уж ты, сад, ты мой сад, сад зелёненький, Ты зачем рано цветешь, осыпаешься? Ты зачем рано цветешь, осыпаешься? Ты далеко ль, милый мой, собираешься? Ты далеко ль, милый мой, собираешься? Не по путь ли, по поход, во дороженьку? Ты со всеми людьми распрощаешься, а со мною, младой, всё ругаешься! Не ругайся, не бранись, скажи: "Милая, прощай!", Скажи: "Милая, прощай! Уезжаю в дальний край!"" Я застыла в удивлении. Колье выпало из рук и упало на пол с громким стуком. Хатидже очень испугалась и спросила: - Султанша, с Вами всё хорошо? Она распахнула веки и подскочила с места, сев рядом со мной. Девушка схватила меня за руку и посмотрела в глаза, пытаясь найти там ответ на свой вопрос. Я будто очнулась ото сна и с восхищением протянула: - Ты пела на русском, Муаззез! Эту мелодию часто напевала мне мама, когда хотела утешить. Иногда я даже засыпала под тонкие нотки её голоса... Откуда ты знаешь эту песню? Ты славянка? Хатидже Муаззез радостно улыбнулась и обняла меня. Я не ожидала такого порыва чувств, но всё же откликнулась. Объятия этой юной девушки были полны искренности и доброты, словно интриги и тяжелая жизнь гарема не уничтожили в ней ту ангельскую чистоту и невинность, которую мы все имели до прибытия в Стамбул, до того, как корабль с невольницами не оказался в прибрежных водах Константинополя. Она ослабила хватку и выпустила меня из объятий. Её губы дрожали, всем своим видом девушка выдавала волнение. - Султанша, Вы не представляете, как я рада! - на родном мне языке сказала Хатидже и улыбнулась. - Вы правы, я славянка, но не русская, а полячка. Но этот язык знаю в совершенстве. - Это невероятное везение, Муаззез! Я так яро старалась уйти от своего прошлого, но как вижу, от него не убежать, даже если глубоко запереть его в своём сердце, - ответила я ей на русском и вздохнула. - Ты нашла меня, теперь в этом аду у меня есть хоть одна родственная душа... Как тебя звали на родине? - Ева, Госпожа, - улыбнулась девушка и склонила голову в смятении. - Красивое имя у тебя было, но и сейчас не хуже! А вот я была Надеждой... Надеждой Яковлевой. Теперь же меня величают Хасеки Турхан Хатидже Султан. Кто бы мог подумать, что я стану османской госпожой... Двери покоев с треском распахнулись, ударившись об стену. Мы с Хатидже от испуга даже подпрыгнули, в глазах девушки застыл неподдельный страх. На пороге показалась разгневанная Кёсем Валиде Султан, сжимая в кулаке какой-то изящный флакон. Она выглядела суровой и решительно настроенной, подол её платья развевался, словно парус на ветру. Махпейкер поджала губы в гримасе презрения, её ноздри раздулись, как у разъярённого быка, который готовился к схватке. Женщина быстрым шагом поднялась на небольшую возвышенность, где стоял мой диван. Где-то около минуты Валиде Султан смотрела на нас взглядом, полным негодования, отчего заставляла Хатидже сжиматься в комок - настолько девушка боялась матери Падишаха. Одним резким движением Кёсем поправила рукава и сквозь зубы процедила: - Выйди, Муаззез. Девушка не стала искушать судьбу и, поклонившись, вышла из апартаментов Хасеки Султан. Не успела она покинуть покои, как Махпейкер сразу же ринулась в мою сторону и поднесла к моему лицу флакон, на дне которого скучала одинокая капля желтой жидкости. - Что это? - спросила я и откинула руку Султанши, ужасно оскорбив её этим маневром. - У тебя хочу спросить, - фальшиво улыбнулась Кёсем и бросила стеклянную колбочку на пол, которая столкнувшись с твёрдой поверхностью, разбилась на сотни осколков. Я очень удивилась и приподняла бровь, пытаясь догадаться о причине столь странного поведения главной женщины Империи. Махпейкер смотрела на меня с невероятной злостью. Руки женщины мёртвой хваткой вцепились мне в шею, лишая меня воздуха. Я стала задыхаться, попутно пытаясь освободиться от рукой пожилой женщины. - Змея! Русская змея! - прокричала Валиде Султан и стала ещё больше надавливать на горло. - Как ты посмела! - Что... я...сде...лала, Султан...ша, - искренне недоумевая, в чём меня обвиняют, прохрипела я. - Что ты сделала?! Ты меня чуть не отравила! Хвала Аллаху, я узнала об этом, когда угостила первой Озге Калфу! Хатун погибла, да прибудет она в раю, а та рабыня, что подлила яд мне в еду, призналась и указала на тебя! Ты - мерзкая тварь! Змея, которую я сама привела к власти! Она резко отпустила мою шею, и я судорожно начала хватать воздух, пытаясь надышаться на всю жизнь вперед. Злость затмила мой разум. Я подняла на Махпейкер глаза, полные огня и ненависти и, нервно сглотнув, сказала: - А почему Вы считаете, что это сделала именно я?! Когда бы это Вы так верили словам простой рабыни?! Может, это потому, что я угрожаю Вашему султанату и, по Вашей логике, хочу Вас убить?! Я этого не совершала, клянусь Аллахом! - я начала срываться на крик, не понимая, что говорю. Перед глазами тонкой пеленой появились слёзы, но я изо всех сил сдерживала этот поток, чтобы не проявить свою слабость перед Кёсем, хотя обида была очень велика. - Я не позволю обвинять меня в таком страшном грехе без каких-либо точных доказательств! К тому же, у Вашего полубезумного сына хватает фавориток кроме меня! Вон, уже сегодня к нему в покои пошла очередная девица, как её имя? Махиэнвер, кажется?! Звонкая пощёчина, отозвавшаяся жгучей болью на моём лице, была настолько сильной, что я упала на пол от резкого удара. Я пообещала себе, что навсегда запомню этот день и однажды отомщу за причинённое мне унижение. Нужно обязательно найти настоящего отравителя Махпейкер и жестоко покарать его. - Как ты можешь говорить так о Падишахе, Турхан?! Она ещё и имя Аллаха смеет произносить! Я уничтожу тебя, поверь мне! Я растопчу тебя! Ты понесешь своё наказание! - сказала женщина и двинулась к выходу с гордо поднятой головой. Испытывая всем сердцем ненависть к этой женщине, я крикнула: - А каким оно будет, Ваше наказание?! - Увидишь, Турхан Хатидже, увидишь! - сказала Кёсем и вышла из покоев, оставив меня наедине со своими переживаниями...