Тематические драбблы

Нанаба делала глубокие вдохи, пытаясь прогнать слабость из рук и ног и унять страх. Хоть это была не самая первая вылазка, но она еще не успела привыкнуть. Откуда-то сбоку раздался неуместный в общей какофонии ужаса смех. Сиплый и рваный, немного горький, слегка безумный, слегка дерзкий, но это был смех, а ему не место на поле боя. Резко развернувшись, она увидела картину, которую уже наблюдала несколько раз: Гергер быстро шагал к повозке медиков, неся на руках молодую женщину. Нанаба видела подобное два раза. Один раз он нес так молоденькую девочку без сознания, а во второй раз — ту же девушку, что и теперь. Только тогда она просто цеплялась за его шею руками, а сейчас одной руки у нее не было. Странно, что от их парочки раздавался только смех Гергера. Девушка не выла и не плакала, казалось, что она внимательно слушает, что он нашептывает ей на ушко. Улыбка парня была дикой, лихой, соблазняющей. Будто он не покалеченного бойца несет к телеге, а раздетую любовницу в свою постель. Нетерпеливо, настойчиво, горячо... Нанаба передернула плечами и отвернулась. Это неуважение к раненному товарищу. Впрочем — можно просто сказать спасибо, что он вытащил этого бойца, и не обращать внимание на остальное. Рене звонко рассмеялась, оторвала еще один лепесток от ромашки и приподняла его на кончике пальца, едва ли не ткнув Нанабе в нос: - Ну а Гергер? Представь, что это он. Красивый, дерзкий и ловкий, как кот. А?! - Только пьяница и бабник в придачу, - Нанаба фыркнула, сдувая лепесток с пальца подруги. Проследила за ним взглядом, который уперся в кончики солдатских сапог. Подняла глаза и обнаружила, что смотрит в те самые, дерзкие и пьяные голубые глаза. Неловко... Девушка слегка поджала губы, но извиняться за то, что болтает за спиной не собиралась: - О! Надеюсь, ты на правду не обижаешься? Гергер спокойно прищурил глаз, перекатил языком самокрутку из одного уголка рта в другой, позволяя скользнуть по губам ленивой кошачьей ухмылке: - Не обижаюсь. Более того — пью только с честными и умными людьми. Сама понимаешь, почему всегда один бухаю, да? Можешь к нам присоединиться, учти. - К нам? - Ко мне и... ко мне. Подмигнул, и удалился, сипло хихикая. Рене широко улыбнулась: - А ведь никто и никогда не видел его с девушкой. Ну... в этом смысле. Нанаба рассмеялась: - Так может он девственник, а слухи — просто байки? - Ахаха! Может быть. Сначала вернулся страх и шок. Только потом сознание и боль. Нанаба застонала, поняв что ее неприятно стискивают и немного покачивают. Больно же! Открыла глаза, обнаружив прямо над собой небритый подбородок со светлой щетиной, а выше — смешливые, ленивые, хитрые голубые глаза. И безумный, дикий, лихой и немного горький оскал. Соблазнительный. Будто он не раненную к телеге тащит, а любовницу в постель. Темпераментно, настойчиво, нетерпеливо... Только низкий, приятный, мягкий и немного бархатистый тембр голоса не вяжется с привычным образом Гергера: - Ты в безопасности. Все хорошо. Нанаба нахмурилась: - Чего ты лыбишься? - Так девку же к себе прижимаю! Я ж мужик, оно мне в радость. И рассмеялся так же, как тогда, с другой. Нанаба не поверила, нахохлилась и съежилась: - Я сама могу идти. - Нет, лапушка, не можешь. Но можешь достать из нагрудника сигаретку и прикурить для меня. Вот же невозможный человек! Не время же для перекуров, там титаны за спиной! Девушка сердито открыла рот, а потом примолкла. Подумала и хитро ответила, доставая сверток из его кармана: - Скажешь правду, тогда прикурю. Он чуть поменял положение рук, отчего ее сломанную ногу прострелила боль. Нанаба резко втянула воздух в легкие, побледнела, ее бросило в пот. Но глаз не отвела. Чтобы не заорать и не привлечь внимание титанов ненароком, она смотрела в притягивающие, почему-то вдруг серьезные и строгие глаза. И вопрос уже был не способом отвлечься, а крайне необходимым знанием: - Почему ты смеялся, когда нес медикам Палме? Почему ты улыбаешься сейчас? Он помолчал, после чего с явным усилием вернул лицу улыбку и дерзкую беззаботность: - Она больше никогда не пойдет в бой. Чем не повод для радости? А ты не пойдешь в бой сегодня. Чем не повод улыбаться? Нанаба осмыслила ответ, глядя в его улыбающееся, но отрешенное лицо. Вдруг отчетливо поняла, какое у него холодное и злое в общем-то выражение лица. И всегда таким было, просто она была не слишком внимательна. А смысл ответа проникал под кожу, заставлял немного дрожать, почему-то вызывал грусть. Она почувствовала, как налились теплом щеки, и завозилась с самокруткой и спичками, лишь бы отвести взгляд. Прикурила, сунула сигарету ему в зубы. Он быстро катнул ее в уголок рта, прищурив от дыма один глаз и хрипло, соблазнительно тихо и медленно протянул: - Бумагу обслюнявила... считай поцеловались. Нанаба скользнула взглядом по тонким, четко очерченным, бледно розовым губам. И снова отвернулась. Благо, в следующее мгновение ее бережно посадили в телегу. А «спасибо» - слишком длинное слово, поэтому он его уже не слышит — так далеко успел убежать, одной рукой отшвыривая бычок, а второй доставая свежий клинок. Девушка смотрела на кошачьи-ловкие движения до тех пор, пока он не скрылся с глаз, и вдруг подумала, что вечером ей захочется пить допьяна. И в полном одиночестве... Это грустно — понимать Гергера. Это холодно — понимать его без него. Это же глупо? - видеть в Гергере тот самый лепесток ромашки, который Рене протягивала на пальце? Нанаба тряхнула головой, и предпочла сосредоточиться на боли.